В общем, моя самоуверенная жена под действием легких удивительных прикосновений очень быстро превратилась в безвольную тряпочку, Елена же напоминала опытную арфистку, для которой в обращении с инструментом не было тайн. Вот она взялась легонько поворачивать Аньку из стороны в сторону, по – видимому, устраивая для меня дополнительное шоу. Анька слушалась беспрекословно. При этом менее крупная Елена тоже вовлекалась в это движение, получался необычный парный танец.

Елена овладела положением полностью, никуда не торопилась, кажется, вошла во вкус полной власти. Левой рукой она удерживала Аньку под грудью, правая скользнула вертикально вниз, миновала пупок и устремилась далее. Надо сказать, Анькина красота имела еще один пикантный элемент – волосы на ее лобке представляли идеально плотный коврик с верхним краем, как бы отрезанным по линеечке. Сейчас у меня была возможность полюбоваться им еще раз. Елена нащупала этот край, с некоторым интересом провела по нему большим пальцем и даже выглянула сбоку из – за ее спины, скосив глаза на Анькин лобок – действительно, явление.

Шли минуты. Большой палец так и прохаживался вдоль этой волосяной кромки, а указательный и средний – те уже были между Анькиных ног. И вот – Анька, которая всегда была озабочена тем, насколько эстетично она смотрится со стороны, еле стоит, покачиваясь на забавно раскоряченных ногах. Пальцы сладкой мучительницы медленно – медленно раздвигают Анькины половые губы. Елена в очередной раз взглянула на меня, послав мысль: "Ты понимаешь, я же одинокая женщина, все эти тонкости отработала на себе – никакого волшебства".

Все! Средний палец уже внутри, нежности закончились – идет жестокий трах. Трахают мою жену в двух метрах от меня. Видно, что Елене тяжело удерживать все более обмякающее Анькино тело. Ей пришлось упереться спиной в стену и фактически уложить Аньку на себя. Интимные Анькины обстоятельства были как на ладони. Игра рукой в ее промежности ускорилась, Анька закусила губу, обеими руками вцепилась в Ленкину юбку сзади себя по бокам. Это Елене не понравилось, и она, взяв Аньку за правую руку, прижала ее к Анькиному же клитору и, придав нужное возвратно – поступательное движение, отпустила, Анька принялась послушно мастурбировать, хотя в обычной жизни этого не делала никогда. Дальше – больше. Свою освободившуюся руку Елена использовала необычным образом. Проведя ей по подбородку моей жены, она легко открыла ей рот, как при осмотре лошади. Я думаю, она бы с удовольствием заглянула туда – но, находясь за спиной, в рот не посмотришь. Оба пальца, которые только что были извлечены сами понимаете, откуда, скрылись у Аньки во рту. Анька принялась их послушно сосать. Теперь Елена была неподвижна, предоставляя мне наблюдать Аньку во всей красе самообслуживания. Анька и сосала Ленкины пальцы, и мастурбировала, возбуждение ее уже было за гранью. В общем, Елена Премудрая все делала правильно – на финальном этапе процесса человек оптимально может возбудить себя сам. Елена потянула пальцы и вытащила Анькин розовый язычок, нежно поиграла с ним. Это было уже слишком. Картина, прямо скажу вам – унизительная. Когда – то Анька говорила мне, что женский рот – гораздо более интимное место, чем влагалище, и что человек, запустивший руку в женский ротик, получает над ней абсолютную власть. Но могу поклясться, что эти откровения я никому не пересказывал, тем более – Елене. Как она догадалась? На мгновение мелькнула мысль, что девки за моей спиной сговорились о более изощренном сценарии, и все, что я вижу это – спектакль. Однако же это маловероятно. Окончательно на этот вопрос я не могу ответить и по сей день.

Тем временем, действо подходило к концу. Елена отпустила язычок своей жертвы, сложила ладошку и зажала ей рот. Другой рукой она зажала ей нос, устроив тем самым моей жене слабую гипоксию. Это в сочетании с мастурбацией немедленно вызвало у Аньки оргазм, подобного которому она не испытывала никогда. Описать его у меня не хватит изобразительных средств. Кажется, она даже слегка описалась.

Когда все было окончено, Елена заботливо усадила Аньку на венский же табурет, где та и упокоилась в позе кучера. Отпуская страдалицу, Елена с видимым удовольствием потрепала поникшие Анькины сисечки. Выпрямилась у нее за спиной с видом победительницы. Стояла, смотрела сверху вниз и украдкой вытирала пальцы о роскошную Анькину гриву.

Из – за длинноватого носика Елена была похожа на грифа, сидящего на издыхающем верблюде в ожидании возможности поклевать тело всласть. На самом же деле, я думаю, она просто тянула время, выравнивая дыхание. Обе женщины запыхались, а для Елены говорить прерывающимся голосом было бы недопустимо.

Мне же созерцать ссутулившуюся на табуретке фигурку жены было неприятно и унизительно. Однако обижаться на Елену было бы глупо. Она подверглась нападению и нашла не самый худший выход из положения. И делала она это для моего блага. "Хорошо хоть она Аньке палец в задницу не засунула". А ведь в сложившейся ситуации возможно было и это.

Ну, так и есть. Раздался спокойный и доброжелательный голос Елены: "А чай – то остыл. Кто куда, а я в ванную". Елена начала одеваться самым будничным образом. Она не требовала отвернуться, не прикрывалась, не поворачивалась спиной. Сосочки ее приняли обычное походное положение. Исчез заправленный в юбку краешек трусиков, водружен на место бюстгальтер. Елена застегивала пуговки на блузке, влажные пальцы оставили на блузке пятнышко. Было хорошо видно, что пальцы сильно дрожали и пуговки не слушались. Все – таки Елена не робот, полностью эмоции спрятать не удалось. Но гордячка она была еще та. Она еще могла показать эрегированные сосочки, а вот дрожащие пальцы предпочла бы скрыть. Я отвернулся. Услышал ее шаги, она переступила через Анькин халат и скрылась в коридоре.

Анька встрепенулась, нашарила халат, запахнулась, подошла к окну, стала что – то высматривать. Я тоже подошел. В закатных лучах был виден кусочек чудесного зеленого дворика, типичного для Зубовского бульвара (в прошлом, 2008 году, мне довелось там побывать после долгого перерыва: сплошные ракушки, шлагбаумы и охранники). Анька молчала. Ну да что может сказать свежетрахнутая на глазах у мужа жена? Однако молчание длилось не долго. Аньку не так – то легко сбить с ног:

– А у Ленки – то трусы были мокрые с самого начала. Я щупала! – (мол, счет 1: 1).

Я, как мог, поддержал разговор:

– Кстати, о трусах. Куда твои – то делись?

– Пока вы бегали по коридору, я быстренько, на всякий случай, их сняла, – заявила эта нахалка, – Но вот спрятать не успела.

Стало ясно, что это за тряпочку я заметил ее кулаке.

Вернулась Елена, и теперь уже Анька заняла ее место в ванной. Я отвлекся: поставил чайник заново. Повернулся к Елене – теперь уже она смотрела в окно. Костяшки пальцев, которыми она сжимала подоконник, были абсолютно белыми. Я стоял сзади, не решаясь дотронуться, не зная, что сказать.

– Димка, скажи, ты ревновал в ходе этого безобразия?

– Да, только не пойму, кого именно.

– Определись, пожалуйста, это важно...

Теперь вернулась и Анька, а в ванную отправился я. Я долго умывался по пояс ледяной водой (тогда еще в нашей ванной стояла неисправная газовая колонка, ее умела включать только Анька). Не думал ни о чем.

Когда я вернулся в кухню, женщины мило и непринужденно болтали за чаем. Елена Премудрая отрабатывала финальный этап спецоперации: ей, как и мне, хотелось в понедельник встретиться на работе, как ни в чем не бывало. Для этого чаепитие должно пройти безупречно. Елена налегала на пирожные, забыв и о фигуре, и о дурацкой фразе – пароле. Анька глядела на нее телячьими глазами. Разговор шел – вы, конечно, догадались – о бингамовских жидкостях. Елена очень доходчиво объясняла, что, когда через двадцать лет иссякнут нефтяные фонтаны, а нефть будет по капле просачиваться через песчаные слои, наши результаты по бингамовским жидкостям, опередившие свое время, будут на вес золота, мы прославимся и разбогатеем. Когда я услышал, как аппетитно она адаптировала эту сложную тему для гуманитария, я испытал сильное возбуждение и еле – еле не разорвал на ней злосчастную блузочку, теперь уже по – настоящему. Ну, не могу пройти я мимо талантливой женщины.

Наконец, она мило распрощалась.

Когда за гостьей закрылась дверь, у нас с Анькой случился бурный секс. По – видимому, каждый из нас представлял в своих объятиях Елену. Секс был бурный и долгий, с криками, повизгиваниями, шлепками и беготней голышом по длинному нашему коридору. Проживавшая вместе с нами престарелая Анькина бабушка с опаской выглядывала в коридор из двери своей комнаты. Ей, участнице трех революций, старой большевичке, отличнице здравоохранения и герою предвоенной вакцинации народов Крайнего Севера, давно хотелось в туалет, но она так и не решилась выйти в коридор до глубокого вечера. Впрочем, она ничему не удивлялась и претензий не высказывала: она насмотрелась и не такого на Крайнем Севере и в ГУЛАГе.

Наутро, в воскресенье, я внимательно осматривал тело пострадавшей, чувствовал: что – то было не так. Я ворочал Аньку с боку на бок, исследовал миллиметр за миллиметром. Голая Анька разглагольствовала:

– Я нахожу три источника и три составные части этого необычайного оргазма. Во – первых, она терлась сосками о мою спину, во – вторых, она быстро нащупала пальцем зону "G", а это бы не каждый мужчина смог, а в – третьих..., в – третьих, ты на меня пялился! Меня еще прилюдно не унижали, и это оказалось очень волнительно... .

Так и есть: обнаружились два небольших, но контрастных засоса на правой стороне шеи. Поскольку для моего любовного почерка ставить засосы нехарактерно, стало ясно, что это какое – то зашифрованное послание от Елены для меня. Загадки множились.

Впрочем, Анька отнеслась к новости прагматично:

– Ну: засосы и засосы. Напомни вечером, я приложу вареную луковицу. Если бы я преподавала французскую литературу, засосы были бы даже украшением. А для семинара на тему "Все буржуазные социологи – недоумки" это не очень подойдет, ну: задрапируем чем – нибудь – и все дела.