Сага о любви

Ночные кошмары наваливались на Сергея вновь и вновь. Он снова и снова просыпался в своих мучительных видениях в промёрзшей заледенелой палатке и вновь ощущал отчаяние от близкой смерти от лютого холода, от которого не было спасения. Он открывал глаза и дико пялился в темноту, с облегчением осознавая себя дома, в тёплой кровати и радовался как ребёнок, и скорчившись зарывался в одеяло, как делал это в детстве, просыпаясь от душивших его кошмаров. И вновь проваливался в небытие холодной зимней ночи.

Ирина Николаевна проснувшись в темноте, так же не могла заснуть, думая о сыне. У неё заболело сердце, когда она представила своего Серёжу умирающим где-то в снегу, в холодных равнодушных горах, которые едва не забрали его сына у неё, безжалостно, походя, привычно. Колючая холодная волна прокатилась по её телу. Рядом спокойно похрапывал Евгений, и было спокойно и тихо, когда вдруг из комнаты сына донёсся слабый мучительный стон. У неё болезненно сжало сердце... Встав с постели и накинув халатик, в мягких тапочках она вышла из спальни.

Проснувшись от того, что кровать слегка прогнулась от присевшей на неё Ирины Николаевны, Сергей радостно выдохнул, почувствовав тёплую ладонь на своём лице.

— Мама! - невольно вырвалось у него из горла, и он схватил обеими руками ладонь матери и прижал к своим губам - Мама! - повторил он с наслаждением - Побудь со мной... Пожалуйста!

И как когда-то в детстве, Ирина Николаевна прикорнула под одеялом рядом с сыном. В свои сорок с небольшим лет Ирина Николаевна частично сохранила и энергичную девичью гибкость и живость чувств. Да, её тело слегка округлились, но это придало ему ещё большую, можно сказать, аппетитную привлекательность.

— Мама! - повторял и повторял Сергей - Мамочка!..

Прижавшись к матери и приподнявшись на локте, он покрывал поцелуями её лицо.

— Мамочка, я так люблю тебя!

И по контрасту с его кошмарными видениями, вместо ледяного ветра и злой снежной крупы, забивающей нос р рот, он ощутил запах мамы, такой родной и уже почти забытый, запах её волос, кожи лица...

— Как ты, Серёжа? - с беспокойством произнесла Ирина Николаевна.

— Мамочка! - мечтательно, с детским умилением протянул Сергей - Мамочка, я так люблю тебя! Если бы тебя не было, я бы умер... Тогда.

Повернувшись и прижавшись друг к другу, они порывисто обнялись, а Сергей - он целовал и целовал лицо матери, счастливо посапывая и улыбаясь. И какими же словами можно описать его детское счастье? Так и Ирину Николаевну охватило ощущение покоя и счастья от того, что всё так благополучно, и милый его сынок жив и здоров... Но здоров ли?

— Мамочка! - счастливо шептал Сергей и обнимал, и губы его прижимались к её векам, и вновь покрывали поцелуями её лицо, и дышал Сергей тепло и радостно, и вот губы его уже под скулой, уже целуют её шею...

— Серёжа... Ну что ты... - хочет произнести Ирина Николаевна, но губы как-то занемели, не слушаются... - Серёженька!..

— Мамочка! Я люблю тебя... Люблю!

Ах, как заныло её материнское сердце, как измученное сердце женщины потянулось навстречу искренней, неподдельной сыновьей любви! Серёженька, он жив, жив! И пусть его губы уже ниже, ниже... Они уже там, между шеей и плечом, они уже на плече... Пристали ли сыну такие поцелуи... И сопит Серёжа уже по-особенному, жарко, и губы его облюбовали вдруг шёлковую бретельку её сорочки... Но почему же так вдруг занялись немым жаром губы Ирины Николаевны, и полуоткрылись в ожидании... Серёжа!!. И вот, помедлив в нерешительности, его губы вдруг оказались прижаты к её губам... Серёжа, нет... Нельзя так... Но уже соприкасаются их губы, и слились в поцелуе, немом и страстном, и ничего с этим нельзя поделать. И, уже стоя на коленях, обнимает Серёжа маму, и держит рукой её за шею, а другая рука гладит - там, под распахнувшимся халатиком, по такой гладкой, по такой шёлковой материи сорочки...

— Ммых... - жарко выдыхают горячие струйки воздуха ноздри, и как же так получилось, что кончик языка трогает внутреннюю чувствительную изнанку губ...

Ирина Николаевна тихо мычит в нос от неожиданности, когда её рот, слившийся друг со ртом сына, принимает его язык... О... Да... Неужели они обмениваются этими бесстыдными снованиями языков в рот друг другу?! А Серёжина рука, ласкающая тело, так осторожно и нежно ложится на её свободную под шёлковой материи грудь... Серёжа!! Серёжа... Серёжа, не надо! Ведь он почувствует, как неожиданно до боли напряглись, затвердели, вскормившие его соски... И вдруг заныло внизу её живота, горячо, требовательно. Гладит, тискает ладонь Сергея тяжёлую податливую плоть. С трудом отрывается от её губ. Стоя на коленях на постели, с обнажённым мускулистым торсом, он освобождает Ирину Николаевну от халатика... Как-то машинально вытаскивая из одежды руки, она краешком глаза вдруг видит, как под напором молодой восставшей плоти, напряжённым вигвамом вздыблены трусы под животом сына... Она пытается отвернуться, но сильные руки срывают бретельки рубашки с плеч, заголяют её до пояса, опрокидывают на постель. Тяжёлая рука ложится на её лицо, словно прикрывая ей глаза от бесстыдного зрелища, а затем она глухо стонет в тяжёлую ладонь, когда рот сына впивается в её сосок...

Ооо, что же происходит между ними? Материнская суть Ирины Николаевны чутко улавливает настоятельную потребность возвращённого к жизни сына к женскому телу, и разве можно отказать ему в этом? Ведь главное - это не их тела, но их любовь друг к другу на фоне ощущения проснувшихся жизненных сил... И как же понимает их взаимное влечение Евгений Петрович, потому что да, он тоже здесь, рядом за дверью, тихой тенью прильнул к щёлке в створе двери, и даже слышно, как в тишине, в ожидании дарового праздника, восторженно бьётся его сердце. Ведь он там, мысленно с ними, с его любимыми женой и сыном, но прячется, боясь помешать им. Его расширенный зрачок внимает каждому движению, каждому вздоху и звуку, и открывает он для себя и тайную сексуальность жены, и запретное половое влечение сына. И уже не в силах справиться с возбуждением от развёртывающейся перед ним сцены, по-подростковому тайно спустив трусы, берёт он в руку свой поднявшийся в возбуждении половой орган...

— Иришка... Серёжа... - шепчут его пересохшие от волнения губы.

А там на постели, его сын заголил до пояса свою мать, и дыша горячо, часто, впивается ртом в твёрдый цилиндрик соска, мед тем как пальцы его ощупывают бесстыдно рот матери, тискают её губы. О, разве можно так откровенно чувственно намекать на сходство рта с женским половым органом?!

— О, Серё... жа...

Тискает, мнёт рука Сергея прохладную, тяжёлую, податливую плоть груди. О да, сына, да!.. А ведь у мальчика стоит... Ну да, ведь он уже взрослый здоровый парень! Таинственной морозной судорогой прошлось по животу Евгения Петровича, когда он заметил, что рука его супруги потянулась и кончиками пальцев дотронулась до возбуждённого пениса сына под эластичной растянутой тканью.

— Хооох! - выдохнул Сергей, и понимая, что нельзя медлить, и быстро, по-солдатски, избавляется он от трусов, и вновь он склоняется над супругой Евгения Петровича, обнажённый и красивый, как древнегреческий бог. Нежно, но твёрдо завладевает он ласковой маминой рукой и требовательно направляет её к своему пенису, и под любопытно ощупывающими пальцами Ирины Николаевны член юноши раздвигается до немыслимых пределов, бугрясь желваками и растягивая тонкую кожицу крайней плоти, открывая бордовый глазок слезящейся щёлки.

— Оох! - выдыхают в лад отец и сын, когда пальцы Ирины Николаевны принимаются гладить и сжимать возбуждённый до крайности орган сына, пробуя шевелить его неподдающуюся упругость.

— Мамочка!!

— Иринка!!

И рукоблудит Евгений Петрович, возбуждаясь от зрелища интимных ласк своих родных.

— Ооо, мамочка!.. Мааама...

— Сына, давай, давааай - шепчут губы Евгения.

Его сын, с горячностью припадая губами к коже Ирины Николаевны, к её животу, стаскивает с неё рубашку, заголяя до трусиков, и он целует их тонкую материю, их бежевый кокетливый крой. Там, под гладким шёлком, самое, самое сокровенное. И под горячими поцелуями сына, волнуются горячие, пышные, белые бёдра Ирины Николаевны. И дышит тяжело Сергей, и дышит тяжело Евгений Петрович, гоняя сладостно шкурку под вздувшейся головкой члена.

— Мамочка!.. Можно мне... Я... я хочу.. - выдыхают горячие губы.

Иринка!.. Она приподнимает попу, чтобы помочь сыну... И трусики отлетают прочь, прямо в лицо отшатнувшемуся Евгению Петровичу, но ведь он за дверью! И они так развратно повисают на ручке двери...

Бёдра Ирины Николаевны поднимаются, словно защищаясь, но лицо Серёжи уже там, между ними, уже вдыхает и родной, и незнакомый запах носом в жёсткой щёточке волос лобка. И восторженный стон Серёжи, и "Ааах!" Ирины Николаевны, и "Ооой, бляааа" Евгения Петровича, и пальцы его сладко снуют под истекающей соком головкой. Тонкие пальцы Ирины Николаевны зарылись в короткий ёжик волос сына, а Сергей там, между гладких волн подрагивающих бёдер, приник ртом к источнику своей жизни. С Ирина Николаевна лежит так, как будто бы собирается рожать.

— Ммых, умммх - сопит Сергей, горячо, страстно - Умммльм, млльмм - это уже почти со стоном, и добрался Сергей до мечты каждого сына, и проник жаждущим языком в сокровенное, в горячее, трепещущее. Евгений Петрович видел, как закрыла глаза его супруги, как приоткрылись её губы, обнажая белый ряд стройных зубов, как запрокинулась на подушке её голова, как одна её рука шевелит голову сына у себя внизу живота, а другая мучит, покручивает сосочек груди.

— Серёга, сына... - взгляд Евгения Петровича осоловел под видом сына между раскрытых ног своей матери, приникнувшего ртом к её сладкому месту. Он никогда в жизни не испытывал такого возбуждения. И необычное поведение жены, и ревность, и радость за сына, и небывалая эрекция члена - всё смешалось в его ощущениях.

Любовь к сыну была главным чувством для Ирины Николаевны, и оно усиливало наслаждение его ласками. Ирина Николаевна украдкой думала о его пенисе, таком сильном, таком недетским, и это было волнующе и странно, так же как и язык Сергея, лижущий электрическую кнопку её клитора. Ах, мальчик делает это ради неё! В следующую минуту она вновь подумала о члене Сергея и забеспокоилась тем, что сын переживает слишком сильное напряжение. Его эрекция... Сыну нужна разрядка! Благодарно погладив сына по голове, она потянула его к себе. Сергей, сидя на коленях, с беспомощно торчащим кверху пенисом, смотрел на неё глубоким пьяным взглядом.

— Иди к маме, - шепнула Ирина Николаевна.

Она смотрела на сына серьёзно и с какой-то мягкой радостной жалостью, и он понял, что вот настало ЭТО, настало главное. Евгений Петрович глядел во все глаза, как его сын залазит на свою мать, нависает над ней, в то время как рука жены обхватив двумя пальцами возбуждённый фаллос, пригибает его книзу, направляя в себя. В какой-то момент, головка его члена дотронулась до того места, куда её направила материнская рука. Молодые, гладкие, мускулистые ягодицы Сергея опустились ниже и замерли, напрягшись. Замер и Евгений Петрович. Замерло в нерешительности, в предчувствии необратимого и само время...

Ооо, и вот, вот - напряглись бёдра и ягодицы юноши, и во влажный жар теснины, преодолевая слабое сопротивление, необратимо протиснулась вздувшаяся затвердевшая головка!

— Аааххх - вскрикнула Ирина Николаевна, томно, чарующе.

— Ммуоххх- выдохнул Сергей, и головка его члена с напряжением выстрелила скользкой струйкой смазки.

Там, на постели, двое родных Евгения Петровича, познавали друг друга с самой запретной, с самой интимной стороны. И напряжён Сергей, и погружается он в жаркую, тугую, податливую мясистость, и вкушает Ирина Николаевна каждый сантиметр плоти юноши, принимая его с томлением сердца, радостно отдаваясь сыну. И вот уже соприкоснулись их лобки, когда член Сергея, раздвигая припухший валик горячих влажных половых губ, погрузился до отказа, до самых, сжатых в тугом мешочке мошонки окаменевших яичек. Мать лежала под тяжёлым телом сына, а сын в своём возбуждённом стремлении, лежал на матери, и они чутко замерли, осознавая произошедшее. Затем, словно осознав свой грех, Сергей отстранился немного, но лишь за тем, чтобы с новой силой вонзить свой детородный орган в лежащее под ним тело... И ещё, ещё! Из горла Ирины Николаевны вырвался полукрик-полусмех удовольствия и умиления: её сынок, как когда-то, вновь толкается у неё под сердцем!

— О!.. Ммоах... Аах!..

— Оомм... Ммых... Оох... Оой...

— Хо!.. Хо!.. Хооо... - это Евгений Петрович за дверью, дыша пересохшим от волнения ртом, нервными движениями гоняет шкурку по вздувшемуся залупившемуся пенису.

Напряжённое жаркое дыхание троих людей нагревает воздух в комнате, и душно, и сладко им всем. Бесстыдно спутавшись срамными волосами, трутся друг о друга горячие потные лобки, и уже вторит им, без стеснения поскрипывает старая кровать, на которой ещё мальчиком спал Серёжа... Когда-то, он, помяв под себя подушку, запускал под неё свой возбуждённый член и пыхтя, фикал платяную щель между подушкой и простынёй. Но теперь... Ах, Серёжа! Давно ли ты воровал из корзины с грязным бельём мамины трусики, чтобы нюхать их до умопомрачения, сладко дроча, чтобы потом, расстелив их на кровати, тереться о них своим пылающим отростком, завершая это бурным извержением пацанского клейкого семени? Сейчас же всё по-взрослому, Серёжа!

Обнимает Серёжу его мама, и бьётся на ней её сынок, и входит обратно в её живот, и тычется горячей вздувшейся головкой, и мнёт с наслаждением матку, ту самую, из которой сам вышел. И широко раскинуты мамины бёдра, и глубоко принимает она мужской орган сына. И поднимаются навстречу толчкам сына её пышные горячие ягодицы, и прилипает к ним промокшая простынь, задираясь вверх.

"Иринка! Она... Она ведь подмахивает!.. Она подмахивает ему... Со мной лежит как бревно, а тут... Оох, блядь..." - и хорошо, блядски хорошо Евгению Петровичу, ведь открывает он такое новое, такое необычное в своих самых близких родных - "Серёжа, сынок!".

Сейчас бы присоединиться к ним, слиться в совместной, до боли милой оргии! Положить руки на мускулистые ягодицы сына и помогать ему... Да, помогать ему ебать Иринку... Чтобы глубже, глубже, глубже! О да, сына, еби, еби, заеби её! Просунуть руку в горячую, сжимающуюся, влажную теснину двух промежностей, нащупать яички сына, полные молодой жемчужной спермы, погладить их пальцами, чтобы помочь мальчику кончить...

Сергей, полный любви к маме, преисполненный благодарности за то удовольствие, которое его мама дарила ему, порывисто отстраняется.

— Аай... - болезненно, разочарованно вскрикивает Ирина Николаевна, когда любовный орган сына внезапно покидает её возбуждённое лоно.

Но в тот же миг её Серёжа припадает ртом к её разгорячённому половому органу и набирает полный рот горячей, розовой, трепещущей плоти. И закрыв глаза, прерывисто дыша, откидывается на подушке Ирина Николаевна, нащупывает внизу живота мотающуюся, сопящую голову сына. И мается за дверью Евгений Петрович, и как бы хотел он сделать то же самое, трогая губами неверную писечку жены, истыканную членом другого мужчины, растерзанную ебательными движениями эрегированного пениса сына...

Но там, на кровати, опьянённый соками душной промежности, Сергей вновь лезет на свою маму, ожидающе раскинувшую в стороны свои согнутые в колениях ноги. Затаив дыхание, прилаживает Серёжа к алости половых губ в венчике тёмных волос свой пенис... Ооо, не понадобилась помощь ласковых маминых рук, сын справился сам...

— Оооааах - выдыхает Ирина Николаевна с чувственной ноткой благодарности, ощутив вновь вторжение мужской силы.

— Ммхоо! - пыхтит её сын, с восторгом погружаясь во влажное объятие плотно смыкающейся теснины.

Благодарное ощущение полноты погружает женшину в сладкую истому. Какой же ты сильный, Серёжа! И радостно отдаётся сыну Ирина Николаевна, и вновь слились их тела в длинных сладких качаниях, вне времени и пространства, где жадная торопливость дыхания, и тихие восхищённые ахания мамы, и жалобное постанывание сына от первобытного наслаждения еблей, от острого ощущения творимого ими греха... И стонет сын, и умильно-радостно вторит ему мама, счастливая от того, что может удовлетворить любимого сыночка!

— Мммхооо... Оохх... Ооххх...

— Ай, ай, ай, ааай...

— Ма... Ма... Ма... моч... ка...

— Да, сына... Да!.. Да!. Мой хороший...

И скрипит в раскачку, стонет старая кровать, и глядя увлечённо в щёлку двери, снуют пальцы Евгения Петровича по зудящему пенису, как по грифу гитары, исполняя онанистично-сладкую арию куколда. И никак не насытятся его глаза видом интимного акта двух любящих друг друга существ, где так призывно раскинуты белые гладкие бёдра его супруги, а между ними мускулистые ягодицы сына, совершающие сладостные для их обоих движения, когда глубоко, до самых яичек, входит в естество Ирины детородный орган их сына, с каждым движением всё приближаясь к кульминации табуированного действа. И принимая всем своим лоном любимого ребёнка, истощающего до остатка свои силы в запретном половом акте с любимой мамой, забеспокоилось материнское сердце тем, чтобы дать наконец сыночку долгожданную разрядку в этой непрекращающейся чувственной ебле.

— Ма... Ма... Ма... моч... ка... Ооой!.. - стонет сын, жалуясь на непереносимость своего наслаждения.

— Серёжа... Сынок... Мой хороший... Не сдерживайся!.. - шепчут губы Ирины Николаевны.

Она вдруг сама чувствует, как необычно занялись теплом внутри её придатки, как шевельнулась и стала сокращаться требовательно матка, как там в глубине, раскрылось её устье, прижимаясь к вздувшейся, фикающей её головке пениса! Руки Ирины Николаевны легли на потные мускулистые ягодицы юноши, чувственно сжали их, гладили, ласкали.

— Не вынимай, Серёжа! Кончи в меня...

Вздрогнул сын от бесстыдства её слов, достигая вершин полового возбуждения, а пылающие губы шептали всё более бесстыдное:

— Мама твоя! Мама любит тебя... Еби свою мамочку!..

Охнул её ошеломлённый сын, чувствуя приближение оргазма.

— Давай, сына, давай мой мальчик!

Требовательно лезет мамина рука под живот Сергея, а он приподнимается, пропуская её пальцы, которые начинают подрачивать упругий стебель члена, наполовину погружённого в податливую мякоть вагины.

— Ммых... Оох...

Знают опытные пальцы папиной супруги тайный секрет, когда подушечки пальцев нежно касаются судорожно сжатого комочка мошонки юноши, осторожно массируют твёрдые налитые яички!

— Ма!.. Аааааа!..

Едва успевает Ирина Николаевна убрать руку, как с размаху, всей массой обрушивается на неё сын, входя до отказа в её живот. Там, в глубине, член Сергея достиг крайней степени напряжения, напрягся, и плотным сгустком выстрелил горячей струёй молодой жемчужной спермы! Тела мамы и сына слились в один комок, дёргающийся в сладостном оргазме. Ноги Ирины Николаевны взметнулись вверх, обняли бёдра сына, с силой прижали его к себе. Тугими волнами заходили рельефные стенки влагалища, затягивая вглубь вздувшийся, пульсирующий, исторгающий сперму пенис. Счастливой радостной улыбкой осветилось лицо Ирины Николаевны, из груди её вырвался полусмех-полустон. Её взрослый сын вернулся к ней и прямо сейчас осеменяет лоно, из которого он вышел! Этого напряжения момента не выдержал и Евгений Петрович: для него щель двери вдруг стала желанной половой щелью, и прижатая к ней головка пениса выстреливала в комнату струйками жёлтой семенной жидкости. Сжатое спазмом горло Сергея гукало невнятными звуками, и окаменели напряжённые ягодицы в яростной попытке войти поглубже в покорное тело... И охала под его ударами кровать. Прошло немало времени, пока он, дёрнувшись в последний раз, и не вынимая члена из сладкой теснины, произнёс опустошённо:

— Ммхмм... Ма... Мама... Я люблю тебя!..

— О, сынок!.. Тебе лучше теперь?..

— Ох, мамочка...

Вздохнула облегчённо кровать, когда Сергей сполз с мамы и лёг рядом. Напряжённый выросший до немыслимых размеров, не потерявший упругости член вылез из распухшей, сочащейся липкой спермой вагины. Рука Ирины Николаевны легла на него, благодарно и заботливо поглаживая натруженный орган.

— Какой ты сильный, Серёжа!

А через несколько минут прильнувшему к щёлке за дверью Евгению Петровичу открылась вдруг картина пышного рубенсовского зада его дебелой супруги, когда она, грациозно изогнувшись, наклонилась к лежащему навзничь сыну.

— Мама!! - сдавленно выдавил тот.

— Он хороший, - возразила Ирина Николаевна.

Дорожка бесстыдных поцелуев её губ проследовала вниз по горячему упругому стеблю пениса до самых яичек, и не спеша вернулась кверху, целуя растянутую уздечку члена под багровой головкой. Сергей, широко открыв глаза, наблюдал за матерью. А в следующий момент супруга Евгения Петровича приподнялась, нависла над сыном и, прижавшись лбом к его животу, обняла губами вздутую лакированную головку члена и помедлив, пробуя на вкус вздувшаяся плоть, заглотила, взяла её в рот полностью.

— Мама!!..

Откинувшись, Сергей впился глазами в потолок, в то время как его руки словно сами собой погрузились в прическу Ирины Николаевны.

— Мама... Мама, ой... Мамочка!..

И смотрел Евгений Петрович то, что происходило на многострадальной кровати. Как можно выдержать это зрелище, когда его сын, придерживая в руках голову матери, пыхтя и упираясь ногами в кровать, двигает членом в бесстыдном ротике его супруги?!

— Ооо, бляаадь! - шепчет Евгений Петрович, и у него вновь встаёт как у молодого.

— Ммыхмм, ммыхмм - дышит мама в живот сыну.

— Оооо, оооаа, уооой, - выдыхает губами сын.

И разглаживают её руки плотную мошонку, и перебирают её пальцы яички юноши. И вздувается, наливается силой его член. И вот уже она приподнимается, переступает горячим бедром через Сергея, нависает над ним горячим ртом, незнакомо пахнущим его мужским половым органом.

— Мамочка хочет тебя.

И лапают руки Сергея её соблазнительные губы, гладкие плечи, тяжёлые, ищущие ласк груди. Её пальцы отыскивают задранный стержень его члена, её глаза полузакрыты, и держит Сергей любимую маму обеими руками за талию, в то время как та медленно и неотвратимо опускается на его эрегированный член.

— Хоооаа, - выдыхает он с искажённым лицом.

А что потом?.. Держится Ирина Николаевна за спинку сыновьей кровати, склонившись на сыном и медленно, чувственно насилует его. Руки сына под горячими потными подмышками, скользят по бокам, по спине, губы ловят качание тяжёлых тить, а враз ставшие бесстыдными ладони тискают, мнут пышную плоть женственных ягодиц. И во все глаза смотрит на это Евгений Петрович. Глаза его супруги полузакрыты, она отдаётся ощущениям обладания юным сыном, его горячей восставшей плотью. Сергей осоловело смотрит на животик мамы, не понимая, как его жеребец умещается в нём. Под Ириной Николаевной, напряжённой тетивой гнётся горячее голое тело её сына. Она приподнимается так, чтобы он мог фикать её снизу.

— Мальчик мой!..

И пыхтит, старается Сергей, истово работая бёдрами. И тепло дышит ему в лицо его мама.

— Расслабься, сынок! Я сама... Всё сделаю...

И чувствует себя маленьким Серёжа, и стыдно и сладко ему, когда ему приходится по-женски развести ноги, а мама ложится на него так, как только что ложился на неё он сам. И зажат его член горячей промежностью, и захвачен в плен её узкой тесниной, и двигается на нём, сношает его мама. Что же остаётся ему? - И вырывается из рук стоящий пенис Евгения Петровича, когда его сын по-женски вскидывает ноги и обнимает икрами двигающийся зад его супруги!!

Ему вдруг захотелось быть разом и на месте сына, и на месте его супруги, чтобы овладеть сыном, сделавшим его куколдом, кататься с ним по кровати, яростно сплетаясь друг с другом зудящими, возбуждёнными, эрегированными пенисами...

— Мамочка!..

Руками и ногами прижимает к себе любимую маму сын, и трахает его мама, и укачивает как в детстве, и течёт по его яичкам тёплая липкая жидкость истекающей из вульвы его собственной спермы, и плотно прилипает к ягодицам задранная простыня.

— Ммых, ммых, - сопение двух любящих в постели, их общее сердцебиение, и прижатая к губам Сергея мамины губы, и её бесцеремонный язык у неё во рту...

Согнуты в коленях ноги распятого Серёжи прыгают в воздухе его пятки, насилует Серёжу его мама, двигается между его потными мускулистыми бёдрами её пышный зад.

— Мамочка! - скулит он по-детски, как будто жалуясь, что хочет пи-пи - Я... сейчас...

— Да, Серёженька, да, да!..

Ооо, мама успела сделать это так быстро, что Евгений Петрович и глазом не успел моргнуть, как что уже лоб его супруги опять прижат к животу сына, а его руки крепко-крепко держат маму за голову, и головка члена юноши у неё во рту, она пульсирует и сладостно качает горячий липкий кисель часто-часто на язык, что не успеваешь глотать, а яички мальчика зажаты в ладони и опустошаются под опытным стимулирующим массажем. И дёргается Серёжа, и издаёт горлом сдавленные стоны. А мамина рука крепко держит в кулаке его пенис, чтобы он не бился о её зубы... А потом тесное пространство плотно обнимающего головку рта шевельнулось, принимая последний всплеск горячей спермы, и тёплые губы напоследок вкусно облизали блестящий лак юношеской залупы. Глядя в глаза своему мальчику, Ирина Николаевна сглотнула затхлый настой сыновьего семени. Последний поцелуй в острую вершинку головки пениса...

— Блядь, блядь, бляаадь! - торопливо шепчет за дверью Евгений Петрович.

Он наконец быстро ретируется и слышит, как Ирина Николаевна покидает лежащего навзничь в сладкой истоме их сына, чтобы пройти в ванную. Она чувствует себя смущённой тем, что только что проглотила миллионы своих внуков и внучек. Разглядывая себя обнажённую в зеркало, она вдруг видит в себе героиню индийских порно комиксов про Веламму, которые она нашла, пройдя по ссылке в браузере сына... "Я красивее" - решила она, прищурив глаз. И в то время, как её сын остывал на постели в сладостной опустошённости, Ирина Николаевна ощущала себя окрылённой. Никогда ранее она не испытывала такого возбуждения и такого эротического, такого порнографического катарсиса. И чувственно гладя себя по животу и бёдрам, она вспомнила главное: её только что осеменил их собственный сын, её красивый мальчик. "А что, если..." - она внимательнее посмотрела на свой живот и, закрыв глаза, положила на него свою ладонь.

— ------------------

(с) Кейт Миранда

сентябрь 2025