– Везет тебе, Корявый! – завистливо произнес Хмыка, окуная кисточку в банку с краской и густо мажа ей облезлые линии разметки на плацу, – Мамка приехала, да еще с девчонкой твоей, как же ее предки отпустили то?

– Так она не одна, она с матерью своей. – ответил я, снимая шапку и вытирая пот со лба.

– А ко мне хрен кто приедет, – грустно сказал Дутый, – даже вон на присягу и то не смогли, денег жалко, далеко больно ехать...

– А я вообще детдомовский, – вздохнул Хмыка.

– Пацаны, заканчивайте ныть! – попросил я своих друзей – сослуживцев, – а то прям ей богу виноватым себя перед вами чувствую, может и не ходить мне завтра в это чертово увольнение?

– Да ты чо, Колян! – возмутился Дутый, – Мы за тебя наоборот, только рады!

– Не вздумай отказываться! – согласился с ним Хмыка, – О нас не беспокойся, переживем...

Некоторое время мы молча красили плац, потом Хмыка снова заговорил на тему моего завтрашнего увольнения:

– А девчонка то у тебя красивая? Фотка есть?

– Была, – ответил я вздыхая, – вон Дутому показывал в учебке, да только сперли ее тогда вместе с деньгами.

– Да, было дело. – кивнул Дутый, – Однако, когда на фотке это одно дело, а в жизни все по другому...

– Слышь, Колян, – обратился ко мне Хмыка, – А вы куда завтра пойдете, если не секрет?

– Наверное сначала в парк, а потом не знаю. – пожал я плечами.

– А может вместо парка предложишь им на пруд сходить, который на полигоне? – предложил неожиданно Хмыка.

– Это еще зачем? – изумился я.

– Завтра почти вся часть с утра на сенокос уедет, ни офицерья, ни дедов не будет, только мы, салаги, да прапор один. Мы с Дутым через забор возле старого КПП махнем и у пруда в кустах затаимся, хоть одним глазком на вас глянем, а потом идите куда захочется.

– Ладно, считай уговорил, – согласился я.

На следующий день, я как и пологается, в 10. 00 был у главного КПП и мои визитеры долго ждать себя не заставили.

– Ой, Колька, какой же ты стал! – бросилась мне на шею мать, – прям мужчина настоящий!

Моя девушка Лиза скромно стояла в стороне и мило улыбалась, как же я успел соскучится по ее взгляду и улыбке!

– Ну, куда двинем? – спросила тетя Валя, Лизина мама, – Тут в городе парк вроде не плохой, может туда?

– Да там людно слишком, – сказал я, помятуя об уговоре с друзьями, – давайте лучше на пруду посидим, тут не далеко... на танковом полигоне...

– Ой, а там можно? – опасливо спросила мама – вдруг учения какие будут?

– Да что ты, мам, там уже года три наверное никаких учений не проводилось. – успокоил я ее.

Так мы оказались на песчанной полосе возле пруда, с которой когда – то бронелобые учились загонять свои танки под воду и форсировать переправы. Сели на травку, дамы расстелили салфетку, достали свою нехитрую домашнюю снедь, которой мне не хватало на службе и бутылку какого – то вина. Пошли распросы про мою армейскую жизнь, на которые я неохотно отвечал, уплетая мамины пироги и пялясь на голые ноги тети Вали. Никогда бы не подумал на гражданке, что они способны меня возбуждать, но теперь, когда я почти полгода не видел в близи женщин, ее сочные белые ляжки были для меня самым эротичным зрелищем на свете.

– А жарко то как сегодня! – сказала моя мама, – Искупаться чтоль?

– Да ты чего, Люд! Мы ж без купальников, – возразила ей тетя Валя.

– А мы голышом! – подмигнула моя мама, допивая свое вино.

– Может не стоит. – робко промямлил я, опасливо оглядывая окресные кусты, в которых где – то, как я думал, засели мои товарищи.

– Это почему? – удивилась мама, – Ты же сам говорил, что место тихое, а если появится кто, то ты нам крикнешь, а сейчас отвернись, мы раздеваться будем...

"Ничего себе подарочек я Хмыке с Дутым приготовил, – подумал я отворачиваясь, – сейчас три голых бабы в пруду на их глазах плескаться будут и все бы ничего, но одна из них – моя мать, а другая – моя невеста!" Странно, но от мысли, что сослуживцы будут лицезреть прелести Лизы и моей мамы мой член затвердел еще сильнее, чем от созерцания голых бедер тети Вали.

– Айда, девки! – раздался возглас моей мамы у меня за спиной, сопровождаемый веселым женским смехом и плеском воды.

"А эти придурки небось сейчас дрочат там в кустах, – нелестно думал я о своих друзьях, – дай им волю глядишь и лапать бы полезли... ". Я представил, как Хмыка с Дутым незаметно выплывают из камышей и бросаются на мою Лизу или маму. Тут я понял, что и мне подрачить не мешало бы...

– Вашу увольнительную! – услышал я строгий бас. Над моей головой стоял непонятно откуда взявшийся патруль бронелобых: сержант и два рядовых.

Я медленно поднялся и извлек из нагрудного кармана требующуюся бумажку.

– Рядовой Корвин, – сказал сержант, возвращая мне мой документ, – вы ведь прекрасно знаете, что на территории полигона запрещено находиться гражданским лицам и военнослужащим вне исполнения своих служебных обязанностей.

– Мы... мы сейчас уйдем, – сказал я заикаясь.

– Коля, что там случилось?! – крикнула мне мама, сидя как и остальные дамы в воде по шейку.

– Нас просят покинуть территорию полигона, – ответил ей я.

– Господи, да сейчас покинем, пусть только они уйдут и дадут нам спокойно одеться, – попросила мама.

– Никак не могу, – твердо заявил сержант, оглядывая женское белье, лежавшее на берегу, – по долгу службы я обязан вас задержать и доставить в комендатуру.

– Хорошо, тогда хотя бы отвернитесь, – сказала моя мама.

– Не могу. – сухо ответил сержант – Выпускать из виду нарушителей не положено.

– Да что ты из себя корчишь, в конце то концов! Я тебе в матери гожусь! – сорвалась моя мама на крик, – Немедленно отвернитесь или мы не двинемся с места!

– В таком случае, я буду вынужден прибегнуть к силе, – произнес сержант и дал команду рядовым раздеваться и лезть в воду, вытаскивать "барышень", как он выразился. Рядовые, один из которых был толстый очкарик, а другой совсем наоборот – тощий как трость, резво бросились исполнять приказание и когда они уже были в одних черных труселях у моей мамы не выдержали нервы.

– Стойте! Мне надоел этот балаган! – решительно сказала она выходя из воды и прикрывая одной рукой шары упругих грудей, а другой – пространство промеж округлых бедер. Я несколько ошалел от такой картины, т. к. никогда не видел мою мать обнаженной, разве что только в далеком детстве, когда она мылась вместе со мной в деревенской бане. И надо признать, она была очень даже ничего. Она попыталось было подойти к своей одежде, но сержант опередил ее и сгреб все женские шмотки в охабку.

– Что ты себе позволяешь, сопляк! – возмутилась мама.

– Руки по швам! – нагло скомандывал ей сержант, – или ваши шмотки полетят в воду!

– А ну дай сюда! – мама попыталась выхватить у него одежду, но он успел крикнуть рядовым: "Взять ее!" и они схватили мою маму за руки.

– Не прикасайтесь ко мне! – взвызгнула мама, пытаясь вырваться, но рядовые крепко держали ее, одновременно пялясь на открывшиеся их взгляду крупные соски маминых грудей и на черный лес ее волос, расположенный чуть ниже живота. Между тем сержант выполнил свое обещание: все женские вещи разлетелись над прудом в разные стороны и попадали в воду сопровождаемые дамским визгом. Сержант медленно с ухмылкой подошел к моей маме и скомандывал зычным голосом своим людям:

– Пустите ее!

Мою маму отпустили. Она молча смотрела на приближающегося к ней сержанта уже не пытаясь прикрыться, ее щеки покрыл румянец. В какой – то момент их взгляды встретелись и сержант, обняв мою маму, стал ее целовать в засос! Его руки крепко прижали ее обнаженное тело к груди и несколько мгновений мама не сопротивлялась и даже, как мне показалось, отвечала на его поцелуй, но потом, взяв себя в руки, она оттолкнула его.

– Мразь! – вскрикнула мама отвесив сержанту звонкую подщечину.

– Ах ты, тварь! – огрызнулся тот, приказав рядовым снова взять ее.