— Доброе утро, моя милая девочка.

— Доброе утро, Кир.

— Ты выглядишь счастливой.

— Я счастлива, и я больше не боюсь...

И вот ты чувствуешь, что не ошибся...

Не ошибся в ней. Не ошибся в моменте.

Момент, когда она отпустит страхи...

Когда поверит и хоть на время перестанет искать поводы сомневаться...

Тогда и начнется подлинная история, а коллекция событий и мыслей, записанная в заметках и собранная воедино где-то за утренним кофе, на длинных светофорах Садового кольца останется самым красивым и честным прологом...

Саша стоит, обняв себя за плечи, в своей студии. Холодно... По лицу слезы, она вытирает тыльной стороной ладони, шмыгает носом. Дрожащими губами касается бокала с вином, нервно отпивает, проливая кровью на шею и грудь. Прислоняется лицом к стеклу ночного окна, смотрит в сторону Садового.

Кира, ты дурак? Я чуть не умерла, пока читала... плакала, смеялась в истерике и опять плакала... Рыдаю...

Где-то на Садовом он почувствовал все...

Слезы, смех, разбившийся бокал, страхи, боль... звуки осколков по полу...до утра с этими ощущениями. До утра с ней. Всеми мыслями.

Иногда задыхаясь внутри взрыва ее эмоций, трансформированного в диалог с собой...

И что-то в нем рвётся с мясом читая ее душу... однажды потерявший эмоции, случайно встретивший ее обретал их.

Ее боль, которую она носила годами, вдруг выходит наружу касаясь его...

Вслух, чуть охрипшим голосом, почти захлебываясь слезами...у ночного окна.

— Сашок, все, приехала. Не надо бежать. Больше не надо доказывать, что ты сильная.

Можно просто быть.

Странная реальность, переписанная текстом, прочитанная, обретшая образы, голоса и вернувшаяся странным теплым чувством, пронзающим моменты...в один миг, в двух разных жизнях....

Её красивые мокрые от слез губы. ..трясущиеся в бессилии момента шепчут...

— Вот ты дура... ооооххх и дура, пипец.

Сгорающий забытой нежностью взгляд в сторону Садового.

Она тут. С ним. В тексте. Он там. С ней. В мыслях.

Её слезы на стекле ночного окна...

На память. О моменте, когда почувствовала, что нужна, разрешила себе снова быть. На память о столкновении с собственным отражением в нем, его словах и текстах, и это отражение оказалось красивее и чувственнее, чем она смела думать, чем могла себе представить. Это была она.

Один миг доверия и ее твердолобое «я не останусь до утра» желанием превращенное в «доброе утро, Кир». Их желанием. Двое. Учатся верить, учатся снова жить....

— До сих пор рыдаю, ты меня. .. — честно.

И его мир на паузе. Не мог объяснить. Прочитал многоточия. Замер. Почувствовал.

Написанный им и глубоко прожитый Сашей текст, вспышками просмотренный как фильм... и здесь, странно, она — сценарист. И нет ролей. Только жизнь.

Больше ничем не прикрытая боль, на секунду разорвавшая сердце, отданное его теплу, — вся в её коротком сообщении. И боль...как лекарство. От прошлого.

Он будет вспоминать это годами. Бесконечно возвращаться к её многоточиям. Такое не теряют. Её слёзы на стекле... так возвращаются к жизни.

Поток ее честного сознания. ..

— Мне было приятно когда я узнавала себя

— Вот это вот, я не останусь до утра, я не останусь

— Такая дура хи-хи, твердолобая

— Осталась же, ооооххх и дура, пипец

Дрожь у него под сердцем. Прожил.

— Я блядь выла как сука и рыдала, а потом вот...

Ее голос здесь и сейчас. Эхо. Пульс. Его пульс. Она его пульс.

Один у большого окна, где вывесками пылает мегаполис. Где-то она, хочется все бросить и найти ее... целовать пока не кончатся слезы и больше никогда не отпускать.

— Ох и идиот. 40 лет, а как мальчишка.

В бессилии стягивая с себя галстук, глубоко вдыхая горький табачный дым.

Пепельница...звонко, с пугающе тихими отзвуками хрустальных осколков на полу...

Глаза утопающие в огнях города..., мягко касаясь ее сообщений...

— Сашка. .., — вслух, голосом, потерявшим привычную сталь.

Настоящая. Ранимая и чувственная. Возвращавшая смыслы.

С ней тепло, эти эмоции дороги. И он ценит. Бережет. Давно разучившись. Неумело. Снова учится.

Летит на позднюю встречу, где есть он, но мысли не с ним, с Садового на Таганку, задержавшись за строчками для нее..., опаздывает на встречу в Ростокино, утыкается взглядом в гигантский экран Останкино в ее цветах и чуть ли не с ее мыслями...

Один миг.

И бесконечные сутки ее офлайна. Скрежет времени по обнаженным нервам.

За спиной «аварийками» моргала машина...

Желто-оранжевые фонари висели в тумане мегаполиса загадочными воздушными шарами...

Темный Самотечный бульвар и его силуэт, растворяющийся в темноте с мыслями о ней...

Случайная встреча — и вот оно. Его сердце. Иногда захлебываясь, вновь хочет научиться дышать. Заново. Ценить без оглядки на прошлые ожоги... доверять, не прислушиваясь к эху прошлого... уважать границы, не возводя вокруг своих новые стены... и наконец — чувствовать.

И вот оно. Ее сердце. На двух концах поисков, навстречу. Обезоружены. Друг для друга.

Бесчисленные петли Садового, бесконечные разговоры, вопросы и иногда обиды... она уходила на пару дней понять себя и его.

Радовалась его словам ранним утром, бывало, возмущенно, но как и всегда красиво отмечала в его текстах кусавшие ее словечки.

— «Та» - это которая неодушевленная, которая холодная и нестерпимо уродливая... что он имел ввиду?

И не хотела толкований... ждала лишь больше его тепла и эмоций...оттаять.

— Неповторима. Море эмоций. И в тех двух буквах тоже. И все они ласковые и нежные.

И ощущения вдогонку...

— Скучал

Немного тишины.

— Скучала.

Всегда ждал. Всегда хотел сказать ей больше, чем можно и в принципе возможно.

Иногда она зачитывалась.

— Блинскииииий, — написала так, что он слышал ее в тишине утра.

— С тебя новые чулки, — почти серьезным тоном — Хи-хи

— Хорошо, — улыбаясь, отвечал он

— Зачиталась и пролила горячий кофе на ляжку прям, обожглась.

— Саш, ну как так...

Она выбегала из дома куда-то на Арбатскую, а он просто понимал, что хочет видеть это все своими глазами, каждое утро...

Он перестал читать ее быстро, всегда дважды или трижды, да сколько нужно. Она это не слова, это убеждения, действия и внимательный взгляд, спрятанный за текстом.

В простых предложениях она писала больше смыслов, чем тысячи людей пишут в огромных текстах.

— Я не похожа на принцессу.

— А должна? — Это они не похожи на тебя.

— Понятно. Не в духе. Ладно, хорошего дня, — немного обижено и даже смущенно, будто он не прочитал в ее тексте то, что она вкладывала.

Лабиринт её мыслей в тексте, где каждый неоднозначный поворот имел единственное значение, где каждое слово было про неё и от неё, где нет ролей, где жизнь и её сердце — в красивых словах и образах.

Её мысли — словно ее язык. Он может дарить радость, объяснять боль, колоть, возвышать и выражать эмоции в совершенно иной, красивой форме. Оставаясь честным.

Красивая она. Красивая, как та тёплая осень, в которую он её узнал...

Мягкая подсветка еще зеленых дорожек, шумный от ветра сосновый лес, бассейны, светящиеся в темноте как портал в другой мир...

И он знал, что это совсем другой мир, в котором рядом она. Он повернулся к ней...

— Саш..., — он выдохнул, почти стесняясь, — я здесь понял, что без тебя все не так, и кажется, что тогда я все это представил.

— Кир, ты просто псих — она улыбнулась и чуть шагнув вперед, развернулась к нему лицом, встала перед ним, нахмурилась, словно пытаясь не засмеяться или сдержать слезы.

— Я и подумать не могла..., — немного сдавленным голосом сказала Саша

— Ты просто появилась. Я даже толком не помню как. И иногда не хочу помнить «до». И не могу понять почему не раньше?

— Не знаю — тихо ответила Саша — и не знаю почему написала про облако. Я так хотела.

— И я хотел. И тогда я пришел написать тебе.

Кир обнял ее за талию и прижав к себе поцеловал в висок и замер, касаясь ее губами.

— Я была грубой.

— Нет, это твой «словесный гард». И иногда тебе удавалось полностью обездвижить меня...

— То то же, — она мило усмехнулась и в миг стала серьезной — Кир, а если бы в том ресторане на Саввинской была я?

— Я бы не ушел.

— Кобель. Но не бабник. — она улыбнулась и сверкнула глазами и в этой улыбке было его все.

Каждое мгновенье с ней было тем, что они писали друг другу ночами и стирали утром. Холодные души превращались в горячие сердца касаясь друг друга. И нет, она не недавно...она будто всегда, это было до дрожи.

Дождь увесистыми каплями падал на еще оставшиеся осенние листья... Карточка в красивой девичьей руке, касание и зеленый огонек открытого замка... номер 0202, охапка красных роз, kiss the rain... и словно на повторе, на повторе и wherever you need... в их взглядах и прикосновениях.

— У меня нет слов, — глубоко вдохнув, сказала Саша, — Давно нет.

— У меня есть ты, снова здесь. И я здесь. И это не ты приехала, это мы приехали. Вместе.

Он повернул ее к себе, пальцы его грубых рук почти воздушно касаются ее лица... дыхание замирает, тает невероятный зеленый взгляд...

Нежно. С ней всегда нежно.

Поцелуи, наполненные непередаваемым особенным чувством...прикосновения уже уверенные, еще более чувственные и родные...

Ее сложный парфюм с цитрусом, пьянящий запах кожи...

Те же бокалы...

И шампанское...

И даже дождь за окном не изменился...

И Бог с ними, с бокалами, шампанским и дождем...все те же руки, красивые пальчики и те же глаза, в которых больше нет страха...

Знакомый холодок счастья по спине...

Каждый день, каждый раз, когда он видит, чувствует ее рядом...

Потоком неслись мысли... он вспоминал как в нерешительности тогда искал ключ от номера, оставляя себе шанс передумать...

Не передумал.

Как задохнулся пульсом от стука в дверь...

Как удержался чтоб, не задушить ее в объятьях, когда она вошла в номер...

Как красиво спадали бретельки с ее женственных плеч...

Как уходил разум, уступая место безудержной страсти...

Воспоминания вспыхивали яркими пятнами, он смотрел на нее, как и тогда, как на нечто святое и порочное...

Красивые глаза, отражаются в зеркале косметического столика...миг, и она смотрит на него, ловит его взгляд и щелкнув язычком сдержано улыбается...

— Соскучился, Кир? — со своим легким сарказмом и милой усмешкой.

— Дааа... Красивая моя хитрюжка, иди скорее сюда, — он протянул ей бокал и от чего-то безумно насладился тем, как она взяла его своими пальчиками...

Тонкий звон хрусталя....

И тихо, почти шёпотом:


— Помнишь, я говорила, что не останусь до утра?

— Помню, — он улыбнулся ей

Она мило сморщила носик, хитро прищурила глазки и улыбнувшись, игриво и как-то почти по-детски сказала:


— Врушка.

Красивая улыбка на ее лице, реснички, прячущие взгляд и маленькие слезинки по бархатным щечкам, ее ямочка...

— Киииииир, я думала не судьба...

— Судьба. — мягко и так уверенно.

В уютном полумраке номера сверху смеялись: случайная встреча... И смех исчезал в темноте соснового леса, в шуме дождя за окном... И нет барьеров, и границ... Два человека, которые слишком долго делали вид, что им это не нужно, не замечали дождя, растворяясь в шепоте томного дыхания и тихо взрывающихся пузырьках шампанского в хрустальном бокале, которого касались ее сводившие с ума губы...

Он обнял её, наверное, впервые не ожидая даже малейшего сопротивления этим объятиям.
Она вдруг стала совсем лёгкой, будто всё, что она носила в себе годами, разом отпустило.

Саша подняла на него глаза — зелёные, чуть влажные и тихо выдохнула:

— Кир... я правда боюсь, что сейчас проснусь.

— Проснемся вместе. И ничего не изменится.

Он провёл пальцами по волосам, так легко, что будто и не касался. Его взгляд удивительным образом обнимал ее. Чувствовала. Снова.

Пальцы очерчивали ее лицо, заставляли содрагаться...

Один вдох...

Его руки по ее спине... под волосами... нежно и до дрожи уверенно... берет...волосы между пальцев...

Вдооооох...

— Что же ты со мной делаааешь? —сбиваясь, шепотом.

— Учусь наслаждаться тобой...

— Псииииих. .. мммм, — растворяясь в десятках коротких и нежных поцелуев...

...Не нежный, нет, не ласковый... Это — другое. За пределами. Слова такого будто не знала, подобрать не могла, забыла как... Всё забыла...

Крепкие руки в ее волосах... пальцы, по коже головы.... Прижимая сильнее к себе...

Вдоооооооооох...

— Какая ты красивая сейчас....

Он впился в неё сразу, без предупреждения.
Нежность в страсть, осторожность в смелость — голод, который он сдерживал месяцами. Он целовал, так что ноги подкашивались и кружилась голова...чуть прикусил нижнюю губу до лёгкой боли, тут же смягчил языком, и она задрожала всем телом, будто эта боль была последним разрешением быть настоящей.

Саша ответила мгновенно: вцепилась в его волосы, потянула так сильно, как только могла.
Языки столкнулись жёстко, без правил, сплелись так, что дыхания стало не хватать обоим.

В этом безумном сплетении она почувствовала, как ее влага скользит по внутренней стороне бедра...

Вдоооооооооооох....Тонкое платье соскользнуло с плеч само. Или это был он...не поняла, отказалась заметить...растворилась... И дело было не в ткани.
Соскользнули последние тени прошлого, последние «я не останусь», казавшиеся бесконечными «я сама».

— Киииир...., — руками скользя по его торсу

— Молчи..., просто наслаждайся, я уже твой, — как признание....

Губы скользят по шее, и будто нельзя дышать, замирала. Его поцелуи... Ключицы. Грудь над кружевом лифчика. Живот.
Он провёл горячими ладонями по её бокам — от рёбер к талии, к бёдрам — и она выгнулась навстречу...

Одним движением он снял с нее лифчик... на секунду открыв глаза, она видела, как мягкое кружево медленно соскальзывает с ее груди... обнажая твердые сосочки... впервые она видела это так красиво...

Секунда... она перышком падает на кровать...

Как в бездну, в которой он ее поймает... не страшно.

Его губы по ее соскам, лёгкими движениями его языка, тёплым дыханием, пока она не начала дрожать и не вцепилась ему в волосы.
Потом ниже — по животу, по внутренней стороне бёдер, раздвигая их ладонями так нежно, будто открывал самое дорогое, что у него было.

Поцелуй... через трусики...влажно...

Наглые пальцы стягивают их, забирают последние попытки разума остаться в реальности...

— Ммммммммммм, дааааа, — не ему, не себе... в пространство.

Его губы обхватили клитор, язык, сначала будто колко, потом осторожно, а потом так нагло, что она больше не могла сдерживать ни себя, ни стоны, ни руки...

Приподнялась...заставила себя открыть глаза, чтобы поверить... она, Саша, до костей гордая и еще недавно холодная... да не холодная...уже неважно, принадлежит ему, сейчас...в моменте... она видела как ее красивые пальцы вцепились ему в волосы, как прижали его к ней....язык вошел в нее, по стеночкам влагалища, жадно собирая ее соки....

Вдоооооооооооооох.... Он в ней. Глубоко, горячо.... Без правил... забывшись....

Его пальцы...она сжимала их...всеми силами, пытаясь чувствовать секунды....

Под маточку...дааааа, так... чуть приподнимает ее внутри ее тела, будто поглаживает...

— Бляяяяяааааааааа, Кираааааааа-а

Саша уже не стонала — выла.

Кир вошел в нее...сначала медленно...давая ей ощутить себя... разрешив стонать, потеряв пределы...Потом нагло, почти жестко, глубоко....И снова...

Он взял ее за бедра... ловко подложил подушку под ее шикарную попку, ласкал ее тело и бешено трахал. .. да, именно трахал...

Брал ее под спину, притягивал к себе, входил все глубже... не останавливаясь....

Она выгибалась всем телом, стонала, забывая дышать, он взял ее руку и мягко положил ладонью на ее втянутый в наслаждении красивый животик, — свою сверху... Чуть надавил... Она почувствовала его член внутри себя, почувствовала себя обнимавшую его, — как ее тело наслаждалось им, их близостью....

Внутри было горячо и влажно... она стонала, уже не замечая...плевать... пусть... она его.

Волна внутри, горячо... горячо... ммммм

— Кираааааааа — она схватила себя за соски... сжимала свою грудь..., напряженными пальчиками вниз, по взрывающемуся чувственному телу, красивые пальчики касаются клитора... в бешенстве момента сжимают его...оттягивают...

Он в ней.... Еще глубже... еще....

Нет дыхания... только вдох, вдох, вдох.... Внутри все сжалось... невероятной волной по телу... как разряд, растекавшийся наслаждением....

И все внутри затряслось.... Стон.... Ноготочки раздирающие его спину... обхватив ногами прижимала к себе, в себя, глубже, волна... еще....

Она вцепилась ему в плечо.... Она вздрагивала, вздрагивала всем телом, закатывала глаза, улыбалась и, снова раз за разом вздрагивала...

Вдоооооооооооооооооох... воздух замирал в груди, рвался наружу стоном, вдоооооооооох, с ним...осталась с ним. Почувствовала. Это была она.

Он взял её на руки и усадил на себя... глубоко и очень медленно. Она сдалась очередной горячей волне: внутри неё всё сокращалось, тело безостановочно тряслось в сладкой судороге... Она кончала — громко и ярко, он вместе с ней, в неё, — добивая уходящее от наслаждения сознание. И казалось, что их слышал весь отель... И пусть бы слышал...

Кир обнимал ее в сплетении их тел...

Он прикасался к ней так, что обжигало пальцы — без пределов, без фальши... Бархат кожи её тела, красиво вздымающиеся в наслаждении сосочки, покрытые лишь светом луны, пробивающимся сквозь залитые дождём окна... Шёпот обожания, нежные стоны... Пальчики, судорожно сминавшие простыню нежно-коралловым маникюром, царапали ему спину и грудь... Красивые бедра обвивали его. Сашины шёлковые волосы — волнами по смятой подушке, губы, приоткрытые на выдохе страсти, целовали его и жадно принимали его поцелуи.

— Нереальная девочка, — пытаясь отдышаться, прошептал Кир.

— Мужчина. Мой. — тихо, наслаждаясь ответила она.

За окном шел дождь...

Она уснула почти сразу: легко и сладко, отпустив все страхи, как будто впервые за годы разрешила себе выключиться полностью.

Голова на его плече, одна нога перекинута через него, ладонь у него на груди...

Красивые волосы спадали по подушке и его плечу темным шёлком, пушистые реснички в лунном свете, чуть приоткрытые сочные губы. Он целует её — осторожно, чтобы не разбудить, растворяется в спокойствии ее дыхания, засыпает обнимая ее, губами касаясь ее волос...

— Доброе утро, Кир, — уютно спрятавшись под одеялом, сказала она.

— Доброе утро, моя хорошая. — он потянулся и обнял ее

Саша легла ему на грудь, он гладил её плечи, спину, пропускал между пальцев ее шелковые волосы...

— Ты такой хороший медвежонок по утрам — она нежно улыбнулась, прижалась сильнее.

— Мне хорошо с тобой, и каждый раз я не хочу отпускать тебя все больше...

— Больше и не придется. Я остаюсь... сегодня... и завтра... и всегда...

— Сашка... Моя. — ответил он и, прижав к себе, покрывал ее лицо поцелуями и, дышал через раз — как и тогда.

— Помнишь, Кир?—ее губы коснулись его виска шепотом — Я писала тебе...

Она свернулась котёнком в его объятиях, иней растекается по щекам, иней сковывающий ее сердце. Она забыла обо всем, только сейчас, только миг. ... Вся растворяясь в порыве, из глубины восходящей энергии скрутилось два солнца, нет пять, нет тысячи. Взрыв и она утопает в его медвежонкиных лапах, она парит над землей...

— Помню. И как я читал тебя — помню.

— Это я, Кир. Настоящая. С тобой.

— Обожаю тебя...

«Очень сильное начало какой-то истории», - написала она.

И никто еще не знал, как она была права.

Очень сильное начало какой-то истории, переписавшей смыслы, так аккуратно меняющей реальность, ставшей родной. Со следами слез и переживаний, с раздирающим душу «я не останусь» и блеском зеленых глаз в искреннем «я счастлива», с бесконечным “потом” и одним молниеносным “сейчас”... Будет их Рим, вечный город вечных воспоминаний, теплые ночи как исполнение осенней мечты, будет Фьюмичино, из которого она словно улетает в космос, ее Треви с фисташковым мороженым, объятья на узких улочках, бесчисленные фотографии, будут ссоры и прощение, красивые рассветы горящего мегаполиса, дожди бисером капель, рассыпающиеся по лобовому стеклу, тысячи петель Садового кольца, ее рука в его руке и счастье в самом чистом его виде...

Спасибо, что осталась. Моя сильная, такая красивая и надеюсь очень счастливая.

История. Невозможная без тебя, с твоим именем на губах и легким ароматом того осеннего дождя в твоих шелковых волосах...

Это была она. С ней красиво.