Эта фигня приключилась со мной в прошлом году: до сих пор не могу успокоиться. Короче, один мой приятель предложил поехать к нему в провинцию, в небольшой городок и там погулять по – взрослому. Ну к? к приятель: с его младшим братом я в одном классе учился, его знал: привет – пока, а здесь, в глубоком зарубежье, конечно: приятель, земеля. Я легко согласился: с Наташкой разругался в очередной раз, слишком уж она стала наезжать, лечит мне мозг, будто мои предки её наняли. Надоело.

Надо сказать, что я околачиваюсь здесь, в Юго – Восточной Азии не просто так: пытаюсь таким образом откосить от армии. Поступил в местный университет, пока что хожу на курсы языковые, нулевой курс и всё такое. Никто меня в жопу не толкает, и ладно. Бабосы предки регулярно подкидывают: папашка занят автобизнесом, во Владике нашем, считай, половина мужиков этим занята. Он у нас рукастый: не только из двух старых тойот может новую хонду собрать, но и наоборот: из одной старой хонды две новенькие тойотки соорудит легко. Шучу, конечно, но спец он ценный, бабло у нас не переводится. Маменька завязана на торговлю с китайцами, её старший брат, дядь Коля – таможенный брокер. Тампожня, как я их зову – золотое дно, ну они там крутятся как – то. Что – то в столицы отправляют, что – то на месте реализуют. Дома, конечно, всегда кавардак – какие – то люди шныряют постоянно, то помогайки китайские с коробками бегают, то бандюги наши, то менты. Короче, дурдом. Для пользы здоровья надо сваливать подальше.

Как школу окончил, собрались, подумали на семейном совете и вот решили так поступить, здесь во Владике многие своих детей отравляют, кто в Китай, кто и подальше. Только плати вовремя. Предки всё посчитали: бабосы есть, короче, но не бешеные. А вот административного веса, чтобы меня надёжно отмазать от красной армии – нема, увы. Носить в военкомат каждые полгода по пять штук зелени – дешевле здесь, в ЮВА околачиваться, учиться, питаться, даже развлекаться. Так я и оказался тэем – белым иностранцем, значит. Такой расклад меня вполне устроил, хотя бабла всегда не хватает. В столице не очень – то погуляешь, дорого, но здесь, в провинции я оказался богачём со своей штукой зелени на кармане.

Короче, я в очередной раз полаялся с Наташкой из – за её мотобайки: я её поцарапал неслабо на неделе, гавно вопрос – местные отремонтировали супер – как новенькая стала. Но Натаху развезло: ни хера не делаешь, дурака валяешь, гоняешь по городу без цели и всё такое. Все наши студенты подрабатывают, кто где: она, например, ещё в турфирме пашет, какие – то тугрики там огребает. Я ещё ничего для себя не нашёл, да и неохота ничего делать, если честно. И так всё пучком, только вот Натаха ноет. Короче, когда Саня предложил поехать к нему на недельку, я легко подхватился: и Натаха поостынет и сам очухаюсь манёнько от этой ихней долбаной столицы. У Сани бизнес в провинции: разводит рыб каких – то ценных и продаёт японцам. Он сам биолог – ихтиолог, его тема: может часами втыкать про этих рыбёшек. Мне пофиг, лишь бы пиво было холодным, как говорится.

Как мы гуляли вчера, я помнил едва, только начальные аккорды. Тем более, я не помнил, как я оказался там, где я оказался...

Я очнулся, именно очнулся, а не проснулся от того, что кто – то теребил мой полудохлый хер. Сдуру я решил, что уже помирился с Натахой и полез обнимать её, поиграюсь с её сиськами, может, сегодня в попку даст. Башка раскалывалась буквально – пивное похмелье – это серьёзная бяка, я вам доложу. Не хотелось, да и не получалось открыть глаза и пялиться на белый свет. Я полез наощупь помацкать наташкину попочку и вдруг обнаружил в руках что – то мелкое и в тряпках. И запах неприятный, застоялый стал пробиваться сквозь больной туман. Я открыл глаза и резко сел. От такой движухи я чуть не сдох, мозг вскипел, всё потемнело. Но я успел увидеть и осознать, что нахожусь в незнакомом месте, на полу, на поролоновом замызганном матрасике, среди неопрятных тряпок, в одной футболке, джинсы валяются рядом. А в руках у меня: о ужас!, ребёнок лет пяти, девочка, она лапает меня, а я лапаю её, блин! Страх меня буквально парализовал – это ж кича светит, причём пожизненно: что же я, ишак пьяный, натворил!

Я медленно лёг обратно и стал лихорадочно вспоминать, что я вчера творил и почему я здесь. Получалось плохо, я только помнил, что какая – то деваха открывала мне бутылки пивные: сделаю пару глотков, а она уже следующую бутылку открывает. Я пытался её тормознуть, ты чё, дура – весь стол в недопитых бутылках хейнекена, тупая корова. Но она лишь улыбалась, что – то верещала успокаивающе и опять лезла за новой бутылкой... Стоп, там с ней была маленькая девчонка: это она притащила коробку с пивом, я ещё удивился: такая малышня, а тащит тяжёлый коробок хоть бы хны. Деваха ещё ей подзатыльник успела отвесить за что – то. Потом малышка ещё появлялась, орешки принесла, вроде. А потом... Что же было потом? Неужели я изнасиловал малявку? Вот же урод пьяный! Надо бежать из страны. И немедленно, пока меня не бросили в их тюрьму. А тюрьмы у них, я слышал, очень просто устроены: яма с водой, решетка сверху. Сиди в этой яме по пояс в воде, пока не сдохнешь. Раз в день жменя риса, хочешь мяса – лови крыс.

Я стал напрягать память изо всех сил, но это мало помогло. Сделав усилие я открыл глаза и стал изучать обстановку: малышка не выглядела изнасилованной, вроде. Поразмышляв, я решил кое – что проверить. Кое – как узнав, как её зовут и сколько ей лет, я стал стягивать с неё штанишки. Лет ей оказалось восемь, уже легче, что не пять. Их тут хрен поймёшь: их маленькие дети с батон величиной, а я со своими сто восемьдесят пять вообще как гулливер среди хоббитов. Девчонка слегка сопротивлялась тому, что я снимал с неё штаны, но слабо, улыбаясь нерешительно. Молочные зубы у красотки отсутствовали напрочь. Я стянул её тряпку, трусов на ней не было и развернул её сжатые было ножки: никаких следов, ничего.

Ни крови, ни синяков. Осмелев, я польцами развернул её пухлые детские половые губы: насколько я в этих делах разбираюсь, её целка была на месте: дырочка с мышиный глаз маячила посреди розовой плёнки. Она тоже с интересом уставилась себе между ног, словно видела впервые. Ужас постепенно оставил меня, волосы на голове перестали торчать дыбом и улеглись обратно. Я упал в тряпки, застонав. Девчонка тоже успокоилась, поняв, что я ничего такого с ней делать не собираюсь и опять принялась теребить мой дохлый конец. Она явно не знала толком, что с ним можно и нужно делать, она его просто теребила, почёсывала, мяла то мягкий ствол, то мешочек. Я лежал и размышлял: итак, тюрьма пока что откладывается. Но как всё же я здесь оказался, блять, и что успел натворить? Я открыл глаза, процесс дался в этот раз полегче и опять спросил, как её зовут: забыл уже. Оказалось, Май.

Окей, Май, я тебя вчера трахал? Я показал пальцами их характерный жест. Она засмеялась, засмущалась и отрицательно помотала головой. Точно? Я показал пальцем на её губы и ткнул в её попку. Она опять отрицательно помотала головой. Я так обрадовался, что обнял её, не вставая. Она затихла, никак не сопротивляясь. Ладно, продолжим допрос. А кого – нибудь я тут трахал, спросил я, насколько мне хватало скудных моих знаний, помогая себе жестами. Она, вроде, въехала в вопрос. Поразмышляла, выдать тайну или нет? Потом стала объяснять: ты трахнул мою мамку. В попу: она развернулась тылом и показала жестом, как я пялил в зад её мамашу. Она взяла с тебя плату – двадцать долларов. Малышка встала, принесла из угла мой кошелёк и отдала мне: посчитай, всё честно, ничего не украли.

Двадцать? – переспросил я.

Малышка решила, что это дорого для меня и стала торопливо объяснять: ты был очень пьяный, твой конец совсем не стоял: она изобразила рукой, как мой хер падает на бок раз за разом, как пьяный бомж. Мамка много его сосала – сосала, час сосала, чтобы кое – как его засунуть в попу. Поэтому двадцать. А так – было бы десять. Попа – десять, здесь если – она потыкала пальцем себе спереди, это пятнадцать и пять, если в рот: она показала пальцем на отсутствующие молочные зубы. Деловая, всю калькуляцию изложила.

А ты чем занята? Я уже более – менее осмелел.

Я помогаю. Вчера, когда мамка пыталась твой конец поставить, ей приходилось уходить пару раз, её вызывали в зал кафе – она мотнула головой за перегородку из необструганных досок, фанеры и картона – я тебя обслуживала. Дрочила: она сделала пару движений вдоль моего дохлого попрежнему конца.

Я изучил свой кошелёк: похоже, за моё пиво Саня рассчитался, отсутствовала лишь двадцатка зелени. Во дела: в столице меня бы обчистили до нитки, окажись я в таком положении. Н – да.

А где мой товарищ?

Он ушел к себе домой, он знает, что ты здесь и не волнуется.

Я опять подивился их патриархальным повадкам, надо же, не волнуется.

Отведёшь меня к нему?

Конечно, я для этого здесь. Чтобы тебе помогать, если что надо.

Тогда принеси мне бутылку холодного пива, я полечусь и пойду, если встану.