Глава первая.
Полные глаза слез, умоляюще смотрели на него. Я готова была на всё, лишь бы прекратились мучения, мешком висящая подвешенная за волосы, не в силах кричать, издавая при каждом ударе хриплое мычание. Тонкая струйка мочи потекла по внутренней стороне бедра, к счастью, оставшаяся для них незамеченной. Но мне было всё равно! Сил бороться и сопротивляться насилию, не было, от каждого удара теряя человеческий облик, превращаясь в послушное животное!
Гордая и независимая женщина, еще какой-то час назад, не могла и представить, что моя воля будет полностью подавлена. А я как последняя шлюха готовая пойти на любые унижения, лишь бы прекратился этот кошмар …
***
Уличные фонари освещали комнату сумеречным, зловещим светом. Изредка тишину нарушал душераздирающий скрежет последних трамваев, топот редких прохожих, спешащих домой.
— «Где же ходит эта маленькая негодяйка?», - с возмущением посмотрела на часы.
Полночь, а племянницы до сих пор нет. Что может делать девочка, закончившая десять классов в такое время на улице, чем заниматься? Волна гнева накатывалась с новой силой, как только вспоминала её поведение, отношение ко мне в последнее время. А какая была послушная и ласковая, когда сестра её привезла ко мне!
— «Галочка, пусть девочка поживет у тебя. Привыкнет к городу, да и поступать куда-то надо…»
Без большой радости приютила племянницу, не смогла отказать просьбам сестры, но через месяц горько пожалела об этом.
Девчонка стала совершенно неуправляемая. Постоянные звонки по телефону, после которых она тайком уходила, пропадая неизвестно где до часу ночи, а то и позже. Я забрала сотовый телефон, но у неё появился новый. Откуда он, за что купила? Ведь все деньги, которые оставила её мать, у меня?
— «Позвоню матери, пусть забирает, если так и дальше будешь вести!», - кричала на неё, и она стыдливо опустив глаза, уверяла, что такое больше не повториться.
Если бы не приличная сумма денег, которую сестра оставила, а я успела потратить, то вышвырнула бы суку назад в деревню. Да и жила одна, с ней как-то было все-таки веселей. Мужчин не любила, питала жуткое отвращение ещё с юности, так что в свои тридцать четыре года осталась одинокой. Но об этом нисколько не жалела. Единственно, надо было лет пять назад родить ребенка для себя, но подходящей кандидатуры не нашла!
Мужики в моем понятии, были настоящими монстрами, похотливыми животными, которым от женщин надо только одно. Конечно, я была не девочка, отдалась несколько раз, но это было выше моих сил, когда чужие слюнявые губы бродили по телу, а руки старались сразу залезть под юбку. Ввод члена во влагалище сопровождался настоящей мукой, а прикосновение к груди, даже нежные и случайные, вызывали приступы ярости, которые пыталась сдерживать, но не всегда это получалось.
Так что, замуж не вышла. Мысль о том, что каждую ночь надо ложиться в постель и выполнять супружеский долг, сразу отбивала охоту.
Наконец, заскрежетал замок входной двери, скрипнули петли, крадущиеся шаги в коридоре, тихий шепот:
— «Осторожнее, не шуми, а то тетку разбудим, орать начнет. Лучше потом, … когда проснется…»
— «А я сейчас её хочу …», - довольно громко пробасил мужской голос.
Она была не одна, и это сразу привело в ярость:
— «Сука, мало того, что пришла домой в первом часу ночи, но и привела кого-то! Вся в мать, такая же шалава!»
Вскочив с кресла, высочила в коридор и включила свет.
— «Тетя Галя, … а почему ты не спишь?» - наивные глаза, полные непосредственности и простоты нагло смотрели на меня.
Они, спокойно стояли, обнимая друг друга, и целовались, словно кроме них, тут никого не было. Его рука бесстыже задирала подол и без того короткой юбки, лапала ягодицы, совершенно не прикрытые, так называемыми трусиками. А Марина повисла на нём, обхватив руками и одной ногой, а по внутренней стороне другой стекала капелька белесой жидкости.
— «Он её трахал прямо перед дверью! - возмущенно пронеслось в голове. – Сейчас ещё раком в коридоре поставит …»
Отвратительней картины я не могла представить. Эта молодая сука ведет себя, как последняя падшая женщина, а ещё говорила сестра:
— «Галочка, ты только посмотри за неё, чтобы городские мужики не соблазнили. Она у меня скромная, ещё девочка, с мальчиками не дружит»
— «А она шлюха так себя ведет, совершенно не стесняясь меня. Скоро трахаться при мне будет, а я ей трусы стирать, спокойно смотря на это!» - кипело внутри.
Теряя над собой контроль, резко схватив за руку Марину, дернула на себя:
— «Как ты себя ведешь шлюха? Проститутка!»
Потоку брани казалось, не будет конца, девочка виновато опустила глазки, а он стоял, потирая руку об руку, внешне оставаясь совершенно спокойным.
— «А Вы, вон из моего дома, чтобы я Вас больше здесь не видела!»
Парню на вид было лет двадцать пять. Высокий, стройный, голубоглазый. Настоящий красавец, женский угодник. Стоял, насмешливо улыбаясь, глаза светились каким-то нехорошим блеском и у меня неприятный холодок пробежал между лопаток.
— «Тетя Галя, … это мой друг Миша, … он хотел с тобой познакомиться. Видел тебя, ты ему понравилась, … как женщина, … ну, ты меня понимаешь …», - неожиданно произнесла Марина, прервав поток брани, делая особый акцент на последние слова.
— «Сука, она его для меня привела! - пронеслась в голове возмутительная догадка. – О тетке заботиться, благодетельница!»
Волна гнева с новой силой накатила, вызвав огромное желание сучку отлупить прямо при нём в коридоре, но глубоко вздохнула, сдержала порыв:
— «Он уйдет, я с неё поговорю! Она у меня из дома не выйдет, на цепи будет сидеть, а иначе быстро домой вылетит!»
— «Я ему понравилась, как женщина! Может тебе и трусы прямо в коридоре снять, раздеться? Облагодетельствовал, понравилась, как женщина! Молоко на губах не обсохло, я ему нравлюсь, … как женщина! Молокосос, я тебе в матери гожусь!», - кипело внутри.
Я замолчала, в полной тишине, пристально смотря на парня. Наши глаза встретились. Его взгляд раздевал, проникал в самую душу, капелька холодного пота покатилась между грудей, озноб пробежал по спине, чувствуя, что теряю инициативу.
Что зловещее и страшное было в нём. Ещё ни один мужчина так не смотрел на меня, с таким пренебрежением, словно на какую-то игрушку, свою вещь! Не в одних глазах не видела столько решимости и власти! Отношение ко мне для него было давно решено, ещё до встречи со мной. Холодок потаённого страха закрался в душу, медленно пополз по телу, секунды казались вечностью.
— «Я прощаю тебе грубость на первый раз. Но следующий раз не прощу! Ты не должна повышать голос, невоспитанная сука, иначе будешь наказана. Марина права, тебя надо воспитывать, указать истинное место в жизни, поверь, и я в состоянии это сделать. Скоро ты будешь целовать мне ноги, и спрашивать разрешения сходить в туалет!»
От наглости таких слов перехватило дыхание:
— «Ты, … ты, … смеешь … такое говорить, … находясь, … у меня в доме, … сволочь, … да я тебя …»
Но не смогла договорить, так как в следующее мгновение лежала от удара на полу. Огромная, тяжелая ладонь оглушила, швырнула, как котенка. Меня никогда и никто не бил, за все мои тридцать четыре года. Я была потрясена, не было сил даже кричать. В голове шумело, страх, неосознанный страх, медленно продолжал заполнять душу.
— «Он меня убьет!», - с дрожью пронеслась ужасающая мысль в голове.
Как кошка вскочила на ноги, бросилась на него, с готовностью выцарапать глаза, но опять оказалась на полу, с высоко задранным подолом юбки, обнажив промежность, прикрытую беленькими трусиками, потирая щеку:
— «Сволочь, … как ты смеешь … меня … бить!»
Голос дрожал, на глазах навернулись слезы, но опять вскочила, набросилась на него, но он ловко заломил руку за спину, схватил за волосы, потянул на себя. Резкая боль вырвала из груди протяжный стон.
— «Отпусти … сволочь!», - не в состоянии сопротивляться, взмолилась, чувствуя, что попала не в очень хорошую ситуацию.
Но он ещё сильнее заломил руку, вызывая крик боли:
— «Ай, … ай, … отпусти, … мне больно!»
Но он продолжал крепко держать, ещё сильнее таща за волосы, заставляя исказить лицо от боли и ужаса. Этому мучению казалось, не будет конца, но скоро я успокоилась, перестала сопротивляться, и он произнес:
— «Я тебя предупреждал сука, что будешь наказана за своё поведение, а я слов на ветер не бросаю!»
— «Марина, дай какую-нибудь веревку»
— «Бельевая подойдет?»
Он кивнул головой.
— «Сейчас, сниму с балкона»
Такое поведение девочки поразила меня, единственная надежда на спасение таяла, словно дымка в предрассветном небе:
— «Мариночка, … что ты делаешь?»
Но он не дал договорить, сильнее заломив руку. От боли я тихо застонала, а он склонил голову и на ухо прошептал, лаская его языком, как котик лакает молочко:
— «Сука, тихо. Ты поймешь своё место через позор, такой симпатичной суке, это лучшее наказание…»
Я стояла с заломленной рукой, а он бесстыдно бродил языком по шее, ушку, крепко держа за волосы.
— «Что ты делаешь, … отпусти сейчас же, … мразь, … ты об этом ещё пожалеешь …», - произнесла, чувствуя беспомощность положения.
Меня в доме насилуют, и племянница присутствует при этом, более того, все это происходит, скорее всего, с её согласия, а может даже ... это мысль для меня была страшной. Неужели, она захотела поиздеваться надо мной, подговорила своего дружка? Нет, такого быть не может, это какая-то глупая случайность, она тоже боится его, он её заставил!
Неожиданно рука отпустила волосы, вызвав вдох облегчения, но сразу же коснулась груди, и бесстыдно, смело начала ласкать её через блузку и бюстгальтер. Она грубо сжимала, мяла нежную плоть, вызвал неприятные ощущения, отвращение к этой грязной, похотливой руке, и стон слетел с губ.
— «Хорошо тебе моя маленькая сучка, но потерпи, приятное будет потом, сначала я должен тебя наказать, как обещал»
Знал бы этот идиот, что прикосновение к ней у меня вызывает приступы ярости, отвращения, ненависти, но меня ужаснула мысль о наказании. Вдруг он свяжет, расстегнет бюстгальтер, снимет его, увидит обнаженную грудь, насмехаясь надо мной. Только от одной такой мысли ужаснулась, судорожно затрясла головой:
— «Нет, … отпустите меня, … вы не можете … этого сделать, … не надо …»
— «Чувствую, начинаешь уважать, перешла на «Вы»», - смеясь, произнес, ещё сильнее сжимая стальными пальцами нежную плоть.
— «Скоро будешь называть меня хозяином, из твоих уст не будут слетать слова отказа. Забудешь слово - нет, всегда будешь говорить - да, чтобы тебе не приказали. Я тебя воспитаю, как и Маринку. Теперь она счастлива со мной, знает свое место!»
От таких слов что-то оборвалось внутри, похолодело внизу животика, почувствовала, как капельки мочи беспрепятственно выделяется из уретры:
— «Что он задумал? Что хочет со мной сделать?»
Марина с неподдельной радостью, возвратилась с балкона с мотком веревке в руке, с улыбкой смотря, как её друг бесстыдно обследует грудь. Я догадывалась, что она не любит меня, но чтобы до такой степени! Знает ли, что её друг собирается наказать, а затем изнасиловать тетку? Нет, конечно, нет! Если бы знала, то такого не допустила!
Схватив в охапку, Михаил занес меня в комнату, крепко связал руки за спиной. Сделал петлю вокруг шеи так, что я вынуждена была держать связанные руки, как можно выше. При их опускании, веревка сдавливала шею, вызывая приступы удушья.
Затем связал коленки, лодыжки ног вместе, заставив стоять, как столб. Я поняла, что положение моё безвыходное, надо что-то делать, умолять, просить, в крайне случае извиниться за своё поведение, но лишь бы он отпустил, перестал издеваться. Но не столько страх того, что связанная и беззащитная стою посередине комнаты, сколько неизвестность его намерений переполнили душу ужасом. Слова мольбы слетели с губ, но он грозно посмотрел:
— «Какая ты не послушная сучка! А ещё хочешь, чтобы я тебя развязал. Закрой рот и молчи, пока тебя о чем-нибудь не спросят!»
И поворачиваясь к Марине, произнес, протянув руку:
— «Сними трусы»
Я с ужасом наблюдала, как девочка бесстыдно задрала подол юбки, сняла их, вытерла промежность комочком материи, протянула ему. Он скомкал черную ткань и, поворачиваясь ко мне, произнес:
— «Открой рот, сука!»
Я уставилась ошеломленным взглядом. Намерения были совершенно ясны. Он хотел грязные трусы засунуть в рот! Этого позволить я не могла!
— «Сволочь, … поддонок, …ты за это ответишь!»
Но он схватил прядь волос и начал наматывать на руку. От боли я закричала, петля сдавила шею, и он впихнул их в открывшийся рот. Марина стояла рядом и хихикала, видя, как он мучает меня. Сердце сжалось от отчаяния!
Попыталась вытолкнуть их языком, но, только коснувшись ткани, почувствовала вкус спермы. О, ужас, это парень и, правда совсем недавно трахал её и теперь его сперма у меня во рту вперемешку с женскими выделениями!
Он не позволил вытолкнуть трусы, глубоко затолкал в рот, придавил веревкой, завязал сзади узел. Ком подкатился к горлу, хотелось рвать, рвотные позывы подкатили из желудка, на глазах выступили слезы.
— «Тетя, успокойся, всё будет хорошо, носиком дыши, носиком!»
— «Миша тебя воспитает, ты будешь хорошей и послушной девочкой. Будешь любить его член, как люблю я! У тебя появятся другие мысли, будешь знать, как понравиться мужчине, как доставить ему удовольствие! Зачем мы женщины существуем на свете – что бы доставлять удовольствие мужчинам, а у тебя нет даже любовника!», - продолжала она.
Я с отвращением слушала гнусные слова, не в состоянии поверить, что такое говорит девочка! Она не только позволяла мучить и насиловать меня, но и получала от этого удовольствие!
— «Ладно, хватить её увещевать!», - раздался резкий голос Михаила.
Он обхватил меня за талию, словно куклу, потащил к дверному проёму. Там, на распорках висела перекладина, по утрам я любила подтягиваться, тренировать пресс, стараясь поддержать стареющее тело в спортивной форме.
Длинные до лопаток, волнистые волосы, собрав в пучок, обмотал петлей, стянул её, перекинул веревку через перекладину, потянул, заставив встать на носочки, обмотал вокруг несколько раз, закрепил веревкой. И я оказалась подвешенной за волосы! Малейшее движение вызывало жгучую боль в их корнях.
Посмотрев на меня, беспомощно весящую, развязал ноги:
— «Теперь ты готова, сука к воспитанию!»
Его руки начали исследовать доступное тело. По лицу было видно, что он доволен сохранившимися формами.
Схватил за воротник блузку, и она с треском разорвалась, обнажая грудь, прикрытую тканью бюстгальтера. Пальцы пролезли под ней в ложбинку между грудей, и он с силой рванул её вниз. Бретельки оборвались, и лифчик сполз на живот, обнажив грудь.
Меня никогда не видели голой. С самого раннего детства, я стеснялась, прикрывая тело. Только в одном месте была совершенно голой, в ванной комнате, но там меня никто не мог видеть. Ещё никто так не оскорблял меня в жизни. Ужасное чувство стыда обрушилось, кровь прилила к лицу, сделав его ярко красным, что не осталось незамеченным насильником:
— «А сучка стеснительная! Но ничего, скоро у тебя это пройдет!»
Он обследовал грудь, грубо мял её, крутил соски:
— «Сиськи у тебя ещё ничего!»
— «У неё дома есть фотоаппарат? Такую красоту надо запечатлеть!»
Марина радостно кивнула головой и выскочила в другую комнату, а он обхватил большими руками грудь и продолжил исследование. Она была довольно приличной по моим понятиям, но полностью скрылась в его ладонях.
Помяв немного, он склонился и начал брать каждый сосочек в рот, дразня их. К моему удивлению, скорее всего от переживаемого стресса, тех неприятных ощущений, которые испытывала раньше, при прикосновении к ней не было. Это были не мои, а чьи-то чужие соски, которые жевал, покусывал, сосал, оттягивал отвратительный рот.
Закрыла глаза, старалась смириться с насилием. Ужас происходящего переполнял душу. Трудно было представить, что это происходит со мной.
Я всегда была очень осторожной, не могла допустить, что стану жертвой насилия, а тем более в собственном доме. Считала, что женщины сами виноваты, провоцируют мужиков на насилие, и, то, что происходило, не могло уложиться в голове. Я не давала никакого повода так обращаться со мной!
Строгий и аккуратный макияж, платья с маленьким декольте, подол, прикрывающий коленки, в любое время года покрытые эластичной тканью колготок телесного цвета, не могли спровоцировать или дать какой-то повод возбудить у них похотливое желание.
Да, я красивая женщина, видела постоянно взгляды мужчин! Но это были взгляды не похотливые и сладострастные! Повода думать обо мне, как о самке, я не давала! Стена, непреодолимая стена стояла между мной и ими!
Марина возвратилась, а он продолжал сосать грудь, не обращая на неё внимание. Постояв немного, она начала снимать, отходя то дальше, то подойдя ближе. После того, как она сделала несколько снимков, он отстранился от меня, взял фотоаппарат в руки и сделал несколько снимков моих голых грудей. Закончив фотографировать, уселся в кресло.
— «Марина, раздень её»
Я только беспомощно стонала, когда она снимала с меня юбку, а он фотографировал происходящее. Смеялся, когда юбка оказалась на полу, обнажив бедра прикрытые тканью старомодных, застиранных трусиков.
— «Теперь снимай их медленно», - приказал, фотографируя каждое движение их по моим ногам.
Она взялась за резинку, ткань медленно поползла вниз. Я задергалась, стараясь избежать глумления. Дикое мычание, вырвалось из груди, но они спокойно продолжали свой путь, обнажая бедра, открывая взору лобок, густо покрытый жесткой шерсткой волосиков. Такого позора вытерпеть невозможно! Меня, взрослую женщину раздевают перед каким-то молокососом!
Обнаженная, только прикрытая узкой полоской бюстгальтера сползшего на живот, беспомощно висела на волосах. Маленькие ручейки слез бессилия, струились по щекам, капали на обнаженную грудь:
— «Ничего сволочь, ты за всё ответишь! Завтра же напишу заявление в милицию. Ты у меня будешь валяться в ногах, просить прощения, но я тебя не прощу! Маньяк! Сволочь!»
Сделав несколько снимков, он подошел ко мне, схватил за пучок волос на лобке, больно потянул вверх:
— «Ты почему сука не бреешься?»
Я только мычала в ответ от боли, что ещё могла сделать? А он повернулся к Марине и сказал:
— «Я хочу видеть её полностью голой! Сними лифчик и блузку»
Она с готовность, с радостью послушной собачки, расстегнула и сняла бюстгальтер, разрезала ножницами блузку, снимая частями ткань.
— «Марина, ты любишь сосать женскую грудь?», - произнес, когда последняя полоска материи покинула моё тело.
Она с гневом посмотрела на меня:
— «Люблю, но только не у этой сучки!»
— «Любишь, не любишь, соси! Только так, чтобы соски стали заметнее, а то их совсем не видно», - приказал он.
Она обхватила правый сосок, больно прикусив зубами, потянула на себя. Острая боль пронзила тело! Чувствительную плоть обожгло словно огнем! Стон разнесся по квартире, а она, совершенно не обращая на мои страдания, стала грубо сосать, мять, сильно оттягивать его, глубоко заглатывая в рот.
Когда она перешла к другому соску, правый неестественно увеличился, вытянулся, торчал, словно рог, но не от возбуждения или желания, а от физического воздействия над ним. Закончив издеваться, она повернулась к Михаилу и произнесла:
— «Так?»
— «Молодец, теперь сучка похожа на дойную корову! Подвесить её к потолку за соски?», - спросил он, глядя мне в глаза.
Сердце сжалось от ужаса, глаза округлились, а он решительно двинулся ко мне. Сомнения в том, что сейчас меня за них будут подвешивать к потолку, не было. От страха я задергалась, замычала.
— «Она и правду, как корова мычит. Миша, они оборвутся, не выдержат её жирного тела», - засмеялась девчонка.
Он пальцами больно сжал соски и потянул вверх, показалось, что ноги отрываются от пола, и повисла на сосках, от боли я закричала в затычку, слезы обильно потекли по щекам.
— «Ладно, пусть повесит так, а то и правду оторвутся, а они ещё нужны. У неё только фотоаппарат, или есть и камера?»
— «Есть камера! Сейчас принесу», - с радостью услужить, произнесла Марина.
Она выбежала из комнаты, а он продолжил обследование дрожащее тело. Его грязные пальцы, скользили по животу, опустились на лобок, затем нагло проникли между бедер, вызывая глухое мычание и жалкие попытки сопротивления. Но каждое движение отдавалось жгучей болью в корнях волос и слезами бессилия.
Обойдя меня, он присел на корточки, бесцеремонно, словно разламывая хлеб, развел ягодицы, любуясь расщелиной между ними. От унижения внутри всё затряслось, а его большой палец нажал на задний проход:
— «Так ты ещё тут девочка. В попку тебя никто не трахал. Ты и в ротик не брала, наверное. Будет приятно, стать первооткрывателем. У Маринки до меня тоже были девственные влагалище, попка и ротик. Буду трахать вас обеих во все дырки по очереди. Но если не хватит сил или желания, приглашу друзей, их у меня много, так что не переживай. Они их разработают в достаточной мере, чтобы ты не была такой напряженной»
Внутри всё дрожало. Какой монстр этот человек. Как могла девочка попасть к нему в лапы?
Его пальцы залезли между ног, обхватили пучок волосиков на половых губках и потянули вниз:
— «Какие у тебя здесь заросли. Я тебя смогу трахать, когда не будет там ни единого волосика!»
Пальцы разводили половые губки, и один из них стал проникать в меня. Там было сухо, напряжено, он больно царапал слизистую поверхность. От боли я начала мычать и двигать бедрами, стараясь уклониться от столь наглого вторжения, но он проникал всё глубже, вызывая чувство отвращения, ненависти, злобы к этому монстру.
Вздох облегчения вырвался из груди, когда он его оттуда извлек, приподнялся, посмотрел на меня, засунул палец в рот, облизал, смочил слюной и продолжил своё обследование.
Я была совершенно беспомощна. Он медленно двигал пальцем внутри меня, дразня влагалище. Палец был очень толстый, показалось, как мужской член. Я чувствовала себя грязной, обмазанной нечистотами.
Он работал во мне пальцем, когда Марина зашла в комнату с камерой. Она улыбалась, видя, что он со мной делает, включила камеру и начала снимать. От стыда и отвращения, закрыла глаза, старалась как-то смириться с происходящим, отвлечься от издевательства надо мной:
— «Ничего, завтра я с тобой разберусь! Сволочь! Ты за всё ответишь!»
Вдруг до моего слуха донеслось тихое шуршание вынимаемого из джинсов ремня, и сразу же резкая боль обожгла ягодицы. Не чувствуя боль в волосах, резко подскочила, ужасная гримаса исказила лицо, груди бешено подпрыгнули, задергались.
Михаил стоял сзади, и я опять услышала свист рассекаемого воздуха ремнем, ужасную боль на ягодицах. Груди, задрожали, задергались. Дикое мычание вырвалось из уст, что я ещё могла сделать.
Через секунду свист повторился, и резкая боль на ягодицах заставила меня снова подпрыгнуть. Я истерично кричала в затычку, но только глухое мычание разносилось по комнате.
Единственное желание моего тела было избежать боли. При каждом ударе оно дергалось, старалась убежать, но волосы тянули его назад.
А он хлестал по спине, ногам, ягодицам, обжигая нежное тело. Но ему этого было мало, он зашел спереди, и мои груди обожгла резкая боль. Нежная, чувствительная плоть в ужасе сжималась перед каждым ударом. Я мычала истерично, боль была невообразимая, казалось этому ужасу, не будет конца, и следующего удара не перенесу.
Пошла бы на всё, чтобы эту пытку остановить, даже позволила ему изнасиловать меня, лишь бы кожаный ремень прекратил зловещую пляску по телу.
Но он и не думал останавливаться, грудь, животик, лобок, ноги горели огнем. Через слезы я видела, как его рука поднимается вновь и вновь, нанося удары.
Мне показалось, что ноги начали уходить из-под меня. Не чувствуя больше боли в корнях волос, я потеряла сознание, повиснув на волосах.
Холодная вода привела в чувства. Я, с ужасом озираясь по сторонам, смотрела вокруг, не понимая, что происходит, но новый обжигающий удар по груди, привел в чувство реальности. Бедный сосочек, он так сжался, запылал огнем, казалось, что тонкая струйка крови стекает из него по животику.
Но монстр безжалостно продолжал стегать, стараясь попасть по самым чувствительным местам! От дикой боли, казалось, что сойду с ума!
Сколько это продолжалось, не могу сказать, казалось, прошла вечность. Ничего вокруг не существовало, только нестерпимая, испепеляющая боль во всём теле. Оно перестало сжиматься, реагировать, покорно принимая хлесткие удары.
Я, как мешок висела подвешенная за волосы, не в силах кричать, издавая при каждом ударе хриплое мычание. Тонкая струйка мочи потекла по ногам, к счастью для меня, оставшаяся для них незамеченной. Но мне в этот момент было всё равно! От каждого удара теряя человеческий облик, превращаясь в животное!
Вдруг он перестал бить, подошел, поднял лицо пальцем за подбородок, произнеся:
— «Если вытащу кляп и развяжу руки, ты будешь себя хорошо вести? Будешь, тихая и покорная?»
Я закивала, настолько, насколько была в состоянии двигать головой. Счастье окончания пытки охватило плоть!
— «Если не будешь повиноваться, всё начнется сначала! И поверь, что больше жалеть тебя не буду!», - надменно улыбнулся он.
Я закивала снова, и он развязал веревку, вытащил из-за рта грязные трусы, зайдя сзади, развязал руки. Затекшие, они не хотели разгибаться, кровь хлынула, тысячи иголок побежали по ним, вырывая из груди тихий, протяжный стон.
- «Если решу наказать тебя снова, то будет намного хуже! Ты поняла меня, сука?», - произнес он, держа за подбородок и глядя прямо в глаза.
Я судорожно закивала головой и голосом полным подобострастия, произнесла:
— «Нет! Я буду хорошо себя вести. Не наказывайте меня больше, я не вынесу,… пожалуйста,… не бейте меня…мне очень,…очень больно…»
Он улыбнулся и произнес:
— «Ты должна обращаться ко мне господин. Я, мои друзья, все мужчины отныне твои господа. Они вольны распоряжаться твоим телом, как им заблагорассудится, не встречая отказа с твоей стороны! Поняла меня?»
— «Да, господин. Я поняла, все мужчины для меня господа. Я обещаю…»
Подвешенная за волосы, с благодарностью говорила это, за то, что мучения кончились, больше не будет обжигать этот ужасный пояс нежное тело, совершенно не задумываясь о своей дальнейшей судьбе.
— «Вот видишь, не прошло и получаса, как ты стала покорной девочкой. Будешь послушной? Не будешь меня больше расстраивать?», - смеясь, произнес он, отвязывая веревку от перекладины.
— «Да, господин, буду послушной, … не буду Вас больше расстраивать …», - дрожащим, полным страха голосом, произнесла, как послушная собачка, смотря на него.
Конец первой главы
