Утро в квартире Максима наступило мягко, с лёгким светом, пробивающимся сквозь полуприкрытые жалюзи. Он, как это часто с ним бывало, проснулся за несколько минут до того, как должен был сработать будильник.

Тело ощущало привычную силу и бодрость, кожа была прохладной на контрасте с тёплым воздухом комнаты. Лежа голым на кровати первое, что он ощутил, была утренняя эрекция — напряжение в паху требовало выхода и Максим протянул руки туда, где обычно спала Ксения. Но кровать в том месте была пуста.

Сначала он немного растерялся от этого, удивляясь отсутствию Ксении на привычном казалось бы месте. Полупустая кровать, запах вчерашнего вина, остатки аромата её духов — всё это тонким ароматом витало в комнате, но постепенно в его сознании вспыхнули события вчерашнего дня и все встало на свои места.

Максим вздохнул, переворачиваясь и ложась на спину уставившись в потолок. Но его вздох был обусловлен не столько сожаления или грусти о том что случилось вчера, сколько от того физического желания, что требовало выхода. Его взгляд скользнул по комнате, отмечая пустоту и тишину, а его внутренний голос с лёгкой иронией констатировал: «И никого нет рядом, чтобы помочь… Ну и хуй с ними».

Максим ещё несколько минут полежал, позволяя телу проснуться, а разуму постепенно включиться. Он слегка напрягал и расслаблял мышцы приводя их в тонус, перед тем как, перекатившись по кровати, вскочить на ноги. Подойдя к окну Максим поднял жалюзи и распахнул окно, вдыхая свежий воздух, и ощутив как напряжение в паху уступает другой не менее важной потребности направился в туалет, соединенную с ванной.

Душ привычно обрушился на плече и спину, сначала прохладная струя, резко бьющая по нервам, затем тёплая вода, смывающая остатки сна и разгоняющая кровь, чтобы снова смениться чередой температур, будя каждую клетку тела.

Выйдя из душевой, Максим взял полотенце и энергично растёрся, вытирая оставшиеся капли воды и чувствуя, как утренняя бодрость полностью охватывают его тело. Он повесил полотенце на сушилку, вышел в коридор и направился на кухню, ещё раз, мельком, оглядев квартиру, и убедившись, что вокруг тишина и покой. В мыслях уже промелькнули планы на день, предстоящие встречи и работа, которая ждала его. Его член всё ещё напоминал о себе, но Максим умело переключил внимание на подготовку к новому дню.

На кухне он быстро сварил себе кофе, и аромат напитка заполнил пространство, добавляя энергии и уверенности. С каждым глотком бодрость и ясность мышления усиливались, мысли становились более структурированными, а желание действовать — всё более решительным.

Максим чувствовал, что готов к любым задачам, которые преподнесёт ему день, и одновременно осознавал, что физическое напряжение, накопившееся за ночь, ждёт своего часа. Но сейчас ему предстояло сосредоточиться на работе, на делах и обязательствах, а утренний ритуал и тело давали ему необходимую энергию для продуктивного начала.

Вскоре он надел свежую рубашку и брюки, поправил пиджак, проверил обувь и часы, ещё раз оценив время, прежде чем покинуть квартиру. Дверь за ним закрылась с тихим щелчком, и новый день начал разворачиваться перед Максимом — полный возможностей, ожиданий и напряжения, которое он научился контролировать, направляя его в нужное русло.

Припарковав машину на ее постоянное место, Максим уверенно направился в здание через главный вход размеренной, чуть пружинящейся походкой. Коридор встретил его тишиной — лишь утренние шаги сотрудников, да шуршание бумаг где-то в глубине. Но первое, что сразу привлекло его внимание, — это Евгения на ресепшене.

Она уже была на месте. Настоящая ранняя пташка. Макс мысленно отметил это как плюс — значит, её настрой правильный, и он сделал верный выбор.

Сегодня её образ выглядел чуточку более дерзким, чем в первый день, и Максим с лёгкой усмешкой подумал, что здесь явно угадывалось влияние Ольги и его вчерашнего сравнения. Но, к его удовлетворению, всё оставалось в рамках корпоративной этики, без переборов и ненужных вольностей.

На Евгении была белая рубашка из плотной ткани — строгая, аккуратная, без намёка на прозрачность, но достаточно приталенная, чтобы подчеркнуть её фигуру. Юбка-колокольчик тёмного цвета спускалась до середины бедра, создавая баланс между женственностью и сдержанностью. Максим машинально отметил, что ноги упакованы в черного, под стать юбки, то ли чулки, то ли колготки, но различить точно он не смог. А на ступнях — небольшие классические туфельки на низком каблуке, удобные и одновременно элегантные.

Прическа Евгении была собрана в аккуратный хвост, который ниспадал на плечо и не мешал работе. На лице — те же очки с пустыми стёклами, придававшие ей вид серьёзной и собранной девушки, хоть Максим отлично помнил, что это всего лишь часть образа.

Увидев его, Евгения приветливо улыбнулась и коротко кивнула:

— Доброе утро, Максим Николаевич.

Он ответил ей таким же кивком, поднял большой палец в знак одобрения ее образа и, не задерживаясь, направился дальше. Его шаги прозвучали уверенно и ровно, пока он шел к двери своего кабинета, оставляя за собой ощущение, что день начинается именно так, как должен.

Полдня Максим провёл в кабинете, утопая в бумагах и цифрах, посматривая за работниками только по камерам, да делая некритичные замечания по рации. Обычная текучка, но именно в таких деталях и проявлялась его работа. На стол легли сразу четыре заявки на отпуск — довольно странный всплеск, учитывая, что впереди стоял крупный проект с новым клиентом. Максим усмехнулся: похоже, часть сотрудников решила спрятаться от нагрузки.

Прочитав каждую из заявок, он задержался на одной. Тамара Викторовна, 45 лет, женщина, которая всегда работала без нареканий, без лишних разговоров, без попыток увильнуть. За всё время в компании она ни разу не пряталась за чужие спины, не жаловалась на объём работы. Максим задумался на секунду и поставил резолюцию «Одобрить». Значит, ей это действительно нужно. Пусть отдохнёт — заслужила.

Остальные три заявки он перенёс на неопределённый срок, что по сути означало отказ. Вздохнув, он пробормотал себе под нос:

— Пусть работают, а не филонят.

Затем переключился на другое: новые кандидатуры на должности. Служба безопасности уже проверила анкеты, отметила отсутствие нарушений и передала их выше — в его отдел. Максим внимательно просмотрел резюме и досье, сделав несколько пометок. Всё выглядело чисто, но он привык проверять и поверх формальных отчётов — чутьё редко подводило.

Закончив с этим, Максим откинулся в кресле и на секунду прикрыл глаза. Потом, недолго думая, вывел на экран ноутбука два досье, которые держал «под рукой» последние дни — Евгении и Ольги.

Его губы тронула едва заметная усмешка. Обе девушки нравились ему по-своему, каждая — со своей энергией, характером, своей искрой. Евгения — та самая правильная, собранная, но уже начинающая пробовать на вкус лёгкую дерзость. Ольга — опытная, уверенная в своей привлекательности, умеющая использовать её в свою пользу.

Максим какое-то время молча смотрел на их фотографии и заметки, которые делал раньше. Стоит ли за ними ухаживать? — вопрос в голове зазвучал спокойно и холодно, как рабочая задача.

Он никогда не позволял себе терять голову из-за женщин, но и отрицать их влияние не мог.

Теперь ему предстояло решить: оставить всё на уровне рабочих отношений или всё же пойти дальше, позволяя себе маленькую слабость.

Так и не решив как именно поступить и положившись на авось, Максим встал из-за стола, взял с собой кружку и направился к кофемашине на втором этаже. Густой аромат свежесваренного кофе заполнил лёгкие, а глоток обжёг язык и горло, заставив его на секунду зажмуриться от удовольствия. В руке осталась приятная тяжесть керамической кружки, а в голове — ощущение контроля над ситуацией.

Он остановился у перил, откуда открывался обзор на весь просторный зал. Это место он любил — отсюда всё было видно: сотрудники за своими столами, переговорные, ресепшен. Максим медленно попивал кофе, позволяя взгляду скользить по этажу, как охотник, высматривающий малейшее нарушение. Но сегодня царил порядок. Никаких лишних разговоров, никаких отвлечений, каждый был занят своим делом.

Его взгляд пару раз зацепился за фигуру Ольги. Она двигалась уверенно, раскованно, сегодня снова выбрав наряд на грани допустимого: чуть более откровенный крой блузки, юбка, подчёркивающая изгибы, туфли, в которых она шла так, будто сцена под ногами.

Обычно Максим сделал бы замечание — дресс- код он ценил и требовал соблюдать. Но каждый раз, когда в голове всплывали картины того, что он уже видел, того, что у него хранится дома, желание сказать хоть слово гасло. Более того — он ловил себя на том, что ему это нравится. Нарушение? Да. Но разве не в этом иногда была суть власти — решать, что допустимо, а что нет?

Он сделал ещё один глоток кофе, почувствовав, как горечь и тепло пробегают по телу, и уже собирался вернуться в кабинет, когда внизу возле ресепшена уловил движение.

Взгляд тут же сфокусировался. Какой-то мужчина, дорого одетый — костюм явно сшит на заказ, часы блестят не хуже витрин ювелирных магазинов, манера держаться уверенная, но с той самой примесью агрессии, которую Максим не любил. Он буквально нависал над Евгенией, что- то требуя. С расстояния слов было не разобрать, но и так ясно: тон был давящий.

Евгения держалась внешне спокойно, отвечала ровно, без суеты. Но Максим видел больше, чем заметил бы кто-то другой: резкие, чуть нервные движения рук, которые она пыталась скрыть за столом; сжатые губы, выдающие напряжение; взгляд, который раз за разом скользил к охраннику.

Тот тоже заметил происходящее — он то и дело бросал взгляд на мужчину, готовый вмешаться, но пока выжидал, не решаясь действовать первым.

Максим на секунду прищурился. Обычно в таких ситуациях он предпочитал не спускаться лично: для этого были подчинённые, для этого существовала структура и регламент. Но сейчас, видя, как ситуация накаляется, он понял, что нужно вмешаться самому.

Он поставил кружку с недопитым кофе на ближайшую тумбу и, не торопясь, но уверенной поступью, направился к лестнице. Его шаги гулко отдавались в пустом коридоре, и к моменту, когда он оказался внизу, напряжение у ресепшена достигло пика. Мужчина уже повысил голос, Евгения держалась из последних сил, а охранник только ждал знака.

Максим подошёл прямо к ним, и весь зал, будто почувствовав приближение, замер, переключив внимание на то, что будет дальше.

Максим, спускаясь по лестнице, уже издалека услышал шум, доносящийся из приёмной. Когда он вошёл, то, стараясь разрядить обстановку, с ироничной улыбкой бросил:

— Что за шум, а драки нет?

Мужчина тут же развернулся к нему, голос срывался от гнева, а слова сыпались как град, насыщенные угрозами и высокомерным пренебрежением:

— О, ещё один урод! Ты думаешь, я сюда ради шуток пришёл? Сейчас я устрою вам полный хаос! Я заказал машину! Светло-голубую, блять, а вы мне прислали чёрную! Вы че, все здесь совсем дебилы? Ни хуя не различаете цвета? Или тут все такие же голубые?

Он сделал шаг вперёд, глаза сверкали угрозой, руки дергались, словно готовясь схватить кого- нибудь.

— И не смейте меня останавливать! Один мой звонок — и вас всех тут же уволят! Не найдете работу даже дворниками, понял? Моя мама прокурор, и я знаю, как заставить вас прогнуться! А эта коза меня вообще не пускает!

Максим, привычно игнорируя поток брани, сделал шаг вперёд, голос у него был ровным, но властным:

— Простите, но вы могли бы говорить потише, без мата и без угроз сотрудникам? Если у вас есть проблема, мы можем спокойно разобраться и без крика. К тому же, Иосиф Андреевич не занимается такими вопросами. Скажите, какую машину вы заказывали? Евгения, откройте текущие заказы на доставку — я хочу сам убедиться, что произошла ошибка.

Мажор рявкнул, почти перекрикивая всех:

— Ты мне что, не веришь, урод?! Aston Martin V8! Голубого цвета! И знайте, я могу разом уничтожить вашу карьеру, одного звонка маме хватит, чтобы вы все оказались на улице!

Максим привычно пропустил поток мата и угроз между ушами, развернул экран и клавиатуру, ввёл пароль руководителя и открыл досье на заказ. Единственный Aston Martin V8 в системе, в примечаниях — «клиент конфликтный», а мать заказчика указана как прокурор одного из районов города.

Максим тихо хмыкнул, оценивая ситуацию: очередной маменькин мальчик с раздутым эго и самомнением, привыкший разговаривать только угрозами, и к тому, что все вокруг должны подчиняться его прихотям.

Евгения, освободившее кресло, встала рядом, оставалась внешне спокойной и невозмутимой, а охрана, видя присутствие начальства, наоборот, чуть подуспокоилась, но не теряла бдительности.

Максим сделал паузу, просматривая данные и мысленно выстраивая план: конфликт нужно разрешить так, чтобы ни один сотрудник не пострадал, а мажор понял, что не все в этом мире подчиняются угрозам и связям.

Мажор, тем временем, не сдавался — он продолжал сыпать угрозами и требованиями, голос у него стал ещё громче, почти визгливый. Лицо краснело, вены на шее выпирали, рот был приоткрыт, и при каждом слове из него летели брызги слюны. В руках он щёлкал телефоном, готовый в любой момент «сделать звонок», который, по его мнению, решит всё.

— Ну что, убедился, говна кусок? — самодовольно произнес мажор увидев, что Максим поднялся и посмотрел на него. — Я требую извинений и полный возврат денег. Машину оставлю себе как компенсацию!

Толпа вокруг притихла: несколько сотрудников отступили, охранник уже напрягся, а Евгения смотрела в пол, сжимаю губы, пытаясь не расплакаться. Максиму на мгновение мелькнула внутренняя усмешка — и он мысленно прокомментировал:

«И рыбку съесть, и жопу не ободрать!Что ж, мальчик — и на таких об колено ломали».

Он спокойно оторвался от монитора и, не повышая голоса, посмотрел на клиента. В этот тонкой паузе было всё: хладнокровие, уверенность и готовность разбирать факт за фактом.

— Вижу, — начал он ровно, — вижу заказ. Вижу, что оплата как за саму машину, так и за доставку была несколько раз просрочена, и только когда вам выслали предупреждение об аннуляции, вы соизволили оплатить. И также вижу, что отметки о цвете нигде не было: ни в первичном заказе, ни в повторном, когда машину уже нашли и выкупили для транспортировки.

Мажор дернулся, хотел перебить, но Максим поднял руку — жест, который означал: замолчи и слушай. Он повернулся к экрану и, не отрывая взгляда от человека, показал пальцем на графу с оплатой, а затем — на поле «примечания». На экране мелькали цифры, даты и флажки — всё то, что для клиента выглядело бы как сухие строки, но для Максима было доказательствами.— Ты что, совсем ахуел, начальничек? — сорвался мажор, чувствуя, что теряет контроль. — Да давно писюн не сосал, а? Да мне похер, что ты там увидел! Машина не та, и мне насрать на твои «достоверности». Я сейчас маме позвоню — и вас всех расхуесосит!

Его угрозы звучали громко, почти истерично. Охранник на миг напрягся, но не стал вмешиваться — сейчас важнее было слушать Максима и понять, насколько серьёзна эта блажь с «мамой-прокурором».

Максим спокойно, без тени раздражения, произнёс:

— Вы, — он медленно прочёл имя с экрана, как будто проговаривал диагноз, — Арсен Владимирович, можете звонить куда угодно, кому угодно и как угодно. Наша фирма давно специализируется на поставках; доставка автомобилей для таких, как вы, — побочное крыло, а не основная деятельность. Я же вижу, что с нашей стороны работа выполнена точно и в срок.

Он сделал короткую паузу, чтобы дать мужчине осознать: здесь не на эмоциях решают, а по фактам. Максиму было важно не поддаваться на провокации — чем громче рычал мажор, тем увереннее он считал свои аргументы.

— Вы, — продолжил Максим, — конечно можете отказаться от заказа. В таком случае мы с нашей стороны вернём 70% от уплаченной вами суммы, за вычетом налогов и комиссий, предусмотренных регламентом. Остальное — удерживается за организационные издержки и фактические расходы на выкуп и транспортировку.

Фразы прозвучали ровно, деловито. В зале повисло напряжение: мажор побагровел, в кулаке сжалось что-то — вероятно, очередное оскорбление — но он увидел, что переигрывать рычание не имеет смысла: перед ним стоял человек, у которого есть доступ к документам и к рычагам влияния. Охранник немного уверенно выпрямился; несколько сотрудников тихо одобрительно зашептали — максимальный контроль ситуации вселял спокойствие.

Максим мельком бросил взгляд на Евгению: она держалась, но бледность в лице и дрожащие руки выдавали напряжение. Он дал ей кивок — знак, что он на контроле, и она немедленно стала записывать дальнейшие указания, чтобы избежать ложных претензий и формальностей.

Сцена готовилась к завершению: мажор, лишённый однозначной доказательной базы для своих требований и видя, что угрозы не действуют, начал судорожно искать очередной козырь — телефон, визитки, имя — но уже было видно, что его позиции шатки. Максим держал ситуацию под контролем, предлагая разумный, процедурный выход, который снимал эскалацию и переводил все в плоскость документов и возвратов.

Максим мельком бросил взгляд на Евгению: она держалась, но бледность в лице и дрожащие руки выдавали напряжение. Он дал ей кивок — знак, что он на контроле, и она немедленно стала записывать дальнейшие указания, чтобы избежать ложных претензий и формальностей.

Мажор продолжал визжать, нарастая с каждым словом:

— Ты че совсем охуел и берегов не видишь?!!! А ты, курица драная, хули вылупилась, защитничка нашла?!! Да, я тебя сейчас!

Он угрожающе замахнулся в сторону Евгении, стоящей рядом с Максимом. Та отшатнулась, отчаянно балансируя, но не успела увернуться и зацепилась за край стола. Стол скользнул под её рукой, и она стала падать. При падении край мебели поцарапал её бедро — образовался крупный кровавый порез, а ткань юбки порвалась, как и чулки с трусиками. Голова Евгении ударилась о пол, вызвав краткий шок и боль, которая отразилась в её выражении лица.

Максим мгновенно отреагировал: он на автомате схватил мажора за руку, взяв ту на болевой приём, чтобы нейтрализовать угрозу, но предотвратить падение Евгении не успел. Одновременно охранники, стоявшие немного в стороне, мгновенно оценили ситуацию, схватили Арсена за локти и удерживали его, не давая возможности сопротивляться.

Максим передернул плечами, склонился над Евгенией и, не глядя на мажора, отдал короткий приказ своим подчинённым:

— Виктор, Андрей. Выведете это за ограду и аннулируйте проход на территорию. Если будут проблемы — валите всё на меня. Я разберусь. Всё понятно?

— Да, Максим Николаевич. Выполняем. — ответили охранники, встав с двух сторон и удерживая Арсена. Не обращая внимания на поток мата и угроз, они уже собирались действовать, аккуратно но твёрдо направляя мажора к выходу. Один из них тихо уточнил:

— Сам пойдёшь или повести?

Максим уже не обращал внимания на эти детали: он достал рацию и, обращаясь по внутренней связи к своим подчинённым, отдал следующий приказ:

— Нужен человек на ресепшен. Алина, Мария, если свободны, пусть кто-то из вас встанет там.

Раздался быстрый ответ, как понял Максим, от Марии:

— Одну минуту, Максим Николаевич. Уже иду.

Максим склонился над Евгенией, оценивая её состояние: порез и ушиб головы требовали внимания, но главное было удержать её в сознании и под контролем. Внутри него нарастало ощущение, что ситуация, хоть и напряжённая, под его управлением, и теперь оставалось только дождаться, когда охранники выведут мажора и место на ресепшене будет занято новым сотрудником.

Через несколько минут после шума в холле дверь лифта раскрылась, и в приёмную вошла Мария. Она двигалась спокойно и уверенно, почти отстранённо, как будто всё происходящее вокруг её вовсе не касалось. На ней был строгий тёмный костюм, тонкая белая блузка и аккуратно уложенные волосы — теперь она выглядела совсем иначе, чем та девчонка, которую Максим когда-то впервые увидел неуверенно мнущей край юбки и путающейся в бумагах. Она оглядела обстановку коротким взглядом, оценив всё за секунду, и, почти не теряя времени, заняла место Евгении за стойкой ресепшена. Её жест был отточенный, в нём не чувствовалось лишнего волнения. На мгновение Мария встретилась взглядом с Максимом и коротко кивнула.

Этот кивок вызвал в нём неожиданный прилив воспоминаний. Максим ясно увидел перед глазами ту самую студентку-практикантку, которую прислали по договорённости с юрфаком.

Тогда Мария выглядела растерянной, неловкой, её голос дрожал, когда она читала условия договоров, и она часто сбивалась, путая формулировки. Но прошло всего несколько недель, и эта девчонка сумела не только вникнуть в суть, но и найти пару серьёзных несостыковок, которые не заметили даже опытные сотрудники. Он тогда впервые отметил про себя: "Вот это хватка. Если не упустим — толк будет."

И правда — после практики она осталась работать, начав именно с ресепшена. Максим помнил, как она сидела на том же самом месте, что и Женя раньше: за стойкой, с тревогой следя за входящими, но постепенно набирая уверенность. В её глазах появилась та самая твёрдость, которую он сейчас увидел вновь. И теперь она — юрист, со своими корочками, со статусом. Пройдя путь от неуверенной девчонки до спокойной и собранной сотрудницы, которая в нужный момент без суеты прикрыла собой провал коллеги.

Взгляд Максима вернулся к Жене. Он присел рядом, внимательно изучая её рану. Кровь уже успела проступить на кожу, оставляя тёмные дорожки, и Максим поморщился: порез был глубже, чем показалось сначала. Он аккуратно раздвинул края разорванной ткани — юбка превратилась в тряпку, чулок лопнул, а красные ажурные трусики, которые Евгения явно одела не для работы сегодня, были безнадёжно порваны. Максим ощутил, как неприятный ком подступил к горлу: в этой картине было слишком много личного, интимного, чего она сама бы не хотела выставлять на показ.

Он посмотрел на её лицо — глаза Жени были затуманены, дыхание сбивалось, губы чуть подрагивали. Она явно не до конца осознавала, что происходит, и от этого становилось тревожно.

— Потерпи, — негромко сказал Максим, больше для того, чтобы хоть как-то удержать её в реальности.

Он поднял её, поставив на ноги, но Женя пошатнулась, и он понял: рассчитывать на её силы бессмысленно. Не раздумывая, он подхватил её на руки. Тело Жени было лёгким и хрупким, но Максим почувствовал напряжение её мышц, словно организм сопротивлялся даже в бессознательности.

Шагнув к выходу, он краем глаза заметил, как Мария уже что-то вводит в компьютер, полностью погрузившись в работу, будто вокруг не случилось ничего из ряда вон. И это контрастировало с тем, как он сам ощущал происходящее: для него каждый миг был наполнен тревогой и воспоминаниями, для неё — это лишь новый рабочий день.

Максим крепче прижал Женю к себе и быстрым шагом направился в сторону медпункта.

Максим толкнул дверь плечом, и та удивительно мягко, почти беззвучно поддалась. В нос ударил запах антисептиков и холодной стерильности, но место выглядело подозрительно пустым. Ни звука, ни движения. Он нахмурился: дежурная медсестра всегда должна быть на посту. Даже если она отходила — правила были жёсткие, дверь запирается на ключ, вешается записка, и только так. А здесь — тишина и открытая настежь дверь. “Бардак. Разгильдяйство. За эту халатность кто- то заплатит”, — раздражённо подумал он, перешагивая порог с Женей на руках.

Кушетка в углу казалась единственным местом, где можно было её удобно уложить. Максим осторожно усадил девушку, поддерживая за плечи. Женя тут же зажалась, то ли инстинктивно, то ли уже понимая весь масштаб позора: её руки метались между головой, бедром и юбкой, которая при посадке расползлась ещё сильнее, безжалостно открывая то, что она точно хотела бы скрыть.

— Не мельтеши, — спокойно, но твёрдо сказал Максим, наклоняясь к медицинскому шкафчику.

— Твои, наверняка соблазнительные прелести, меня сейчас интересуют в последнюю очередь. Как голова?

Женя, морщась, прижала ладонь к виску. Голос её прозвучал тихо, жалобно:

— Болит…

— Естественно, что болит, — коротко отозвался он, одной рукой отодвигая в сторону какие-то беспорядочно сложенные коробки. — После такого удара. Где же… а, вот нашёл. Развели бардак…

Пластиковые пузырьки звякнули друг о друга — Максим вытащил перекись, бинт, ватные диски. Всё поставил прямо возле девушки, но раздражение только крепло. Медкабинет выглядел так, будто тут неделю никто толком не прибирался: перевёрнутая упаковка таблеток, просыпанные бинтовые обрезки, неприкрытые коробки.

— И где, чёрт её дери, медсестра? — пробормотал он сквозь зубы, бросив быстрый взгляд на Женю, которая всё так же сидела, не зная, за что хвататься.

Он распахнул дверь обратно в коридор, выглянул

— никого. Только гул пустого этажа. Секунду он прислушивался, словно надеясь уловить шаги, но тишина была мёртвой.

Разочарованно качнув головой, Максим снова вернулся в кабинет и прикрыл дверь, чтобы не дай бог кто-нибудь лишний не заглянул.

«Как минимум половины зарплаты эта халатная особа лишится. Прослежу лично», — мрачно решил он, закатывая рукава и готовясь заняться обработкой Жени сам.

Максим встал рядом с кушеткой, чтобы осмотреть голову девушки. Его взгляд скользил по черным волосам, аккуратно разделяя пряди, чтобы Найдя шишку и небольшое рассечение, которое кровоточило.

Шишка была заметна, но, к счастью, рассечение было слишком большая, не вызывая тревогу. Максим задержал взгляд на шишке, ощущая холодную строгость разума, который тут же начал оценивать ситуацию: удар сильный, но не критический, кровопотери нет, но нужно аккуратно обработать место. Он слегка нахмурился, замечая, что часть волос пропитана кровью.

Смочив ватный диск перекисью, Максим осторожно провёл по кровавым прядям. Евгения пискнула, поморщилась, и Максим машинально отодвинул взгляд, чтобы не акцентировать внимание на её реакции. Он бросил диск в ведро, замечая, что оно наполовину заполнено фантиками, что раздражало его педантичную натуру.

Вот за это, и за то, что она до сих пор не появилась - можно уволить”, — подумал он, слегка сжав челюсть, заканчивая обрабатывать голову подопечной.

— Теперь давай осмотрим твои ножки, — сказал он, стараясь придать голосу привычную ровную тональность, без лишней тревожности.

Женя пискнула снова, чуть краснея, сдержанно:

— Максим Николаевич…

— Евгения Александровна, — тихо, но с лёгкой иронией ответил он. — Вы что-то имеете против?

Она покачала головой:

— Нет…

Шмыгнув носом, Женя тихо произнесла, почти шепотом:

— Стыдно…

Максим мягко улыбнулся про себя, вспомнив любимую присказку отца:

— Стыдно, когда соседские дети на тебя похожи. Жень, я ж тебя не насиловать здесь собрался. Да и к тому же, что я там не видел, того что видел у других, а? Не робей. Снимешь юбку или мне так обрабатывать?

Он видел, как её плечи напряглись, а лицо залила яркая румяна. Женя опустила голову, но решимость всё же появилась в её движениях — поморщившись она привстала и она стянула юбку, оставшись в порванных трусиках и чулках. Максим отметил внутреннюю борьбу: как стыд и смущение переплетались с послушанием, а доверие проявлялось постепенно, в каждом новом движении.

Желая подбодрить подопечную он с легкой иронией произнес:

— Отличный комплект. Наверняка на груди такой же красивый верх. Куда то собиралась после работы?

— Да, — ответила Женя. — Ко мне друг приехал из другого города. Это он мне еще в том году подарил, при расставании. Хотела порадовать.

— Ну извини, что так вышло. Значит порадуешь в следующий раз. А так я частично виновник того, что с ними произошло... Хочешь на выходных поедем и купим тебе такой же или даже лучше? А? Он наклонился ближе, аккуратно захватывая её ногу, оценивая состояние пореза. В кабинете стояла тишина, прерываемая лишь едва слышным дыханием Жени и тихим звуком капающей воды с перекисью. Свет лампы падал ровным потоком на её кожу, и Максим мысленно анализировал каждый изгиб, каждый участок повреждения, как хирург и защитник одновременно.

— Ну так так, поедешь со мной по магазинам?

— Поеду. — Неожиданно ответила девушка и чуть смущенно улыбнулась.

— Вот и отлично, но для начала мы разберемся с этой маленькой проблемой.

Максим аккуратно продолжал работу, удерживая ногу Жени за лодыжку, смочив ватный диск перекисью и мягко обрабатывая края пореза. Он следил, чтобы кровь не растекалась, движения были точными, осторожными, почти медитативными, но в голове не утихали мысли, которые отвлекали от чисто медицинской задачи. Евгения же сейчас была смущена и уязвима. Когда она непроизвольно сжала края кушетки, порванные трусики разошлись, открывая перед Максимом её лоно. Гладкая, ухоженная кожа, аккуратные половые губки, без единого волоска

— всё говорило о том, что девушка следит за собой и умеет заботиться о личной гигиене. Краснота смущения распространилась и сюда, делая интимную зону ещё более уязвимой и откровенной, губки лона слегка набухли, раскрываясь в лёгкой напряжённости.

«Никогда б не подумал, что девушки могут краснеть и там», — подумал Максим, ощущая, как взгляд невольно задерживается там, а его разум тут же стал анализировать вспоминая ее досье — Евгения, 19 лет, тот возраст, когда большинство девушек уже имеют опыт интимных отношений, но кто знает, возможно, она девственница. Эта мысль слегка удивила его, добавив оттенок осторожного интереса. Он понимал, что сейчас не время для личных домыслов, но невольно размышлял о том, как много в этом возрасте девушки уже знают о себе и своём теле, и как умело она умеет ухаживать за собой, даже в обычной повседневной жизни. Максим с трудом оторвал взгляд от интимной зоны Жени и снова сосредоточился на порезе. Он аккуратно провёл перекисью по краям раны, смягчая болезненность, следя за тем, чтобы обработка не вызвала дополнительного раздражения. Евгения слегка поморщилась и пискнула, сжав край кушетки, но Максим был терпелив, работая медленно и уверенно.

Когда рана была очищена, он взял стерильный бинт и заклеил порез, убедившись, что повязка плотно прилегает, но не стягивает кожу. Евгения тихо вздохнула, слегка покраснев от смущения, но при было видно, что почти пришла в себя.

Но когда поднял глаза, он встретил взгляд Жени. Она смотрела на него внимательно, серьёзно, но в её глазах блеснула лёгкая женская смешинка — тихая искорка, мягкая игра эмоций, которая тут же напомнила ему, что в любой женщине одновременно может существовать и неопытный котенок, и неуправляемая, мудрая львица. Тут главное угадать, на кого можно нарваться, на кого нет, и главное когда.

Сейчас же перед ним сидела львица. К тому же сумевшая расстегнуть и снять белоснежную блузку, видимо чтобы случайно не запачкать ее кровью, так как он не раз слышал что кровь очень плохо отстирывается, и смотревшая на него своим внимательным взглядом даже не пытаясь прикрыться.

Максим почувствовал себя подростком, в первый раз попавшийся на запретном, а между ног налилась тяжесть. В её глазах ранее было только смущение, но сейчас, поверх него, явственно проступала та самая женская игривость, которую он заметил раньше. Голос девушки прозвучал тихо, но с лёгкой насмешкой, она явно наслаждалась сложившейся ситуацией:

— Кто-то, кажется, всё же нарушил своё слово, пусть даже и в фантазиях…

Максим машинально опустил взгляд. И действительно — ткань брюк на месте, где он меньше всего хотел показать слабину, стояла почти парусом, выдавая его состояние сильнее любых слов. Внутри пронеслась мгновенная усмешка над самим собой: “

Железная выдержка. Как же. Очень похоже”.

— В мечтах, уважаемая Евгения. Только в… — начал он с привычной иронией, но фраза оборвалась сама собой.

Он замолчал, потому что её пальчики, ловкие и удивительно смелые, уже расстегнули молнию на его брюках, играючи, с той лёгкостью, какой он от неё никак не ожидал. Её ладонь мягко, но жадно обхватила его крепкий, налитый жаром ствол. Контраст — прохладные, чуть дрожащие пальцы и напряжённая горячая плоть — заставил его втянуть воздух сквозь зубы, а по позвоночнику пробежала волна искры, от которой кровь ударила в виски.

На бледное, но при этом дерзко загоревшееся лицо, на глаза, в которых светился вызов и одновременно женская мягкость. Евгения будто бросала ему тихий вызов:

“Ну и что вы теперь сделаете?”.

Тонкие пальцы Евгении, нырнув под боксеры уверенно и одновременно нежно начали поглаживать его напряжённый ствол, изучая каждую линию, каждый изгиб. Не торопясь, дразня, сжимая чуть крепче, то ослабляя хватку, проводя ладонью по всей длине, и всё это — не позволяя члену вырваться наружу.

Он попытался сохранить видимость твёрдости и

благоразумия, сжав зубы, но слова вырвались сами собой:

— Евгения Александровна, это переходит все границы!

Она рассмеялась тихо, вкрадчиво, и в этом смехе слышалась не насмешка, а вызов:

— Разве, Максим Николаевич? Тогда почему вы меня не останавливаете?

Её рука сжала его ещё сильнее, а пальцы лениво провели вдоль пульсирующего вены. Он закрыл глаза на миг, чтобы удержаться, но её голос прозвучал снова, мягко и почти шепотом:

— Может, мне надо убрать руку? Испуганно соскочить с кушетки и промямлить: “Простите, я не знаю, что на меня нашло?”

Максим хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Он лишь посмотрел на неё сверху вниз.

Она говорила это нарочито театрально, и именно в этот момент молния на его брюках поддалась. Её пальчики скользнули внутрь, и в следующий миг горячая плоть оказалась в её ладони. Евгения осторожно, будто проверяя его реакцию, обхватила член и, не дожидаясь ответа, наклонилась вперёд. На её губах мелькнула почти невинная улыбка, прежде чем она прижалась к самой головке. Лёгкий поцелуй обжёг, а затем её язык мягко скользнул по чувствительной коже.

Максим сдавленно выдохнул, его протесты растаяли вместе с остатками самоконтроля.

— Нет, — хрипло произнёс он, — продолжай.

Он не выдержал и сам потянулся к ней, его рука уверенно нашла её грудь, легко прижалась к чашечке лифчика и пробралась внутрь. Пальцы сжали упругую округлость, почувствовали тепло и нежность кожи. Его большой палец начал играть с соском, то сжимая, то покручивая, а в этот момент её язычок уже бегал по головке члена, дразня и лаская. Иногда она прикусывала её лёгкими движениями губ, и каждая такая искра заставляла его тело отзываться на её ритм.

Максим уже почти забыл, где находится, когда всё резко оборвалось. Сначала резкий металлический звук — кто-то дёрнул ручку двери и попробовал войти. В тот же миг, будто в насмешку, в кармане брюк раздалась мелодия вызова. Та самая, особая

— назначенная для номеров их руководства.

Такой звонок игнорировать было нельзя.

Максим, сжав зубы от раздражения и досады, нехотя оторвался от груди Евгении. Она успела прикусить губу, чтобы не выдать стоном то, что он у неё вырвал. Его член со звуком «шлёп» выскользнул из её рта, оставляя на её губах блеск влаги.

— Накинь на себя что-нибудь, — резко, приказным тоном, бросил он, одновременно застёгивая молнию на брюках и вытаскивая телефон из кармана.

Евгения молча, но с заметным огоньком в глазах поправила на себе блузку, дернула за пуговицы, натянула юбку и сдвинула ткань так, чтобы разорванный шов пришёлся на бок и не выдавал ничего лишнего. Она делала это быстро, но движения её оставались странно плавными, будто в них всё ещё сохранялась тёплая игра, которую только что прервали.

Максим, убедившись, что вид у неё уже почти приличный, распахнул дверь. На пороге стояла полненькая невысокая медсестра. Щёки её запылали, глаза блеснули напряжением — явно она хотела сначала сказать что-то резкое, но, увидев, кто именно перед ней стоит, тут же сбилась. Вместо слов из её груди вырвался только испуганный, судорожный выдох, будто воздух сам выскользнул наружу.

Максим достал телефон и скосил взгляд на экран. На дисплее высветилось короткое и ёмкое слово

— «Шеф». Скулы у него свело, зубы скрипнули сами собой. Он прекрасно знал: такие звонки никогда не предвещали ничего хорошего, и придётся разбираться с ситуацией, к которой он сейчас был не готов. Но в данный момент его куда сильнее занимала не трубка, а стоящая в дверях медсестра.

— Так, так, так… — протянул он холодно, прищурив глаза. — А вот и наша блудная овечка объявилась. И что вы скажете в своё оправдание? Медсестра, вся съёжившаяся, продолжала таращиться на него, как загнанный зверёк. Ни слова, только расширенные глаза и дрожащие руки, которыми она беспомощно теребила край халата.

Максим склонил голову чуть набок, уголок его губ дёрнулся в жесткой усмешке. В голосе проскользнула тень садистского удовольствия:

— Значит так, звезда моя. По всем параметрам я могу уволить тебя по статье. И очень хочу это выполнить, не моргнув глазом. Но, — он сделал короткую паузу, выдерживая взгляд, отчего женщина ещё больше сжалась, — сейчас заниматься тобой мне не с руки. Так что даю тебе выбор. Приводишь кабинет в порядок, наводишь чистоту и пишешь заявление по собственному с сегодняшнего числа. Тогда я даже не буду штрафовать тебя за тот срач, что ты устроила на своём рабочем месте. Поняла меня?

— Д-да, Максим Николаевич… Будет исполнено, — выдохнула она едва слышно, словно боялась, что голос её предаст.

— Чудно. Завтра, на моём столе должно лежать твоё заявление, — отчеканил он, не оставляя ей ни единого шанса для манёвра. — И чтобы кабинет блистал чистотой и порядком.

— Да, конечно… — прошептала она и поспешно опустила взгляд в пол.

Максим перевёл дыхание и, словно переключившись, уже более мягко повернулся к Евгении:

— Евгения, ты можешь идти?

— Уже иду, Максим Николаевич, — откликнулась она, вставая рядом и слегка покачиваясь. Голос её звучал ровно, но он заметил, как неуверенно она сделала первый шаг. Последствия удара головой всё ещё давали о себе знать, и девушка осторожно держалась, будто боялась потерять равновесие.

Женя, слегка привстав, стянула с себя остатки порванных трусиков и бросила их рядом на кафель. Почти в тот же миг раздалось тихое журчание — естественное, интимное, но Максим едва уловил этот звук. Его внимание уже было приковано к другому: к её тонким пальцам, которые с неожиданной уверенностью вновь нашли его член и вытянули его наружу. Она наклонилась, обхватив головку губами, и Максим ощутил первый рывок тепла, влажности, мягкости. Его дыхание сбилось, спина чуть напряглась, а пальцы машинально упёрлись в перегородку кабинки.

«Господи… сколько лет прошло… В последний раз мне так делали в туалете ещё в универе… та самая Светка на студенческой пьянке…» —

промелькнуло в голове, и тут же накатила острая

волна ностальгии, перемешанная с возбуждением.

Женя работала неумело, иногда неловко цепляясь зубами или слишком резко двигая головой. Но это было искренне, живо. Её губы обхватывали его плотно, язык шарил по чувствительной коже, словно наугад, выискивая места, где он дрогнет. И он дрожал — то плечами, то бёдрами, едва удерживаясь, чтобы не двинуться ей навстречу.

Максим чувствовал, как её тёплое дыхание обдаёт ствол, как узкий рот пытается взять глубже, насколько позволяет горло. Иногда она отстранялась на миг, шумно хватая ртом воздух, и тут же снова накрывала его член, будто боялась потерять этот момент. Слюна блестела на его коже, тонкой плёнкой стекающая к основанию.

«Опыт… да, опыта у неё немного. Но старание… мать твою, старания хоть отбавляй. С таким азартом она наверняка зубрила законы перед тем

сдавать экзамен…” — мелькнула у Максима почти смешливая мысль.

Его тело отзывалось всё сильнее: живот напрягся, низ живота пульсировал. Каждый раз, когда её губы сжимали головку чуть плотнее, по спине пробегала дрожь. А когда её язык случайно скользнул по уздечке, Максим едва не выругался вслух — настолько это было остро и неожиданно.

Женя смотрела на него снизу вверх — глаза влажные, ресницы чуть слиплись. В её взгляде было всё: смущение, азарт, желание доказать, что она способна, что может подарить ему удовольствие. И именно это выражение выбивало Максима из равновесия.

«Чёрт… ещё чуть-чуть, и я реально сорвусь. Она ведь даже не понимает, как действует… или понимает слишком хорошо?» — пронеслось в его голове, пока он чувствовал, как волна удовольствия нарастает всё стремительнее.

Телефон в кармане зазвонил снова, вибрация дернула руку Максима, и он чуть наткнулся на Женю, которая по-прежнему держала его член в горячем и влажном ротике. Он глубоко вздохнул, ощущая одновременно возбуждение и лёгкое раздражение — звонок нельзя было игнорировать, а женщина всё ещё была поглощена им полностью. Вынув телефон и взглянув на экран, он с легким скрипом зубов увидел имя «Шеф». Сердце забилось чуть быстрее,

но не от страха — скорее от предвкушения, как ему придётся лавировать между обязанностями и внезапной, очень интенсивной близостью с Евгенией. Он нажал на кнопку ответа, удерживая её голову ладонями:

— Слушаю вас, Иосиф Андреевич, — сказал он ровно, хотя в груди всё еще играли тревога и возбуждение.

— Максим, — голос шефа прозвучал холодно и строго, с оттенком стальной дисциплины, — мне только что звонила одна влиятельная дама. Она жаловалась, что ты, цитирую, «обидел её сына». Требует немедленно разобраться в ситуации.

Максим почувствовал, как пальцы Евгении слегка сжали его член, а губы продолжали двигаться по нему, вызывая одновременно и наслаждение, и необходимость сохранять самоконтроль. Он едва слышно выдохнул, и слова шефа заставили его сосредоточиться. Он говорили слишком твёрдо, чтобы скрыть дрожь в голосе:

— Сын? Ах да, теперь понятно… Арсен Владимирович. Ситуация следующая: заказ был просрочен по оплате, цвет не оговаривался, претензии высосаны из пальца. Но это ещё не всё

— он позволил себе замахнуться на мою подчинённую, Евгению Александровну, в результате чего она упала и получила травму ноги и головы. А это уже ни в какие ворота не лезет. Вы можете сами в этом убедиться, Иосиф

Андреевич: камеры вестибюля, запись примерно с 13:30.

Максим чувствовал, как напряжение растёт внутри него, но он старался не подавать виду, погружаясь в анализ ситуации. Евгения, словно ощущая его сосредоточенность, решилась действовать смелее. Она глубже прижалась к паху, полностью пропуская член в рот, а её губы, нежные и слегка влажные, обхватывали его с усилием и аккуратной настойчивостью. Максим с трудом удержался, чтобы тихо не застонать.

— Максим? — резко прозвучал голос шефа, и Максим дернулся. — Чем это ты там занят?

Он прикусил губу, быстро подбирая слова, чтобы оправдаться, не выдавая истинной ситуации:

— Ударился коленом о выступ… не заметил, задел,

— сказал он ровно, стараясь, чтобы интонация казалась правдоподобной.

В этот момент Евгения, словно подтверждая его «оправдание», вытащила член и, не теряя времени, принялась сосредоточенно и тщательно облизывать яйца, оставляя Максима в состоянии почти болезненного напряжения. Он почувствовал тепло её дыхания и лёгкое давление языка, которое, несмотря на неопытность, приносило необычное, острое наслаждение. Каждое движение было продуманно, но не идеально: видно было, что она не имела большого опыта, но компенсировала со страстью, сосредоточенностью и желаниям доставить ему удовольствие. Максим ловил каждое движение, каждый намёк её действий, одновременно подбирая слова для шефа.

— И ещё, Иосиф Андреевич, — продолжил он, стараясь держать голос уверенным, — я уволил медсестру за отсутствие на рабочем месте. А Евгения, по всей видимости, получила сотрясение, и я прошу разрешения лично отвезти её домой.

На том конце провода раздался тихий смешок, с оттенком понимания и старой привычной иронии:

— Эх, молодость… Знаю я эти ваши «сотрясения» и обо что ты ударился. Но ладно, отпускаю. Только держи меня в курсе. Я постараюсь замять это дело, если всё так, как ты говоришь.

— Принято, Иосиф Андреевич, — ответил Максим, чувствуя облегчение и одновременно азарт, когда звонок оборвался. Он убрал телефон в карман, перевёл дыхание и снова обратил внимание на Женю. Она вновь, с полной отдачей, погрузила его член в рот, губы нежно обхватывали ствол, язык скользил по нему, создавая чередование трения и лёгкого давления.

Максим взял её голову в ладони, слегка направляя движения, задавая ритм. Он начал двигать бедрами вперёд, ощущая упругость её щёк, тепло рта, влажность и мягкость губ. Каждое движение приводило к резкой, сладкой волне возбуждения, которая заставляла его напрягаться и одновременно улыбаться, оттого как девушка, робко, но с удивительным для нее старанием компенсирует недостаток опыта.

Его дыхание стало прерывистым, движения бедер

— резкими, внутренне он отмечал, как губы Евгении растягиваются, как язык мягко обвивает головку, как нежно сжимаются губы вокруг ствола. Максим чувствовал, что близок к кульминации, и, не удержавшись, застонав, наконец излился глубоко ей в рот.

Женя замерла, но мгновение спустя попыталась выплюнуть. Максим строго покачал пальцем:

— Нет-нет, милая. Глотай.

Она подняла глаза, взгляд был наполнен смесью смущения, покорности и тихого задора, едва заметной игривой искоркой, которая проскользнула через напряжение момента. Кадык дернулся, и она открыла рот, демонстрируя, что проглотила всё до капли.

Максим глубоко вдохнул, ощутив одновременно облегчение и насыщенность момента. Он едва мог оторвать взгляд от её глаз, в которых мелькнула нежность, доверие и лёгкая, почти детская, игривость. Сердце успокоилось, но внутреннее напряжение, смешанное с удовлетворением, оставалось, напоминая о странной, но сильной связи, которая появилась между ними в за этот день.

Он слегка откинул голову назад, расслабив руки, чувствуя, как адреналин постепенно сменяется тихой, тёплой волной удовлетворения. Евгения, чувствуя, что её «задание» выполнено, отступила, опустила взгляд, чуть дыша быстрее, но с той же лёгкой смешинкой в глазах, которая оставила у Максима странное чувство умиротворённого, но одновременно возбужденного восхищения. И также закралась мысль, а так ли специально Евгения упросила его пойти с ней в туалет?

Максим вновь посмотрел на Евгению, сидящую на унитазе, и невольно отметил её румянец, слегка покрасневшее лицо, довольный взгляд и ту самую хитрую, едва уловимую женскую смешинку, которая всегда оставляла у него странное чувство

— смесь умиления, уважения и лёгкого возбуждения. Он аккуратно заправил член обратно в брюки, чувствуя остатки тепла и влажности, и сказал спокойным, уверенным тоном:

— Пойдем, отвезу тебя домой.

Добавив в конце с лёгкой иронией и провокационной ноткой, которая вызвала у девушки мягкую улыбку:

— Маленькая развратница.

Женя, не растерявшись, приподнялась стянув с ноги остатки трусиков и, взяв салфетку, аккуратно протерла лоно, стараясь привести себя в порядок.

Встав она, слегка покраснев, обратилась к нему тихим голосом:

— Максим Николаевич, а вы можете оставить их пока у себя. Они все равно порваны, и идти в них неудобно, а спрятать мне их негде.

Максим, добродушно улыбаясь, взял протянутые ей трусики и не глядя сунул их в карман, ощущая странное, но приятное чувство владения моментом и ситуации.

Они уже направлялись к выходу из туалета, когда внезапно, возле двери, столкнулись с Ольгой. Она остановилась, слегка приподняв бровь, и насмешливо окинула его взглядом:

— Здравствуйте, Максим Николаевич, слышала о происшествии, но увидеть вас здесь… ммм… неожиданно…

Максим, не желая вдаваться в объяснения и чувствуя, что ситуация и так достаточно напряжённая, ответил ровно, почти сухо:

— Евгения не очень хорошо себя чувствует, пришлось проконтролировать, чтобы ей не стало хуже.

При ответе в голосе Ольги послышалась едва заметная насмешка, лёгкий интерес и. ревность?

— Ооо… понятно. Разрешите пройти?

Максим, не желая вступать в дискуссию и подозревая, что вопросы здесь ни к чему, отступил в сторону, лишь сухо произнеся:

— Прошу прощения, конечно. Проходите.

Как только они вышли в коридор, Максим вновь сосредоточился на Евгении, держал её за руку и слегка поддерживал, видя, что она ещё немного пошатывается. В этот момент он случайно заметил, что край трусиков торчит из его кармана. Сердце ёкнуло: похоже, это могла заметить Ольга, возле туалета и от этого ее голос звучал так странно.

Чтобы больше не последовало никаких слухов, насмешек или дополнительных вопросов, он аккуратно и незаметно затолкал трусики глубже в карман и вновь сосредоточился на Евгении, ведя её к выходу и к своей машине.

Каждый шаг давался девушке с небольшой осторожностью, и Максим оберегающие держал её за локоть, направляя уверенно к парковке. Коридор был пуст, слышался только лёгкий эхо их шагов, и это добавляло ощущения тайны и уединения, которое на время оставило в стороне весь офисный хаос, звонки телефонов и напряжение дня. Он мысленно отмечал, как Женя слегка прижималась к нему, её взгляд то и дело ловил его взгляд, а смешинка в глазах всё ещё играла, напоминая о том, что несмотря на все что произошло, она сохраняет свою игривость и доверие.

Подойдя к машине, Максим открыл дверь для Евгении, помог ей сесть, сам сел за руль, всё ещё держа руку близко, чтобы при необходимости поддержать её. Он сделал глубокий вдох, чувствуя странное сочетание напряжения, удовольствия и ответственности за подчинённую, ставшую жертвой обстоятельств.

Машина завелась, двигатель заурчал, и они неспешно выехали с парковки и тронулись в сторону её дому, адрес которого Максим предварительно достал из досье.

Евгения сидя в его машине как видно окончательно расслабилась и, положив голову на подголовник, уснула. Максим медленно опустил кресло пассажира почти горизонтально, превращая его в своеобразную лежанку.

Когда кресло склонилось, ноги Евгении невольно разъехались в стороны, а порванная юбка, оставшаяся на бедрах, открыла вид на её обнаженную, гладко выбритую промежность.

Не удержавшись он положил ладонь на её лобок, слегка касаясь губок, ощущая тонкую влажность и тепло — доверие девушки к нему в ее состоянии и её полная беззащитность вызывали почти отцовское чувство ответственности. И в тоже время его рука и его движения говорили об обратном.

Он ощущал нежность её кожи, мягкость изгибов, ощущал, как тело реагирует на малейшее прикосновение — её дыхание становилось чуть прерывистым, плечи расслаблялись. С каждым движением пальцев по её лобку внутренне Максим пытался понять, как далеко можно идти, чтобы не нарушить её сон и доверие, но при этом не скрывал собственного возбуждения.

Евгения тихо вздохнула, не просыпаясь, и этот мягкий звук заставил его улыбнуться. Максим понимал, что эти моменты — не просто физическая близость, а выражение доверия, которое она ему подарила. Он аккуратно скользил пальцами по её коже, вызывая лёгкую дрожь, и при этом наблюдал за её реакцией: губки слегка раздвигались, дыхание становилось более частым, лёгкая влажность усиливалась, но девушка оставалась в покое.

Пальцы Максима почти случайно коснулись входа в вагинальный канал. Он сунул пальчик внутрь и неожиданно наткнулся на тонкую, но упругую мембрану — девственную границу, что стало для него как открытием так и подтверждением его недавних мыслей. Несмотря на произошедшую между ними сексуальную близость, Евгения оставалась девственницей. Он слегка водил подушечкой пальца по входу, исследуя и ощущая, как тело девушки откликается на прикосновения. Максим понимал, что сейчас его движения — это не просто физическая стимуляция, а тонкая, почти сакральный игра на собственных нервах и своем возбуждении. Он не спешил, позволяя ощущениям нарастать медленно, наблюдая за её телом, дыханием и едва уловимыми реакциями.

Каждое прикосновение сочетало в себе нежность и контроль, чувственность и заботу. Максим ощущал тепло её кожи, мягкость её изгибов, небольшую влажность, которая откликалась на каждое движение пальцев.

Он позволил себе слегка увеличить контакт, аккуратно скользя пальцем по губкам, вызывая лёгкое напряжение в теле девушки, при этом стараясь не разбудить её полностью. Евгения в своём сне реагировала на прикосновения, тело слегка напрягалось, дыхание учащалось, и это для Максима было одновременно и волнующе, и умиротворяюще.

Каждое мгновение, проведённое с ней, было наполнено вниманием и заботой. Максим ощущал, как каждая реакция её тела — лёгкая дрожь, учащённое дыхание, ответные движения

— создаёт связь, которая гораздо глубже физической близости. Он держал ладонь на лобке, позволяя пальцу слегка исследовать вход, ощущая сопротивление мембраны, и при этом наслаждаясь доверием, которое девушка ему предоставила, её спокойствием и полным отсутствием страха.

Сознание Максима постоянно возвращалось к дороге, но мысли и внимание были разделены: с одной стороны — ответственность за безопасное вождение, с другой — чувственная реакция на тело Евгении, её доверие и непосредственность. Максим продолжал осторожно ласкать, следя за реакциями девушки, за движением её дыхания, за малейшей дрожью, ощущая внутреннюю гармонию и возбуждение одновременно. Каждый контакт был тонким, продуманным, бережным, и одновременно дарил ему уникальное чувство близости, доверия и физической связи, которое было столь насыщенным, что почти перекрывало все остальное вокруг — дорогу, шум города, мысль о парковке или других событиях дня.

Всё происходящее стало для него одновременно уроком контроля, терпения и наслаждения моментом: ощущение доверия, доверчивости и телесной реакции Евгении создавало смесь трепета и сладкого волнения, которую Максим ощущал в каждой клеточке, удерживая руку на её лобке, мягко водя пальцем, следя за безопасностью дороги и за дыханием девушки, погружаясь в этот редкий и напряжённо-нежный момент, где доверие, близость и чувственность переплетались воедино.

Максим остановил машину у небольшого подъезда, тщательно выбирая место, чтобы никому не мешать и не привлекать лишнего внимания. Он опустил ручник и на мгновение замер, раздумывая, стоит ли разбудить девушку или дать ей отдохнуть. Но сомнения улетучились, когда Евгения тихо вздохнула и медленно открыла глаза, моргая, словно пробуждаясь из очень глубокого сна.

— Мы уже приехали? — слабо спросила она, пытаясь сфокусировать взгляд на окружающем.

— Как видишь, — Максим слегка улыбнулся, наблюдая за бледным лицом девушки. — Вот думаю, отпускать тебя или пойти с тобой?

— Со мной не надо, — быстро ответила Евгения, чуть испуганным голосом, — у меня дома… мама, она не поймет.

Максим сразу уловил паузу перед словом «мама» и понял, что речь идёт отнюдь не о матери, а скорее о том самом молодом человеке, что подарил ей красный комплект и ради кого она хотела устроить «сюрприз». Внутренне он отметил для себя, как тонко девушка умеет намекать, скрывая реальные эмоции за осторожностью слов.

Он нажал кнопку, возвращая свое и ее кресло из лежачего положения, и аккуратно уселся на водительское место. Евгения заметила, в каком положении оказалась юбка, но панику устраиватЬ не стала Напротив, бросив на Максима лукавый взгляд, тихо сказала:

— Снова воспользовались моим состоянием, Максим Николаевич.

Максим едва покачал головой, реагируя на её тон и взгляд:

— Ну, кто кем воспользовался, тут ещё надо уточнить, — сказал он, сдерживая лёгкую улыбку,

— но не буду убеждать и клясться, что просто сидел и смотрел.

Евгения рассмеялась, и её смех прозвучал легко и задорно, как будто всё недавнее происшествие уже растворилось в её игривом настроении. Она не стала прикрывать себя, наоборот, положила руку на пах и мягко стала поглаживать лобок и губки, движениями, от которых Максим невольно ощутил прилив возбуждения.

— Женя, ты опять? — улыбнулся он, наблюдая за её действиями.

— Что опять? — улыбнулась она в ответ, спускаясь чуть с кресла разводя ноги шире, продолжая лёгкие ласки. — А я уже Женя? Можно мне тогда называть вас просто Максим?

— Можно, — спокойно и тепло ответил он, словно закрепляя не только разрешение, но и доверие между ними.

Максим взял её свободную руку и положил себе на пах. Девушка улыбнулась, не смутившись, и не останавливая своих ласк и, расстегнув его ширинку, достала член, начав ласково поглаживать его пальцами.

Его орган моментально отреагировало на тепло и мягкость её рук. Мысли переплетались: удивление, восхищение, возбуждение, но при этом возникало чувство ответственности — Евгения была доверчивой, открытой и одновременно хрупкой. Максим не спешил форсировать события, позволяя ей вести, наблюдая за движения, за реакциями её тела, дыханием, за мягким напряжением бедер и груди. Он видел, как её губки дрожат, слегка увлажненные, как каждая её осторожная стимуляция вызывает в них обоих сладостный отклик. Смешение эмоций — нежность, трепет, возбуждение — создавали невероятно насыщенную атмосферу. Он понимал, что физическая близость здесь переплетается с эмоциональной, и каждая минута — это не только удовлетворение тела, но и проверка доверия, аккуратности и контроля.

Максим аккуратно начал направлять её руки, слегка сжимая и водя ими по своему члену, не теряя при этом контроля и внимательно следя за тем, как она реагирует. Он видел, как Евгения растягивает свои нижние губки, как слегка смещает движения, как её дыхание учащается, а маленький румянец появляется на щечках. Это возбуждало его, но он старался сохранять более-менее трезвую голову и рассудок. Все же окна его машины были не затемнены и если ему было наплевать, что могут окружающие, то ей еще здесь жить.

Он чувствовал, как её пальчики действуют с нежной неуверенностью, но с большим старанием, и каждый жест был продуман, каждая попытка довести удовольствие до конца сочеталась с тонкой страстью. Максим отметил для себя, как необычайно смело она ведёт себя, доверяя ему полностью, даже с учетом того, что произошло в медкабинете и туалете.

Его дыхание стало более прерывистым, движения бедер — ритмичными, но аккуратными, позволяя ей управлять процессом. И каждый вздох и лёгкий стон Евгении усиливал в нём возбуждение, но одновременно — осторожность. Он наслаждался её нежностью, её ласками и той интимной атмосферой что родилась между ними.

Его возбуждение нарастало, тело жаждало её прикосновении, а девушка постностью отдавалась той страсти что сама же и спровоцировала. Её голова была откинула, ноги разведены, а руки казалось жили своей жизнью давай наслаждение как себе так и ему. В один миг пальчики на ее промежности ускорились и она тонко, но звонко застонала, отдаваясь отклику своего оргазма, не выпуская его член из другой руки. А его член от этого полностью затвердел под настойчивыми движениями тонких девичьих пальчиков,

В следующий миг Евгения резко извернулась, ловко отстегнув ремень безопасности и, не давая ему опомниться, склонилась над его бёдрами. Горячее дыхание коснулось его кожи, а затем — мягкая округлость её губ, осторожно и вместе с тем жадно обхватила головку его члена.

Он шумно втянул воздух, в висках ударила кровь. Здесь, в замкнутом пространстве машины, от юной, доверчивой Евгении ощущения от ласк были настолько сильными что он чуть не кончил просто от этого касания.

Она двигалась неловко, чуть пробуя ритм, словно искала, как доставить ему максимум наслаждения. Но каждое её движение, каждое втягивание и попытка глубже взять его в роток было пропитано таким старанием и страстью, что Максим лишь закрыл глаза, позволив телу раствориться в волнах удовольствия.

Он опустил ладонь ей на талию, почувствовав, как напряжённо двигаются её мышцы под тканью, а потом его рука заскользила ниже, под то что скрывалось за гранью юбки. Наткнувшись на её пальчики, всё ещё ласкавшие лоно, он мягко направил их к клитору, сам же поглаживая губки и вход в вагинальный тоннель. Евгения не сопротивлялась — наоборот, чуть раздвинула бёдра, давая ему больше свободы.

Пальцы Максима скользнули по её тёплым, влажным губкам, ощутив, как быстро она возбудилась. Он легко нащупал её складочки, медленно поглаживая, то дразня её клитор, то раздвигая лепестки шире, позволяя ей самой сильнее чувствовать его прикосновения. Одновременно большой палец другой руки начал нежно массировать её анальное колечко, лишь слегка касаясь, проверяя реакцию.

Евгения вздрогнула, всхлипнула и на миг глубже втянула его член, словно откликнувшись телом и ртом сразу. Максим застонал, едва не потеряв контроль.

Он ощущал, как её губки цепко держат его плоть, как язык смущённо, но настойчиво играет с чувствительной головкой. Всё это в сочетании с её тихими стонами и тем, как её бёдра доверчиво подрагивали в его руке, заводило его всё сильнее.

Его дыхание стало рваным, тело напрягалось, а мысли путались: между наслаждением, восторгом и осторожностью. Каждое новое движение её губ и языка было для него открытием, а каждый её вздох в ответ на его прикосновения к её лону и маленькому анусу — новым толчком к тому, чтобы отдаться этому моменту целиком.

В замкнутой тишине машины слышалось лишь их дыхание, влажные звуки её губ на его члене и тихие стоны Евгении, которую он одновременно ласкал, доводя всё ближе к грани.

Всё сливалось в единое чувство — жар, напряжение, доверие и сладкая, неизбежная близость.

Максим чувствовал, как жар внизу живота поднимается всё выше, пока наконец волна наслаждения не захлестнула его. Он сдавленно застонал, сжал пальцы на бёдрах девушки и в тот же миг мощные толчки прокатились по его члену. Горячие струи спермы одна за другой наполняли ротик Евгении. Она слегка закашлялась, но не отстранилась — наоборот, жадно сжимала губы вокруг его плоти, позволив всему вылиться в её горлышко.

Когда последние толчки утихли, она чуть откинулась назад, но лишь для того, чтобы облизать его головку и ствол, собрав остатки. Опыт у неё был небольшой, но теперь она уже знала, что от неё ждут, и с какой-то игривой гордостью демонстрировала, что умеет быть послушной и чувственной. Она подняла на него глаза, лукаво улыбнулась, и, проглотив, нарочито открыла ротик, показывая пустоту. Максим невольно усмехнулся и, не сдержавшись, погладил её по щеке.

В этот же момент её собственное тело дрогнуло. Она сдавленно застонала, зажмурилась, и под его пальцами почувствовалась горячая влага — Евгения сама достигла повторного оргазма.

Её бёдра мелко подрагивали, а соки обильно покрыли его пальцы и даже слегка стекли на сиденье. Максим, не давая ей отдышаться, протянул эти влажные от её наслаждения пальцы к её губам. Евгения, всё ещё красная от оргазма, не заставила себя ждать — жадно обхватив она облизала каждый палец, втянув их в ротик так же старательно, как только что делала с его членом.

Тяжело дыша, она откинулась на спинку кресла, щеки её полыхали, глаза блестели. В уголках уст скользнула та самая хитрая улыбка.

— Надеюсь, я заслужила прощения за то, что не приглашаю вас к себе? — лукаво спросила она, чуть прикусив губу.

Максим хмыкнул, поправил одежду и посмотрел на неё с усталой, но довольной улыбкой:

— Заслужила. Но перед тем как отпустить тебя, хочу задать несколько вопросов.

Евгения снова улыбнулась, но теперь в её взгляде появилась некая дерзость, смешанная с намёком на исповедь.

— Хотите узнать, как так вышло, что я беру в ротик, но там, — она чуть раздвинула бёдра, показывая влажное, ещё дрожащее от оргазма лоно, — всё закрыто? Ну... так вышло. Мы с моим молодым человеком решили «хранить верность». Вот и хранила.

Следующие слова дались ей не сразу: в голосе явственно прозвучала тень грусти. Она отвела взгляд в сторону, словно что-то вспомнила, и продолжила:

— Только потом я узнала, что он перед уходом в армию перетрахал чуть ли не половину двора. А я... я всё это время думала, что берегу что-то для него. И теперь сама не знаю — нужно ли мне хранить это дальше. А оральные ласки... я не считаю это изменой. Хотя, как вы, наверное, уже догадались, опыта у меня не так уж и много.

Максим наклонился к ней, задержал взгляд на её лице и тихо сказал:

— Опыт — дело наживное. Что же до твоего парня... это твой выбор. Если любишь — храни. Если нет... то твой путь, тебе и решать. Самой. Меня вполне устраивает то, что произошло сейчас. Давить или как то требовать продолжения не стану.

— Максим Николаевич, — перебила она его, в её голосе дрогнула нерешимость, но и твёрдость тоже, — я не шлюха и не содержанка. Вы мне и вправду нравитесь. Просто… даже учитывая всё, что произошло… я боюсь.

Максим посмотрел на неё внимательнее. Слишком искренне прозвучали эти слова, без позы, без попытки прикрыться. В её взгляде не было лжи — лишь смущение, тревога и правда.

Та правда которая достойна очень немногих и которая идет от всего сердца.

“Не шлюха, не содержанка”, — проговорил он про себя.

А ведь действительно, ни в её манере, ни в её поведении не чувствовалось той расчетливости, того желания что-то выжать из него, как бывало у некоторых дам.

Наоборот: простая девчонка, у которой эмоции льются через край, которая в своей искренности сама не знает, чего хочет.

Он мягко произнёс, намеренно сбивая пафос её признания:

— Евгения. Женя. Мы же договорились, что теперь я для тебя просто Максим. По крайней мере, когда мы вдвоём. И, как уже сказал, давить я на тебя не стану. Подумай спокойно. К примеру до нашего похода в магазин, который ты мне обещала, а там уже сама решишь, чего именно ты хочешь.

Он чуть усмехнулся, вспомнив свой подростковый жаргон, и добавил:

— Лады?

Её лицо будто озарилось — лёгкая улыбка сквозь румянец, блеск глаз, который выдал облегчение.

— Лады, — тихо ответила она, чуть дерзко прищурившись. — Ну, я пошла?

— Иди, — кивнул он, разблокировав двери и выпуская девушку наружу.

Дверь отрылась, и девушка вышла из машины, на ходу поправив растрёпанную юбку,

Максим следил за ней взглядом, пока она шла к подъезду. Шла слегка неуверенно, и от каблуков, и от усталости, и от всего того, что случилось за этот сумасшедший день Но в этой неуверенности была какая-то странная грация. Порванная юбка открывала чуть больше, чем прилично, волосы растрёпаны, а на лице — та самая хитрая, девчоночья улыбка, словно она играла в игру, правила которой придумала на ходу.

Максим поймал себя на том, что любую её деталь

— походку, осанку, даже этот смазанный макияж

— он уже оценивает с точки зрения «моя девушка». А ведь это было неправильно, нелепо даже. Он взрослый, слишком взрослый для того, чтобы связываться с такой. Но тело не спорило с разумом, и пока он смотрел, как она идёт, внутри разрасталась смесь желания и притяжения.

У самых дверей подъезда она обернулась. На секунду их взгляды встретились, и в её глазах мелькнул тот же вызов, что и раньше: «Я не твоя. Но если захочу — стану». И тут же она исчезла за дверью.

Максим остался в тишине машины, с руками на руле. В голове роились мысли.

— Что я делаю? — спросил он сам себя вслух — Девчонка — юная, неопытная, с чужим парнем где-то в армии… и при этом сама тянется к нему первой. Доверяет, и в то же время играет, будто испытывает. Хрупкая грань, где одно неверное движение может превратить всё в банальную грязь. Оно мне надо?

Он знал, что давить нельзя. Ей, как и ему, нужно время, чтобы разобраться. Но и отпускать он её уже не собирался — слишком сильно она его зацепила. Впервые за долгое время он чувствовал, что рядом с ним не просто

«сотрудница», не просто «подчинённая», а что-то гораздо более опасное и живое.

— Ладно, Женя. Ты сказала «лады». Значит, у нас с тобой есть время. Подождём. А там посмотрим, кто кем воспользуется на самом деле…

Он завёл двигатель, ещё раз окинул взглядом тёмный подъезд, будто пытаясь мысленно разглядеть её за закрытой дверью, и только тогда плавно выехал со двора.

Перед тем как поехать домой, Максим свернул к супермаркету неподалёку от дома. Пакет с остатками еды в холодильнике уже третий день напоминал о том, что без жены и без прислуги приходится снова заботиться о мелочах самому. Кофе, три яйца и головка сыра… вот и всё, что осталось. Вечером будет пусто. Он втянул носом запахи готовой выпечки, скользнул взглядом по прилавкам с фруктами, выбрал пару яблок, хлеб, молоко, мясо и накидал всё это в сетку.

В зале стояла привычная тягучая атмосфера: кто- то торопился, кто-то лениво шаркал по проходам, кассы пищали, объявляя скидки на бытовую химию. Максим встал в очередь и отрешённо уставился на ленту с товарами впереди.

И вдруг за спиной раздалось неуверенное, но вежливое:

– Здравствуйте.

Голос был молодой. Максим чуть повернул голову и сразу узнал его. Тот самый паренёк, застигший его секс с Ксенией, когда он забыл закрыть дверь. Высокий, худощавый, в свободной толстовке. Щёки залиты румянцем, глаза бегают, но при этом он собрался с силами подойти.

Максим чуть приподнял уголок губ в спокойной улыбке.

– Привет, парень, – сказал он буднично. – Ну как оно?

Парень вздрогнул, словно от неожиданности, хотя сам же и начал разговор. Плечи его поникли, он на миг закрыл глаза, Потом втянул воздух и выдохнул:

– Сложно…

Максим вскинул бровь, не перебивая. Взгляд его был прямым, спокойным, но внутри мелькнуло любопытство: “чего ж ты от меня хочешь, малыш?”

– Простите, – продолжил тот, запинаясь, – я… я даже не знаю, как вас зовут. Чем вы вообще занимаетесь… Но мне бы хотелось… получить от вас помощь. Или хотя бы консультацию.

Взгляд парня на секунду упал вниз, словно было стыдно, но всё же он заставил себя поднять глаза.

– Нам бы с Леськой хотелось…