Артём вышел из электрички с тяжёлым рюкзаком за плечами и сразу почувствовал, как жаркий июльский воздух обволакивает кожу. Станция была почти пустая, только бабка с корзинами да пара местных пацанов на великах. Он написал тёте Нике, что приехал, и через минуту увидел её белый кроссовер, который выруливал на парковку.

Вероника Сергеевна стояла у открытой двери машины в лёгком бежевом платье на тонких бретельках. Волосы собраны в небрежный пучок, на носу большие солнцезащитные очки. С виду ей можно было дать максимум тридцать, хотя Артём точно знал, что в январе ей стукнуло тридцать семь. Разведена уже третий год, детей нет, живёт одна в большом доме под городом и ведёт йогу в двух студиях.

— Ну здравствуй, племяш! — она широко улыбнулась, шагнула навстречу и обняла его так крепко, что он почувствовал, как её грудь пружинисто прижимается к нему. Запах — что-то лёгкое, цитрусовое с пряным мотивом. Объятие длилось секунды две дольше, чем обычно обнимают тётки племянников. Артём неловко похлопал её по спине и отстранился.

— Привет, тёть Ника. Спасибо, что пустили пожить.

— Да ты что, родной, конечно! Родители твои на три месяца в Сингапур свалили, а ты в этой обшарпанной общаге гнить будешь? Нет уж, поехали. И давай на «ты», я ещё не настолько старая!

В машине кондиционер работал на полную, играло что-то спокойное, типа The Weeknd на минимальной громкости. Ника вела уверенно, одной рукой на руле, второй иногда поправляла волосы. Платье слегка задралось, открывая загорелые бёдра. Артём старался смотреть в окно, но взгляд сам собой скользил.

— Ты как вообще, студент? — спросила она, не отрываясь от дороги. — Девушки есть?

— Да нормально всё, — буркнул он. — Учусь. Девушки… ну, были, несерьёзно.

— Несерьёзно — это хорошо, — она усмехнулась. — В девятнадцать серьёзно и не надо. Главное, чтобы резинки не забывал.

Артём покраснел до ушей. Тётя всегда была прямолинейная, но чтобы так сразу…

Дом встретил прохладой и запахом свежескошенной травы. Двухэтажный, с огромными окнами, каркасным летним бассейном во дворе и террасой, выходящей в практически примыкающий лес. Артём в последний раз был здесь лет в четырнадцать, тогда всё казалось ещё больше. Муж у неё был человеком весьма обеспеченным.

— Твоя комната на втором этаже, та же, что и раньше, — сказала Ника, занося его рюкзак. — Я тут немного переставила мебель, но кровать та же, огромная. Располагайся, через час ужин.

Он поднялся наверх, бросил вещи и упал на кровать. Потолок крутился. За последние два года он вытянулся до метра девяносто, начал серьёзно плавать, плечи стали шире. Но рядом с тётей почему-то всё равно чувствовал себя пацаном.

К ужину Ника переоделась в короткие джинсовые шорты и белую майку без лифчика — это было видно сразу. Соски слегка просвечивали, когда она наклонялась за бутылкой вина. Артём старался не пялиться, но получалось плохо.

— Ну, за твои каникулы, — она подняла бокал. — Чтобы лето было жарким во всех смыслах.

Вино было белое, холодное, сладковатое. Артём пил редко, поэтому быстро поймал лёгкое тепло в голове. Разговор тек сам собой: про его учёбу, про её развод («устала от человека, который считает йогу сектой»), про родителей, которые теперь будут звонить раз в неделю по видеосвязи.

— Ты прям взрослый стал, — сказала Ника, разглядывая его через бокал. — Глаза такие… мужские. Девчонки в универе, наверное, вешаются.

— Да ладно тебе, — он смущённо улыбнулся.

— Правда. Я бы в твоём возрасте точно повесилась.

Она рассмеялась, откинулась на спинку стула, и майка натянулась. Артём сглотнул и попросил разрешения пойти в душ — мол, после поезда вспотел.

Душ был на втором этаже, рядом с его комнатой. Он специально не стал плотно закрывать дверь — привычка из общаги, где замки вечно заедали. Вода горячая, напор мощный. Артём разомлел под струёй и вдруг понял, что у него стоит. Стоит так, что аж больно. Картинка тёти в майке без лифчика намертво впечаталась в мозг.

Он уже хотел заняться делом прямо там, но услышал шаги в коридоре. Быстро выключил воду, схватил полотенце. Дверь была приоткрыта сантиметров на десять. Ника проходила мимо с корзиной белья, замедлила шаг. Их взгляды встретились на долю секунды: она увидела его мокрого, голого, с полотенцем в руках, которое он судорожно прижимал к паху. Он увидел её широко раскрытые глаза и слегка приоткрытый рот.

— Ой, извини, — тихо сказала она и быстро пошла дальше.

Артём закрыл дверь на защёлку, прислонился к ней спиной и выдохнул. Член стоял колом. Он вернулся под душ, включил холодную воду, но это не помогло. Через пять минут он уже лежал в своей комнате на кровати, в одних боксерах, и рука сама потянулась вниз.

Он представлял, как тётя Ника заходит в душ к нему. Как снимает эту дурацкую майку. Как прижимается. Он старался делать всё тихо, но в какой-то момент вырвался хриплый стон — громче, чем хотел. Артём замер, прислушался. В доме тишина. Только где-то внизу тихо играет музыка.

Он кончил быстро, почти болезненно, уткнувшись лицом в подушку. Потом долго лежал, глядя в потолок, и думал: «Блин. Это же тётя. Это ненормально».

Где-то внизу хлопнула дверь холодильника. Потом лёгкие шаги по лестнице. Шаги остановились прямо напротив его комнаты. Секунд десять тишина. Потом шаги продолжились дальше — в её спальню.

Утром Артём проснулся от яркого солнца и запаха кофе. Часы на телефон показывали девять тридцать. Голова была тяжеловатая после вчерашнего вина, но не критично. Он натянул шорты, спустился вниз и сразу увидел тётю на террасе.

Она уже занималась йогой: серые леггинсы в облипку, короткий топ, волосы в высоком хвосте. Стояла в позе «собака мордой вниз», попа вверх, спина идеально ровная. Увидела его в отражении стекла и улыбнулась.

— Доброе утро, соня. Кофе на столе, пей, а потом иди сюда — разомнёшься со мной. После вчерашнего спина наверняка деревянная.

Артём налил себе кофе, вышел на террасу. Воздух уже прогрелся, но было ещё терпимо.

— Давай, снимай футболку, а то вспотеешь, промокнет зря, — сказала Ника и сама стянула свой топ, оставшись в тёмно-зелёном спортивном лифе. Грудь стояла высоко, кожа блестела от пота. Артём отвернулся, быстро скинул футболку и встал рядом.

Начали с простых наклонов и растяжки. Ника ходила вокруг, поправляла.

— Ноги шире ставь… вот так, — она положила ладони ему на внутреннюю поверхность бёдер и чуть развела колени. Пальцы тёплые, уверенные. Артём почувствовал, как кровь сразу ударила вниз.

— Поясницу прогни, — ладонь легла ему на спину и медленно провела от лопаток до копчика. На пояснице задержалась на секунду дольше, чем надо. — Ого, точно затекло, — тихо сказала она ему почти в ухо.

Потом планка. Он держал, она присела рядом и положила руку ему на живот.

— Дыши глубже, не зажимай пресс.

Ладонь скользнула чуть ниже пупка, почти к резинке шорт. Артём чуть не рухнул.

— Всё, хватит, — она встала, улыбнулась. — Молодец. Иди мойся, а я доделаю.

Он ушёл в душ с колом в шортах и долго стоял под холодной водой.

Днём поехали на озеро. Ника кинула в багажник плед, пакет с бутербродами и бутылку холодного просекко. На ней было чёрное бикини и белая рубашка нараспашку. Артём просто в плавках и с полотенцем через плечо.

Место нашли под большой ивой, почти никого. Ника легла на живот:

— Намажешь спину? А то сгорю.

Он выдавил крем, начал растирать плечи, спину. Дошёл до завязок лифчика — она сама потянула узелок.

— Развяжи, чтобы ровнее легло.

Лифчик распустился, по бокам показались бока грудей. Кожа горячая, скользкая от крема. Пальцы дрожали.

Потом полезли в воду. Озеро прохладное, бодрит. Ника плыла красиво, как профессионалка. Артём догнал её, вынырнул рядом. Она повернулась, волосы мокрые, капли на ресницах.

— Ну как, студент, нравится у тёти жить?

Брызнула ему водой и рассмеялась. Он схватил её за талию, чтобы отомстить. На секунду они оказались совсем близко — её грудь коснулась его груди, соски твёрдые от холодной воды. Она не отстранилась, просто посмотрела прямо в глаза и тихо сказала:

— Осторожнее, Артём. Утопишь ещё.

Он отпустил, нырнул поглубже — прятать стояк было уже некуда.

Вечером, после ужина, Ника сидела на диване, потирала плечи.

— Спина немного ноет после йоги и озера. Племянник, будь добрым — разомни мне хотя бы плечи? У тебя руки сильные.

Она легла на живот прямо на диван, стянула футболку, осталась в тонких домашних шортиках и без лифчика.

— Так удобнее, не стесняйся.

Артём сел сверху, оседлав её бёдра. Под ладонями тёплая гладкая спина. Начал с плеч, потом лопатки, поясница. Она тихо стонала:

— Да, вот тут… сильнее… о-о, хорошо, Артём…

Когда он надавил на поясницу, она выгнулась, и её попа упёрлась ему прямо в пах. Он замер. Она тоже. Несколько секунд тишины, только её дыхание.

— Продолжай, — прошептала она. — Не бойся.

Он продолжил, но уже медленнее. Пальцы сами скользили по бокам, почти касаясь грудей. Она не останавливала. Потом вдруг повернулась на бок, посмотрела снизу вверх:

— Спасибо, родной. Ты волшебник.

И чмокнула его в щёку — очень близко к губам.

Ночью Артём ворочался. Час, два. В голове крутились картинки: её попа под руками, стон, мокрое бикини, соски сквозь воду.

Рука сама скользнула в трусы, обхватывая каменный член. Двигал медленно, чтобы кровать не скрипела. Представлял, как заходит к ней, как она лежит точно так же, но уже голая.

За стенкой скрипнула кровать. Потом тихий вздох. Ещё один. Ритмичный. Артём замер, прислушался. Тонкая стена — всё слышно.

Тихое «мм-м…» и длинный выдох. Потом чуть громче, почти шёпотом:

— Артём…

Он услышал своё имя. Точно услышал. Сердце колотилось как бешеное.

Он уже не сдерживался — кончил почти мгновенно, не сдержав протяжный всхлип. Через минуту за стеной всё стихло. Только тяжёлое дыхание и шорох простыней.

Наутро жара стояла такая, что асфальт на дороге уже плавился. Кондиционер в доме внезапно загудел, кашлянул и умер. Вентилятор на потолке крутился, будто махал лапками, толку ноль.

Артём спустился вниз в одних боксерах, волосы торчали во все стороны. Ника стояла у холодильника в короткой шёлковой сорочке, пила ледяную воду прямо из бутылки. По ногам стекали капли.

— Всё, пиздец технике, — сказала она, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Плюс тридцать восемь в тени, а будет ещё хуже. Пойдём хотя бы в душ, а то свариться можно.

Артём пожал плечами, мол, давай. Они поднялись на второй этаж. В ванной было прохладнее, плитка холодила ступни.

Ника включила душ, подставила руку под струю.

— Помнишь, как в детстве вместе мылись? — усмехнулась она. — Ты тогда боялся, что мыло в глаза попадёт, а я тебя за уши держала.

— Мне тогда лет семь было, тёть Ник, — пробормотал он.

— Ну и что? Сейчас тоже можно, — она посмотрела на него через плечо и подмигнула. — Или стесняешься?

Артём почувствовал, как кровь снова приливает. Стоять в одних трусах перед ней было уже не так просто.

— Да не стесняюсь я…

Ника первой шагнула под воду, не снимая сорочки. Ткань мгновенно намокла и прилипла к телу, соски проступили так, будто на ней ничего и не было. Она повернулась к нему лицом, протянула руку.

— Иди сюда, дурак.

Он шагнул. Вода была ледяная, аж дыхание перехватило. Они оказались в полуметре друг от друга. Капли стучали по плечам, по груди. Ника провела ладонью по его животу, будто проверяя температуру.

— Холодно? — спросила тихо.

— Нормально, — выдавил он.

Она сделала ещё шаг. Теперь между ними осталось сантиметров пять. Сорочка прилипла к её бёдрам, трусики просвечивали чёрным треугольником.

— Снимай, — сказала она, глядя ему в глаза. — Всё снимай.

Артём стянул боксеры. Член уже стоял, деваться некуда. Ника посмотрела вниз, улыбнулась уголком рта. Потом взяла его за руку и положила себе на талию — под мокрую ткань.

— А теперь меня.

Он дрожащими пальцами потянул сорочку вверх. Она подняла руки, помогла. Ткань шлёпнулась на пол. Потом трусики — тоже одним движением. Они стояли голые друг напротив друга, вода хлестала по плечам и спинам.

Первой поцеловала она. Просто прижалась губами, мягко, но уверенно. Потом глубже — язык скользнул к нему, горячий на фоне холодной воды. Артём обхватил её за талию, прижал к себе. Кожа к коже. Его член упёрся ей в живот.

Ника оторвалась на секунду, прошептала прямо в губы:

— Племянничек мой хороший…

Потом опустилась на колени. Плитка холодная, но ей было всё равно. Вода стекала по её волосам, по спине. Она взяла член в руку, провела языком снизу вверх, медленно. Артём выдохнул сквозь зубы.

— Тёть Ник…

Она взяла раскалённый хуй в рот. Горячий, влажный, тесный. Двигалась плавно, но глубоко — сразу почти до конца. Чувствовался огромный опыт и… желание. Рукой обхватила основание, второй гладила его бедро. Артём упёрся ладонями в стену, чтобы не упасть. Голова кружилась от кайфа.

Он продержался минут пять, не больше. Напряжение последних дней выплеснулось разом — сильно, до дрожи в коленях. Ника не отстранилась, проглотила всё, потом ещё раз провела языком, будто добивая.

Поднялась, обняла его за шею.

— Первый раз так? — тихо спросила.

Он только кивнул, не в силах говорить.

— Пошли ко мне, — сказала она и выключила воду.

В спальне было жарко, но уже пофиг. Ника толкнула его на кровать, забралась сверху. Колени по бокам его бёдер. Взяла член снова в руку — он был ещё вялый, но быстро наливался силой.

— Смотри на меня, — сказала она и медленно опустилась мокрой киской прямо на ствол племянника.

Горячая, мокрая, тесная. Артём выгнулся, схватил её за бёдра. Она начала двигаться — сначала медленно, круговыми движениями, потом быстрее. Грудь качалась перед его лицом. Он поймал сосок губами, пососал. Ника застонала, запрокинула голову.

— Да… вот так… мой хороший…

Потом легла на него грудью, прижалась всем телом и начала двигаться быстрее. Кровать скрипела. В комнате стоял запах секса, пота и её духов.

— Тётя Ника… — вырвалось у него.

— Да, трахай… трахай свою тётю…

Он кончил второй раз, глубоко внутри неё. Но Ника продолжала двигаться ещё секунд десять, пока не задрожала сама — тихо, с длинным выдохом, вцепившись пальцами ему в плечи.

Потом просто лежала на нём, тяжело дыша. Волосы мокрые, прилипли к щекам. Артём гладил её по спине, не веря, что это происходит.

Через минуту он всё-таки выдавил:

— Это же… неправильно, наверное…

Ника приподнялась на локтях, посмотрела ему в глаза.

— Артём, нам с тобой вместе тридцать семь и девятнадцать. Мы оба взрослые. Никто ничего не узнает. Это лето — только наше. Понял?

Он кивнул. Она поцеловала его в лоб, потом в губы — нежно, почти по-матерински.

— Иди ко мне, — сказала и прилегла рядом, прижавшись спиной к его груди.

Он обнял её, уткнулся носом в волосы. За окном жара, в комнате полумрак, кондиционер мёртв. А ему было всё равно.

С того дня они больше не притворялись.

Утром Артём просыпался от запаха кофе и тёплых губ на шее. Ника приходила на кухню в одной его футболке, голая под ней, ставила турку на плиту и садилась к нему на колени прямо на табурете. Пока кофе булькал, они успевали трахнуться один раз — быстро, жёстко, прижимая друг друга к столешнице. Она кусала его за плечо, чтобы не кричать, он входил в неё сзади, придерживая за бёдра. Потом пили кофе, как будто ничего не было, только её щёки горели, а у него на спине оставались свежие следы ногтей.

Днём бассейн стал их личным борделем. Она плавала голая, он нырял за ней, ловил под водой, раздвигал ноги и вылизывал прямо в воде, пока она не начинала задыхаться от оргазма и хвататься за бортик. Потом она забиралась на него верхом на надувном матрасе, и они качались на волнах, пока вода не плескалась через край.

Однажды вечером она достала из шкафа чёрный кожаный ремень и сказала:

— Плохой мальчик прогуливал тренировки. Строгая тётя тебя накажет.

Он встал на колени, она прошлась ремнём по его спине — не больно, но звонко. Потом заставила лизать ей между ног, пока сама сидела в кресле с раздвинутыми коленями и курила тонкую сигарету, глядя сверху вниз. Когда он довёл её до дрожи, она потянула его за волосы вверх и прошептала: «Теперь трахай свою тётю, как взрослый, мой мальчик».

Через неделю она сама попросила попробовать в попу. Лежала на животе, подложив под бёдра подушку, учила его, как расслабиться, как смазывать, как входить медленно. Он боялся сделать больно, но она стонала так сладко, что в итоге кончил внутрь, а она потом ещё долго лежала, прижимая его к себе и гладя по голове: «Мой племяшка… всё правильно сделал».

Он изменился. Уже не стеснялся раздевать её посреди гостиной, ставить раком у окна, чтобы соседи теоретически могли увидеть. Сам тащил её в лес за домом — расстилал плед в самой густой чаще, трахал на земле, пока листья липли к спинам. Однажды даже в её машине на пустой парковке у озера — она сидела на нём лицом к лобовому стеклу, а он держал её за грудь и смотрел, как потеют стёкла.

Август пролетел незаметно.

За день до возвращения родителей они не спали вообще.

Начали в восемь вечера в душе — долго трахались, под горячей водой, потом в её спальне, потом на кухне, потом снова в спальне. Он брал её во все дыры, она кричала уже не сдерживаясь, царапала ему спину до крови. В три ночи они вышли в бассейн под луной — вода светилась, она легла на спину на бортик, раздвинув ноги, а он стоял в воде и входил медленно, глядя ей в глаза. Последний раз кончили одновременно — она всхлипывала, он рычал ей в шею.

Утром она отвезла его на станцию. На ней было простое летнее платье, волосы собраны, лицо спокойное, будто ничего и не было. Артём молчал всю дорогу.

На платформе она обняла его крепко, как в первый день, только теперь он обнимал в ответ так же сильно.

— Приезжай в любой момент, — прошептала она ему в ухо. — Дверь всегда открыта. Всегда.

Он кивнул, не в силах говорить. Поезд подошёл. Последний поцелуй — долгий, глубокий, прямо на перроне, пока люди обходили их стороной. Двери закрылись. Артём сел у окна и смотрел, как она стоит, маленькая фигурка в бежевом платье, пока поезд не тронулся.

Телефон завибрировал. Сообщение от неё:

«Лето кончилось. Но мы — нет. Жду».

Он улыбнулся, закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Впереди был целый год. А потом ещё одно лето. И ещё.