Помоги вытащить гуся из духовки, я не справлюсь.

Хорошо. Куда его?

Неси на стол, пусть остынет.

Неужели мы его съедим вдвоём?

А что делать? Мы всегда на Новый Год печём гуся. Будем есть до Рождества.

А ведь мы первый раз в жизни встречаем Новый Год вдвоём.

Да, так непривычно.

Что делать. У детей когда – то начинается своя жизнь, отдельная от нашей. Вспомни себя, ты тоже когда – то впервые встречала Новый год не дома, а в компании.

А родители ушли в гости. Ты сама не захотела никуда идти, нас же приглашали.

Ну да, почему бы нам ни побыть дома. Ты тоже согласился.

Пора привыкать, что мы теперь всегда будем встречать без ребёнка.

Ладно, вроде всё готово, на месте. Я пойду, ополоснусь, а то взмокла на кухне. А ты доставай фужеры, шампанское.

Ну вот, бегу, одеваюсь. Слушай, что мне лучше сегодня одеть?

Смотри сама. Разве это проблема?

Не знаю, хочется чего – то нарядного и домашнего. .

Ты сейчас в чём?

В халате. Не видишь что ли?

А под ним?

Ничего, я же из душа.

Вот и оставайся в ничего.

В халате что ли?

Нет, в ничего. В смысле без всего.

Да ну тебя, я же серьёзно.

А я тоже серьёзно. Подумай, ведь это прекрасная идея. Мы вдвоём, ты нагая. Маргарита на балу.

Ты это на самом деле?

А почему бы и нет?

Не люблю, когда ты спрашиваешь вместо ответа. Почему это тебе пришло в голову?

Не знаю, считай фантазия, неожиданная: Представил вдруг тебя голую и:

А ты будешь одетым?

Гм. Пожалуй, да. Завтрак на траве, вспомни. И, вообще, контраст.

– Ладно, голой так голой. Готовь шампанское.

Он уже начал злиться. Время приближалось к полночи, а она всё не выходила. Одеться, он понимал, женщине нужно время, но раздеться: Что она там может делать? Ясное дело, восприняла его предложение как шутку, и выряжается. И тут она появилась. Слово вошла, в данном случае явно не подходило, именно явилась. Остановилась на мгновенье, показывая себя, развела руками – Ну, вот: – Такой он её еще не видел. За почти двадцать лет совместной жизни он, естественно, он бессчётно видел её голой со всех сторон, и не то, чтобы привык к её голому телу, оно всегда волновало его, но воспринимал его последнее время как – то стёрто, без потрясений. А тут перед ним стояла совершенно нагая жена, в одних только чёрных узких туфлях на высоком каблуке, и у него даже засвербило в копчике, когда он увидел её. Возможно, именно эти туфли потрясли его. Как может всего лишь одна деталь изменить многое. Что – то незнакомое появилось в её взгляде, фигуре, жестах. Уже потом он заметил голубую ленточку, повязанную на переброшенную вперёд прядь распущенных волос, ну да, Новый Год ныне надо встречать в синем, и кулон на чёрном бархатном шнурке, лежащий на просторе меж небольших уютных грудей. Этот кулон он хотел подарить ей в полночь, но не выдержал, отдал раньше. Он давно не дарил ей украшений, а увидел этот гранат в магазине, и так ему он приглянулся, светящийся изнутри красно – коричневым. И вот теперь он на ней нагой, и он сразу отметил, как он удивительно перекликается с её сосками, соформенный и соцветный им, и оправа его как венчик сосков. Он то знал, как меняют цвет её соски и от освещения, и от возбуждения, и также временами словно светятся изнутри, и тон тот же, красно – коричневый. Как – то она сидела под лампой, вязала, расстёгнутая кофточка сползла с плеча, и виден был её сосок, прозрачный и розово светящийся изнутри, как самоцвет. Самоцвет, наверное, от самосветящийся. Только теперь он понял, почему кулон так привлек его с первого взгляда.

Три ярких мазка на светлом теле, и четвёртый – гораздо ниже. И здесь сюрприз – тщательно уложенные волоски на лобке, один к одному, судя по блеску – лаком сбрызнутые, в пробор разделённые на обе стороны мягкого развала ее борозды, а по сердцевине словно мазнули кисточкой шарлаховым цветом. Лобок у неё всегда был чудный – выпуклый, цвета свежераскрывшегося каштана, ещё не потускневшего.

У него даже руки дрожали, и бутылка несколько раз звякнула о фужер, пока он разливал шампанское, такого он не ожидал от жены. Он поднял фужер, за год уходящий, пил и невольно всё косился на неё – такую знакомую и незнакомую. Она пила глотками, откинув голову, всё ещё смущаясь своей наготы, а соски задорно задрались вверх. Упавшая капля вина повисла на её соске, как ещё один самоцвет, и подрагивала. Едва закусили, как куранты в телевизоре зазвенели. Он торопливо долил шампанское, дождался, когда она поставит фужер, и поцеловал её в губы – мягкие, тёплые. Не так, как обычно, а долго, смачно, а потом наклонился и с такой же нежностью поцеловал её сосок.

– Ну, вот, – засмеялась она, – а закусывать кто будет.

Не хочу закусывать, давай потанцуем. Мы сто лет не танцевали.

На самом деле он хотел, чтобы она встала, он хотел видеть её всю голую. Он выключил телевизор, вечный спутник новогодних ночей, выбрал диск, и краем глаза следил, как она выбиралась из – за стола. Смущаясь его взгляда, она повернулась спиной, но вид сзади крутой голой попки дразнил не меньше. Высший класс, сказал он себе, моя жена женщина ещё хоть куда, любой воспылает, увидев её такой. Хотя почему "ещё"? Для нынешних женщин сорок лет – это только расцвет, женщина во всей цельности, достаточно познавшая, уверенная в себе.

Она танцевала с серьёзностью, уже освоившись со своим положением, движения были полны естественности, чувствовалось, что это доставляет ей настоящее удовольствие. Его всегда удивляло, что женщины придают такое значение пустякам – цветы, танцы. Для него танец с голой женой в новогоднюю ночь всего лишь пикантная забава, она видела в нём какой то неведомый ему смысл. Он выпустил её из своих рук, и она, полузакрыв глаза, с азартом продолжила одна. Голые ноги в чёрных туфлях летали над полом, длинные, ровные, в полной наготе своей выглядящие такими свежими, молодыми, груди задорно подпрыгивали, женский разрез временами дразняще приоткрывался и снова смыкался, и мелькало в нем алое, словно рыбка, плескаясь, выныривала на поверхность, показывая красные плавники. В какой то момент ему казалось, что он смотрит на совсем незнакомую ему женщину, смело танцующую обнажённой, в одних только туфлях. Он подхватил её, и она покорно приникла к нему телом. Бедро, на котором лежала его рука, было гладким, горячим, а попка упругой и податливой одновременно, и нервно подёргивалась, когда он пытался разъединить её половинки. Он скосил глаза вниз, где тёплыми птичками его касались её груди.

У тебя соски торчат, – сказал он.

Это от холода, ты одет, тебе тепло, а я голая.

Ой, ли. – Кожа то у неё была тёплая, и ни одного пупырышка на теле.

Ладно, сейчас греть их буду.

Языком он ласкал её сосок, настолько отвердевший, что на прохладу уже не сошлёшься. Она вздрогнула, когда он запустил руку меж её ног, разом наведя беспорядок в тщательно выложенной причёсочке.

Хочу в постельку, не хочу больше танцевать, – взмолилась она.

Женщины умеют красиво раздеваться, даже когда на них ничего нет, подумал он, глядя, как она грациозным кошачьим движением сбросила с ног туфли.

Он уже забыл, когда она отдавалась с таким пылом, да и было ли когда, так, как сегодня. Холодной женщиной она никогда не была, но уже давно близость между ними происходила с какой то рутинной будничностью. Отработанные приёмчики, чтобы доставить друг другу удовольствие присутствовали, сладострастие было, и наслаждение он получал от неё сполна, но не было вот этой сегодняшней непосредственной радости обладания, искренности страсти. Всегда присутствовала невидимая граница, хотя и достаточно отодвинутая, которую они не переходили. Он относил это за счёт её некоторой сдержанности. У них и скандалов крупных, почитай, между собой и не было. Её ровная доброжелательность, спокойствие гасили их. Как любому мужчине, наверное, ему хотелось бы иногда иметь в постели полную оторву, с необузданным аппетитом, но он понимал, что не для его жены это. Он боялся сломать сложившиеся отношения, боялся, что она не поймёт его, будет думать о нём не так. Хотя в постели ни в чём она ему не отказывала, не было для него запретным ни одно её отверстие, и познал он её во всех видах.

Когда он первый раз встретил её, она показалась ему пресной девушкой, без огонька. Тихая, со строгим лицом, неброской красотой. А потом она улыбнулась, и, увидев её улыбку, он в один момент решил, что эта девушка должна стать его женой, хотя до этого у него и мыслей не было о женитьбе. Ни разу в жизни он не пожалел о своём выборе. С годами, когда большинство и его, и её подруг как – то потускнели, обабились, она только расцветала. К 30 она выглядела эффектной женщиной. Она была, как старое вино, которое с годами становится только лучше. Хотя и налились и пополнели бёдра, потяжелел зад, но это ничуть не портило её, напротив, придавало обаяние зрелости.

Зная, что он непременно женится на ней, он не стал добиваться скорой победы, ухаживал за ней долго, и потому последовательно прошли они все ступени любовной игры. Первые поцелуи, первое касание её груди. Впервые расстегнул ей лифчик, и впервые ласкал её обнажённые груди, похожие на тёплые птицы с сосками – клювиками. А потом уже упоённо каждый вечер зацеловывал ей соски, она шептала над ухом – Ты сумасшедший, – соски набухали под губами тугими бутонами. Она отталкивала его, запахивала кофточку, но он тянулся к её губам, и снова к соскам. Параллельно рука отвоёвывала всё новое пространство от коленей вверх по её ногам, каждый раз останавливаемая ею, но в следующий раз движение вверх начиналось с той точки, где она была остановлена, и так последовательно добралась до трусиков, помяла сквозь тонкую ткань мягкий холмик. В следующую встречу, он уже гладил под трусиками шелковистые волоски и отыскал начало ложбинки. После этого препятствий его руке уже не было, её присутствие между ножек встречалось с восторгом.

Было лето, каждые выходные они уезжали с компанией на летнюю турбазу, и всю ночь напролёт, они обнимались, и рука его часами шуровала в её щелочке, лаская трепетные остроконечные лепестки, влажные как цветы в утренней росе. Она реагировала с редкой страстностью, поначалу даже удивившей его, задыхалась, пыхтела, выгибалась, но ни разу не попросила его остановиться. Её бесстыдное отдавание ласкам ночью так не вязалось с ней дневной – такой скромницей на вид. Его ласки доставляли ей такое наслаждение, что она временами постанывала, хотя в той же комнате по соседству, спали их друзья. Все считали, что они давно уже спят вместе, но полной близости между ними ещё не было. К немалому удивлению, он обнаружил, что она ещё девственна.