ШАХРИСТАН

Клара Сагуль

«-Что с Вами?

— Так, нога болит.

— Подагра?

— Нет, сквозная рана.

И сразу сердце защемит

Тоской по солнцу Туркестана.»

Н. Гумилёв «Туркестанские генералы».

Этого рассказа на сайте нет. Это классика. Это из моей коллекции Великих.

Наслаждайтесь

Предисловие от Vovans62

Я с Ириной Васильевной, недавно с благодарностью от Губернатора ушедшая на пенсию, возвращался домой после получения ею почётного знака Заслуженный финансист Сибирского Федерального округа. От размеренного укачивания на только что начавшемся ремонте центральной дороги в нашем городе она задремала на заднем сиденье служебной Toyota “Camry”, а я с интересом по привычке сотрудника спец охраны Администрации края продолжал внимательно следить за дорогой.

В центре города недалеко от нашей машины, остановившейся перед светофором, толпа суетящихся гастарбайтеров откуда-то из Средней Азии разравнивали по боковому проезду только что вываленный дымящийся асфальт. Ближайший к машине полный и очень пожилой мужчина с огромным пузом как-то бестолково работал лопатой не столько разравнивая свежую кучу асфальта, сколько её ковырял, а рядом так же суетливо ковырял лопатой такой же пузатый работник, только гораздо моложе. Внешность пожилого и его покрытое каплями пота лицо напомнили мне давнишнего работодателя и новоявленного хозяина моей жены из нашей давно забытой прошлой жизни. Когда машина остановившись слегка качнулась, Ирина встрепенулась и посмотрела в окно, и в этот момент этот явно задыхающийся от непомерной физической нагрузки мужчина повернулся в её сторону, и они встретились взглядами...

* * *

Мы тогда жили в Шахристане, в большом городе. Шёл девяносто пятый год. Моей жене Ирине было тогда тридцать пять лет, а дочери Тане семнадцать, она в тот год заканчивала школу.

Вокруг творилось нечто невообразимое. Работы не было, всё закрывалось. А там, где предприятия работали, активно избавлялись от русских: на все более-менее значимые должности назначались только местные. Русские же массово уезжали в Россию. Я тоже предложил жене и дочке уехать, но их аргумент, что у нас там нет родных и близких, лишил меня сколько-нибудь значимых аргументов. Хотя один близкий для меня человек, друг, в России всё-таки был.

Старый друг, товарищ по армии, Николай, недавно прислал письмо. Звал переехать к нему в Сибирь. Ему нужен был надёжный товарищ в развернувшейся в России вакханалии приватизации. Риску много. Выхлоп если повезёт - большой. А если нет, наверное не найдут.

Прикинув всё, я решил пока на его письмо не отвечать...

Здесь мне пришлось переквалифицироваться из инженера в мойщика машин для “новых баев”. Денег - гроши, да ещё с каким презрением смотрели теперь на нас – русских, все эти новоявленные баи - нынешние хозяева жизни...

Ирина работала на обувной фабрике главным бухгалтером, но всё начальство вмиг сменилось. Ирину не уволили, но быстро перевели на должность заведующей складом готовой продукции. В подчинении у неё теперь были три грузчика из местных. Молодые ленивые парни от восемнадцати до двадцати лет совсем не желали работать, они постоянно отлынивали, пили чай где-нибудь в тени и курили. На все просьбы и приказания Ирины они только нагло улыбались. Моя жена пыталась жаловаться начальству, но директор и его заместитель, теперь тоже из местных равнодушно отворачивались.

Уже в первую неделю своей новой работы Ирина нехотя призналась мне, что ей приходится самой таскать ящики с продукцией.

— Парни придут на работу с утра, часик поработают, - рассказывала жена, - А потом их ни в какую не заставишь. А работа ведь должна быть сделана.

— И что же ты?

— А ничего. Приходится самой всё таскать целый день.

Ирина облачалась в принесённый из дома старый тренировочный костюм, повязывала голову косынкой и как пчёлка весь день таскала ящики.

— А парни, что же?

— А парни сидят и смеются. Говорят: тебе надо, ты и работай. Только на задницу мою пялятся...

Ирина кусала губы, рассказывая об этом и чуть не плакала. Чуть не плакал и я, в бессильной ярости сжимая кулаки. Никогда прежде не думал, что мы будем так унижены. Что моя красавица-жена будет таскать тяжёлые ящики вместо собственных подчинённых, а эти наглые сосунки будут ещё и смеяться над ней.

Моя Ирина - невысокая, даже миниатюрная блондинка с короткой стрижкой-каре. У неё отличная фигурка, вот только её круглая попка после тридцати слегка раздалась и сделалась весьма полненькой. Мысль о том, что тело моей жены стало предметом вожделения и насмешек каких-то сопляков была для меня невыносима. Но, как выяснилось, главное унижение было ещё впереди.

Однажды вечером Ирина пришла с работы сама не своя. Она долго молчала, потом ушла в другую комнату и даже на вопросы Тани ничего не отвечала...

— Понимаешь, - сказала она мне уже ночью, - Я совершенно растеряна... Сегодня меня вызвал мой начальник – заместитель директора по сбыту - Бахыт Мирзоевич. Он сказал, что уже давно ко мне присматривается и решил сделать меня своей наложницей. По-здешнему - уйнаш. И что если я на это не согласна, то могу уже завтра не приходить на работу. Вот так.

Ирина убито замолчала, а потом, не выдержав, разрыдалась. Это очень старинная местная традиция. Испокон веку в уйнаш от безысходности шли одинокие женщины - молодые вдовы или бедные девушки, которые не могли выйти замуж. Если женщина не может выйти замуж, но её организм требует мужчину, то она от безвыходности предлагает себя в наложницы какому-нибудь крепкому сильному мужчине.

Это унизительная процедура, да и потом, жизнь уйнаш тяжела, но чего не сделаешь, чтобы покончить с женской тоской, с неутолёнными женскими желаниями...

Этих несчастных женщин-уйнаш люди одновременно и жалеют и презирают. В народе их презрительно называют кысчи пылмыз – рваная попа. Это связано с тем, что обычно уйнашек принято сношать только в задний проход. Считается, что если женщина сама добровольно пошла на такой позор, то и удовольствие она должна получать только самым унизительным способом - через боль в постоянно растянутой и “разорванной” попе. Да и нежелательная беременность её хозяевам, понятное дело, была совершенно не нужна.

Теперь эта проклятая традиция коснулась и нас, нашей семьи.

Мы и прежде прекрасно знали, что так принято: а в последнее время богатые или просто имеющие хоть какую-то власть местные берут себе в наложницы только молодых и красивых русских женщин. Теперь это повсеместная практика. Если красивая русская женщина хочет иметь работу, она непременно должна стать наложницей того работодателя, кто её захочет. Начальника, или помощника начальника, или того, на кого начальник укажет.

Теперь это происходило открыто, и никто не делал из этого секрета. Но обычно наложницами-уйнаш делали незамужних женщин, чаще – молодых девушек. Это связано ещё и с тем, что уйнаш – не обычная наложница, не любовница. Когда девушка соглашается стать уйнаш, она приобретает не любовника, а хозяина. То есть она должна служить ему не только как сексуальная игрушка, но и всем своим телом.

Пожалуй, самым ужасным и неожиданным в этой ситуации было то, что с Бахытом Мирзоевичем мы были знакомы давно. Наши дети учились в одном классе, мы встречались на родительских собраниях в школе. Более того, наша Таня дружила с сыном Бахыта - Рустамом. Они ходили вместе в кино, на танцы, и мы с женой видели, что Таня неравнодушна к Рустаму - высокому и стройному мальчику, который вырос у нас на глазах...

Разве могли мы хоть на миг предполагать, что отец Рустама, Бахыт Мирзоевич когда-нибудь вдруг потребует от моей жены такое?

Ирина рыдала, уткнувшись в подушку, чтобы не разбудить спавшую за стенкой дочь, а я был совершенно обескуражен.

— Ты напомнила этому Бахыту, что ты замужем? – спросил я.

— Конечно, - простонала жена, продолжая сотрясаться от рыданий, - И про дочку сказала, что у нас Таня уже большая. Что они с Рустамом дружат, он у нас дома бывает... Какая же я уйнаш?

— А он что ответил?

— Сказал, что ему наплевать. Сказал: не хочешь – завтра на работу не приходи. А куда я пойду? На что мы будем жить, в этом Шахристане чёртовом?

В ту ночь мы говорили до поздней ночи, заснув уже под утро.

— Тане надо школу заканчивать, - говорила жена, - Потом в институт поступать. Если я потеряю работу - что будем делать? На твои заработки ме не проживём.

А что я мог сказать? От гнева у меня потемнело в глазах, от отчаяния захватило дух. Моя Ирина - жена и мать моего ребенка, моя любимая, моя красавица. Умная и образованная женщина. И она должна стать уйнаш какого-то местного мерзавца?

Мы так ни до чего и не договорились. Такое не выражают словами. Утром Ирина встала, умылась, оделась. За завтраком, проводив Таню в школу, она искоса посмотрела на меня и тихо сказала:

— Мне нужна тысяча тенге. Меньше нельзя.

Я сразу понял жену. Это известная традиция: когда женщина становится уйнаш, она должна принести своему новому хозяину подарок. Причём, дорогой подарок, на Востоке не принято дарить сувениры... Тысяча тенге были большие деньги.

Мы с Ириной молча вывернули все наши карманы, достали все сбережения. Если потратить тысячу сегодня, то до конца месяца до зарплаты у нас почти ничего не останется.

— Может, хватит пятисот? - нерешительно спросил я.

— Нет, - покачала головой Ирина, - Это должны быть швейцарские часы, я точно знаю. Помнишь Наташу из планового отдела? Когда она пошла в уйнашки, то подарила хозяину часы за тысячу тенге. Она мне потом сама по секрету сказала: ей пришлось продать телевизор и все свои украшения.

Глаза жены стали снова влажными. Она умоляюще посмотрела на меня:

— Ты что, хочешь, чтобы он меня совсем не уважал?

* * *

Вечером Ирина пришла домой поздно.

До самого вечера я ждал её, содрогаясь от мыслей о том, что сейчас происходит с моей женой. Как назло, Таня пришла домой в сопровождении Рустама, который нёс её портфель.

Обычно мы с этим мальчиком - дочкиным ухажёром - нормально общались, но теперь я буквально не мог на него взглянуть. От стыда за себя и за Таню: ведь как раз в эти минуты моя жена и танина мать отдавалась отцу Рустама...

— Привет тёте Ире, - сказал Рустам, уходя от нас.

В тот момент мы с ним впервые за вечер встретились глазами, и меня внезапно передёрнуло: в тёмных глазах мальчишки мелькнул какой-то насмешливый огонёк, словно он догадывался о том, что сегодня происходит... Дочери я объяснил, что у мамы срочная работа, и что она предупреждала об этом заранее. Конечно, предупреждала...

Когда Ирина пришла, я уже в прихожей понял, что всё случилось. Макияж на её лице был размазан, под глазами растеклась тушь. Она сняла с себя куртку, и когда вешала её в шкаф, с неё свалилась юбка и я увидел, что Ирина явилась домой с голой попой, без трусиков. Она торопливо нагнулась, подхватила юбку руками.

— Застежку сломал, - смущенно улыбнувшись, сказала жена, - Пришлось всю дорогу до дома так и идти: в одной руке сумочка, а другой я юбку держала, чтоб не свалилась прямо на улице. Вот хороша бы я была на улице без юбки, - она нервно засмеялась, как-то хрипло и ненатурально...

Только в этот момент я, потрясенный, понял, что моя жена сильно навеселе.

— Это он тебя напоил? - спросил я, заикаясь.

— Бахыт Мирзоевич? - хихикнула Ирина, проходя в комнату, - Нет, он меня не поил. Видишь ли, это я сама... Знаешь, чтобы не так смущаться и не бояться, заранее купила бутылку вина и выпила её перед тем, как в конце рабочего дня идти сдаваться ему.

* * *

Ирина сделала всё так, как научила её подруга Наташа, которой уже довелось пройти через это испытание - сделаться наложницей.

В конце рабочего дня, когда фабрика опустела, она пришла в кабинет к Бахыту. Тот уже ждал, ухмыляясь... Подошла к столу, сама встала на колени, вытащила из сумочки купленный днём подарок - часы в футляре и молча положила их на стол перед будущим хозяином. А потом встала, взялась за подол юбки и одним рывком задрала её до самой груди. И долго стояла так, не в силах от стыда поднять голову и вся дрожа.

— А что теперь нужно сказать? – требовательно произнёс Бахыт.

— Возьмите меня, - пробормотала Ирина, не поднимая головы и залившись краской, - Возьмите меня наложницей. Будьте моим хозяином.

* * *

— Потом он несколько раз ударил меня по щекам, - призналась Ирина, - Надавал оплеух, так что в голове зазвенело. Сказал, чтобы я больше не смела приходить к нему выпившей. И ещё за то, что посмела явиться в трусиках.

— А ты что же? Терпела пощечины?

— А что я могла? - пожала плечами Ирина, раздеваясь и ложась в постель, не глядя на меня, - Даже закрывать рукой не могла: нужно же было держать юбку задранной. Я извинилась. Сказала, что больше не буду...

Она вдруг расплакалась.

— Меня никогда не били по щекам, - сквозь слёзы выдавила она, вся вздрагивая, - Никто и никогда не бил, понимаешь? А теперь я – уйнашка, и меня можно бить...

Она плакала горько и мне стало так жалко её! Придвинувшись в постели, я обнял Ирину, прижал её к себе. Сотрясаясь от плача, жена прильнула ко мне всем телом.

— Теперь меня можно бить, - повторяла она.

Внизу живота у неё всё было влажным и горячим. Я взобрался на жену и она, раскинув ноги, тотчас со всхлипом приняла меня в своё недавно раздроченное влагалище. Внутри всё было мягко и широко раздолбано. Тихонько застонав, Ириша надвинулась на мой член, и мы плавно и медленно задвигались в унисон.

— А что было потом? - задыхаясь, спросил я.

— Потом? - Ирина замялась, не решаясь впервые сказать вслух о том, что и так было ясно нам обоим, - Потом он повалил меня на диван и задрал юбку ещё выше. Сорвал трусики и сразу вошёл в меня...

— А ты?

— Что я? Я конечно же стала ему подмахивать. Он такой тяжёлый, под ним трудно было двигаться, но я старалась, как только могла. Он долбил меня минут двадцать, я даже вся взмокла и выбилась из сил...

— Как это было? - прерывистым шёпотом вдруг спросил я, - Как вы лежали?

— Я обхватила его ногами, вот так, - призналась жена, - Обняла за шею, забросила обе ноги мне на поясницу и старалась как можно активнее работать бёдрами.

Я представил себе, как моя маленькая ласковая Ириша лежит на продавленном диване под толстым боровом. Как она обхватила его своими голыми ножками и подскакивает, подмахивает, двигается навстречу, стараясь попасть в такт его движениям.

— Тебе было хорошо?

— Сначала нет, не особенно, - призналась Ирина, закрыв глаза и продолжая мне подмахивать, - Сначала было даже немножко страшно. И тяжело. Он такой... Такой... От него пахнет потом и изо рта неприятный запах, очень сильный.

— Он целовал тебя?

— Да, и всё время дышал в лицо. Такая вонь: всё время хотелось отвернуться, но нельзя было, он бы обиделся.

— Но ты целовалась с ним?

— Сначала я просто терпела, это потом уже я привыкла и стала целовать его сама. И подмахивала сначала просто так, чтобы ему было приятно, а уж потом сама распалилась. Если уж легла под мужчину, то не лежать же бревном...

— Он кончил в тебя?

— Нет, он долго не мог кончить, а потом вдруг вышел из меня и довольно грубо сказал: пошла вниз!

— Тебе было не обидно?

— Н-е-е-ет, – протянула Ириша, срывающимся дыханием продолжая мне подмахивать, - Ведь здешние мужчины вообще привыкли так обращаться с женщинами, а уж с русскими наложницами и не так обращаются, сам знаешь. Что ж обижаться теперь, раз сама пошла в наложницы? Теперь нужно будет к этому привыкать...

Через несколько секунд она застонала и выгнулась подо мной. Ирину настиг оргазм.

— И ты сделала ему минет?

— Да, я сползла вниз, как он велел, и взяла в рот. Всё время, пока сосала его, мне было почти нечем дышать. Бахыт навалился на моё лицо всем животом и я задыхалась, - голос Ирины вдруг задрожал, и я почувствовал, что она стала вновь заводиться на оргазм, - Когда я работала ртом, - горячо зашептала она мне в ухо, - Бахыт сказал, что будет всегда спускать мне только в рот. И что хорошая уйнаш должна любить сосать у своего хозяина и глотать его сперму.

— Ты кончила под ним?

Ириша вздрогнула, словно её ударили. Я повторил вопрос, но она снова промолчала, только задвигалась быстрее...

— Так ты всё-таки кончила под ним?

— Да, - простонала моя бедная жена сквозь зубы, и резко отвернула голову в сторону, чтобы не смотреть мне в глаза, - Два раза... Первый раз, когда лежала под ним, а второй раз - уже когда сосала. Перед тем, как кончить, Бахыт сказал, что у меня хорошие мягкие губы. Что в них приятно сливать. Мне стало так стыдно! И тогда я сама помогла себе... Рукой...

Мы кончили одновременно и лежали, тяжело дыша.

Я испытывал странную и непривычную смесь чувств. Мне было безумно обидно за жену и за себя. А с другой стороны, я по-новому взглянул на свою жену, как бы увидел её другими глазами. Рядом со мной, тесно прижавшись ко мне лежала женщина, которая всего час назад кончала под чужим мужчиной. Он сделал её своей наложницей, он не любит её, она для него - никто, просто подстилка. И вот под этим мужчиной моя Ириша совсем недавно распласталась и со сладострастными стонами кончала. Она целовала его в вонючий рот, слизывала его вонючую слюну, высасывала и глотала его сперму. Мне вспомнилось, как чувственно Ирина только что произнесла: я сосала его...

— А какие условия он тебе поставил? - спросил я, ведь всем нам были известны правила приёма наложницы. Без условий не бывает...

— Самые обычные, - вздохнула моя жена, - У Наташки такие же, она мне говорила... О трусиках придется забыть навсегда, под платьем или юбкой я должна быть голой. Волосы подмышками не брить, там всегда должна быть длинная волосня. Половину зарплаты отдавать, и два раза в неделю приходить к нему домой работать: стирать, мыть полы...

Жена резко повернулась ко мне и поцеловала в губы.

— У меня теперь будет совсем мало времени, - сказала она грустно, - Два раза в неделю я буду ходить работать у Бахыта... И летом на пляж нельзя, и даже в лёгкой блузке нельзя - из подмышек будет торчать волосня, стыдно...

Небритые подмышки с длинными торчащими пучками волос – это всегда был отличительный признак уйнашек, знак позора...

— отдавать половину зарплаты? - поразился я. - Что же у нас останется?

— Это же обычное условие для уйнаш - спокойно ответила Ирина, - Бывает, у девчонок забирают почти всё, оставляют только на еду и ещё немного. Если женщина решила быть уйнаш, она должна много работать только на хозяина. Ты же сам знаешь: уйнаш - это рабочая женщина.

Уже засыпая на моём плече, жена вдруг, вспомнив что-то, улыбнулась и сказала:

— А часы Бахыту понравились. Он был доволен, сразу надел, - и уже сквозь подступающий сон вдруг доверчиво пожаловалась, - А член у него короткий, но уж очень толстый. В писе еле-еле поместился, а вот попку даже вообще порвал.

— Привыкнешь, - дрогнувшим голосом ответил я.

— Конечно, привыкну. Куда ж я денусь? - согласилась жена, и почти тотчас уснула.

* * *

Уже в первую неделю я заметил как жена изменилась. Теперь это была женщина, которая жила не со мной, а с Бахытом. Теперь вечером после работы в дом возвращалась уже не просто моя жена Ирина, а наложница Бахыта...

Наверное, психологически это было оправдано. Сначала Ирину коробило её новое положение, эта её связь, но довольно быстро она привыкла. Очень скоро жить с Бахытом стало для неё естественным. Она перестала замечать, какой он толстый и неопрятный. Перестала замечать противный запах у него изо рта.

Всё это было мне обидно и горько, но отчасти и возбуждало. Теперь, когда я смотрел на крепкий задик своей жены, когда она хлопотала на кухне, то всегда думал, что в эту милую попку ещё сегодня входил толстый член чужого мужчины. Когда Ириша меня целовала, я представлял себе, как в эти мягкие губки моей любимой недавно сливалась чужая сперма, и моя ласковая Ириша её высасывала и глотала, млея от желания...

Когда она приходила с работы и если дочери не было дома, я сразу сажал её к себе на колени. Теперь от Ирины всегда пахло алкоголем. Бахыт запретил ей пить, но она теперь держала на работе бутылку вина, и после очередного ежедневного “свидания” с ним, перед тем, как идти домой, немного выпивала, чтобы снять напряжение.

Когда жена сидела у меня на коленях в своей измятой юбочке и дышала мне в лицо, её припухшие от долгого сосания губки всегда пахли алкоголем и спермой. Я обязательно забирался рукой ей под юбку, где теперь никогда не было трусиков и сразу нащупывал мокрые и раздроченные половые губы, и распухший от регулярного растягивания анус. От прикосновений к нему Ирина вздрагивала, ёжилась и смущённо улыбалась...

Очень скоро жена почувствовала моё возбуждение от её рассказов, от её внешнего вида, да и вообще от её нового положения. Ирина даже стала подыгрывать мне.

— А ну, давай ка, - говорила она, входя в дом и подставляя губы для поцелуя, - Встречай скорей Бахытову уйнашку.

Она садилась на стул в прихожей, вытягивала ноги, и я, опустившись перед нею на корточки, снимал с неё туфли. Однажды я не удержался и стал целовать её ноги, стараясь достать губами и языком между пальчиков. Ирина посмотрела на меня как-то странно, усмехнулась и сказала:

— Ох, хорошо-то как! Оказывается, вот как это приятно. Сегодня я тоже лизала пальцы ног Бахыту.

— Он тебя заставил? – чуть не задохнулся я от возмущения.

— Нет, я сама, - покачала головой Ирина, - Просто почему-то мне самой этого захотелось. Сначала он взял меня в попку и я чуть не описалась от боли. Я уже говорила тебе, что у него очень толстый член, и он там давно уже порвал и растянул мне всё. Но это ничего, ему как раз очень нравится, что у меня была такая тугая неразработанная попка. Говорит - прямо как у девочки.

Ирина хихикнула.

— Мне больно, а ему - приятно. Это ещё утром было, я потом целый день с больной попкой работала. А вечером, уже после работы я пришла и сама попросила у него отсосать. Я же целый день после этого ходила неудовлетворённая.

— И он сразу дал тебе отсосать?

— Нет. Пришлось его хорошенько попросить. Сначала не хотел, не в настроении был.

— Тебе не стыдно было самой упрашивать его в этом?

— Я уже привыкла сосать у Бахыта, - спокойно и как-то деловито ответила моя жена, - Уже привыкла к его члену, к его сперме. Как-то втянулась, даже пристрастилась к этому. И потом... У меня теперь такое чувство благодарности к Бахыту, такая нежность к нему, что захотелось приласкать его как-нибудь необычно. Вот я и вылизала ему ноги. Сняла с него ботинки, потом носки, и целовала, а потом лизала. Нежно-нежно, язычком, каждый пальчик, и между ними, чтобы ему было приятно.

Этого моя жена могла бы и не говорить. Я ведь лучше всех знаю, какая она у меня ласковая. И вот теперь, как она мне рассказывала, она сама лизала вонючие кривые и волосатые ноги мужика и тихо приговаривала при этом: «Эти ножки устали за день, эти ножки вспотели, этим ножкам жарко...». И лизала, лизала, вылизывала чёрные катышки грязи между пальцами... Иногда подымала глаза на мужчину и робко преданно глядела - ждала одобрения...

Рассказывая это Ирина вдруг бесстыдно улыбнулась.

— А знаешь, - сказала она, - Мне показалось, что ему это понравилось. Он даже потом ещё раз взял меня. Только не на диване, а просто так. Бахыт сидел в кресле, а я расстегнула ему брюки и сама села к нему на член.

— Ты была так возбуждена? - спросил я, не отрываясь губами от пальцев ног жены.

— Ещё бы, - ответила она, - Ты сам подумай: утром он в очередной раз растянул и порвал мне попку и выставил из кабинета, а вечером всего лишь дал пососать, да и то, сколько пришлось его упрашивать... Представляешь, как я текла? Всю усталость за день как рукой сняло: скакала на нём, как бешеная лошадь!

От приятных воспоминаний Ирина даже улыбнулась и закрыла глаза.

— Он разрешил мне сесть на него писей, - сообщила она, - А не попкой, как обычно. Он теперь вообще редко пользуется моей писей. Говорит, что моя пизда - это для мужа...

Я представил себе, как час назад моя Ириша с задранной юбкой, в блузке, прилипшей от пота к спине, тяжело дыша и отдуваясь, смешно прыгает на члене толстого мужика... Я невольно приподнял подол платья и принялся целовать её ноги выше колен. Ляжки Ирины под юбкой платья были влажные, пока она шла домой, по ним из неё стекало семя мужчины и её собственные соки...

— Ты уверен, что хочешь продолжать, милый? - заплетающимся языком пробормотала жена, - У меня между ног теперь очень грязно, как у всякой уйнашки...

Но я уже обезумел и не мог остановиться...

— Целуй их, целуй, - с удовольствием пробормотала жена, откинувшись к стене прихожей и закрыв блаженно глаза, - А правда, у меня ведь красивые ножки?

— А теперь ты раздвигаешь их для Бахыта, - захлёбываясь слюной, прорычал я.

Ирина ещё шире раздвинула в стороны коленки, пропуская мою голову и мой язык к своей промежности.

— Да-а-а... И теперь я раздвигаю свои красивые ножки для моего хозяина, - с протяжным стоном сказала она, почувствовав мой язык в глубине своего горячего от возбуждения и хлюпающего от её и его соков влагалища, - А ещё, я подставляю ему мою когда-то тугую попку... Я ведь вижу, тебе нравится лизать между ног у теперь чужой для тебя уйнашки, милый. Ведь тебе это нравится? Правда? Там сейчас о-о-о-о-очень грязно! У меня теперь всё очень грязное, потому что всё в сперме хозяина, и попка, и твоя любимая писенька, и ротик...

* * *

Первое время такое поведение жены меня сильно смущало. Я не мог понять, что за перемена в ней произошла. Что заставляло её каждый раз после возвращения домой со сладостным упоением рассказывать мне о своём унижении? Ведь ещё несколько дней назад она страдала от того, что была вынуждена стать наложницей...

Или она так наказывала себя за женскую слабость? А может, издевалась над собой и надо мной заодно, заставляя меня вместе с ней переживать её боль и сладость подчинения хозяину?

— Назови меня шлюхой, пожалуйста, - горячо шептала она, прижимаясь ко мне в постели, - Скажи мне что-нибудь грубое, обидное, даже оскорбительное. Разве я этого не заслужила? Оскорби меня, чтобы я заплакала, не жалей!

— Ты - кысча пылмыз, - сказал я ей, - Ты теперь рваная жопа.

— Да, теперь я - рваная жопа, - встрепенувшись, и как заведённая тотчас же повторила Ириша, - Я жалкая уйнашка, и меня все презирают.

Но не заплакала после этого, а начала дрожать от нарастающего возбуждения...

* * *

Всё, что с Ириной происходило, я знал из её рассказов. Почему-то она сама мне рассказывала обо всём. Может из злости, что оказалась беззащитна, а может и просто, чтобы не держать в себе всё это...

Бахыт с семьёй жил в отдельном одноэтажном доме с просторным двором, огороженным высоким дувалом. Ирина несколько раз бывала здесь и раньше, но тогда это было в качестве гостьи: приводила маленькую Таню на день рождения к маленькому Рустаму, и ещё пару раз жена Бахыта Зульфия зазывала попить чаю - они обе были членами родительского комитета класса и часто встречались в школе, где учились их дети.

Но теперь Ирина переступила порог этого дома уже в совсем ином качестве - наложницы, пришедшей работать.

Наступило воскресенье, выходной день. Бахыт велел прийти к ним домой к восьми часам утра. После тяжелой рабочей недели Ирина страшно устала и хотела бы выспаться хоть в выходной, но пришлось вставать ни свет ни заря.

— Ты куда, мама? – спросила спросонья Таня, увидев, как Ирина, уже одетая, подкрашивает губки перед зеркалом в прихожей, - Сегодня же выходной...

— Я так, по делам, - смешалась Ирина, - Мне тут нужно... Кое куда... Я скоро...

Она не знала, что её ждёт в доме у Бахыта и потому на всякий случай оделась понаряднее, и даже слегка накрасилась, вдруг хозяин её захочет.

Всю прошедшую неделю на работе Бахыт теперь имел её каждый день. Утром первым делом Ирина приходила к нему в кабинет для того, чтобы отсосать, а вечером после работы раздевалась и становилась в позу раком на старом продавленном диване, призывно раздвигая руками ягодицы.

Она бежала по ещё пустынным улицам утреннего города, стуча каблучками выходных туфель. На автобусной остановке и в самом автобусе в этот ранний воскресный час Ирина увидела только молодых русских женщин. Не выспавшиеся, но, как и она сама, не по-утреннему ярко накрашенные. С первого взгляда было понятно - это несчастные уйнашки вместо отдыха в выходной едут работать на своих хозяев.

Исподтишка женщины рассматривали друг дружку. Все одеты достаточно скромно и бедно, но каждая постаралась как-то украсить себя, чтобы понравиться хозяину. И у каждой сквозь тонкую ткань блузки или платья из подмышек уродливо темнеют длинные и густые клочки волос...

“Как же нас много, - вдруг подумала Ирина, - Раньше я и не подозревала, что стольким женщинам пришлось пойти в наложницы”.

Женщины были самые разные. Недалеко стояла совсем молоденькая девчонка лет шестнадцати - голенастая, ещё нескладная, как подросток. Несколько девушек постарше, две молодые женщины интеллигентного вида, одна даже в модных очках. Лица у всех ярко накрашены с раннего утра, а глаза - потухшие, тоскливые. Женщина в очках чуть не плакала, губы у неё постоянно дрожали, и она всё время посматривала на часы, наверняка боялась опоздать.

“Все едут, как и я, работать на хозяев, - подумала Ирина, - И у каждой длинные пучки волосни из подмышек, а под юбчонкой - голая попка с порванным и растянутым анусом...”

Ирина вдруг с удовольствием отметила, что выглядит не хуже своих подруг по несчастью.

“Хоть я и старше многих этих девчонок, зато у меня фигурка лучше, - подумала она, - И цвет лица тоже. Видимо, не случайно Бахыт выбрал меня в наложницы...”

Увидела она и женщину своего возраста, а может даже и чуть постарше. Крупная дамочка с тяжёлыми формами - налитой большой грудью, широким задом и толстыми ляжками. Одета она была как семнадцатилетняя девчонка: под полупрозрачной блузкой обтягивавшей грудь с торчащими крупными сосками темнели широкие ареолы, а ниже пояса попу прикрывала совсем крошечная мини-юбка, такая тесная и короткая, что полные ноги торчали голыми на всю длину от бедра. Бедная женщина сидела, сжавшись всем телом, тесно сдвинув голые ноги, и стараясь от стыда не смотреть по сторонам. Все женщины в автобусе смотрели на неё с сочувствием и отводили глаза: ясно было, что это хозяин заставляет её так одеваться...

На второй остановке эта женщина вышла. Ирина сразу обратила внимание на её странную походку. Женщина, нервно закусив нижнюю губу, как-то особенно осторожно засеменила по тротуару. Она шла медленно, мелко перебирая полными ногами и оттопыривая едва прикрытую попу.

— Бедняга, - вдруг прошептала сидевшая рядом с Ириной незнакомая девушка, не выдержав тягостного зрелища, - Наверняка ей поставили “шершавчик”. Как она теперь только ходит? Это ужасно...

Ирина не знала, что такое “шершавчик”, но догадалась, что это что-то очень мерзкое. Спросить об этом она не решилась, только с горечью подумала о том, что раз сидевшая рядом девушка заговорила с ней об этом, значит по ней тоже сразу видно, кто она такая. Что она такая же несчастная дура-наложница, как и все в автобусе в этот утренний час...

Слегка запыхавшись, Ирина позвонила в ворота.

Открыла Зульфия - заспанная, растрёпанная, в длинном халате. Увидев Ирину в нарядном платье, с макияжем, она усмехнулась:

— А, это ты. Чего так вырядилась? На праздник, что ли пришла? Заходи.

Во дворе под навесом стояли чаны с грязным бельём всей семьи и пустые чаны для самой стирки.

— Сначала стирка, - сказала равнодушно Зульфия, - Натаскаешь воды из колонки на улице, и начинай. Когда постираешь, развесишь всё во дворе. Потом будешь мыть полы в доме. За это время, после того как всё высохнет, выгладишь, и всё - сегодня свободна.

— Тут же до ночи работы, - убито пролепетала Ирина, с ужасом глядя на кучу грязного белья и одежды, - А что, разве у вас нет стиральной машины?

— Зачем нам тратить деньги на машину, если у нас есть уйнаш? - презрительно выплюнула в лицо Ирине Зульфия, - Я потому и разрешила Бахыту взять тебя в наложницы, чтобы ты за это работала на нашу семью. Неужели непонятно? Давай, начинай, а я пойду - мы с Бахытом ещё спим.

Оставшись одна, Ирина принялась за работу. Ей пришлось снять нарядное платье, чтобы его не замочить и не испачкать. Нижнего белья Ирина теперь не носила, и потому, сняв платье, осталась совсем голая. Работать голышом было сподручно, только теперь её со всех сторон облепляли мухи и слепни. Приходилось от них отбиваться.

Через два часа проснувшийся Бахыт вышел во двор и с удовлетворением взглянул на взмокшую от пота голую Ирину, которая, низко склонившись над чаном, стирала. От работы её лицо раскраснелось, тушь вокруг глаз потекла. Над ней роились мухи, а руки были заняты стиркой, и поэтому женщина поминутно лягала ногами и вихляла и трясла искусанной в кровь попой.

Краем глаза, не смея глядеть прямо, Ирина видела, как Бахыт с Зульфиёй завтракают под навесом во дворе. От вкусного запаха хлеба и чего-то жареного у голодной Ирины от обиды на глаза навернулись слёзы. Непроизвольно она вспомнила, что всю последнюю неделю она кормила мужа и дочку одной кукурузной кашей, а себе не клала даже масла - ведь денег осталось совсем мало, особенно после первого подарка хозяину, а после получения зарплаты она сама покорно отнесла половину к Бахыту в кабинет.

Ирина тогда молча положила деньги на стол, чуть не плача от обиды, но затем, повинуясь знаку Бахыта, тут же встала коленями на диван и, подняв подол, услужливо раздвинула ножки... Ей хотелось плакать, хотелось сказать Бахыту - этой вонючей скотине, что эти деньги так нужны её семье, что по его милости они все голодают... Но не решилась и ничего не сказала. Так и стояла на четырёх точках - на локтях и коленях, уткнувшись носом в диван, и молчала.

Бахыт деловито пересчитал принесённые ею деньги и засунул их в стол. Потом встал сзади и, сопя, принялся расстёгивать брюки. Услышав это, Ирина уже без напоминаний прогнула спину и приподняла кверху попу, чтобы мужчине было удобнее, а уже через минуту, теперь уже привычно приняв в себя член мужчины, благодарно всхлипнула и задвигалась ему навстречу...

Теперь же Бахыт с Зульфиёй уютно расположились на веранде под навесом от солнца и завтракали, искоса поглядывая на голую Ирину, склонившуюся над чаном со стиркой. В полдень из дома вышел заспанный Рустам и несчастная Ирина от неожиданности замерла. В этот момент она подумала, что не перенесёт этого позора...

Видимо, Бахыт и Зульфия уже предупредили сына. В молчании юнец перешёл двор и приблизился.

— Привет, тётя Ира, - сказал он, – Мама сказала, что вы новая уйнаш моего отца.

Ирине было невыносимо предстать в таком виде и в таком качестве перед мальчиком, которого она знала с детства, ещё ребенком. А, кроме того, Рустам ведь ухаживал за её дочерью...

— Здравствуй, Рустам, - произнесла Ирина, с трудом разгибая затёкшую от работы спину и утирая пот со лба. Говорить что-либо было бессмысленно, всё было на виду. Она стояла во дворе их дома, склонившись над чаном для стирки с висящими голыми грудями. Рустам уставился на её покрытый волосами лобок, и Ирина инстинктивно попыталась прикрыться ладонью...

— Сначала я маме не поверил, - продолжал мальчишка, - А теперь вижу, как вы тут корячитесь голая, стираете наше бельё. Мой папа теперь вас ебёт, а вы за это отдаёте ему свою зарплату и вкалываете на нашу семью. Верно?

— Рустам, не надо, - опустив голову, пробормотала Ирина, - Я прошу тебя. Не надо издеваться надо мной. Ты же знаешь... Я этого не хотела, так захотел твой папа.

— Да вы не отвлекайтесь, тётя Ира, - ответил Рустам, - Стирайте дальше, у нас по дому работы много. Пока вы всё не сделаете, мама вас так просто от нас не отпустит.

— Рустам, - пробормотала женщина, - Я умоляю тебя, Тане ни слова не говори. Если дочка узнает, кем я стала... Пожалей нас! Вспомни, вы ведь с моей Таней с первого класса дружите, я тебя с семи лет знаю...

Ирина склонилась к чану с бельём, а мальчишка с наглой ухмылкой, обойдя её сзади, внезапно резко и с силой вогнал указательный палец прямо в её выставленный зад. От неожиданности женщина глухо и болезненно вскрикнула, сначала даже не осознав, что произошло - настолько это было чудовищно подло...

— Как это не говорить? - издевательски переспросил мальчишка, с силой погрузил палец на всю длину и начал двигать им в растянутом и болезненном анусе Ирины.

— Что ты делаешь? - простонала женщина, охнув, - Уходи, а то я твоего папу позову... О-о-о-ох... А-а-а-ах-х-х!

— Папу? - засмеялся Рустам, - Давай, зови. Но если он придёт, ты будешь молчать, а иначе твоя дочка всё про тебя узнает.

Палец наглеца двигался взад и вперёд, и женщина по выработавшейся уже у неё привычке непроизвольно начала двигать попой ему навстречу.

— А ты горячая, тётя Ира, - мстительно и жёстко сказал Рустам, - Уже привыкла, что папа тебя в жопу дерёт? Молчи и подмахивай мне дальше. Ты теперь наша уйнашка. А ну-ка, повтори.

— Я уйнашка, - провыла Ирина, уже со всего размаху насаживаясь на палец мальчика.

Она сама расставила ноги пошире и уже пыхтела и стонала, охваченная похотливым стыдом и отчаянием. Внезапно послышался злой голос Зульфии:

Что ты делаешь? - закричала она на сына, - Как ты смеешь? Кто тебе разрешил? Она же грязная - эта уйнаш! Куда ты совал ей палец? Отвечай!

Рустам тут же вытащил из неё палец и женщина от неожиданности замерла.

— В жопу, - ухмыльнулся ничуть не испугавшийся малолетний наглец, - Папа суёт туда не только палец. Ты же знаешь, мама, зачем папа её взял.

— Она годится тебе в матери, идиот! - ещё злее крикнула Зульфия, - Неужели тебе не противно совать палец в жопу старой русской шлюхе?

— Я не шлюха, - вдруг произнесла Ирина, разгибая затёкшую спину и утирая пол со лба, - Ты же знаешь, Зульфия, что я никогда не была шлюхой. Это твой муж сделал меня наложницей. Я в этом не виновата...

— Ладно, мама, - примирительно произнёс Рустам, отступая, - Мне действительно, противно и я больше не буду так делать. А ты, давай, оближи, - он протянул Ирине свой палец, только что вынутый у неё из попы, - Эй, тётя Ира, ты что, не слышала? Кому я сказал?..

Отпустили Ирину только вечером, когда уже стемнело. Целый день она провела в доме своего хозяина. После стирки нужно было мыть полы. Бахыт с Зульфиёй смотрели телевизор, потом Зульфия что-то стряпала на обед, Рустам готовил уроки на завтра, а Ирина всё это время ползала с тряпкой и ведром по дому и тёрла-тёрла-тёрла... Рустам потешался, видя как мама его девушки, голая, ползает на карачках по его комнате, моет пол и вытирает пыль во всех углах.

— Тетя Ира, - с улыбкой пошутил он, - а у тебя задница ещё ничего. Ну-ка, повернись...

В комнате у мальчика Ирина старалась убраться как можно быстрее, теперь она просто боялась его. Ей было стыдно смотреть ему в глаза после того, как пришлось вылизать палец, которым он двигал в её анусе, чуть не доведя её до оргазма...

— Рустам, подними ноги, - стиснув зубы, сказала она, подползая под стол, на котором мальчик что-то писал в тетради, - Мне тут нужно помыть...

Она ползала, стараясь не поворачиваться к мальчику судорожно поджатой попкой, чтобы не спровоцировать его на какую-нибудь новую гадкую выходку. Но пока она мыла под его столом её ожидало новое испытание. Она услышала, как Рустам позвонил её дочери.

— Привет, Танюша, - сказал он, - Пойдём сегодня в кино? Как договорились. А когда ты сможешь?

Ирина услышала голос дочери в телефонной трубке и вся сжалась.

— В пять? - переспросил Рустам, и вдруг больно пнул Ирину ногой под столом.

Она тихонько охнула, но ничего не решилась сказать - ведь трубка была у мальчика в руках, а на том конце провода - её дочь...

— Ну, тётя Ира, - сказал Рустам, отключая трубку и улыбаясь, - Мы с твоей Татьяной сегодня идём в кино. Домой она придет гораздо позже, чем раньше. Ты ведь не возражаешь, да?

* * *

В это воскресенье Ирина пришла из дома Бахыта в десять вечера. Она была совершенно измучена работой и буквально валилась с ног от усталости. Едва стянув с себя платье, она как была под ним, голышом повалилась на кровать и заплакала, сказалось физическое и нервное напряжение целого дня.

— Спина болит, - пожаловалась она сквозь слёзы, - Руки болят, сил нет. Полдня стирала в наклон, а вторые полдня мыла полы ползком по всем комнатам...

Она подняла голову от подушки и с вызовом поглядев на меня, сказала:

— Зато теперь Зульфия разрешила Бахыту брать меня прямо в доме, если ему вдруг захочется. Чтобы не только на работе...

Она помолчала, потом нерешительно добавила:

— Только, знаешь... Мне нужно Зульфие что-нибудь подарить. Как ты думаешь, что ей может понравиться? - её лицо оживилось, - Помнишь, у меня где-то есть золотые сережки? Они не слишком дорогие, но изящные, чешские. Мы их с тобой купили десять лет назад. Я думаю, Зульфия будет довольна.

— А зачем это вообще нужно? - раздраженно спросил я.

— Ну, как ты не понимаешь! - тряхнула головой Ирина, - Неужели тебе не ясно? Если уйнашку пускают в дом, то она должна сделать подарок жене хозяина.

— Неужто им мало, что ты целый день работала на них? Фактически ты гнула спину на эту самую Зульфию...

— Конечно, но ведь работа - само собой. А подарок - это знак уважения.

— Странно, - пожал я плечами, - А чем эта Зульфия лучше тебя? Вы ровесницы, обе жёны и матери. Раньше даже были чуть ли не приятельницами. Почему бы ей не подарить тебе подарок?

— Потому что я теперь - уйнаш её мужа, - тихо сказала Ирина, - Сегодня после работы, когда я всё закончила и уже собралась уходить, Бахыт увёл меня в комнату и взял в попку, как обычно. Я стонала на весь дом. Думаешь, Зульфие было приятно это слышать? Приятно слушать, как собственный муж пользуется уйнашкой? Когда он меня отпустил, я вообще от стыда перед ней не знала, куда глаза девать. Хотела прошмыгнуть мимо, как мышка, но Зульфия меня остановила и сказала:

— Не знаю, что в тебе нашёл мой муж, - и посмотрела так неприязненно и презрительно, - Была бы ты хоть молодая. А то старая, да ещё толстая - вон жопа какая здоровенная.

— И что ты ей ответила?

— А что я? - всхлипнула снова Ирина, - Я стояла перед ней, опустив голову от стыда, и только одёргивала платье, как девчонка. Потом Зульфия спросила:

— Надеюсь, Бахыт сношал тебя не на кровати?

— Нет, что ты, - помотала головой Ирина, не поднимая глаза, вся багровая от стыда, - Только на полу. Он велел встать на колени и на локти...

— Ага, - кивнула довольная Зульфия, - Так он сношал тебя в жопу, да? Вот отчего ты так орала только что! Ну, хорошо хоть, что мой муж поступает с тобой правильно, по нашей традиции: уйнашку в кровать не пускают. В кровати с мужем спит жена, а уйнашка может получить своё удовольствие только стоя раком. Ладно, теперь иди домой...

После того как Ирина рассказала мне об этом, вздохнула и обречённо добавила:

— Конечно, я её понимаю. Противно, когда твой муж засовывает свой член в жопу какой-то уйнашке. Нет, надо обязательно сделать ей подарок.

Сказав это, Ирина снова помолчала и добавила:

— Попа болит нестерпимо, похоже, там у меня всё разворочено.

Потом хитро посмотрела на меня:

— А не хочешь полизать там? Давай, милый, сделай своей жене приятное...

И не дожидаясь моего ответа, повернулась ко мне спиной, встала на карачки и задрала попу. Между раздвинутых руками ягодиц я увидел крупный распухший анус тёмно красного цвета:

— Давай, давай, теперь там всё очень грязно, как ты любишь...

* * *

Забегая вперёд, скажу, что через два дня моя жена так и сделала. Двум женщинам необходимо было объясниться. В следующий раз, придя работать в дом Бахыта, она улучила подходящий момент и вручила серьги. Не ожидавшая этого Зульфия смешалась, и Ирина, воспользовавшись этим, быстро наклонилась и поцеловала ей руку.

— Прости меня, Зульфия, за то, что я стала уйнаш твоего мужа, - сказала она, - Но у меня не было другого выхода, ты же знаешь. И потом, если не я, то Бахыт всё равно взял бы себе какую-нибудь женщину. Возьми эти серьги - они тебе подойдут. Они мои любимые.

— Ладно, - ответила Зульфия, - Только работай как следует. Сегодня опять много стирки. И нужно натаскать воды из колонки - тридцать вёдер, мы с мужем будем принимать ванну. А потом натаскаешь ещё двадцать вёдер для Рустама. Давай, начинай.

— Хорошо, хозяйка, - Ирина встрепенулась и принялась уже привычно снимать с себя платье.

— Постой, - озабоченно обернулась уже собравшаяся идти в дом Зульфия, - Вечером Бахыт может снова захотеть тебя. Ты вымыла как следует свою грязную жопу?

— Да, - потупилась Ирина, - Вымыла, у меня там всё чисто...

Я знал, что моя жена всегда была очень чистоплотной женщиной, но теперь она стала следить за своим задним проходом особенно старательно. Каждый раз перед тем, как идти к Бахыту, она кривясь от боли и постанывая промывала прямую кишку, прочищала её ватным тампоном, а под конец обильно смазывала себя между ног духами. Делать это всё самой было неудобно, и вскоре жена попросила меня помочь ей. В первый раз я страшно разволновался, но Ирина была спокойна и деловита. Встав на четвереньки, она попросила:

— Милый, прочисть мне попку, пожалуйста. Вот, я уже её промыла и приготовила тампон.

Она обеими руками раздвинул ягодицы и вновь увидел её широко растянутый и приоткрывшийся анус - настоящую чёрную дыру с распухшими и покрасневшими краями. В эту позорную дыру превратил аккуратный маленький анус моей жене Бахыт. Введя тампон поглубже я принялся осторожно проталкивать его внутрь, а затем обратно. Ирина ещё сильнее прогнулась в пояснице и болезненно застонала...

— Тебе же больно, - сказал я, - Давай, не будем этого делать.

— Нет, так надо, да и теперь это уже и не сильно больно - ответила тихим голосом моя жена, - Не бойся, милый, я потерплю. Я уже привыкла ходить с больной попкой.

Я продолжил её чистить, и Ирина снова застонала.

— Так надо, - повторила она, словно старалась убедить в этом и себя тоже, - Если Бахыт увидит, что я пришла к нему с грязной не прочищенной попкой, я сама буду презирать себя. Да ведь и ты тоже, дорогой...

— Что я тоже? - не выдержал я, - И причём тут я? Разве стоит так стараться, чтобы угодить этому Бахыту!

— Ты не понимаешь, - покачала головой моя жена, - Раз уж Бахыт стал моим хозяином, то он должен быть уверен, что его уйнашка приходит к нему с чистой попой...

— Я там чистенькая, - словно тихо повторила Ирина, - Не беспокойся, Зульфия, когда я уйду, и ты останешься в постели с мужем, от него не будет пахнуть мной.

Всё ещё голая, она снова поцеловала руку у Зульфии и удовлетворённая принялась за работу. Она чувствовала, что и другая женщина довольна - между ними произошло объяснение, и недоговоренностей больше не было: Ирина признала Зульфию своей хозяйкой...

* * *

О том, что моя жена стала наложницей Бахыта быстро стало известно всем на её работе. И речи не могло быть о том, чтобы это осталось незамеченным. Прежде всего, сам Бахыт не считал нужным это скрывать...

Для Ирины это стало ещё одним испытанием. Трое парней, находившихся у неё в подчинении на складе, окончательно отказались выполнять её распоряжения.

— Пару часов поработают, а потом сидят и в нарды играют, - со слезами рассказывала жена, - Что им не говори, они не реагируют. Только смотрят наглыми глазами, на задницу мою пялятся, и всё...

Самым наглым из парней оказался самый молодой из них - восемнадцатилетний Махмуд. Этот сопляк однажды при всех назвал мою жену кысча пылмыз - рваной попкой. Все тут же захохотали, а она убежала от стыда.

— Теперь я этим парням ничего сказать не могу, - жаловалась Ирина, - Как я им могу в глаза смотреть, если я - рваная попка?

Этот Махмуд всё время крутился возле Ирины и не давал ей ни минуты покоя. При каждой возможности обзывал её последними словами, а несколько раз даже пытался её пощупать.

— Порой тихонько подойдёт сзади, когда я работаю и мне под халат неожиданно запустит руки, - чуть не плача, рассказывала Ирина, - У меня же в этот момент руки заняты и я не могу отбиваться, а он, пользуясь ситуацией, пока щупает там, везде меня трогает...

Только не подумайте, что в это же время в нашей семье не существовало обычной семейной жизни. Нет, мы с женой изо всех сил старались продолжать жить как обычно.

Я по-прежнему ходил на работу, Ирина тоже, а по вечерам она готовила еду на нашей маленькой кухне. Если оставалось время, мы даже вместе смотрели телевизор. Изменились только две вещи: у нас стало меньше денег, потому что половину своей зарплаты Ирина теперь аккуратно относила Бахыту, да ещё немного изменился быт, а после того, как Таня обо всём узнала и моей жене стало нечего скрывать от дочери, она перестала таиться.

Дело в том, что теперь Ирина не могла больше нормально сидеть. За прошедшие два месяца Бахыт умудрился так растянуть попку моей жены, что я не мог спокойно на её смотреть. Когда Ириша просила перед очередным свиданием прочистить её задний проход и становилась передо мной в позу с высоко задранной попкой, я каждый раз невольно вздрагивал от ужаса и жалости к бедной жене.

Ее многострадальный анус растянулся неимоверно и превратился в громадную черную дыру с вывернутыми красными распухшими краями, которая в этом положении больше не сжималась, а бесстыдно зияла передо мной. В отчаянии я по-прежнему с любовью целовал и лизал это новое анальное влагалище, и Ириша при этом как в давние времена благодарно ёжилась, замирая...

— Да, милый, да, - вздрагивая, бормотала она, - Поласкай меня там, поласкай!

Теперь больше трёх минут Ирина не могла сидеть на стуле, и теперь через эти три минуты она всегда начинала ёрзать, кусать губы, а потом, сильно покраснев, вставала. Поэтому она приобрела себе коврик, на котором теперь устраивалась во время еды и ела сидя на корточках или стоя на коленях - так ей было легче. Нам с Таней она по-прежнему накрывала на столе, а сама устраивалась на коврике. Мы же с дочерью продолжали делать вид, будто не понимаем, в чём дело.

* * *

Однажды в субботу вечером Ирина торжественно объявила нам, что назавтра мы отправимся на пикник за город. Я тут же вопросительно посмотрел на неё.

— А разве завтра ты не занята?

По воскресеньям Ирина всегда уезжала рано утром в дом к Бахыту и работала там до самого вечера.

— Я договорилась с ними, - коротко ответила жена, поджав губы, - Должны же мы хотя бы иногда проводить время всей семьёй...

Таня тоже обрадовалась, только ей пришлось сразу после ужина вполголоса объясняться по телефону с Рустамом.

— Понимаете, - объясняла нам с женой дочка, - Он хочет, чтобы завтра мы пошли в кафе с его друзьями, а потом на дискотеку... Он не любит, когда ему перечат. Но я договорюсь, вы не думайте. Мне очень хочется поехать с вами за город...

— Рустамчик, милый, - слышали мы голос дочери из соседней комнаты, куда она ушла поговорить с ним по телефону, - Ну, не сердись... Ну, пожалуйста! Я же люблю тебя! Да... Да... Но я же должна хотя бы иногда проводить время с папой и мамой. Отпусти меня с ними на пикник... Да... Да...

Я тихонько взял отводную телефонную трубку и зажал микрофон рукой. В трубке послышался ленивый голос Рустама.

— Хорошо, если уж ты так просишь - поезжай с родителями на этот ваш пикник. Надеюсь, в десять вечера вы уже вернётесь?

— Да, конечно, - ответила Таня.

— В десять я буду ждать тебя на нашем обычном месте. Я хочу успеть покувыркаться!

— Рустамчик, но в десять же поздно, - жалобно сказала моя дочь, - Давай лучше завтра?

— А я говорю, - жёстко произнёс Рустам, - Что ты ровно в десять притащишь свою пизду куда я тебе сказал. Поняла? Повтори!

Пару секунд в трубке было молчание. Я слышал, как тяжело задышала Таня...

— В десять вечера, - понизив голос, нерешительно прошептала она, - Я притащу свою пизду к тебе.

— Свою грязную пизду, - издевался Рустам, настаивая, - И свой вонючий рот для моей спермы. Поняла, как такая девчонка как ты должна говорить со своим парнем? Ну!

Таня беззвучно заплакала. Не решаясь плакать в трубку, она только всхлипнула и покорно повторила:

— Мою... Мою грязную... пизду... Я притащу... Тебе... И мой рот... Вонючий...

Через пять минут Таня вышла из комнаты уже взяв себя в руки и успокоившись. Только её глаза были красными – она только что наверняка немного поплакала.

Я очень хотел поговорить с ней о том, что слышал в трубке, но смолчал. Мне было обидно, что с моей дочерью так разговаривают, и обидно, что она это терпит. Но что мне оставалось? У нас в семье установился своеобразный нейтралитет. Мы все молчали и старались не говорить друг другу о том, что теперь угнетало.

Ирина, например, теперь весь вечер сидела на своём коврике в открытом домашнем сарафане, и мы с Таней, во время ужина как обычно весело болтали с мамой, старательно отводя глаза от длинных клочьев тёмных волос, торчащих у неё из подмышек...

* * *

Это был прекрасный день. Мы доехали на автобусе до реки и почти целый день провели в прохладе под тенистыми деревьями и под шумом быстро бегущей воды. В Азии реки очень быстрые, в них мутная желтоватая вода струится потоками...

Мы много купались, загорали. Я любовался женой и дочерью, когда они купались, а затем играли вдвоём в мяч на берегу. Почти ничто не напоминало о том, что в последнее время происходит с нами... Правда, я заметил, что фигура моей жены за последние два месяца несколько изменилась. Обычно она всегда ходила в юбке, и потому мне не бросалось в глаза, как сильно у неё за это время раздалась задница.

Собираясь на пикник, Ирина надела джинсы, долго у меня на глазах мучаясь, натягивая их на попу. Когда джинсы наконец плотно обтянули её ягодицы, она смущённо посмотрела на меня и с досадой буркнула, как бы в сторону:

— Вот как теперь моя попка раздолбана – даже штаны не налезают!

Всю дорогу я невольно поглядывал на туго обтянутую джинсами попку моей жены, за эти два месяца она стала гораздо шире но, видимо, постоянно болела, потому что походка Ирины тоже изменилась. Теперь она шла раскорякой, широко ставя ноги и прогнувшись в пояснице выпячивая зад.

Я видел, что Таня тоже смущённо смотрит на непристойно изменившуюся походку матери. Нам с дочерью обеим постоянно казалось, что все окружающие нас в автобусе и на улице видят и понимают: вот эту задастую молодую женщину в джинсах и футболке каждый день сношают в попку, отчего она теперь ходит врастопырку...

Когда жена и дочь в купальниках играли в мяч на берегу реки, я смотрел на них со стороны и думал о том, что всего за два месяца моя Ирина стала похожа на настоящую рабочую кобылу с тяжёлым крупным задом и натруженными, красными от стирки руками.

Даже ноги у неё изменились. Они, бывшие всегда полными, но стройными, сделались теперь мускулистыми как у кобылы от постоянного сидения на корточках...

“А что будет с Таней? - печально думал я, - Она моложе и красивее Ирины. Выше ростом, стройнее. Но и она сегодня вечером побежит к своему парню отдавать ему своё юное тело. Наверняка скоро и её аккуратненькая девичья попка превратится в растянутую лоханку. И моя дочь, которую я растил с младенчества, которую люблю, станет обыкновенной красивой русской кобылкой и лёгкой добычей для местных ухарей. Конечно, внешне она ещё долго останется такой как сейчас - свежей, красивой, будет наряжаться и бегать на танцы, но все местные парни будут знать, что она уже объезжена, укрощена, и что под юбкой у неё то же самое, что и у её матери и её подруг - громадная чёрная дыра с растянутыми и надорванными воспалёнными краями. И что стоит только поставить её раком, как она тотчас громко и привычно застонет и покорно начнёт двигать своей дырой им навстречу...”

Когда Таня одна пошла купаться, я не выдержал и рассказал жене о том, что услышал по телефону о её взаимоотношениях с Рустамом.

— Да, - вздохнула Ирина, поджав губы, - Видимо, нам следует забыть о том, что Рустам возьмёт нашу дочь замуж. Помнишь, как мы думали об этом, прикидывали будущее? В восьмом классе, когда они только начали дружить, мы с Зульфиёй даже в шутку обсуждали это...

— Давно это было, - отозвался я.

— Конечно, - кивнула Ирина, - Пора уже и забыть. Бахыт никогда не разрешит сыну жениться на дочери уйнаш. А насчёт отношения... В этой стране к женщинам только так и относятся. В особенности к тем, кто соглашается стать любовницей. А Таня уже согласилась. Ей уже семнадцать лет, и, когда она отдавалась этому красивому мальчику, то должна была понимать, что за этим последует. Тут не Россия... Главное, чтобы она не стала уйнаш, как я, - со вздохом произнесла Ирина, - Если это случится, я не перенесу. Довольно того, что пришлось мне испытать...

— Кстати, - прервал жену я, - А как тебе удалось договориться, чтобы Бахыт сегодня тебя отпустил?

— Как удалось? - усмехнулась Ирина, - Рассказать? Ты непременно хочешь это знать?

Я кивнул.

— Ну, ладно.

С этими словами Ирина придвинулась ко мне и, обхватив руками за шею, впилась в меня долгим поцелуем. Её язычок быстро двигался у меня во рту, и у меня от желания перехватило дух.

— Ну вот, - отстранившись сказала Ирина, - Теперь держись, дорогой. Вчера я весь вечер снова несколько раз лизала Бахыту жопу. Он лежал на животе, а я устраивалась у него в ногах и вылизывала, вылизывала. У меня оказывается очень длинный язычок, и я смогла просовывать его далеко ему в анус... Ему это очень нравится, он даже часто от этого кончает.

Я представил себе, как моя жена лижет жопу Бахыту и содрогнулся.

— А что тут такого? - с деланой бесшабашностью спросила Ирина, - Здесь это обычное дело. Хорошая уйнаш обязана знать вкус говна своего хозяина.

Она вдруг хихикнула и презрительно добавила:

— А ты, дурачок, так и не заметил вчера, как у меня изо рта воняло? Я ведь тебя специально весь вечер целовала, чтоб ты догадался по запаху.

* * *

Где-то через неделю после нашего пикника, вечером к нам в гости пришла Наташа - давнишняя подруга Ирины, которая стала уйнаш уже больше года назад. Красивая тридцатилетняя женщина, высокая, с налитой фигурой и светлыми длинными волосами, настоящая русская красавица.

Сначала мы посидели за столом все вместе, но очень быстро моя жена с Наташей заёрзали и, не сговариваясь, вместе перешли на Ирин коврик. Там они продолжали потихоньку пить вино, болтали о том, о сём, но никто из нас разговорами не касался нашей новой жизни. Наоборот, все вели себя так, словно ничего не происходит, и мы, как прежде, просто веселимся в выходной день...

Когда мы ещё сидели за столом, Наташа расспрашивала Таню о том, как она заканчивает школу, куда собирается поступать. Потом рассказала о своей работе, недавно она устроилась продавщицей в новый продуктовый магазин.

Наверное, со стороны мы выглядели довольно странно. Мы с дочерью сидели за столом, а две красивые женщины, принаряженные, с причёсками, как ни в чём не бывало, явно привычно для них сидели на коврике на корточках возле стола рядом с нами и пили чай.

Ближе к десяти вечера Таня стала нервно поглядывать на часы, а потом извинилась и встала. Ей было пора бежать на свидание к Рустаму. Я воспользовался этим, вышел в другую комнату и лёг на диван. Надо же было дать подругам поговорить о своём, о женском.

— Папа, я пошла, - заглянула Таня в комнату, - Закрой за мной дверь, пожалуйста, а то я очень тороплюсь. Совсем заболталась с тётей Наташей, а теперь Рустамчик будет сердиться...

Я обратил внимание на то, как накрашена моя дочь – ярко, как дешёвая проститутка. Огромный красный рот, тени вокруг подведённых глаз... А юбка? Она открывала ноги до самого верха и трусиков не было видно. А ещё, Таня надела мамины выходные туфли на высоченном каблуке.

— Ты думаешь, твоему Рустаму понравится твой вид? - с сомнением спросил я.

— Он сам велит мне так выглядеть, - отрезала Таня и убежала, помахивая нарядной маминой сумочкой.

Я смотрел ей вслед, как моя дочь бежит, спотыкаясь на высоких каблуках по тёмной улице. Бежит к парню, которого любит, и который требует ей притащишь ему свою грязную пизду и вонючий ротик... А она всё равно бежит к нему!

Я снова лёг на диван, представляя себе, как вот сейчас, в эту минуту этот наглый мальчишка засовывает свой член в накрашенный рот моей девочке!

Через некоторое время я встал и вышел на кухню, чтобы поставить чайник. И в коридоре замер, услышав разговор моей жены с Наташей.

— Ну, как, - спросила Наташа, - Ты уже втянулась? Привыкла?

— В общем, да, - ответила Ирина, - Может быть даже привыкла сильнее, чем следовало бы...

— Влюбилась, что ли? - засмеялась Наташа, - Что ж, это правильно. Уйнашка должна любить своего хозяина...

— Да нет, не то. Просто я уже привыкла к сексу в попу мне это теперь так приятно, что боюсь, скоро вообще перестану кончать при обычном сношении с мужем.

Ирина явно смущённо помолчала, потом нерешительно добавила:

— Знаешь, мне даже неловко перед мужем. Он ни в чём не виноват и даже смирился с тем, какой я теперь стала и любит меня по-прежнему. Вот только когда мы с ним в постели, то мне уже скучно и он меня не возбуждает. Только и думаю о том, как завтра меня хозяин возьмёт в попку.

— И что, там уже не болит больше? - удивилась Наташа.

— Болит, конечно. Тем более что Бахыт каждый раз там заново всё растягивает и разрывает.

— Это так положено, - авторитетно заявила Наташа, - Так со всеми делают. Каждый раз надрывает?

— Ну да, каждый раз. Сначала возьмёт, спустит туда, а потом засовывает туда пальцы и как рванёт!

— Это ещё ничего, - доверительно сказала Наташа, - Меня мой заставляет рвать саму себя. Говорит, пока сама себе жопу не разорвёшь, в тебя не войду. Поэтому плачу и рву...

Обе женщины помолчали, потом Наташа вдруг спросила:

— А скажи, ты теперь уже не жалеешь, что пошла в уйнашки?

— Первую неделю жалела, - призналась Ирина, - А теперь уже нет. Это же оказывается самое сладкое, когда грубо, и сильно в попу. Ты же сама знаешь. Когда распробуешь, от этого уже невозможно отказаться, прямо как наркотик.

— Вот этим здешние мужики и пользуются, - согласилась Наташа, - Понимают, что ради этого мы теперь готовы на всё – отдавать деньги, работать на них. Ведь подумать только, твой Бахыт и мой Ахмед - кто они такие? Ленивые, жадные, наглые, глупые... А мы с тобой теперь готовы на всё, лишь бы их поганые члены получить в свой зад. Ведь правда?

— Правда, - согласилась Ирина, вздыхая, - Я долго не могла привыкнуть лизать попу Бахыту. Ты же мне давно говорила, что к этому нужно привыкнуть. Я старалась, но мне было долго противно.

— А теперь привыкла? - горько рассмеялась Наташа, - И с удовольствием высасываешь говно из его жопы как миленькая? Да ты не стесняйся, уж мне-то можешь сказать. Я сама такая.

— Да, высасываю, - неохотно призналась Ирина, - А что остаётся делать? Обидно, конечно, что нас здесь так опустили... Меня вчера в автобусе одна женщина снова назвала кысча пылмыз. Увидела волосы из подмышек и на весь автобус назвала. И все смеялись. Я думала, умру от стыда.

— И что теперь, плакать? - возразила Наташа, - Если уж мы с тобой стали теперь этими кысча пылмыз - рваными попками. Я, например, даже горжусь, что за год вытерпела всё, и теперь моя попка хорошо растянута под Ахмеда и она такая ему нравится.

— У тебя попка закрывается? - вдруг тихо спросила Ириша.

— Давно уже нет, - ответила Наташа, - А ты что думаешь? Если целый год растягивать и разрывать анус каждый день!

— У меня она теперь тоже больше не закрывается, - призналась моя жена, - Знаешь, какая там стала дырища? Ходить неудобно. И вообще, попа на два размера увеличилась. Недавно в джинсы еле влезла.

— Знаю, - хмыкнула подруга, - С нашими дырищами ходить неудобно. Порой подожмёшь её изо всех сил, а не помогает. Бывает, идёшь и пердишь, пердишь. Стыдно безумно, но ничего сделать не можешь, там всё так сильно растянуто, что попка уже ничего не держит. У тебя тоже так?

— Тоже.

— Самое главное, - Наташа понизила голос, - Не дать согласия поставить себе “шершавчик”. Всё, что угодно, только не это.

— А что это такое - “шершавчик”? - спросила Ирина.

— Точно я не знаю, - ответила Наташа, - Но все говорят, что хуже этого нет ничего на свете. Понимаешь? Говорят, что если тебе поставят “шершавчик”, станешь уже совсем последней тварью.

Дальше Наташа говорила шёпотом.

— У меня подружка была - Ленка, - сказала она, - Такая же, как и мы с тобой - рваная попка. Так вот, она позволила поставить себе “шершавчик”.

— Ну и что? - спросила жена.

— А то, что после этого Ленка как будто с ума сошла. Будто помешалась и стала сама не своя. Даже попросила своего хозяина продать её в бордель. Представляешь, сама попросила.

— И что же? Её продали?

— Конечно, раз она сама попросила. Я теперь работаю на её месте. Она у Ахмета тоже продавщицей работала. А когда он Ленку продал, то взял меня.

— А тебя он не продаст? - с ужасом спросила моя жена.

— Зачем же? - хмыкнула Наташа, - Я же не сумасшедшая самой просить об этом. Ленку Ахмед цыганам продал, я сама видела. Они подъехали ночью на машине, отдали Ахмеду деньги, он им Ленку вывел голую, её посадили и куда-то увезли. Говорят, у них недалеко от города где-то есть бордель.

Наташа снова понизила голос:

— Ленка потом даже заходила как-то к нам в магазин. Говорит, там в этом самом борделе каждая женщина за день принимает по двадцать человек. Иногда и больше, там не спрашивают...

— И она что же - довольна, эта Ленка? - дрогнувшим голосом спросила Ирина.

— Кажется, довольна, - ответила Наташа, – Да что удивляться? Она же согласилась поставить себе “шершавчик”...

Я стоял в коридоре и слушал этот бесхитростный разговор двух подруг, одна из которых была моей женой. Ясным взглядом я представил недалекое будущее нашей семьи - для этого у меня было уже достаточно оснований. Моя жена, моя дочь - разве обе они уже не стали бесправными и беспомощными жертвами неумолимого порядка вещей?

Что будет дальше, можно легко предсказать - перспектива не оставляла сомнений. Восток - дело тонкое...

И тут я вспомнил о предложении Николая...

Примечание автора: Шахристан - вымышленная страна. Все изложенные обстоятельства и «реалии» - плод безусловной фантазии автора, и не более того. Искать какие-либо совпадения или аллюзии бессмысленно и неоправданно.

Примечание поклонника Автора: великий Автор не мог тогда заглянуть в будущее. Живя в сегодня, мы помним, что было совсем недавно. Поэтому нам на нашей земле не нужны ни Бахыты со своими Рустамами, ни Ахметы и прочие трудовые специалисты, получившие от нас государственность и культуру, и после того как всё просрали, теперь едут к нам жить. Этот рассказ из моей коллекции. Я лишь совсем чуть-чуть добавил в него своих мыслей в начале, и последнюю фразу в конце.