Утро.

Чашка кофе.

Сигарета.

Смотрю в окно. Все правильно – снег...

Ночью во сне приходил отец. В руках он держал мои барабанные палочки.

– Ты почему не был на репетиции?

Снег всегда некстати. И зима некстати. Особенно если на тебе только бурая от пота майка и, оставшийся от прошлой жизни костюм. (Виртуальный секс! С реальными девушками в своих квартирах позирующих для Вас перед веб – камерами! Русские красавицы из Москвы, Петербурга, Воронежа, Екатеринбурга! Займись с ними виртуальным сексом! – добрый совет)

Пиджак с намечающимися на локтях дырами, еще не совсем потерял форму, но безвозвратно потерял цвет. Брюки, забрызганные мочой и спермой, гордо пузырятся на коленях. Туфли "на босу ногу" с тоской вспоминают о прошедшем лете и в зиму идти не собираются. Месячная борода и всклоченные, давно не мытые на голове волосы, завершают ансамбль опускающегося на "Дно" Горького, человека. В руке пакет с пустыми бутылками.

– Ничо – ничо, Серега! Щас сдадим "пушнину" – верный червонец! Похмелимся!

Низкорослый, "бывалый" бомжик Васёк, косолапо переставляя подмороженные ноги, семенил рядом, позвякивая стеклотарой. (Посмотрите как нажравшиеся водки парни пытаются заняться сексом с женщинами! – прим. ред. )

"Я сдаю бутылки! Я сдаю бутылки!" – Серега скрипнул зубами.

– Поди, не обманет, стерва, не продаст нам воду! Надо будет не отходя попробовать!

– Ну, как же так, Валя? Как же так? Вчера, ведь было по десять?

– Инфляция! Ясно? Вчера – десять, сегодня – двенадцать!

– Ебиттвоюмать! Чо делать?

У Вали надменно – суровый взгляд.

– Да хрен с вами! Пошли! Тока тихо! Никому!

– Что ты, Валечка? Мы – могила...

– От вчера осталась бутылочка, – зашептала перегаром уличная торговка, – по вчерашней цене. Быстро прячьте...

Бутылка должна была удивиться скорости своего перемещения из грязной Валькиной руки в грязную руку Сереги и далее в грязный внутренний карман пиджака, но она просто тихо булькнула и затихла.

"Чтоб вы сдохли, козлы проклятые! Чтоб вы сдохли! Я – то людям радость продаю, а вы, собаки беспризорные... " – мысль заплутала в "свинцовой" от разведенного спирта голове торговки – она приметила мужичка с явными признаками алкогольной абстиненции.

– Мужчина! Шампанского не желаете? И девушку в придачу? – откинула полу длинного пальто и выставила толстую ногу с темно – синими прожилками вздутых вен, обутую в мужской ботинок.

Мужичок шарахнулся от нее, испуганно всплеснув руками.

"Чтоб вы сдохли! Свиньи вонючие!"

– Чо, Валюха, мелковат мужик пошел? – спросила торговку соседка по тротуару.

– Да ну их в... слышь, я твою бутылку продала.

– Какую?

– С бумажной затычкой.

– Валька! Коза ты драная! Это ж яд! Кому?

– Вот мы и дома!

Дом – это полый бетонный куб, врытый в землю с чугунной крышкой люка на поверхности. Внутри разнокалиберные горячие и холодные трубы, на стенах первые неловкие детские попытки писать "нехорошие слова". Поверх труб – доски. На досках – тряпье, собранное на помойках, заменяющее и подушки, и простыни, и одеяла – люкс, если сравнивать с уличной вынужденнонепредвиденной междугаражной ночевкой.

– Ох, наливай скорей, а то подохну! – Васёк протянул к Сереге трясущуюся руку со стаканом.

Серега, ухватив зубами бумажную пробку, откупорил бутылку.

– Как – то пахнет не так...

– А ты не нюхай, ты наливай!

Долгие три секунды – чуть неполный стакан – пей...

Судорожно подергивая кадыком, заросшим рыжей сантиметровой щетиной, Васёк глыкал "горькую". Опорожнил стакан, занюхал кулаком и вмиг осипшим, как после простуды голосом, выдавил, едва сдерживая рвотный рефлекс:

– Сука! Крепкая! Разводи! – и харкнул кроваво на земляной пол.

Серега кивнул и отставил бутылку.

"Устал... уже устал пить... сколько можно?. . что я здесь делаю?. . ну... изменила жена... ну... застал я их... убежал... запил "с горя"... хватит... нужно вернуться, собрать ее вещи и выкинуть... ее... вместе с вещами... все... последняя... завтра утром – домой!. . "

Окурок, бережно подобранный на автобусной остановке, уныло повис между растрескавшихся губ.

– Васёк, дай спичинку...

– А? – с трудом разлепив опухшие веки, спросил тот, – я тут прикорнул малёха, разморило чёт...

– Спичек дай.

– Спичек? Сейчас, – подошел к куче тряпья, – где – то здесь были. Опачки!!!"Таня – Ваня" к нам в гости пожаловал! Зарылся с головой и спит!

– Почему имя двойное? Граф?

– Потому, что мужик, а теребят его, как бабу! Во, глянь! ПионЭр – всегда готов!

Васёк откинул тряпку, которая когда – то в "молодости" была демисезонным пальто, и среди разноцветного рванья забелела голая задница.

– Видал? Сейчас еще смотри, – и он похлопал рукой по ягодице.

Наполовину укрытый разномастными тряпками человек, подтянув колени к животу, встал в очень удобную для соития позу, выставив зад с удивительно округлой, женской формой.

"Любимая поза жены... бывшей...

Как же она стеснялась поначалу, когда нежно, но уверенно, перенаправляла рукой из одного отверстия в другое...

– Наверное, я ненормальная? Тебе неприятно? – спрашивала она.

– Милая, пойми. Мужчины оголтелые собственники во всех отношениях. Но, например, имея машину, являясь ее полноправным, безоговорочным хозяином, все интимные манипуляции передоверяются слесарям из автомастерской.

В отношениях с женщиной, мы, мужчины, стремимся завладеть ею безраздельно, полностью – и душой, и телом. Ее запахом, вкусом, прикосновениями, тайными желаниями и возможностями. И, если женщина любима, то все ощущения прекрасны...

Я люблю тебя и обожаю твое тело... и... "

– У меня уж на него не стоит, – недовольно скривил губы Васёк, – так... в голову... иногда... Если есть желание, засади ему по самые "помидоры"! Любит он это дело. Потом нам спиртику принесет.

Перебив приятные воспоминания, бомжик не сумел остановить все возрастающее желание.

Серега встал, расстегнул ширинку и, почти не целясь, вошел в упругую плоть.

– Хох... – то ли стон, то ли вздох раздался из – под тряпья.

Крепко держась за бедра, Серега все глубже входил, ускоряя и ускоряя темп. Закрыв глаза, он представил жену в их уютной спальне, а приглушенные стоны "Тани – Вани" воспринимал, как сладострастные вздохи своей благоверной...

... Животворящая семенная жидкость, преодолев замысловатые каналы и канальцы, мощной струей перетекла в бесплодный суррогат вагины...

– Хух, – выдохнул Серега и, чуть помедлив, освободил сфинктр, который тут же сомкнулся, издав чмокающий звук.

Всё. Дело сделано...

– Давненько его так не теребили, – подал голос, равнодушно наблюдающий за происходящим Васёк, – Вот вчера, помнишь? – встрепенулся, улыбнулся, – В гости ходили! Там Верка была! Я ее в прошлом году шпилил, как хотел!

– Верка? Она мне рассказывала – раз сунул и кончил...

– Врет, сука!

– А чего ей врать? Поделилась впечатлениями, после того, как я ее через трубы перегнул...

– Так ты, чо? Всех моих баб передолбил? – попытался изобразить ревность Васёк, – А... баб много... всем хватит... – махнул рукой, – Да и на чёрта они нужны?

Жизнь бомжа не предполагает бурных сексуальных приключений. Выжить после выпитого, похмелиться, выжить – похмелиться. Над кучей тряпья показалась голова со всклоченными волосами. Неожиданно смазливый, молодой паренек, виновато улыбаясь, огляделся и спросил:

– Кто это мне впердолил так смачно?

– Да вот, Серега постарался!

– Сереженька, привет! Покажи, пожалуйста, чем ты меня шомполил, – и, встав перед "благодетелем" на колени, потянулся к прорехе.

Серега прикрыл руками все еще не застегнутую ширинку.

– Покажи ты ему, не отстанет!

– Ну, на, посмотри, – и убрал руки.

"Таня – Ваня" осторожно извлек и стал облизывать головку языком. Истекая слюной, он, как страдающее от жажды животное, пытаясь утолить желание, обхватил конец губами и, продолжая определять вкус, наклонялся все ниже и ниже...

Серега прислонился спиной к стене, закрыл глаза и, чуть надавив на затылок "Тани – Вани" пальцами, насадил его голову полностью...

... И вновь сперма оказалась в нетипичном для нее месте...

Проглотив неожиданное содержимое, "Таня – Ваня" очень медленно освободил свой рот и с преданностью собаки посмотрел в глаза Сергея:

– Налей чуть, запить. Завтра – с меня бутылочка. И послезавтра... – протянул жестяную кружку.

– До завтра еще дожить надо...

Наполнив кружку до краев, Серега допил остатки из горлышка.

– Оргия закончена. Всем спать.

Мощный луч прожектора локомотива, выхватывает то, что пытается скрыть от случайных, любопытных взглядов безлунная ночь – две "скачущие" через железнодорожные рельсы фигуры с одинаково безучастными лицами даунов, и одинаковой по стилю одеждой, найденной около мусорных контейнеров, оставленной сердобольными жителями, их возраст и пол... *

Некое подобие юбок, тема разговора и тембр голоса дают нам основание предполагать, что это две женщины, хотя все вышеперечисленные атрибуты могут принадлежать и представителям мужицкого пола... хм...

– А у него большой? – вопрос говорящий только о том, что человек, задавший его, изнывает от недостатка сексуального опыта. Немногочисленное общение с эгоистичными партнерами, с преобладающей вербальной составляющей, надолго внедряет в малоразвитый мозг наивно – детскую мысль, что "размер" имеет значение...

– Большой – большой... – почти равнодушно соглашается второй фигурант с достаточно реальными воззрениями на секс...

– Ох, Ленка... (дальше моя интерпретация) когда он мне вчера предложил эротическое общение, перегнув в позу "рака", я вспомнила, что трусы не стирала недели три...

Он юбку задрал...

Я быстро – быстро их скинула и запинала под трубы...

Представь – испытала стыд...

Думала уж заросло все... с этими – то...

Ан нет...

Сегодня – трусы постирала, "кунку" – подмыла!

Значит, та, что постарше – Верка.

– А он женат?

– Да! И жена его Я! А ты будешь наложницей, потому, что очень ловко собираешь бутылки. Стала бы я тебе " рыбные" места показывать...

Ну что... спускаемся?

– Спят, поросята...

– Да пусть... нам они не нужны... где Серега? Вот он... по запаху чую... мною пахнет... не буди... так сможем...

– А, по – моему, говном!

– "Таня – Ваня" успел! Ну, нет! Я его этому пидарасу не отдам! Наш будет! Наш! Ленка потрогай... губами... чуешь?. . какой горячий?. . О! Встает! Иди! Ты – первая!

Ленка, уже давным – давно голая по пояс, осторожно ступая на трубы, приподнялась и перекинула ногу через тело...

Почти забытое чувство чужого тепла внутри себя заставило ее губы прошептать: "Ой, мамочки... "

И каждое последующее движение вверх или вниз сопровождалось непроизвольным восклицанием: "Ой, мамочки! Ой, не могу!"

Неожиданная свобода возможности проявить фантазию самостоятельно, а не выполнять циничные приказы сексуальных партнеров, пробудила в Ленкином организме акробатическое начало.

Геометрические фигуры, вычерчиваемые виртуально тазобедренными выпуклостями, невозможно реально нарисовать на бумаге – не хватит ни воображения, ни трехмерного пространства...

Внезапно прерванное вынужденное воздержание, бесконечная импровизация фрикций* и тихо посапывающий, со всем "соглашающийся" мужчина, вызывали оглушающий эффект – почти каждую минуту, Ленка испытывала мощный, медленный взрыв, который начинался в самом низу живота и заканчивался в слегка позванивающей от похмелья голове. В такие мгновения она судорожно вздрагивала и со стоном валилась на грудь Сереги...

– Давай, Ленка, давай! Я тоже, на вас глядючи, разохотилась... еле терплю... давай, давай... – и запустила руку в низ лобковой поросли, – А – а – а...

Первая брачная ночь новоявленной "шведской семьи" пошла на убыль – горизонт на востоке посерел, а затем окрасился в розовый цвет. Будет солнце.

P. S.

Продолжение будет.