Прошла ещё одна неделя, и я стою у твоей двери, вся дрожу, как осиновый лист в бурю. Я надела эти трусики сегодня вечером специально для тебя — нежно-розовые, из ультратонкого шелка с изысканным кружевом, которое ласкает кожу, как шепот любовника. Они облегают меня идеально, подчеркивая каждый изгиб, и за эти часы стали моим личным алтарем: ткань впитала тепло моего тела, каждую вспышку желания, когда я думала о тебе в метро по дороге сюда. Я представляла, как ты их снимешь, и от этого текла ещё сильнее, чувствуя, как шелк становится скользким, липким внутри. Я краснею до корней волос, думая: "Боже, я выгляжу как отчаянная шлюха, которая тащит свои мокрые трусики парню... Что со мной не так?" Но это возбуждение перекрывает стыд, и я звоню, ноги еле держат.

Ты открываешь, и я вваливаюсь внутрь, сразу опускаюсь на колени, как послушная рабыня. Поднимаю юбку, показываю тебе их: розовый шелк теперь потемнел в центре от моих соков, кружево слегка впивается в кожу, оставляя красные следы на бёдрах — это как метка моего позора. Я медленно стягиваю трусики вниз, чувствуя, как ткань цепляется за влажную кожу, скользит с тихим, влажным шорохом, оставляя холодный след на ногах. Когда они в моих руках, я сжимаю их, ощущаю фактуру: шелк гладкий, как масло, теплый от моего тела, кружево чуть колючее, пропитанное кремовой влагой, которая липнет к пальцам. Я подношу их к своему лицу, вдыхаю глубоко, и запах обволакивает меня, как наркотик: верхний слой — нежный, сладковатый, как спелая клубника с капелькой сливок, свежий аромат моей писи, которая начала течь от одной мысли о тебе; средний — теплый, бархатистый мускус, животный и интимный, с лёгкой кислинкой возбуждения, как будто я только что проснулась от эротического сна; а в глубине, где ткань прижималась к попе, — мягкая, солоноватая теплота ануса, с едва уловимой горчинкой, похожей на тёмный шоколад с солью, манящей и стыдной одновременно. Этот запах проникает в меня, заставляет тело пульсировать, и я шепчу, задыхаясь: "Я пахну... так сильно... как развратная девочка, которая не может себя контролировать... Прости, если это слишком..."

Ты берёшь трусики из моих дрожащих рук, прижимаешь к лицу, вдыхаешь медленно, и я вижу, как твои глаза темнеют от желания. Психологические качели бьют меня волнами: стыд накатывает — "Я унижаюсь, показывая ему свои грязные секреты, как последняя извращенка" — но за ним следует волна возбуждения — "Да, пусть он владеет мной, пусть использует этот запах, чтобы сломать меня окончательно". Я ломаюсь, ползу к тебе на коленях, умоляю: "Пожалуйста, заставь меня... унизь меня словами... скажи, какая я шлюха за то, что принесла тебе эти мокрые трусики..." Ты улыбаешься и шепчешь: "Ты моя грязная маленькая сучка, которая течет при одной мысли о унижении", и эти слова бьют в мозг, как удар, заставляя меня стонать от позора и удовольствия.

Я ложусь на спину на ковре, раздвигаю ноги широко, как будто предлагаю себя на алтарь, и ты садишься между ними. Сначала я тянусь к твоим ногам — снимаю носок медленно, целую стопу, чувствуя её тепло, лёгкий мускусный запах кожи после дня, солоноватый привкус пота. Я беру большой палец в рот, сосу жадно, давлю языком, облизываю каждый гребешок, чувствуя текстуру кожи — гладкую, чуть шершавую на подушечке. Перехожу к остальным пальцам, беру по три в рот, давлюсь, слюна стекает по твоей пятке толстыми струями, капает на пол. Новый фетиш накатывает — я трусь лицом о твою стопу, вдыхаю запах между пальцами, лёгкий, мужской, с нотой пота, и шепчу: "Я соска для твоих ног... унизь меня, наступи мне на лицо..." Ты делаешь это — физическое унижение: твоя ступня прижимается к моим щекам, давит нос, и я лижу подошву, чувствуя давление, вкус соли и кожи, задыхаясь от запаха и позора.

Потом ты ставишь меня на четвереньки и садишь себе на лицо — сначала пися. Моя горячая, распухшая пися ложится на твой рот, и запах здесь самый яркий: сладкий, фруктовый, с кремовой глубиной, обволакивающий тебя полностью. Я трусь медленно, размазывая густые, кремовые соки по твоим губам, по носу, по щекам — они липкие, теплые, оставляют блестящий след. Твой язык входит между губ, и я чувствую каждый толчок: он скользит по стенкам, собирает соки, вкус которых теперь в твоём рту — сладко-солёный, с металлической остротой, как расплавленный мед с солью. Я плюю тебе в рот сверху — длинно, вязко, слюна тянется толстой серебряной нитью, падает на язык, смешиваясь с моими соками, и я плюю ещё, ещё, пока твой рот не переполняется, слюна стекает по подбородку, по шее, густая и пузырчатая. "Глотай мою слюну... глотай меня, как мою мочу..." — шепчу я, и стыд жжёт внутри: "Я плююсь ему в рот, как животное... я такая низкая..."

Я поворачиваюсь жопой, раздвигаю ягодицы руками — кожа там горячая, гладкая, чуть влажная от стекающих соков. Мой анус раскрывается перед тобой, пульсирует, и запах здесь глубже, манящий: тёплый, бархатистый мускус с мягкой горчинкой, солоноватостью и лёгким землистым шлейфом, как аромат тёплой земли после дождя, смешанный с моим естественным возбуждением. Ты прижимаешь нос прямо к нему, вдыхаешь глубоко, и я рыдаю от стыда: "Нюхай мою жопу... она пахнет мной, моей похотью... я стесняюсь до дрожи, но хочу, чтобы ты сломал меня этим..." Твой язык начинает детально: сначала широкие, медленные круги по краю — кожа нежная, бархатистая, вкус солоноватый с горчинкой, как солёный карамель; потом кончик давит в центр, растягивает кольцо с лёгким сопротивлением, входит медленно, миллиметр за миллиметром, и я чувствую растяжение, давление, тепло твоего дыхания внутри. Внутри тесно, влажно, вкус гуще — землистый, животный, с тёплой мускусной глубиной и лёгкой кислинкой, которая остаётся на языке надолго. Ты крутишь языком внутри, вылизываешь стенки, давишь на них, и я стону, трусь, ощущая каждый вихрь, каждый толчок, как он обменивается жидкостями: моя внутренняя влага стекает тебе в рот, твоя слюна проникает в меня, делая всё скользким, горячим.

Новый фетиш добавляется рандомно — я беру свои трусики, комкаю их и засовываю себе в попу на миг, чтобы они впитали запах и вкус внутри, потом вынимаю и заталкиваю тебе в рот: "Соси их... соси мои трусики, пропитанные моей жопой..." Ткань теперь ещё мокрее, вкус смешанный — шелк с мускусом, горчинкой и твоей слюной. Я плюю себе на пальцы, втираю густую слюну в анус, чтобы стало ещё скользче, потом плюю тебе прямо в рот — густые, пузырчатые плевки стекают по твоему языку, пока он всё ещё во мне, и я плюю ещё, унижая тебя и себя: "Ты пьёшь мою слюну, как мою сперму... ты мой плевочный раб..."

И тут я окончательно ломаюсь — психологическое унижение бьёт: "Заставь меня просить... скажи, что я не достойна, пока не обоссу тебя..." Ты шепчешь: "Проси, грязная сука", и я умоляю, рыдая: "Пожалуйста, позволь мне ссать тебе в рот..." Золотой дождь начинается интенсивно: сначала горячие, солёные капли капают на твой язык внутри меня, потом мощная, бесконечная струя — теплая моча льётся тебе в рот, по языку, который глубоко в моей жопе, заполняя всё, стекая по горлу, по щекам, по шее, пропитывая трусики в твоём рту. Запах мочи свежий, лёгкий, с теплотой, смешивается с мускусом попы и писи — всё становится одним опьяняющим, мокрым облаком, и я чувствую, как она брызжет, разбрызгивается от моих движений. Я мочусь долго, без остановки, крича от унижения: "Я ссу тебе в рот... прямо в рот... я твоя писающая шлюха... прости меня за эту грязь..." Физическое унижение добавляется — я шлепаю себя по попе, оставляя красные следы, и прошу тебя сделать то же: "Шлепни меня... унизь мою жопу..." Твоя рука бьёт, и боль смешивается с удовольствием, усиливая поток.

Ты переворачиваешь меня резко, и я беру твой член в рот — сосу глубоко, до горла, давлюсь, слюна стекает по стволу густыми нитями, пока ты продолжаешь лизать мою мокрую, пропитанную мочой попу. Ты кончаешь взрывно — сперма густая, горячая, солёная с резкой горчинкой, заполняет мой рот до краёв, и я не глотаю: держу её, мешаю со своей слюной, потом плюю тебе обратно в рот, смешанную с мочой, вкусом моей жопы и писи — густая, вязкая жижа стекает тебе на язык, и мы целуемся жадно, обмениваясь всем, размазывая сперму по губам, по щекам. Я шепчу, задыхаясь: "Пей нашу сперму... нашу мочу, слюну... мы одно теперь, в этой грязи и запахе..."

Ещё одно рандомное унижение — я сажусь тебе на грудь, трусь пися о твою кожу, оставляя мокрые следы мочи и спермы, и шепчу: "Ты весь в моей моче... в моей сперме... ты мой помеченный раб..." Новый фетиш: я беру твою руку, сосу твои пальцы, потом засовываю их себе в попу, чтобы они пропитались, и потом лижу их сама, чувствуя вкус своей жопы, мочи, спермы — солёный, землистый, смешанный коктейль, который сводит с ума.

Я остаюсь лежать на тебе, дрожащая, сломанная стыдом, но переполненная экстазом: "Через неделю... я принесу новые трусики... и мы пойдём ещё глубже в эту бездну... я твоя навсегда, в запахах, жидкостях и унижениях".