Oksana Litovchenko

«Не так глубоко, у меня есть парень»

I.

Дядька Васька сидел во дворе под яблоней и уминал горячие вареники со сливами и сметаной. Изредка налетал ветер, косо шел по двору, шевелил яблоню, и та охотно и радостно отзывалась сочным шелестом листы. Изредка от нее отрывались плоды, с тупым стуком прыгали по столу и улетали куда — то к забору - один дальше другого.

Василь Пантелеевич любил вареники, особенно те, которые варила ему его баба Тамара Максимовна, она лепила их, как — то очень ловко заворачивая краешки, словно закладывала в них частичку своей души, видимо потому они выходили какими — то особо пышными, мягкими и невероятно вкусными.

Супруг поглощал их целыми десятками, болезненно щурясь от удовольствия, и когда глотал, в его сточной гортани словно бы что — то пищало и квакало.

Семья Акиньшиных жила хорошо: Тамара любила своего Василия за его обстоятельность и ласку. Ласкать мужик умел, он словно бы не ласкал, а взласкивал - от его утех баба как бы росла как осина и расправлялась, подставляя самые свои сладкие и гладкие места желанным рукам ласкателя. Устройство бабы знал Василий, как механик двигатель, умел завести с полоборота.

Но особо ценили бабы этого мужика может даже и не за это, а за какую — то удивительную струнку в его душе, которую знающие люди назвали бы романтической. Но Максимовна не ведала таких понятий и слов таких не знала.

Кабы вот только тешил охальник одну свою ненаглядную женушку, а то ведь запускал бесстыжий глаз на всех красоток села, и сколь в том селе и окрестностях росло и выросло детишек этого любодея — о том лишь Богу ведомо.

Тамара Максимовна рассчитывала, что возраст поумерит пыл муженька. Да куда там!

По молодости она его и за чуб тягивала, и кошелкам его волосья драла, но теперь остыла, махнула рукой — горбатого могила исправит.

За то мастеровой, все в дом и в обиду жену ни разу не дал, а случаи в жизни бывали всякие.

Тамара показалась на крыльце, бегло оценила сколько у мужа осталось в миске вареников, чуть замешкалась, поправила косынку и скрылась в доме снова.

И тут калитка приотворилась, в проеме показалась белобрысая, вихрастая голова, крутнулась, пытливо оглядывая пространство, голая нога переступила через кирпичный порожек под калиткой, и во двор вскользнула Кристина, внучка местной знахарки Ильиничны.

Пантелеевич перестал жевать и уставился на гостью. На девочке было белое платьице в красный цветочек, невесомое и очень коротенькое.

— Здравствуйте, Василий Пантелеевич! - Звонко поздоровалась красотка.

— Здорово, коль не шутишь, - шутливо поднял бровь хозяин.

— А Тамара Максимовна дома?

— В дому она. А на кой она тебе?

Снова дунул ветер, подхватил платье прелестницы, едва прикрывающее ее стройные бедра, поднял куполом, оголив белоснежные трусики. Девчонка схватилась за края, потянула вниз.

Василь натужно проглотил вкусную жеванину, едва не подавившись.

— Там, - указал он большим пальцем себе за спину на дом.

Гостья проворно взбежала по высоким крыльцам, мужик круто, со скрипом повернувшись, проводил ее взглядом, сосредоточив внимание на ее изумительных ножках.

Он приподнялся, перенес ногу через лавку, тихонько взошел на крыльцо, стараясь не скрипеть, ступил в сени, прислушался.

— Тетка Тамара, - звала где — то в недрах жилища юная гостья. - Где вы? У вас мясорубка есть?

— Вот чудная, - посмеивалась в ответ хозяйка, да у кого ж ее нет. А на что ж она тебе?

— Бабушка послала спросить, она котлеты затевает, а свою запрятала куда -то, не можем найти.

— А мясо где брали?

— Я не знаю, бабушка где — то брала. В магазине, наверное.

— Надо у моего брата Петра брать, у него — без химии и всегда свежее. Он быков и свиней держит, скажи бабушке своей.

— Хорошо, обязательно скажу.

— Вот возьми.

— Спасибо, я быстро принесу.

— Да не спеши, вот чудная, у нас их три штуки.

Василий, стараясь ступать тихо, снова спустился во двор, встал у крыльца.

Чудные ножки замелькали по ступенькам снова.

— Стой! - Поймал эту яркую стрекозу за руку мужик.

— Что?! - Удивленно распахнула глаза Кристина.

— Ты же кажется в городе, в университете учишься?

— Да.

— А на кого?

— На экономиста.

— Экономисты — это хорошо, - одобрил селянин, - а у меня как раз телескоп есть, прямо на чердаке, в сарае. Приходи нынче вечером, после 10, я тебе звезды покажу.

— Дядь Василий, я же говорю вам, я не на астронома учусь, а на банковском деле, причем же здесь космос?

— Так прямая связь, дуреха: у вас числа, а тут звезды — считай, одно и то ж.

— Ох, Василий Пантелеевич, вижу я ваши «звезды» насквозь, - улыбалась девушка, тихонько вынимая свою ручку из лапы мужлана. - Не поздновато ли, в вашем — то возрасте?

— А причем тут возраст? Знаешь какие звезды яркие в небе, смотришь, не насмотришься, как будто сам летишь и земли нет. Приходи!

— Нет.

— Вот гляди, видишь? - Горделиво выставил руку мужик.

— Что это? - Приподняла краешек тонкой брови гостья.

— Часы, что, разве не понятно.

— И что?

— Как что? Золотые они, вот дуреха. Из чистого, самого дорого золота с пробой. Я ж самым главным зоотехником на ферме работаю, так мое стадо — лучшее в районе, а часы, стал быть, мне — в поощрение, что заведование свое в порядке держу, у меня там и муха просто так не пролетит!

— Ох, же и хвастун вы, Василий Пантелеевич. Где ж они золотые, когда они белые?

— Так потому и белые, что из белого золота. А оно самое драгоценное. Не всякому такие отпишут, а самым достойным.

Вешая таким образом лапшу на уши молодке, Василий бесстыже шарил затуманенными глазками в ее юном декольте, с еще не слипшимися воедино грудями, разделенными тонкой ниточкой разреза. Тут грудки были крепки, аккуратны и еще далеки друг от друга, с трогательной ложбинкой между ними, наверняка еще никем не целованной.

Пушистые ресницы, припухлая чаечка губ и ноги крутые и стройные как у балерины.

В сенях заскрипели половицы, и это чудо спорхнуло со двора.

— Чего Кристинка прибегала? - Притворился несведующим муж, пялясь на жену невинными зеньками.

— А ты что, не видел, она ж мясорубку несла.

— Не обратил внимания.

— И куда ты только глядишь, срамник? Не обратил он внимания, а сам небось у ней под юбкой бельмами шмыгал, - ворчала супруга, но не зло, а как — то даже вроде и с иронией.

— Цыц, чегой — то ты много разговаривать стала. Я вареники ел.

— Знаю я твои «вареники». Один вареник только и на уме. За тебя, дурака, беспокоюсь. Не мальчик уже, того и гляди сердце прихватит.

— Не прихватит, что ж она в гости приехала?

— Ну, да, приехала к бабке своей, а что тут такого? - Насторожилась Максимовна.

— Да ничего, просто спрашиваю, - вот жисть, уже и спросить ничего нельзя. И так сижу тут, ем, никого не трогаю. Что ж мне теперь и не интересоваться новостями села.

— Вот и сиди.

Василий вернулся к столу, снова взялся за вилку, вареники остыли и уже не казались ему такими вкусными.

После обеда он обычно любил сладко вздремнуть, но в тот раз изменил своей привычке, поднялся на чердак сарая, где у него была оборудована специальная, жилая комнатка, вооружился биноклем, некогда украденным в местном охотохозяйстве, поднял форточку, навел резкость на огород знахарки Ильиничны, который располагался напротив, несколько сбоку и как бы на взгорочке.

Тщательно ухоженный участок радовал глаз ровными грядками и пышной, культурной зеленью, но при этом был безлюден. Лишь ближе к саду, с его края стояли два пустых шезлонга. К спинке одного из них был привязан розовый воздушный шарик на длинной нитке, беспрерывно дрожащий и ныряющий в потоках ветра.

С тех пор наш Василий Пантелеевич потерял покой. Вареники не лезли ему в глотку, водка шла рикошетом, и удочки пылились на веранде без дела.

Соседская девчонка Кристина, легкой поступью балерины, впорхнула в его мозги и ловко отплясывала там свои адажио и падеде на самых чутких и развратных извилинах его сознания.

От одного только воспоминания о ее бедрах, член Василия упрямо приподнимал свою голову в штанах, порой ставя хозяина в самое неловкое положение.

Горемыку — Пантелеевича теперь часто можно было застать в его «скворечнике», откуда он, пуская слюни, елозил биноклем по чужому саду и огороду, разглядывая загорающую там Кристину.

Но вот беда, красотка появлялась в обзоре крайне редко и мимолетно — забрать накидку перед дождем или сорвать петрушки, так что насладиться зрелищем мужику никак не удавалось.

Городская гостья, правда, бывало, под вечер ходила на реку купаться, но и там поймать ее в фокус Пантелеевичу не удавалось — пляж располагался за взгорком, а взгляд, пропущенный сквозь бинокль, туда не загибался.

Наконец не выдержал, рассчитал примерно, когда она будет возвращаться с пляжа, и как бы случайно выперся ей навстречу.

Девчонка шла фигуристо, как модель, в каком — то невероятно откровенном купальнике, и сейчас она показалась Василию более взрослой, чем была на самом деле.

Теперь почти все девичье тело было доступно мужским глазам, и тот почти на уровне ощущений чувствовал ее соски, умопомрачительный, плоский животик и гладкий лобок, с глубоко врезавшейся в него тонкой полоской бикини.

Девке поаккуратнее следовало бы выбирать наряды в этом глухом, патриархальном селе с дикими, небритыми мужиками, но ее, кажется, совсем не заботили вопросы морали, она шла, щурясь в лучах солнца, яркая, как радуга и сексуальная, как самая сладкая порнуха.

— Как вода? - Спросил Василий, сглотнув слюну, как кобель муху.

— Мокрая, - ответила купальщица.

— Просто диву даюсь, как это ты не утонула.

— Это почему же?

— Да ты ж наверняка плавать не умеешь. Плаваешь как топор, в лучшем случае по — лягушачьи.

— Ой, а вы умеете?

— Мастер спорта! - Горделиво выпятил пузо этот неисправимый хвастун, - я чемпион по плаванию брасом и вольным стилем!

— На ферме у себя тренировались?

— На целом море - океяне, я ж моряк, - соврал «пловец», - в прошлом капитан подводной лодки.

— Это вас там телескопом наградили? Со дна — то звезды разглядывать в самый раз, да?

— Ох, и вострая ты, девка. Прямо огонь! Придешь на чердак, покажу тебе звезды?

— С какой стати?

— Просто, по - родственному.

— А мы родственники?

— Ну, да.

— Какие?

— Что — то вроде как твоя бабка - кума моей матери, или моя мать - кума твоей бабке. Об том моя жена Тамара Максимовна лучше знает.

— Вот и идите к жене. Тут вам не обломиться, подводный астроном, мастер фигурного плавания.

Василий размашисто шагал к дому, хмурил брови и корил себя за то, что так некстати ляпнул про жену.

Начавший было затухать костер его полового желания разгорелся с новой силой, огненные хвосты поднялись прямо до небес. Жажда объездить эту норовистую девку с гибким телом теперь была нестерпимой. Но как подъехать к такой гордячке, когда у нее на любое его слово - по три своих.

И тогда решил Василий действовать через Ильиничну, у нее разузнать кое — что о внучке, чтобы действовать наверняка.

Ночью мужик спал плохо, ворочался, в бреду бормотал что — то нечленораздельное и видел какие — то мутные сны.

Ночевал он теперь на своем чердаке, после Кристины супружница Максимовна ему и на ум не шла, он даже тайком удивлялся, как это у него раньше вставал на ее ландрасовую тушу, когда вокруг столько девок красивых развелось.

Назавтра, едва Кристина ушла на реку, наш герой — любовник чуть ли не на цыпочках пробрался к знахарке, прикинулся больным, пожаловался, что поясницу ломит.

Мощная Ильинична с красным лицом и большими руками велела клиенту лечь на лавку книзу пузом, стала задумчиво щупать у него где — то в районе копчика.

— Тяжелое двигал? - Озабоченно спрашивала она.

— Кадушки в подвале переставлял.

— Вот то — то и оно.

— Что «оно»?

— Кадушки двигал, вот копчик у тебя и сдвинулся. К врачу надо ехать, тут травами не возьмешь.

— Попробуй, Ильинична, в долгу не останусь.

— Я же тебе не костоправ, я по травам.

— А Кристинка твоя случаем не врач?

— Кристинка молодая дюже, ноне, слышь, бабочку поймала, несет, кричит, бабушка, у ей такие усики забавные, как стрелки в часиках.

— Я спрашиваю, мастерство свое передавать ей не собираешься?

— Мастерство мастерству рознь. Вот в Прилепах одна баба взялась мужика лечить, так он с ума — то и сошел. Дурманом каким — то его опоила, на стенку лез.

— Тьфу ты, пропасть. Я тебе про внучку толкую, а ты мне какую — то бабу суешь, - досадливо сплюнул сосед, слез с лавки, подсмыкнул штаны. Он понял, что толку от Ильиничны не добьешься, она готова была молоть языком о чем угодно, только не о деле.

Ночь он снова коротал на чердаке, ему не елось, ничего не хотелось, жизнь на ум не шла.

Вот до чего может довести солидного, положительного мужчину какая — то легкомысленная девчонка, желанная как самая заветная мечта и неуловимая как ветер.

На вечерней зорьке на чердак поднялась и Тамара Максимовна. Василий испуганно зашевелился, ему не хотелось никого видеть, особенно свою неотесанную бабу.

— Ты не заболел ли? - Подозрительно спросила та, - молчишь, не ешь ничего. Ну, говори, что с тобой?

— Чего ты пристала? Не видишь, раздумываю я.

— Об чем?

— За жисть.

— А ты слыхал, Кристинка - то Ильиничны внучка замуж выходит по осени?

Василий было оживился, но тут же сник, болтать с супругой о предмете своей страсти он не собирался, хотя его член живо среагировал на само это имя «Кристина»: дернулся, чуть окреп и пустил слезу в трусы.

— Жених говорят какой — то знатный из города. А она — то, Господи, ни кожи, ни рожи, везет же людям.

— Да нам то какое дело, - силился разыграть равнодушие неумелый актер. - Мож она умная, иль в любви искусная, вот он и прибилси.

— Кто, Кристинка искусная? Она двух слов связать не способна: «ага», да «угу», какая уж тут любовь. Неумеха глупая, вот и все дела.

Жена положила руку на спину мужу:

— А то пришел бы, слышишь, Вась, погрел бы меня, потешил свою женушку, стомилась я вся...

— «Неумеха» говоришь? - Задумчиво сдвинул брови хозяин.

II.

С утра Василий выкатил из гаража квадроцикл, смахнул пыль с седла, по холодку решил отправиться в местное охотохозяйство: рацион оленям на зиму там надо было сбалансировать, за то егеря ему обещали хорошие оленьи рога, он собирался украсить ими свою прихожую.

Едва съехал со двора на дорогу — увидел Кристину: голые ноги, голые руки и пухлые губы, сладкие, как черешня, и сразу брага ударила голову, ожили и двинулись мозги:

— Куда путь держишь, красивая?

— В магазин.

— Садись, довезу... Садись, я не кусаюсь.

И хотя «подводнику» было совсем в другую сторону, красотку он повез с таким энтузиазмом, как будто затем только и покупал квадроцикл, чтобы катать молодку.

За околицей мотор «заглох». Легкий ветерок лениво шевелил травы, ласкал голые бедра девицы, в траве стрекотали кузнечики. Отсюда, с пригорка открывался вид на такую даль, что дух захватывало. Там, впереди, где земля сходилась с небом, четкой горной грядой стояло скопище туч.

— Все, приехали? - Шутливо спросила Кристина.

— Ты зря, девка, надо мной подтруниваешь, - серьезно сказал мужчина. - Это я с виду вроде как простоватый, а внутри - то я сложный, такой, что лучше б и не быть. Душой своею нежной каждый камешек на дороге жизни чувствую. Вся душа у меня — в руинах, да ранах. Камушки они ведь острые, болючие и каждый с крючочком.

Попутчица почему — то сидела и не уходила, хотя до другой деревни с магазином было в общем — то недалеко.

— И что ж вас больше всего ранит? - Равнодушно сощурилась она.

— Непонимание людское, неумение. Вот, скажем, один человек любит другого, а другой и любить - то толком не умеет.

— Вы что ль умеете?

— Я, да! Я так люблю, что баба планеты видит. Где — где, а тут я мастер.

— Это вы про свой телескоп, что ли?

— Ну, нехай будет про телескоп. Он у меня раздвигается во всю длину и труба толстая до Млечного пути достает, приходи, посмотришь.

— Ох, и хитрец же вы.

— Нет, я серьезно. Вот, скажем, обженились молодые, а она ничего не умеет, лежит, как бревно, не нашлось на нее ласкового, да опытного мужика, чтоб обучил...

— И?

— Ну вот тебе и «и». А ты, небось и целоваться — то по взрослому не умеешь.

Кристина покинула седло транспорта, медленно пошла по дорожке, задумчиво срывая с обочины листочки и цветки.

— Ты придешь ли, голубушка? - Привстал на подножках мужик.

— Не — а, - озорно сощурилась прелестница и показала ему язык.

Ну, а в субботу... ох, погодите, дайте вспомнить, что было в субботу - то. А, в субботу к Кристине приехал ее жених Евгений, привез крем для загара и альбом с эскизами платьев — молодые собирались свадебный наряд невесте шить на заказ.

Василий видел в бинокль, как эти голубки целовались в огороде, вихрастый хлюпик несмело с закрытыми глазами тыкался губами в ее губы, будто хотел распробовать ее на вкус, да чего — то все боялся.

Кристина была все в том же коротюсеньком платьице, не скрывающем, а скорее, открывающем ее изумительные бедра, все еще белые, не смотря на то, что она часто пропекалась на солнце. Ох, как бы сейчас этот голодный мужик с чердака взял в оборот эту молочную девку. Теперь у него крепко встал, и уздечка круто уперлась прямо в грубый шов ширинки просторных штанов.

Страшно хотелось подрочить, но он сознательно длил эту сладкую муку, словно предчувствовал свой момент.

III.

Ну, а потом солнце раза три обернулось вокруг земли и, плавно подпрыгнув, ушло за горизонт, обсыпав яркими каплями звезд темный небосвод, и в сарай к Василию несмело постучали, или, точнее сказать поскреблись.

Хозяин было подумал, что ему почудилось, но шорох снизу донесся снова.

Мужик поднял голову, сдул с пышного уса какую — то пушинку, настороженно щелкнул глазом:

— Кто там?

— Дядь Вась, это я, Кристина, можно войти?

— Поднимайси, раз пришла. - Велел мужик, подхватываясь с лежака, пинками забивая под него заношенные шлепанцы и наспех расстилая накидку. Снизу повеяло густой свежестью, заходил дождь.

— Где вы, я не вижу, тут темно, - говорила гостья.

— Выключатель справа от двери на простенке. Нашла?

Входной проем чердака озарился светом.

— Нашла.

Когда полуночница взошла по ступенькам, босой Василий в трусах сидел на краю постели и имел смешной и нахохленный вид. Он ждал этого момента, но не верил в него и теперь слегка растерялся.

— Вы тут один?

— А с кем же мне быть?

— А тетка Тамара где?

— В дому спит как медведица, что ей сделается. Весь день малину собирала.

— Много набрала?

— Да больше стрескала.

— Уютненько у вас тут, - с интересом оглядывала интерьер гостья. - И торшерчик какой милый, теплый.

Дева была близка и реальна: кружевной краешек платья, крепкое бедро с тремя прыщиками от комариных укусов, милые пальчики на ногах, тронутые лаком, разделенные тугой резинкой шлепанца.

И тут до деревенского баболюба наконец начало доходить, что милашка сама пришла к нему в руки. Кажется, одета она была лишь в мужскую сорочку, видимо - ее жениха, и кажется под нею ничего кроме кружевных трусиков на ней не было.

Мужик сходу попытался обхватить это чудное видение руками, словно все еще не веря, что это реальность, но дева уклонилась от объятий, как Хома Брут от рук ведьмочки. Сердито пригрозила:

— Тихо, тихо. Я не за тем сюда пришла. Вы что, совсем сдурели, сами мне телескоп обещали, а теперь руки распускаете.

Кристина опустилась в плетеное кресло, предварительно выкинув оттуда какое — то тряпье. Кажется, она слегка была навеселе.

— Телескоп? Сейчас я тебе покажу свой телескоп, - провел по своим трусам хозяин.

— Дядь Вас, успокойтесь, я серьезно вам говорю. А то я уйду.

— Ну, иди, я хоть отдохну без тебя, да разденусь, душно ведь.

— Вам не стыдно, вы вон и так раздетый?

— А чего мне стыдиться, когда весь мир такой?

Девушка разместилась в кресле в пол — оборота, выложив ноги на подлокотник, ее голова словно была в тени, а голые ляжки под краем сбившейся рубашки сияли, как заснеженные вершины Эвереста.

Правда, четко была видно одно бедро, близкое к Василию, второе было загорожено этим первым, но и этой видимой ноги хватило, чтобы мужик начал по - настоящему возбуждаться.

— Ты целоваться умеешь по - взрослому? - Спросил он гостью.

— А по взрослому, это как?

— Прямо в мой член. Облизывать и заглатывать.

— Ну, вы такое скажете, что прямо жутко.

— А ты иди ко мне, я тебе и не такое расскажу.

— А вы руки распускать не будете?

— Нет конечно, пошепчемся и все, - призывно похлопал себя по коленкам соблазнитель.

Кристина порхнула к нему на колени, обняла его за шею, а он ее за талию. Он чувствовал эту тонкую талию, эти бедра, крепкие ягодицы и ни с чем несравнимый аромат здорового, девичьего тела и чистых, солнечных волос.

— Ну, говорите.

И тут Василий ее впервые засосал, ненасытно и властно. Она взвизгнула, вырвалась, отлетела к стене, отерла пылающие губы тылом ладошки.

— Вы с ума сошли? Я сейчас теть Тамару позову!

— Ага, она тебе первой косы - то и повыдирает, она в этом вопросе большая мастерица, а у меня - то драть уже нечего.

— Вы сумасшедший?

— Я нормальный, и это правильно, что я тебя первый до твоей свадьбы попробую.

Полная история - на Бусти

https://boosty.to/oxisslaif