Небольшая комната, одно большое окно, с дверью на балкон, постоянно закрытое и завешанное темной, не проницаемой портьерой, стены, увешанные десятками картинок со звериными мордочками, крохотный стол с компьютером, книжный шкаф и огромная двуспальная кровать, постоянно разобранная. Он любил полумрак и в комнате постоянно горел небольшой ночник, высвечивая рабочий пятачок на столе – клавиатуру и листок под записи.

Его "рабочий день" начинался часа в 4 вечера и продолжался до 2 – 3 часов ночи. Серый, так его звали те немногие, что интересовались его именем, с сожалением посмотрел на часы, выключил компьютер, потянулся и, подойдя к единственной двери ведущей _из_ комнаты, тихонько постучал.

Снаружи сухо щелкнул замок и в образовавшийся проем хлынул яркий свет завершающегося дня. Серый зажмурился, тряхнул мордочкой и, бочком, мимо стоявшей у двери фигуры, протиснулся в коридор.

– Снова вечер, да? – полу вопросительно, полу утвердительно хмыкнула фигура, открывшая дверь.

– Ухум, – неопределенно выдохнул он и поплелся в ванную.

Сходил в туалет, вымылся, тщательно взлохматил шерсть, чтобы еще больше походить на своего дикого предка – волка. Но, сколько бы он не старался оттянуть это время, но все равно приходило. Серый вернулся в комнату, послушал, как щелкнул замок за его спиной, еще раз осмотрел комнату – как будто бы все в порядке.

Волк открыл неприметную дверцу стола и достал флакончик любриканта с шариком/крышечкой. Присел, разведя ноги в разные стороны, отвел хвост, выгнул спину, заведя лапу с зажатым в ней флакончиком как можно дальше, тщательно смазал любрикантом под хвостом. Убрал за собой, лег на кровать.

Самое не приятное и унизительное – что все это приходилось делать самому. Вставил пасть в импровизированный кожаный намордник, крепко обхватывающий мордочку, с внутренним выступом, блокирующим язык и подавляющий всяческие звуки, которые он мог бы произнести, тщательно затянул его ремешки. Шоры на глаза, не дающие ему видеть приходящих, ошейник с коротким поводком, намертво приделанным к кровати и ограничивающим его движения, всунул лапы в захваты у изголовья и надавил спеленатой кожей пастью, защелкивая их. Развел ноги как можно шире и отвел в сторону хвост. Когда ежедневная, заведенная хозяином, процедура завершилась, Серый затих и успокоился, намереваясь подремать до первого "клиента".

Его разбудил щелчок замка и дуновение прохладного ветра, ворвавшегося в его комнату вместе с вошедшим. Кто он – не важно. Все они приходят сюда только ради одного – совокупляться с пристегнутым волком. И, хотя, на своего природного предка он походил ровно настолько же, насколько походил и на самих людей, он все равно считали его зверем, животным, сексуальной игрушкой для своих извращенных вкусов.

Трясущиеся пальцы жестко впились в его мохнатые ягодицы, еще сильнее раздвигая их. Крепкий, горячий ствол приник к рубчатому колечку ануса и с силой вошел, безболезненно скользнув по смазке.

Входя в привычный ритм движений, ощущая лишь небольшое давление внизу спины, волк снова задремал. От него не требовалось ни двигаться, ни издавать звуки – этого напрочь лишали оковы, надеваемые им. Ритм то нарастал, то наоборот, замедлялся, и завершился сильной конвульсией, разбудившей Серого. Человек кончил, обильно залив привязанного волка своей спермой, отдышался, встал, больно хлопнул по ноге. Скрипнула дверь, и он вновь остался один. Глубоко вздохнув, Серый почувствовал сильный запах человеческого пота, спермы и чуточку мускуса с его тела. Пару раз сжал/распустил мышцы живота и бедер, сбрасывая неприятные ощущения. Привычно отметил влагу и скольжение внутри себя от человеческой спермы и снова погрузился в дрему.

Так продолжалось почти всю ночь. Их было много, необычно много, сегодня. Часам к трем утра, когда его день, а, точнее, ночь, почти закончились, в комнату кто – то вошел. Волк привычно раскинул ноги и отвел хвост в сторону, готовясь принять очередного "наездника". Но дверь скрипнула вновь и послышался густой низкий голос:

– Ключи, губку, чуть теплую воду и мазь, – он не просил, он – требовал.

Если бы не надетые на глаза шоры, Серый обязательно посмотрел бы на говорившего – это был первые посетитель, который не набросился сразу же на лежащую фигуру.

Дверь снова скрипнула и на кровать кто – то сел. Послышался плеск воды и вдруг, легкое, едва ощутимое касание у хвоста. Волк поднял голову, насколько позволял ошейник и поводок. Говорить и видеть он не мог, но повернул голову, словно хотел этого.

Легкие, невесомые касание от середины спины, вниз, к хвосту и ногам, словно с тебя смывают грязь. После каждого раза слышался плеск воды – наверное, пришедший споласкивал губку. Осторожные, почти опасливые касания чуть теплой губки вокруг ануса, мягкие, поглаживающие движения, стирающие сперму, грязь, масло любриканта. Снова плеск воды, пауза, и тоненький ручеек, выжатый из губки, капает на волка, стекая из – под хвоста к мошонке.

Мокрая губка прижимается к анусу, и твердые пальцы вдавливают ее вглубь, проникая через легко раскрывшиеся складки внутрь тела, добавляя к сперме десятков извержений воду. Раз, второй, третий – пока у лежащего не появилось естественное желание излить из себя все это. Серый чуть напрягся, приподняв таз над кроватью, чужие пальцы ловко растянули дряблые мышцы ануса, выпуская наружу то, что за сегодняшнюю ночь отдали ему люди.

– Молодец, – легкие почесывая у крестца – сидящий в комнате явно знал какие места приносят приятное зверю. – Давай еще разок, – его пальцы так и остались внутри Серого, растягивая колечко кожи, а из выживаемой губки все лилась и лилась вода.

Волк чувствовал, как чуть теплая волна прокладывает себе путь в его внутренности. Он снова поднапрягся – выдавливая ее из себя. Пальцы исчезли, мокрая губка еще раз лизнула по ягодицам и бедрам.

– Перевернись, – чуть слышный голос был подкреплен руками, забравшимися под бедра лежащему.

Лапы, конечно же, пришлось перекрестить – захваты не вращались вместе с ним. Хвост между широко раздвинутых ног, мордочка упрямо смотрит в потолок. Так он еще не встречал никого. Обычно Серый лежал на животе, молча ожидая завершения очередного покачивания. Еще никто и никогда не требовал от него перевернуться на спину.

Вода полилась ему на живот и бедра, губка прошлась по шерсти и меховому мешку, куда прятался его собственный член, по мошонке, смывая следы спермы, успевшие натечь под него. От нежных, почти ласковых прикосновений Серый возбудился и его красавец встал в полный рост, налился кровью и образовался мускульный шар, вызывающий "замок" у самок во время спаривания.

– Умница, – губка мягко обвилась вокруг его ствола, сделал пару омывающих/ поглаживающих движений, вызвав в волке конвульсивную волну желание. – Но не сейчас.

Щелкнули зажимы, высвобождая лапы, скрипнул карабин поводка, освобождая ошейник из своих стальных объятий. Серый сел, все еще не веря в происходящее, и потянулся было к шорам и наморднику, но его остановили все те же крепкие руки:

– Нет, это – оставь.

Вновь скрипнула дверь. Кто – то вошел и снова вышел, унося с собой воду, губку и грязное белье, пропитавшееся выделениями и водой. Обычно это делал он сам, утром, когда просыпался после рабочей ночи. Щелкнул замок закрываемой двери, и волк принюхался – кто – то остался с ним. Кто – то, кто пах не так, как обитатели этого дома.

Кто – то, мягко надавливая на плечи, заставил волка снова лечь на чистую кровать, опускаясь рядом с ним. Его крепкие руки ласкали мохнатое тело, пробуждая волнение, желание, любовь в том, кто никогда не знал подобного обхождения. Тонкие пальчики шаловливо перебирали мех, перепрыгивая по телу только в им одним известных направлениях, непременно вызывая дрожь, выгибая тело под ними в дугу удовольствия. Они успели потереться у уха, пройтись по шее, оставить рваную цепочку следов – пятнышек на груди, прочертили десять дорожек взъерошенного меха на животе, потанцевали у напряженного мужского ствола, проскользнули по внутренней стороне бедер и мягкой коже под хвостом. Пару раз пропустили распушенный хвост через кольцо чуть сжатых кулачков, пробежались по спине, вдоль позвоночника, пересчитав каждое ребро, и вновь вернулись к шее.

Пришедший не торопился перейти к "основной программе" ночи, позволяя волку насытиться прикосновениями, игривыми почесываниями, объятиями. Мохнатое тело превратилось в сплошной шар удовольствия, когда любое мимолетное дуновение ветерка вызывает взрыв эмоций. Казалось, что во всем большом теле Серого не осталось ни одного места, куда не заглянули бы шаловливые пальчики, и где не осталось бы теплая точка любви и желания.

Когда он вошел – это казалось естественным завершением игры, без которого не мыслима сама жизнь. Его, увлажненные любрикантом, ладошки игрались в горячим, подрагивающим стволом любви волка, скользя вдоль него в такт с движениями огромного, узловатого, горячего как кипяток члена в волчьем анусе. Серый беззвучно выл, стонал, лаял, выгибаясь дугой, вздрагивая всеми мышцами, раз за разом, с силой, насаживаясь на горячий ствол человека. Он впервые желал этого. Желал страстно, сильно, до боли в раздираемых внутренностях.

Насытившись, волк заснул, свернувшись в позе эмбриона, в своих шорах, наморднике и ошейнике, тихо посапывая носом А за его спиной, прижавшись, обвив руками за талию, спал тот, кто доставил ему это дикое, ни с чем не сравнимое наслаждение. Серый еще несколько раз за ночь просыпался от легкого поглаживания, тихого шепота в большое мохнатое ухо. Еще несколько раз испытывал на себе странное, почти гипнотическое действие этих пальцев, и дикую, раздирающую ярость совокупления с этим невидимым любовником.

Проснулся Серый уже много после полудня. Без привязи, ошейника, намордника, шор – всего того, что составляло еженощную атрибутику его работы. Чистый, без следов ночных гостей и на чистой постели. Его лапы пробежались по телу, проверяя реальность ночных игр – да, тело еще помнило ласки, прикосновения, еще хранило тепло чужого тела, но под хвостом было чисто и прикосновения не вызывали привычной, каждодневной, боли. В воздухе комнаты все еще чувствовался крепкий чужой запах, окутывающий и самого волка.

Он сел, подивившись легкому головокружению, долго принюхивался, осматривал обстановку, пытаясь найти хоть какие – то знаки – свидетелей ночного присутствия необычного гостя. Опустился на все четыре, просунул лапу далеко назад, расслабился и попытался излить из себя хоть часть семени, которым столь щедро поделился с ним ночной гость. Но внутри, хотя все и постанывало, словно от многих и многих излияний, было чисто и пусто. На подрагивающих ногах он подошел к двери, тихонько поскребся и, когда дверь открылась, поплелся в ванную умываться.

среда, 19 марта 2003 г. Денис А. Катуров