Ruby © JakeRivers

***********************

Изуродованный морской пехотинец и его неверная жена становятся причиной трагедии.

***

Примечания автора:

Если вы знакомы с песней Ruby Кенни Роджерса [1], вы знаете, что эта история не может иметь счастливый конец. Однако, несколько читателей попросили меня написать эту историю, поэтому я выполняю их желание.

***

Сокращения:

NVA – регулярная армия Северного Вьетнама

VC — нерегулярная армия Вьетконга в Южном Вьетнаме.

S2 – Интеллект

LZ – Зона посадки

ARVN – Южновьетнамская армия

DMZ – Демилитаризованная зона

***

В ЭПОХУ НЕВИННОСТИ

Я ненавидел своего лучшего друга, Чаза! Да, я знаю, это звучит безумно, но я действительно так себя чувствовал. Мы росли лучшими друзьями и самыми упорными конкурентами. Мы были больше друзьями, чем конкурентами, пока не открыли для себя девушек. Благодаря какому-то извращённому чувству юмора Богов, казалось, что мы всегда влюблялись в одних и тех же девушек.

Думаю, это началось, когда мы были в предпоследнем классе средней школы. Чаз учился в Восточном школе, а я в Северной. Меня зовут Дил Эдвардс, а Чаза — Чарльз Терон. Дил звучит как забавное имя, но мой отец выиграл деньги на медовый месяц с мамой, играя в покер. Моё настоящее имя — Джон Томас Эдвардс, но из-за папы все называли меня Дил [2].

Отец Чаза был из Бордо, а мать — из Филадельфии. Отец Чаза был старшим партнёром в офисе одной из восьми крупнейших аудиторских фирм в округе Седжвик. Конечно, у них были деньги и большой дом на Колледж-Хилл в Уичито.

Я вырос на маленькой ферме в Плезант-Вэлли к северу от Биг-Дитч, недалеко от 37-й улицы. У нас не было больших денег, и был маленький дом. Моя мама была домохозяйкой, воспитывая моих трёх младших сестёр и меня. Отец был чертёжником.

Наши семьи познакомились, потому что наши мамы входили в совет директоров одной из крупных благотворительных организаций, и они быстро подружились. Моя мама была в этом совете директоров, потому что её дедушка оставил все свои деньги благотворительной организации с условием, что она будет постоянным членом совета. Это привело к тому, что мы стали устраивать совместные барбекю, пикники и ужины чаще, чем мне бы хотелось.

Мы с Чазом оба были атлетами. При росте 183 сантиметра я был крепкого телосложения и обладал отличной координацией. Чаз был ещё выше меня примерно на 15 сантиметров и поджары, всего на 9 килограммов тяжелее.

Он был квотербеком в футбольной команде. Я был лайнбекером.

Я был разыгрывающим защитником в баскетбольной команде, Чаз был нападающим, хотя обладал навыками обращения с мячом и бросками защитника.

Мы вместе обучались на втором и третьем курсах колледжа.

Я встречался с одной девушкой, Пэтти, которая училась в Юго-Восточной школе. Она была мечтой каждого старшеклассника. Она была знойной ещё до того, как Чаз или я поняли, что это слово означает. Мы с ней встречались четыре или пять раз и достигли стадии лёгкого петтинга. Я был по уши в неё влюблён!

В тот год и на Востоке, и на Севере выпускной бал выпал на одни и те же выходные. Я собирался пригласить Пэтти на выпускной в Северном, но ждал до последней минуты... Не знаю, почему. Когда я наконец решился, она дала мне знать, что Чаз уже пригласил её. Чёрт, я даже не догадывался, что Чаз её знает. Я был зол, но ничего не мог поделать.

Через пару недель после выпускного мою семью пригласили в дом родителей Чаза на ужин. Мы с Чазом пошли в парк, расположенный в паре кварталов от его дома. Это было место тренировок команды Восточной школы по бегу по пересечённой местности, и там мы начали гонять мяч. Я не буду вдаваться в подробности, но он сообщил мне, что сорвал вишенку Пэтти. Обезумев от злости, я сделал дикий замах на него, от которого он уклонился и поймал меня свирепым коротким левым ударом в подбородок, от которого я упал, как подкошенный. Он оставил меня лежать там и вернулся к себе домой. Я появился через двадцать минут с устрашающим выражением лица.

Мы танцевали вокруг друг друга в течение следующего года. Иногда дружили, иногда ненавидели друг друга. Следующей осенью во время футбольного матча выпускников в Северной школе мы перестали быть друзьями. Чаза пригласили несколько колледжей с командами первого дивизиона, и он склонялся к Оклахоме. Меня же уже приняли в Аннаполис — на удивление главную роль в этом сыграли мои оценки, а не спортивные навыки.

Северная школа была по очкам впереди за тридцать секунд до конца матча, но Восточная имела четвёртую выгодную позицию в середине поля. Я должен был прикрывать принимающего, но я сместился и продвинулся к линии схватки. Когда их центровой сделал снэп, я бросился на защитника, вспомнив Пэтти. Я выложился на все 100 для Чаза, когда увидел, как он бросает мяч, находясь в трёх шагах от него. Я всё равно бросился на него, зная, что опоздал, но мне было всё равно. Он упал на бросающую руку и сломал обе кости предплечья.

Меня наказали за поздний удар, но это уже не имело значения. Пас был выполнен, и игра закончилась. Чазу потребовалось два года, чтобы полностью восстановиться, и после этого он меня возненавидел. Из-за травмы он потерял все свои предложения о стипендии и оказался в Университете Уичито. Там ему пришлось изучать бухгалтерский учёт и проходить курс подготовки офицеров запаса. Я уехал в Аннаполис, и наши семьи больше не собирались вместе.

После окончания учёбы я поступил в морскую пехоту и поехал домой, когда мне предоставили месячный отпуск, прежде чем отправить во Вьетнам. Я позвонил одной из девушек, с которыми встречался время от времени, и мы пошли на танцы в Ист-Келлоге. Я был снаружи, курил сигарету, когда увидел Чаза. Я кивнул ему, но не стал подходить. Он был в форме с золотыми планками второго лейтенанта, со значком парашютиста и нашивкой 82- й воздушно-десантной дивизии. Я был в форме в своей парадной синей форме и выглядел довольно круто.

Чаз был там с девушкой, которую я раньше не видел. Высокая, рыжая, в белой блузке и чёрной мини, точнее микро-юбке. Выглядела она очень горячо, Я услышал, как несколько человек называли её Руби. Это никогда бы ни к чему не привело, но я расслышал, как Чаз сказал что-то о «конфетных морпехах!» Думаю, он вспомнил, как быстро он поставил меня на место в парке много лет назад. Ну, с тез пор я кое-чему научился. Я унизил его перед его спутницей, и пока он был на земле, я пригласил Руби потанцевать со мной.

До этого случая я не видел Чаза несколько лет. Мы с Руби стали встречаться, прежде чем мне пришлось уехать. То есть я не видел её так уж часто, но смог увидеть всё, что можно было увидеть. К окончанию моего отпуска, мы уже были помолвлены. Я думал, что отправлюсь прямиком за границу, но получил другой приказ и оказался в Институте иностранных языков в Монтерее, где стал изучать вьетнамский.

Руби прилетела ко мне, и мы поехали в Рино, где и поженились. Она жила в Кармеле (её отец был старшим вице-президентом в Boeing и давал ей всё, что только она хотела). Было здорово иметь регулярные объятия всегда, когда у меня появлялось свободное время. Руби была очень сексуальной — это было естественно для неё, и, казалось, она не могла насытиться, независимо от того, как часто мы занимались любовью. Если бы я был старше, я бы, наверное, стал беспокоиться о том, как она останется одна, пока меня не будет, но, черт возьми, я был молод и дал ей все, с чем она могла справиться. Когда я закончил обучение, она вернулась к своим родителям, а я пошёл на войну.

***

КХЕ САНЬ

«Кхесань... по-прежнему остаётся страшным местом разрывов нарядов и смерти».

- Дуглас Робинсон, New York Times

***

Для меня Вьетнам ознаменовал абсолютную разницу и абсолютную перемену во всём. За два дня я перешёл от жизни в почти раю в заливе Монтерей и ночей (иногда) с женщиной, которая источала сексуальность, к этому... чужому месту! Всё было другим. Воздух имел чуждый запах, а жара и влажность были угнетающими.

Это случилось в феврале 68-го, и меня отправили на боевую базу Кхесань в нескольких милях к югу от демилитаризованной зоны, в провинции Куангчи. Район был отдалённым, малонаселённым... и главным очагом войны в то время. К югу от демилитаризованной зоны был построен ряд баз морской пехоты и вьетнамцев для защиты коммуникаций и населённых пунктов вдоль побережья.

Я узнал от мамы, что в это время Чаз был в 503-й воздушно-десантной дивизии, действовавшей в районе Центрального нагорья. Мама ничего не знала о вражде, которая возникла между нами. Встречаться с ним было последним, чего я хотел, но я ответил маме, что попытаюсь с ним встретиться. Я просто не хотел ввязывать её в это.

База Кхесань была закрыта прошедшей осенью на реконструкцию и расширение и открылась снова за несколько месяцев до моего прибытия. Инженеры Южновьетнамской армии (ARVN) построили грунтовую взлётно-посадочную полосу в 1962 году, которая была вдвое увеличена в длину, и пару лет спустя добавились несколько полос для руления, построенные Seabees [3] и покрытых взаимосвязанными алюминиевыми матами. К тому времени, как я прибыл, это была хорошо укреплённая база. Когда наш вертолёт подлетал к базе, у меня возникло предчувствие грядущих событий, когда мы разглядели всё ещё дымящимися останки KC130 [4] в конце взлётно-посадочной полосы.

База занимала больше двух километров в длину и около 400 метров в ширину. Взлётно-посадочная полоса фактически выходила примерно на 150 метров за пределы периметра. Этот узкий проход был плотно прикрыт пулемётами, минами «Клеймор» и несколькими противотанковыми машинами «Онтос». Единственным источником воды для базы был ручей за пределами северного периметра. Вода по трубам закачивалась на базу и хранилась в резиновых резервуарах.

Меня назначили в батальон S2, отвечающий за разведку. Моя работа заключалась в том, чтобы как можно быстрее переводить документы, найденные у захваченных или погибших вражеских бойцов. Это означало, что вместо того, чтобы ждать, пока документы придут ко мне, мне приходилось часто самому ходить за ними. Это была тяжёлая работа, потому что документы обычно были в плохом состоянии, а мы получали всё больше и больше материала от NVA. а то, на чём мы учились в Монтеррее, в основном было документами от VC.

Примерно через две недели после моего пребывания я был на передовой, и один из парней спросил, не хочу ли я сфотографироваться со «змеёй». Я спросил, о чём он говорит, и тот рассказал о змее, которую убил накануне. Потребовалось четыре человека, чтобы её принести. Позже, когда я вернулся в реальный мир, я посмотрел на эту фотографию и вспомнил, какая это была грёбная война. Это было небольшим утешением по сравнению с тем адом, в который превратилась моя жизнь.

Я обращал внимание на солдат с опытом и научился выживать. Примерно через шесть месяцев после начала моей работы в Кхесани меня отправили на авиабазу Таншоннхот за пределами Сайгона на встречу с другими переводчиками, чтобы попытаться добиться большей согласованности в переводах и предложениях по выявлению тенденций в собранных нами данных. Считалось, что такая встреча поможет нам быть более продуктивными в задаваемых нами вопросах. На обратном пути вертолёт, на котором я летел, приземлился на посадочной площадке как раз в тот момент, когда начался миномётный обстрел. Я побежал в укрытие так быстро, как только мог, когда я почувствовал острую боль в спине, за которой последовали оглушающий звук и сильное давление воздуха от взрыва миномётного снаряда.

В больнице мне сообщили плохие новости. Врач назвал это пересечением спинного мозга в эпидуральном пространстве. Он имел в виду, что теперь я был парализован от пупка и ниже. А точнее, я стал импотентом и начал страдать недержанием, а точнее, как сообщил врач, недержанием мочи и кала.

Лучше бы я умер.

Это была моя первая мысль после ухода врача. Это была тема, которой я стал одержим. Когда я получал терапию и начал говорить с моими товарищами по несчастью о том, что наши жизни были разрушены из-за войны, которую никто не поддерживал, я учился держать свои мысли при себе. Оказалось, что тех, у кого появлялись мысли о самоубийстве, отправляли в какой-нибудь госпиталь для ветеранов и забывали.

Я научился улыбаться и оптимистично говорить, а сам придумывал план за планом, как мне избавиться от постоянной боли и унижения, которые испытывал. Один из планов начал работать почти сразу. Однажды днём ​​я дремал — на самом деле, я спал большую часть времени из-за наркотиков, которые принимал от боли, — когда ввалился Чаз. У него была повязка на глазу, который он потерял, попав в засаду вьетконговцев. Этот тупой ублюдок на самом деле выглядел ещё красивее с повязкой на глазу, чем без неё.

Мы немного поговорили, а потом я упросил его принести мне бутылку.

— Давай, Чаз, в память о старых добрых временах.

Он вернулся и, отдавая мне бутылку, сказал:

— Эй, а Руби тебе рассказывала, что мы пару раз ходили на танцы, когда я был в отпуске перед отплытием? Знаешь, ей было одиноко. Слушай! А как теперь ты сможешь её удовлетворить?

Ухмыльнувшись, он добавил:

— Знаешь, в этом вопросе ты всегда можешь обратиться ко мне, приятель. Она действительно горячая, не правда ли?

Я разрывался между тем, чтобы выпить принесённую бутылку виски или бросить её в него в попытке выколоть ему другой глаз. Я решил выпить выпивку и изо всех сил старался убить себя ею. Я был уже почти на полпути к дну бутылки, когда уронил её. Это не только помешало мне допить оставшийся виски, но и привлекло ночную медсестру, прибежавшую из-за грохота.

С тем уровнем наркотиков, который я принимал, я чуть не умер, но они сделали всё возможное и спасли мою жалкую задницу. Я плакал два дня подряд после этого, прежде чем смог снова сымитировать спокойствие.

Дальше я оказался в больнице на Гавайях, и Руби приехала ко мне на пару недель. Она просто приходила в больницу примерно на полчаса каждый день. Я спросил её, почему она не приходит чаще.

— Потому что это место слишком удручающее. И я ненавижу этот запах. Меня от него тошнит.

Я беспокоился о том, чем она занимается в остальное время, но ничего не мог с этим поделать.

***

Наконец я добрался домой. Мы сняли дом всего в нескольких кварталах от средней школы Pleasant Valley, к северу от Уичито. Он стоял у большого оврага. Мы наняли парня и он установил пандус для инвалидной коляски, чтобы я мог входить и выходить.

У Руби не хватало терпения, чтобы справиться со всей этой работой, связанной с поддержанием меня в чистоте. Время от времени я замечал на её лице отвращение, и это действительно причиняло мне боль. Но хуже всего было то, что она начала два или три раза в неделю уходить вечерами на встречи со своими «подружками».

***

ПОТЕРЯННАЯ НЕВИННОСТЬ

Это не я начал ту старую безумную азиатскую войну.

Но я был горд пойти и отдать свой патриотический долг.

И да, это правда, что я уже не тот человек, что был раньше...

О, Руби, мне все ещё нужна твоя компания.

***

Каждое утро у меня была одна молитва, которую я повторял снова и снова:

— О, Боже, дай мне сегодня умереть.

Врачи сказали, что я, вероятно, протяну ещё два или три года. Слишком много повреждений у меня было. Мне приходилось ездить в больницу для ветеранов примерно раз в два месяца, и врачи пытались что-то исправить во мне, после чего моя смерть откладывалась ещё на некоторое время.

Руби продолжала уходить вечерами, оставляя мне бессонные ночи. Я пытался поговорить с ней об этом, но получил в ответ:

— О, Дил. Мне жаль, но здесь так скучно. Я слишком молода, чтобы всё время сидеть дома.

Я смотрел, как она собирается, и я знал, что она не собирается ни на какой чёртов девичник. Она тратила слишком много времени на свою одежду и макияж, нанося на себя какую-то дорогую шлюшью воду, которая стоила больше, чем мы могли себе позволить. Она одевалась в обтягивающую одежду, которая выставляла напоказ её тело.

Я всё больше и больше задумывался о том, чтобы попытаться покончить с этим. Я ничего не мог придумать, пока мой приятель из Нама не заехал проведать меня по пути в Талсу. Мы заливали друг другу некоторое время, пока я, наконец, не стал серьёзен.

— Послушай, Тай... мужик, мне нужен пистолет. Подойдёт все, что сможешь достать.

Он пристально посмотрел на меня, сразу сообразив, для чего мне это нужно.

— Конечно, Дил. У меня есть один в машине.

Он вернулся с S&W. 38 Police Special [5] и коробкой патронов. Мне коробка была не нужна — мне было более чем достаточно зарядить пистолет один раз. Хватило бы одной пули, чтобы закончить такую жалкую жизнь.

***

Это продолжалось пару месяцев. Я спрятал пистолет в своей дорожной сумке в шкафу – Руби никогда не проявляла к ней никакого интереса. Потом настала ночь, когда я достаточно разозлился... Я имею в виду, что я был вне себя от гнева.

Руби снова собиралась уйти и мимоходом упомянула:

— Сегодня вечером я не поеду за рулём. Твой старый друг заедет за мной на ужин и отвезёт танц, а потом мы вернёмся сюда.

— Кого ты имеешь в виду? Кто тебя забирает?

— О, через минуту увидишь.

***

Трудно любить мужчину, чьи ноги согнуты и парализованы.

И желания и потребности, потребности женщины твоего возраста, Руби, я понимаю.

Но это не продлится долго, я слышал, как они говорят, что меня не будет рядом.

О, Руби, не бери свою любовь в город.

***

Я взял её за руку и попросил:

— Руби, останься сегодня дома. Не выходи в город. Пожалуйста, прошу тебя.

— Перестань, у меня мало времени. Просто оставь меня в покое.

***

Примерно через десять минут в дверь постучали. Руби подошла и открыла дверь. Вошёл Чаз, одетый в новую спортивную куртку и выглядевший мрачно-красивым с повязкой на глазу.

— Чаз! Какого чёрта ты здесь делаешь?

— Привет, Дил. Ты выглядишь великолепно, — это с ухмылкой. — Я отведу Руби на танцы, потому что ты даже стоять не умеешь, а ты знаешь, как она любит танцевать. А потом я собираюсь дать ей кое-что ещё, чего ты не можешь ей дать.

Он и Руби оба рассмеялись. Она взяла его за руку, и они направились прочь. В дверях Руби остановилась и повернулась ко мне:

— Учти, мы вернёмся сюда после свидания, — она сделала сильный акцент на слове «свидание». — Пожалуйста, не заходи в спальню. Я не хочу, чтобы там всё провоняло этими твоими ужасными сигарами, которые ты используешь. О, и если захочешь, ты сможешь посмотреть на нас.

Чаз со смехом добавил:

— Да, Дил, это самое близкое к сексу, что ты когда-либо сможешь сделать.

Я бросила в него пепельницу, но он просто увернулся, и они, смеясь, вышли за дверь, хлопнув ею за собой.

***

Она уходит сейчас, потому что я услышал, как хлопнула дверь.

Я знаю, что слышал, как она хлопала уже сотню раз.

Не бери свою любовь в город.

О, Руби. Ради Бога, вернись.

***

Медленно сгорая изнутри, я добрался до шкафа и достал пистолет. Я всегда держал его заряженным. Подъехав к кровати и вынув пули, я протёр каждую краем простыни, заставив твёрдую латунь засиять. Я делал это в течение десяти минут, пока на один из патронов не упала слеза. Тогда я понял, что плачу. В тот момент я понял, что готов покончить со всем этим. Мне не для чего было жить. Я не хотел ничего, кроме смерти.

Я вставил блестящих торговцев смертью обратно в пистолет, по одному за раз. Затем заглянул в канал ствола, чтобы убедиться, что он чистый, хотя не то чтобы это имело какое-то значение. Я попытался засунуть ствол в рот, но, вставляя его, отколол зуб. Боль отвлекла меня, и я вынул его обратно и осторожно вытер слюну с металла.

Задумавшись, какой путь будет самым верным, я решил остановиться на виске. Приложил твёрдый металл к голове, а палец на курок. Я осторожно потянул его... ожидая грохота, но моя рука затряслась, и я отступил. Тогда я зажёг вонючую чёрную сигару и поднял подушку, на которой спала Руби, выдыхая дым в отверстие в конце наволочки. Я знал, что она постирает наволочку, но надеялся, что какой-то неприятный запах всё равно останется.

Я вкатился на кухню. Мне нужна была голландская смелость... [6] или в этом случае голландская смелость Кентукки. Мои руки все ещё дрожали, когда я наливал воду в наполовину заполненный виски стакан, пролив на стол больше, чем попало в стакан. Затем сделал большой глоток и подавился, но это было приятно.

Я снова приставил пистолет к голове, но я осознал, что это бесполезно. Я просто не мог нажать на курок... Я не мог сделать это вот так. Я добавил пару сантиметров виски в свой стакан и медленно отпил, размышляя. Идея пришла мне в голову вспышкой понимания, и я понял, действительно понял, чего я хочу от жизни — и смерти.

Я положил пистолет на колени, накрыл газетой, откинулся назад и стал медленно потягивать свой напиток, наслаждаясь вкусом. Я достал из ящика чистую пепельницу и выкурил одну за другой все эти вонючие сигары. Впервые за долгое время на моем лице появилась улыбка. Сторонний наблюдатель, вероятно, назвал бы это болезненной гримасой, но в тот момент я не разбирался в тонкостях выражений лица.

Я вернулся в гостиную. Медленно прошли несколько часов. Я понял это, когда увидел, как наполнился мой мешок для сбора мочи. Я был приятно возбуждён и чувствовал себя хорошо. У меня был план. Иногда я улыбался, прорабатывая в уме каждый предстоящий шаг. Я взял пару удлинителей и отрезал у каждого провода. Да, это должно сработать.

В завершение я убедился, что телефон у меня под рукой. Теперь я был готов.

***

Было около одиннадцати, когда снаружи я услышал подъехавшую машину. Да, я был чертовски готов к этому.

Дверь открылась, и первой вошла Руби, а за ней Чаз. Её помада была размазана, а блузка выбилась из-под юбки. Увидев меня сидящим там, она завизжала:

— Чёрт тебя побери, Дил! Я же говорила тебе не курить эти вонючие сигары.

Чаз закрыл за собой дверь. Я снял газету с колен и поднял пистолет. Моя рука с ним была твёрдой как скала. Я направил её на Чаза.

— Иди сюда, сейчас же.

Он посмотрел на меня и медленно двинулся вперёд. Я заставил его отвернуться и встать на колени. Подчинившись, он оглянулся, как будто собирался что-то сказать.

— Чёрт возьми, Чаз! Я не собираюсь тебя убивать. Отверни голову.

Когда он это сделал, я ударил его пистолетом за правым ухом. Крепко... но не слишком сильно. Я не хотел, чтобы он умер. Затем я проделал ту же процедуру с Руби. Потом я взял приготовленные четыре куска проволоки и осторожно сделал проколы ими за обоими коленями каждого, туго обмотав шнуры вокруг каждого бедра как жгут. Я осторожно и внимательно прокалывал колени по одному – я точно не хотел, чтобы они истекли кровью до смерти.

Я лелеял надежду, что теперь им обоим понадобятся инвалидные коляски на всю оставшуюся жизнь. Может быть, кто-то из них сможет воспользоваться моей, чтобы сэкономить немного денег.

Закончив с ними, я позвонил оператору и вызвал полицию.

— На улице Хейс, 411 произошла стрельба. Ранены два человека. Я не знаю, находится ли стрелок ещё в доме.

Я повесил трубку и включил всё освещение. Затем открыл входную дверь, подъехал к двери спальни и стал ждать с лёгкой улыбкой на лице, зная, что это для меня последний раз. Я почувствовал, как ко мне пришло чувство покоя, которого я никогда раньше не испытывал.

Всего через несколько минут я услышал звук приближающейся сирены, а затем визг тормозов. Я услышал, как кто-то медленно подошёл к входной двери, а затем раздался внезапный крик:

— Джим! Ты только посмотри на это.

Я услышал, как по тротуару побежал мужчина, когда другая машина шумно остановилась перед домом. Я тихонько протиснулся в дверь на своей инвалидной коляске и начал стрелять так быстро, как только мог, в направлении двух полицейских, которых я видел, почти целясь в потолок. Они упали на пол и тут же начали стрелять в ответ, и я почувствовал сильный толчок в левое плечо. Затем один из полицейских поднял свой пистолет, и внезапная вспышка ослепила меня...

***

WICHITA EAGLE, 17 декабря 1968 г.

– Джейсон Роуз сообщает –

«Поздно вечером мужчина был убит градом пуль полиции, а два человека

получили тяжёлые ранения в доме рядом с Биг-Дитч в Норт-Уичито. Полиция сообщает, что они отреагировали на экстренный вызов и обнаружили, что дверь в дом открыта. Когда они вошли, они попали под обстрел и немедленно открыли ответный огонь. Полицейские не пострадали и остались дежурить, пока расследуется стрельба.

Представитель больницы Уэсли сказал, что найденные мужчина и женщина оба пострадали и, скорее всего, потеряют ноги ниже колен. В ответ на уточняющий вопрос было ясно дано понять, что заведующий хирургическим отделением ожидает, что обе жертвы проведут остаток жизни в инвалидных колясках. Имена пострадавших не разглашаются. Ожидается уведомление их ближайших родственников.»

***

КОНЕЦ

***

Примечания переводчика:

1. Кенни Роджерс (англ. Kenny Rogers) — американский певец и киноактёр, один из наиболее успешных в истории музыки кантри.

2. Дил – от англ. глагола Deal [diːl] – раздавать (карты).

3. Seabees - Военно-морские строительные батальоны США, более известные как «Сиби», образуют Военно-морские строительные силы США (ВМС). Прозвище «Сиби» представляет собой аббревиатуру из букв «CB» в словах «строительный батальон».

4. KC-130 — семейство транспортных самолетов-заправщиков C-130 Hercules с увеличенной дальностью полета.

5. S&W — Smith & Wesson — американская компания-производитель огнестрельного оружия и боеприпасов.

.38 Police Special — это патрон центрального действия с оправой, разработанный компанией Smith & Wesson. Чаще всего используется в револьверах, хотя некоторые полуавтоматические пистолеты и карабины также используют этот патрон. Был стандартным служебным патроном большинства полицейских управлений Соединённых Штатов с 1920-х до начала 1990-х годов. Патрон известен своей высокой точностью и регулируемой отдачей.

6. «Голландская смелость» (Dutch courage) — английская идиома, которая означает храбрость, которую даёт алкоголь. Например, когда перед совершением сложного поступка, который требует смелости, человек специально выпивает.

***

От переводчика:

Уважаемые читатели! Приглашаю Вас посетить мою страницу: https://boosty.to/dmitry113. Там Вы сможете оставить свои пожелания, найти и прочитать или скачать понравившиеся Вам переводы полностью (без деления на части). Там же вы найдёте переводы, которые не публиковались на BW.

Добро пожаловать! Новые переводы – за мной...