Я развязал пояс и выпростал Машу из халата. Она лежит на животе, расслабленная, с полузакрытыми глазами. Неторопливо покрываю ее поцелуями сверху донизу и, как Ротшильд или дядюшка Скрудж, любуюсь своими сокровищами. У нее соблазнительная шейка и аппетитная спина. Ниже, на крестце обнаруживаются три восхитительные ямочки, образующие стрелку, обращенную вниз – как знак посадочной полосы: тебе туда, мол. Эти ямочки настолько хороши, что не поцеловать и не пощекотать языком каждую из них, просто не возможно. А вот и одно из главных Машиных украшений – задница. Это вообще – трансформер. В зависимости от позы она может принять любую форму: лежа – овальная, стоя – квадратная, нагнувшись – круглая. А что этот зад вытворяет при ходьбе, членораздельно описать не возможно, только: эх, ах, ёп – т... Обнимаю и целую это сокровище.

Помесив, раздвигаю пышки, складочка между ними покрыта золотистым пушком, который темнее и гуще ближе к "карему глазу" (у Манечки он скорее розово – фиолетовый). Под булками между ляжек зияет загадочной темнотой бубновой формы проем, ведущий к самому сладкому. Запах оттуда тянется пряный возбуждающий, чем – то похожий на запах свежей выпечки, но ни черта не видно. Запускаю туда палец, только шерстка покалывается, как пузико у ежика. Ничего, с этим я позже разберусь. Ляжки у Мани полные, с более нежной кожей с внутренней стороны, красивые, но, как выясняется, не такие чувствительные к поцелуям. Надо сказать, что во все время "путешествия" по Машиным прелестям я не забываю следить за тем, как отзывается ее тело на ту или иную ласку.

А подколенные ямочки так и хочется укусить, так они напоминают яблочки "белый налив". Не удерживаюсь, покусываю и тут же зализываю якобы болезненный укус. Манечка визжит и молит о пощаде, ей щекотно. Ноги ее подергиваются, видно, что ей инстинктивно хочется брыкаться, но она сдерживается изо всех сил, чтобы случайно меня не пнуть. С сожалением уступаю, но тутже проделываю то же самое со щиколотками. Досадно, но с ними опять та же история – щекотно. Тогда ложись на спинку, моя хорошая.

Теперь я прилег рядом и осторожно гладил ее животик. Пышные груди вздымались, слегка раскинувшись в стороны. Их украшали светло – розовые соски, размером и цветом (вкусом, кстати, тоже) напоминавшие кремовые розочки на мороженом. Выпуклый живот, с очаровательным и чувственным пупком, пересекали две складочки. Одна, продольная, вела от пупка к лобку и была покрыта едва заметным пушком. Другая, поперечная, расходилась от пупка к бокам и делила живот пополам, нижняя половина живота чуть свисала книзу, напоминая капризно оттопыренную пухлую губку маленькой девочки. Сразу под этой губкой начиналась она – цель устремлений всех мужиков.

Выпуклая, плотно поросшая (тело просвечивало только по бокам у верхнего края). Русая кудрявая шерстка сгущалась к самому влагалищу и заканчивалась там довольно длинными локонами, которые образовывали этакую раздвоенную бородку, когда Маня разводила ноги достаточно широко. Перелопать хоть весь Интернет, а красивей пизды, чем у Маши, не найдешь. И что за мода у нынешних баб, носить на лобке стрижку типа "ирокез" и еще хуже – фашистские усы? Что может быть прекрасней того, чем наградила природа?

Машины голени с крепкими икрами тоже, видимо, никогда не знали бритвы, однако поросль, идущая от колен к стопе, была едва заметна. Ступни радовали глаз изяществом формы и высоким подъемом. Удивляло, как при таком небольшом размере они могли носить такой увесистый зад.

Глажу живот, массирую грудь, целую соски – сначала нежно, потом крепче, с покусываем и подворотом сосков. Грудь у Маши наливается, становится еще больше по размеру и округлее, соски твердеют. Целую ее с язычком сбоку от груди ниже подмышки, и, судя по участившемуся дыханию, ей это нравится даже больше, чем поцелуи в сосок. Она в нетерпении толкает мою руку, которая лежит у нее животе, вниз, к лобку. Мне хочется раздразнить ее еще больше, поэтому я сначала поглаживаю и разминаю лобок основанием ладони.

Лобок тоже набух, не хуже груди, он приподнялся, и даже кажется, шерстка на нем вздыбилась. Клитор восстал уже настолько, что высунулся из расщелины и потирается своим мокрым носиком о мою ладонь. Ах ты, лакомка. "Подрачиваю" его между указательным и средним пальцами за капюшочик у основания, не касаясь носика. Это его только радразняет. Клитор становится больше и тверже, Манечка в нетерпении начинает вращать бедрами и подаваться навстречу моей руке. Голова моя довольно далеко – на Машиной груди, но даже сюда доносится запах – Манечка течет. Захватываю "киску" в горсть, средний палец проваливается в лоно. Так и есть – там мокро и горячо.

Перебираюсь ниже и устраиваюсь между Машиных ляжек. Вот он, прямо передо мной, мой мокренький котенок. Как же приятно, волнующе он пахнет. И разлохматился весь. Ничего, мама – кошка тебя сейчас расчешет. Языком, конечно. Длинным лизом снизу – вверх, от жаркой пещерки до землянички – ягодки делаю пробор. " – У моей жены клитор – как дыня! – Трындишь, он больше сливы не бывает. – Я говорю – на вкус!" – это про Манечку. Расчесываю языкам влево – вправо локоны, а заодно и малые губки. Губами с подсосом захватываю капюшончик, покрывающий клитор, а языком, самым кончиком, нежно, едва касаясь, ласкаю кончик ягодки. Мои руки шарят по Машиным бедрам, заднице и животу. Маша вцепилась мне в плечи сильно, до боли. Не пойму, ей не нравится!? Прервался, заглядываю Манечке в лицо, спрашиваю: – Тебе неприятно?

– Совсем наоборот, – отвечает она, переводя дух, – Приятно, даже слишком. Только непривычно. Меня еще никто там не целовал. Ну, не целовал прямо ТАМ – уточняет она.

Она смотрит ласково мне прямо в глаза, берет мою голову в ладони, целует в губы и... чувствует на них свой сок. Выражение какой – то щемящей нежности появляется у нее на лице, она покрывает жадными поцелуями мои щеки, нос, губы, а потом, будто невзначай подталкивает меня вниз. Ей хочется еще. – Кончишь мне на язычок? – шепчу я ей на ушко, перед тем как вернуться к свему занятию. В ответ она лишь несколько раз торопливо кивает.

Я сделаю все, как она захочет, но на этот раз немного по – другому. Стоя сбоку от Маши на коленях, я склонился над ней "валетом" и зарылся в киску носом. Маня тоненько завыла от удовольствия, подтянула колени повыше и широко их развела. Я просовываю ладони под задницей и обнимаю ее. Теперь – танцуют все! Стоя на коленях, я раскачиваюсь. Нос ритмично обмакивается во влагалище, губы и язык терзают клитор, пальцы раздвигают ягодицы, а один, самый нахальный, порхает по анусу. Сок, натекший из влагалища, позволяет ему проникнуть внутрь на одну фалангу, и он гуляет там по стенкам в такт общему веселью.

Такого "группового" натиска Машенька не выдерживает и пяти минут. Она ревет пароходным гудком, несколько раз вздрагивает всем телом и неожиданно сильно зажимает мои шею и голову своими мощными ляжками. Хватка ее настолько сильна, что моя собственная рука, тоже попавшая в этот капкан, больно давит костяшками пальцев мне в скулу. Борцовским рывком бедер Маша выдергивает мою голову из своей промежности, как редиску из грядки. Сама она резко переворачивается на бок, по пути ненароком пнув меня коленом под ребра. Ни фига себе – бросок через пупок, не ожидал, и шея болит – не повернешь. Перевожу дух. Лицо у меня мокрое от собственного пота и "кискиных" соков. Манечка на своей половине кровати тихо скулит, ее спина подрагивает и выгибается.

Дождавшись, когда ее дрожь поутихнет, переворачиваю Маню на спину, забираюсь сверху, прилаживаюсь и засаживаю сразу по самые яйца. Машу тутже накрывает еще один оргазм, правда, не такой сильный, как предыдущий. Дождавшись его завершения, я начинаю поебывать ее не торопясь. Маша почти безучастна, поэтому у меня полная свобода выбора темпа, глубины и направления, лишь бы мой член, так долго остававшийся не у дел, получил свое. Насытился, наконец, но чтобы кончить, ему нужно хоть чуть – чуть содействия. К счастью Маша уже вышла из забытья и проявила максимум участия. Она порывисто меня обняла, ее пышные ляжки мягко и плотно обхватили меня за талию, пяточка прижалась к моему заду, задавая темп, а задница стала энергично подмахивать. Хотя в этой позиции скорее она себя ебла мной, чем я ее, но плен ее ляжек был настолько сладок, что вскоре я кончил, залив Манечку в самой глубине.

Я слез с нее, тюрбанным полотенцем отер с ее груди и живота пот, которым ее залил, обтерся сам. Достал плед, лег с Маней рядом и укрыл нас обоих.

Проснулся я от того, что Маша целовала меня в грудь, ее тяжелый бюст лежал у меня на животе, одним из сосков забравшись мне в пупок. Она была в халате, распахнутом на груди. Из кухни доносились аппетитные ароматы.

– Вставай, соня, будем обедать. Ты баранину принес, я из нее жаркое приготовила. Сейчас принесу.

На подносе все не уместилось бы, Маша вернулась с двухэтажной сервировочной тележкой. Помимо мяса здесь были салаты, огурчики – помидорчики, в том числе – маринованные, зелень, поджаренный в тостере бородинский хлеб и спиртное. Мы устроились на постели и приступили к пиршеству. Маня умела вкусно готовить, и к концу обеда я осоловел от сытости. На десерт я налил себе ликера в Машин пупок и лакал из этой импровизированной рюмки. Манечка хихикала, поеживалась от щекотки, но не шевелилась, боясь пролить ликер на простыни и оставить меня без сладкого.

После обеда, мы сидели полулежа рядышком, закутавшись в одеяло. Болтали о том, о сем, перемывали косточки общим знакомым, обменивались впечатлениями о наших "баталиях", много смеялись.

Вдруг Маша посерьезнела.

– Ты придешь еще? – спросила она.

– Когда?

– Завтра.

– Маш, ты же сутки – через – трое, так? Ну, так я на трое суток из дома и с работы свинтил.

– Ты – нахал, – она шутливо ткнула меня локтем в ребро, – Мало того, что отимел бабушку, так ты собираешься иметь ее трое суток?

– Почему только трое суток? Я хочу трое через сутки, а там, как получится: недель, месяцев или лет. Ты – против?

Вместо ответа она приподнялась на локте, порывисто меня обняла, прижалась всем телом и крепко поцеловала в губы.

3903   3 9984    +6 [2] Следующая часть