Анна Михайловна Зотова, рано потеряла отца и одиннадцати лет мать. Отец погиб на фронте за красных, а мать умерла от холеры. Переболела холерой и Анна, но чудом выжила и попала в детдом. Вот там то она и хлебнула. Это вам не республика ШКИД. Там пороли и секли за всё. Особенно ей помнился случай, когда девчонка, соседка по палате стибрила в столовке хлеб, а Анне в постель спящей крошки насыпала. Ой как её пороли. А потом, когда открылось, что это не она, а та самая девчонка, выпороли и её и пороть доверили Анне. Та её и засекла до обморочного состояния. После этого случая, ей стали доверять пороть и других детей. После выпуска она так и осталась работать в этом же детдоме, воспитателем. Она проявляла инициативу. И это не её конечно изобретение, но её нововведение в этом конкретном учебно – воспитательном учреждении ввести новый порядок, коллективную ответственность за нарушение дисциплины и неуспеваемость, а также разбить учащихся детей на звенья. Где за проступок одного, расплачивалось всё звено. Это было очень действенно. Уже потом, по комсомольской путёвке она попала на работу в органы. Подходило и поведение и происхождение.

На следующий день Анна снова с утра вызвала на допрос Подвойского. Но начала не с допроса. А со слов:

– Андрей Николаевич, как вы себя чувствуете? Я с вами переусердствовала вчера с яблоками, не надо было столько и сразу давать. Вы уж извините пожалуйста. Мне конвойный сказал, что вы всё время в туалет бегали. Ну ничего, снимайте штаны, я вам сейчас клизму с марганцовкой поставлю –

– Анна Михайловна, да я сам взрослый человек и сам виноват. Уже всё в порядке, не надо клизму. –

– Значит так Андрей Николаевич, я больше повторять не буду или клизму или розги, идите на топчан и ложитесь, нет, сначала подмойтесь. –

Он подошёл к умывальнику, хоть и смущаясь, но сняв штаны и намылив себе задницу, стал смывать мыло, потом подошел и лёг на топчан. Анна растворив марганцовку в банке и набрав из неё в грушу воды подошла к нему.

– Ну вот и молодец, будете делать всё как я говорю и вам и мне легче будет. Ой, а рубец от розги вчерашней какой хороший краснеет, очевидно, что вам на пользу пошёл, раздвиньте ягодицы ладошками. –

Говорила она, тем временем вставляя ему кончик клизмы в проход. – Ой – не удержался от возгласа он почувствовав как внутрь пошла вода.

– Ничего, ничего, не больно ведь. – Сказала она закачивая ему остатки клизмы.

– Сейчас ещё наберу и хватит –

– Да и так хватит Анна Михална, я вообще долго не вытерплю. –

– А вот потерпеть придётся, Андрей Николаевич –, сказала Анна, подходя к нему с новой порцией воды.

– Раздвигайте – он повиновался, Анна нажала на грушу.

Он полежал на животе ещё минуты две после процедуры и стал проситься в туалет. Анна его удерживала до последнего, но понимая, что от него зависит не многое, в конце концов отпустила. Он стремглав на очко. И издавая характерные звуки стал опорожняться, попросив её выйти или хотя бы отвернуться. На что она ответила отказом с интересом глядя на него. . Вытершись и подмывшись он был готов к допросу. Анна спрашивала его изменял ли он жене, он поморщившись сказал, что да.

– А с кем? –

– С гувернанткой –

– Жене известно? –

– Да –

– Как она узнала? –

– – Её не должно было дома быть, но она приехала, вошла в дом, мы не слышали, а она вошла в спальню и увидела –

– Развод взяла?

– Хотела сначала, но потом простила. –

– Вот так и простила просто? –

– Нет. Ну ругалась сначала, а потом простила –

– И всё? – Анна испытывающе смотрела на него.

– И всё, ну вспоминает иногда до сих пор, когда сердится –

– Знаете Андрей Николаевич идите ка сюда, – она встала и подошла к одному из приспособлений.

– Зачем? –

– Высеку розгами, чтобы правду говорили и ничего скрывали от меня. Видимо вчера мало было одного раза. Я с вами по честному а вы со мной никак не хотите откровенным быть –

– Не надо Анна Михайловна, ну да уходила она от меня, полгода не жила со мной, потом всё таки я её уговорил –

– Андрей Николаевич, правду надо говорить сразу, а не под угрозой розог –

– Анна Михайловна, клянусь не буду больше –

– Андрей Николаевич, вам конвойных позвать? Так. Сто розог. –

– Анна Михайловна!!?

– Сто десять –

Андрей вскочил и мигом подбежал к указанному месту.

– Раздевайтесь догола –

Приспособление для порки было не лежачим, а по форме пианино. На него надо было встать коленями, а животом лечь на подобие лавочки, через которое откидывалась крышка с замком. Он лёг, она захлопнула крышку и закрыла на затвор, такая же крышка была и на ногах. Она закрыла обе крышки, в результате руки у него оставались свободными, но попу ими он всё равно прикрыть не мог, мешали крылья на крышке под мышками. Приспособление было сколочено таким образом, что коленки были чуть отоставлены назад и поэтому по ляжкам тоже было бить удобно.

Анна пошла задвинула щеколду на входной двери. Опустила антишумовую завесу типа жалюзи, чтобы до минимума были сведены звуки из пыточной. Пошла выбрала несколько розог из чана и положив рядом с ним стала снимать с себя куртку, блузку и лифчик, и собрав волосы сзади хвостом, одела на них резинку, чтобы не мешали.

– Ну как я тебе, Андрюшечка? – спросила она вроде как издеваясь. – Как тебе моя грудь? –

– Нравится, только не надо Анечка Михайловна. –

– Сейчас тебе всё ещё больше понравится. – Она взяла розгу и подошла к нему сзади.

– Ну что поехали? –

И она стеганула его по заднице, розга взвизгнула.

– Ой больнооооо –

– Нет Андрей Николаевич, наверное не больно, раз ты правду мне не говоришь. Два –

– Ой не надо, не буду больше, ой как больно –

Он задёргался в своих оковах, но всё было бесполезно

– Не правда, это ещё не больно, больно будет после десяти, после двадцати ещё больнее и так далее. Три.

Андрей уже выл. А Анна била не торопясь. Делая интервалы между ударами секунд по 7 – 10. Она очевидно наслаждалась его болью и своей властью. Задница вся была покрыта рубцами, из которых сочилась кровь. После тридцатого удара он уже хрипел, а после пятидесятого только стонал, вздрагивая, после семидесятого затих, потеряв сознание.

Она прекратила, ибо бревно бить бесполезно и не доставляет удовольствия. Она набрала воды в стакан и опрокинула на голову Андрея, он пошевелился и застонал. Анна стояла перед ним и мяла себе грудь иногда задирая юбку и лазя в промежность.

Он открыл глаза.

– Андрюша, всего семьдесят три, ещё тридцать семь за тобой. Ну что продолжим? –

– Не надо продолжать – еле внятно пробормотал Андрей.

– Ну я же не могу оставить невыполненным обещание в сто десять, а то ты и в следующий раз мне соврёшь –.

– Не совру – Андрей начал чуть – чуть приходить в себя.

– Нет, так нельзя, тогда надо хоть как то отработать –

– Как отработать? –

– Какой ты непонятливый, перед тобой женщина, молодая, и пылкая, а ты не знаешь как отработать, вот сейчас тебя отведу опять не в ту камеру, там тебя самого отработают –

До Андрея начало доходить. Честно говоря, она ему очень нравилась и одновременно он её боялся как огня и на такое даже рассчитывать не мог.

– Я сейчас не в состоянии –

Она открыла замки и подняла крышки, он со стонами, но встал.

– Пойдём на топчан – сказала Анна. После порки у него не стоял, а лежать на спине не мог по понятным причинам. Анне пришлось поднимать ему его стоя, а она опустилась рядом с ним на колени и минетила его не хуже той самой Сироты.

Потом поцелуи и своим язычком губы ему быстро – быстро ласкала язычком. Он прямо на глазах оживал. И тут она не выдержав уже дальше легла на топчан, и его повлекла за собой не отпуская. Они слились в одно целое и он сам уже ласкал её, покусывая грудь, не забывая про другие места, кончали бурно. Когда всё было кончено и они оделись, она подошла к нему и серьёзно сказала.

– Андрей, мне поручено, чтобы ты стал сексотом и выполнял наши поручения. У тебя есть выбор. Ты можешь вернуться в расстрельную команду или выполнять наши приказы и иногда встречаться со мной. Ты согласен? Через месяц, Анна доложила особисту, что агент готов выполнять любые поручения.