– А там, – спрашивает, – какой оно формы?

– Так в том – то и дело, что оно сердечко напоминает! Мы с тобой часто над этим шутили! – смутился я и совсем уже запутался. Явь от снов отличить не в состоянии, – то есть, это там, во снах шутили... Шутил я, то есть... Тьфу! Запутался совсем.

Тут она засмеялась тихонько и мне на плечи руки положила.

– Наверное, и я всю жизнь, – говорит, – о тебе думала, Гаврош!

– А: ты, ты – то, откуда?. . – челюсть у меня отвисла.

– Да звонила какая – то женщина, даже две. И в телефон так сразу: "Аллёу, Гавроуш", – очень похоже передразнила она Клавдию.

– Ну?

– Что ну?

– Что ты ей ответила?

– Я ответила ей, что господина Гавроша я уложила спать и подойти к телефону он пока не может.

– А она?

– Она спросила кто я такая.

– А ты?

– А я, – снова улыбнулась она, – ответила ей, что я Ваша новая секретарша! Она сказала, что в отделе кадров нет никаких сведений о новых секретаршах. Тогда я пояснила ей, что я – домашняя секретарша.

– Ну и?

– Да, что ну? Обругала она меня маленькой, почему – то, блядью и повесила трубку или положила, не знаю, но кажется, что она из телефона автомата звонила.

Разговаривая с Кирой и слушая её ответы, я наслаждался запахом девочки, её голосом, ямочками на щеках и даже видом шевелящихся губ. Я смотрел на неё не отрываясь и, кажется приближая своё лицо все ближе к её лицу. Когда она закончила последнюю фразу, я не выдержал и, положив руки на талию Киры, прикоснулся губами к её губам. Она ответила. Руки её двинулись вперед, обхватывая меня за шею. Всем телом она прижалась ко мне и мы надолго слились в самом сладком в моей жизни поцелуе.

К неудовольствию любителей "клубнички", должен сообщить, что не бросился я немедленно на Киру, хотя во снах своих именно так я и поступал. Я не орошал "непрерывными потоками спермы" её лона, хотя в сновидениях так и было! Правда, я встал с постели, не дожидаясь пока она выйдет или хотя бы отвернется. Встал, ничуть не стесняясь своего стоящего под трусами члена и, словно в ответ на это, она, по – хозяйски открыв дверцу платяного шкафа, скинула с себя халат и голышом выбрала из моей одежды байковую клетчатую рубаху, которую и накинула на себя. Обернувшись, она подошла вплотную ко мне и, вновь прижавшись ко мне всем телом, спросила.

– Ты не раздевал меня, правда? Ты, действительно, знал заранее про мои пятнышки?

– У тебя между большим и вторым пальцем правой ноги еще одна родинка, милая! – прошептал я чуть слышно. – Не думаешь же ты, что "маньяк", раздевший тебя и вновь одевший, стал бы исследовать твои ноги.

– Но это же...

– Это чудо, ниспосланное свыше! Иного объяснения я не могу представить себе! Я люблю тебя, девочка. Я любил тебя и ждал давным – давно. И теперь я не выпущу тебя из своей судьбы ни за что! Даже если ты не согласна.

– Но, ты же не знаешь меня! Кто я, что я, откуда я. Ты представления не имеешь, чем я занималась!

– А и не надо! Я не хочу ничего знать кроме одного: сколько тебе лет и есть ли у тебя паспорт! Если ты совершеннолетняя и есть паспорт, то мы немедленно, ты слышишь, немедленно станем мужем и женой!

– А если...

– Мы все равно станем мужем и женой!

– Гаврош, я хочу тебя, – прошептала вдруг Кира, превращаясь в "Киру из сновидений", – я так хочу тебя, что ты себе даже представить не можешь!

В третий раз за эти благословенные сутки я поднял Киру на руки, зацеловывая её лицо, шейку, спускаясь к грудям и прикасаясь к ним губами. Я уложил её обратно в постель и опустился рядом. И всё было, как во снах! Наши тела переплетались в жарких объятиях, губы сливались в поцелуях не только с губами! Я целовал каждую клеточку прекрасного тела, ощущая, как каждый сантиметр моей собственной кожи, принимает ласки рук и губ Киры, как изгибается она, когда касаюсь я её живота, распухшим от желания членом. Я спускаясь все ниже в своих исследованиях по её телу, дошел, наконец, к тому участку, который страстно хотел попробовать на вкус! Стоя на четвереньках перед влагалищем Киры, я трогал его пальцами рук, раскрывая перламутровые губки, вдыхая терпкий запах и всё ближе приближаясь лицом к ним. Кира, странно изогнувшись всем телом, сделала, какое – то невообразимо сложное движение и скользнув по меня, оставила передо мной то, что я наблюдал с таким интересом, расположившись лицом под моим раскачивающимся "орудием"! Затем, обхватив меня ногами за шею, подтянула таз к моему лицу, словно предлагая откинуть прочь сомнения и поцеловать, наконец, то, что всегда хотел поцеловать наяву. Подхватив ладонями маленькую попку, я прижался губами к розовому бутону плоти, втягивая его в себя, шевеля языком и губами. Язык мой проник во внутрь влагалища, исследуя его стенки. А Кира, обхватив мою поясницу, притянула к себе член и обхватила головку плотным кольцом губ. О, она сосала и облизывала её, как чудесную сласть, как сосет сластена леденец, как сосет младенец грудь матери! Она высасывала из меня свой кайф, только ей ведомые соки сладострастия, как и я в этот момент впитывал амброзию страсти из её влагалища! Через какое – то время, маленькая рыжая колдунья, выпустив член изо рта, снова сделала кошачье движение всем телом, выскальзывая из моих рук. Встав передо мной на колени, она, положив руки мне на плечи, надавила на них, укладывая меня на спину. С затуманенным мозгом я полностью подчинялся моей долгожданной любовнице. Лёжа на спине, я наблюдал из – под прикрытых век, как она переносит через меня свою ножку, пристраиваясь промежностью над торчащим колом. Как только головка вошла в неё, Кира сжала крепкие мышцы влагалища, заставив меня хрипло застонать. Проделав это несколько раз, словно примериваясь перед прыжком в воду, она вдруг опустилась на член, дав ему войти в себя целиком. Влагалище Киры, сжимаясь и разжимаясь, "сношало" мой член! Она принялась подниматься и опускаться на коленках, загоняя и вынимая член на всю его длину! Несколько раз она отстраняла мои руки, пытавшиеся схватить её груди, пока, в какой – то, одной ей ведомый момент сама не взяла мои ладони и не положила на чудные полушария, украшенные торчащими розово – красными сосками. Еще через мгновение, Кира положила мои пальцы на свои соски и дала понять, что надо поиграть с ними. Сжав соски пальцами, я стал пожимать и покручивать их, чувствуя, как нарастает во мне желание выстрелить внутрь Киры, как неудержимо подкатывает это извержение и ничто, и никто в мире не может остановить его! Как никто и ничто в мире не может отрезвить меня в эти мгновения, помешать мне, кричать и стонать, содрогаясь в чудных судорогах, чувствуя, как сотрясается в оргазме тело Киры, как сокращается сладострастно её влагалище! И два пересохших друг без друга широко раскрытых рта, кричат вечную славу "богу по имени Любовь"! И нет в такие моменты ничего запретного для отдавшихся друг другу без остатка людей! Всё дозволено таким людям, всё становится возможным для них. И стонут они от счастья и, если плачут они в эти мгновения – от счастья! От счастья же любят они друг друга ещё крепче! И единственное, что может убить их, так это какая – либо сила, способная оторвать в такой момент любовников друг от друга но, : нет такой силы! Нет в мире силы, способной победить Любовь!:

***

"Профессор" замолк. Молчали и слушатели, пока мудрый Кузьмич, снова не звякнул посудой, наполняя стаканы.

Теперь заговорили все разом.

– Так я не понял, – заорал сверху "Матюха", – что ж ты кручинишься?!

– Тут радоваться надо, : – вторил ему "Тюха".

– И я не понял, – говорил громко "Профессору" "Карась", – где ж тут мучения и о каком извращении ты говорил.

– Чо ж тут непонятного, – неожиданно заставило всех замолчать, тихое замечание Кузьмича, – по всему видно, что ребенок она:

Лица слушателей повернулись к "Профессору" с немым вопросом в глазах.

– Я же говорил, что Кузьмич самый мудрый из нас, – тихо проговорил тот, – Кире в тот момент было четырнадцать с половиной лет. Сейчас ей восемнадцать с небольшим. Вот я и ездил в Хабаровск за документами для неё.

– И как? – осведомился "Абрек".

– Забрал! Все, правда, отобрали, с – с – собаки! – Радостно улыбнулся "Профессор" и пояснил, – Чиновнички гребаные! Еле – еле наскреб по бильярдным деньги на обратный билет, но забрал! Восемь тысяч брал с собой, а сейчас в кармане полтинник, но, забрал! Никаких документов о том, что родилась и жила она в этом городе там не осталось! Так что, начинается новая жизнь у моей девочки, и у меня, конечно, – "Профессор" сиял, как медный таз, – спасибо вам ребята за то, что выслушали. Спасибо и тебе, Кузьмич за добрый совет и вовремя налитый допинг! Без тебя я бы не решился на рассказ...

***

Обсуждение отмени своей властью "Карась".

– Нечего тут обсуждать! Нет здесь никакого извращения, а есть только любовь бескрайняя. И за ту любовь твою, за рассказ душевный, прими от нас – не побрезгуй!

Он порылся в куче одежды и достал пакет.

– Держи от всей артели! Тут тыща, – выставив перед собою ладонь, видя намерение "Профессора" возразить, – и не вздумай отказываться! Если тебе не нужны, так купишь гостинец для Киры своей и передашь его от нас с поклоном.

– Да, – задумчиво протянул "Абрек", – а книжка хорошая получилась бы, а, старшой?

– Сейчас такие книги не читают, да и не выпускают, – пробормотал Кузьмич, а жаль! Я бы её много раз перечитывал, будь она у меня.

– Нет – нет, друзья! Нельзя писать о таком личном! Невозможно, пожалуй, правдиво описать. Это я вам, как на духу все выложил, а в книге, : – он махнул рукой и рассмеялся чему – то, – вот если кто из вас решится, так я согласен! Претензий на авторство предъявлять не стану!

– Тогда, : значит, можно? – раздался голос с багажной полки, облюбованной "Студентом", молчаливым парнишкой, – я Вас верно понял?

– О чем ты? – удивился "Профессор".

– Я хочу написать рассказ о Вас с Кирой! Я вот даже законспектировал кое – что, – показал он блокнот и добавил смущенно, – если Вы, конечно, не против того.

– Я же сказал: валяй!

***

Ну и написал "Студент" рассказ о "Профессоре" и Кире:

Parakhan

03. 10. 2005.