Глава четвертая
Спала я тревожно, с не просыхающими до самого утра слезами отчаяния. Моё будущее терзало меня, оно было совершенно неизвестно и не предсказуемо. Из головы не уходили воспоминания происшедшего. Оно, как кадры из порнографического фильма мелькали, заставляя постоянно сжиматься сердце.
Страшное, грубое животное развратило мою племянницу, изнасиловало меня, хочет превратить в развратную женщину, подчинить своей воле. Сделать сексуальной рабыней! Превратить в ту, в которую превратил Марину!
Но ничего, на работе у меня будет время подумать. Я найду выход! Мы живем не в первобытном обществе! Скоро уже двадцать первый век! Будет время подумать и решить. Позвоню в милицию, они поймут! Но как я им расскажу всё, что он делал со мной, что делала дочка, что вынуждал делать меня? Какой позор, как будет стыдно об этом говорить! А если, я не получу помощи, не смогу вырваться из его лап? Сердце сжалось с новой силой, тоскливо заныло.
Мой не крепкий сон один кошмар, прерывался другим. Но под утро, обессилив от горестных мыслей, я крепко уснула.
— «Вставай, на работу опоздаешь! Быстро сука в душ, приводи себя в порядок, только дверь на защелку не закрывай», - грубо разбудили меня.
Отрыв глаза, озираясь по сторонам, я увидела, рядом с кроватью Михаила и Марину. Он одетый, а она, блистая наготой, с ухмылкой смотрели на меня.
Страх сковал душу. Я слишком была запугана им, чтобы не повиноваться ему.
Быстро вскочив с постели, побежала в ванную комнату, приводить себя в порядок. На теле не было тех ужасных рубцов, которые были ночью. Только тонкая синяя полоска, как ужасное напоминание о происшедшем пересекала левую грудь, прерываясь в районе соска. Вид лысого лобка с высоко поднимающейся расщелиной, словно немой укор моего падения тоскливо отозвался в груди.
Я ничего не хотела, как привести себя в порядок, одеться, прийти на работу и позвонить в милицию. Рассчитаться за всё с этим мерзким человеком! Я найду на него управу!
Струи воды бежали по телу, смывая всю грязь прошедшей ночи. Казалось, что ночной кошмар закончился, теперь всё будет по-другому.
Вдруг дверь приоткрылась, и в ванную комнату зашел Михаил, а следом за ним Марина. Я вздрогнула, стыдливо прикрыла тело руками, что не осталось не замеченным ими. Михаил подошел, потянул за руку, приблизил к себе. Стыдливо опустив голову, я стояла, а он рассматривал тело, словно мои прелести видел первый раз. Его руку начали бесстыдно щупать грудь, ягодицы, животик, промежность. Панический страх переполнял меня, заставляя с покорностью переносить грубость.
Не говоря ни слова, он обхватил рукой мокрое тело и прижал к себе. Чуть склонившись, он прильнул к губам, язык, словно червь, полез в рот. Я стояла пассивно, разрешая глумиться над собой, не имея никакого выбора.
Такая реакция с моей стороны не понравилась ему, и резкая боль обожгла ягодицу, заставляя отвечать ему взаимностью. Сначала вяло, потом после очередного шлепка, мои губы стали жадно целовать мерзкий, приоткрытый рот. Несколько минут мы целовались стоя, а он мял грудь, ласкал ягодицы, раздвигая половинки, проникая между ними.
Толи от страха, или от того, что после ночи моё влагалище было готово к совокуплению, но его пальцы беспрепятственно проскочили внутрь животика, вызвав у меня не совсем приятные ощущения. Он целовал, а они возвратно поступательно двигались во мне, имитируя половой акт. Никаких сомнений в том, что он хочет от меня, не было. При первой возможности, чуть отстранившись от его губ, шепотом произнесла:
— «Пожалуйста, … не надо, … я … опоздаю … на работу …»
Он неожиданно отстранился, и звон в ушах от удара по голове ладонью, сделал меня более покорной. Ужасом переполненные глаза, говорили сами за себя, я готова была выполнить его самый унизительный приказ.
— «Ты, что сука тут возомнила! Твоё тело принадлежит мне. И я решаю, что с ним делать! Хочу - трахаю, хочу - нет, хочу - отдам другому! А твоё дело покорно подставлять свои дырочки! Поняла!», - при последнем слове его ладонь обрушилась на лицо, звезды заблестели в глазах, в голове зашумело.
Дрожащим голосом, после непродолжительной паузы, с моих губ слетели слова покорной рабыни:
— «Да, … да, … господин, … я … всё … поняла. Я, … я … принадлежу… Вам! Вы… можете делать со мной, … что хотите …»
— «Повернись, раздвинь ягодицы!», - голосом, не терпящим, никаких возражений произнес он.
Совершенно не думая о стыде, я выполнила его приказ. Марина хихикнула:
— «Миша, пусть она, засунет палец в задний проход, пора его разрабатывать»
— «Ты слышала, что сказала Марина?»
Дрожащая рука, стала искать анальное отверстие, пальчик надавил на него, но естественное отверстие, предназначенное совершенно не для этого, сжалось, не хотело его впускать. Все мои старания были тщетны, он не мог проникнуть туда.
Михаил, открыл флакон с шампунем, полил вверх расщелины между ягодицами. Густая жидкость потекла по ней, обволакивая пальчик, задний проход. Смазка сделала своё дело, анальное отверстие поддалось, медленно пропуская его внутрь.
— «Глубже засовывай! Не бойся! Другой рукой ласкай влагалище, покажи, что ты обыкновенная шлюха, жаждущая члена!»
Я покорно выполняла его приказы, не обращая внимания на вспышки фотоаппарата. Марина с удовольствием фотографировала моё унижение:
— «Я тебе говорила Миша, что она обыкновенная шлюха, только у неё не было возможности проявить себя!»
Её слова больно отзывались в груди, но я, стараясь не обращать на них внимания, трахала себя в задний проход пальцем, теребя другой рукой влагалище, некрасиво расставив ноги. Даже струя мочи под хохот дочери на мои ягодицы, промежность, ногах, не оторвали от этого занятия.
Закончив мочиться на меня, Михаил, мягким голосом произнес:
— «Хватит заниматься онанизмом, давай быстрее мойся и на работу!»
Они вышли, а я дрожащими руками, униженная и растоптанная, со спутанными мыслями в голове, продолжила принимать душ, смывая с себя зловонную жидкость. Каждая новая пытка была более изощренной, отвратительной, какую я могла только вообразить. Что я им сделала? Почему они так издеваются надо мной?
Мне казалось, ещё совсем немного и я сойду с ума, теряю власть над реальностью происходящего. Трудно было представить ещё вчера днём, что я могу позволить так издеваться надо мной. Я думала, что сильная женщина, готовая постоять за себя, но на деле оказалось всё далеко не так.
Малейшее насилие, привело меня в ужас, страх сковывал душу, низводил до положения животного. Трудно представить, что так можно легко доминировать над женщиной, сделать её послушной игрушкой.
Приведя себя в порядок, я вышла из ванной, зашла в комнату, стыдливо прикрываясь небольшим полотенцем. Они стояли одетые рядом друг с другом, молча смотря на меня.
— «Что ты ищешь, мы приготовили то, что ты сегодня будешь носить на работе», - произнесла Марина, видя, как я, открывая шкаф, стараюсь отыскать одежду.
И тут в её руке я заметила платье. Бесстыжей, вульгарней одежды, я не видела в жизни. Когда Марина появилась в нем передо мной первый раз, моему возмущению не было предела:
— «Что ты надела? Такую одежду носят только продажные женщины, желающие выставить себя напоказ! Чтобы я больше его не видела! У тебя клитор из-под подола виден! Не позорь меня»
Трикотажное платье обтягивало фигуру, не скрывая ноги, практически от самых бедер, плечи, оставляя открытым почти половину груди, держась на ней только за счет эластичности ткани. Безвкусные разрезы по бокам, внизу на завязках, обнажали голые бедра, чуть ли не до самого пояса.
Я хотела его порвать, выкинуть, но дочь после скандала, спрятала платье, больше не появляясь в нем передо мной. Но оно появилось вновь, и меня заставляли его одеть и пойти на работу!
Самая большая фантазия не могла представить, как я могу облачиться в него. Женщины в моём возрасте при всей своей нескромности никогда бы не позволили одеть его! Вывалив, подчеркнув все свои прелести!
Видя мой испуг, Марина протянула его мне:
— «Примерь, а мы посмотрим. Мне кажется, ты будешь выглядеть просто потрясающе»
С какой-то тайной надеждой на милость, стала надевать его, объясняя, что оно мне совершенно не подходит, а тем более для работы.
— «Закрой свой рот, тебя никто не спрашивает! Хочешь вечером висеть за волосы?», - зло прошипел Михаил.
Колени задрожали, слабость охватила всё тело только от одного воспоминания, что он может со мной сделать:
— «Я … не … возражаю, … просто … говорю, что Марина … меньше … меня … это не мой … размер…»
Он хихикнул, смотря, как я, стараясь одернуть подол, как можно ниже, но сразу же, из-под него вверху выскакивает грудь.
Я посмотрела на себя в зеркало. Передо мной стояла шлюха! Ткань, растянувшись, прикрывала только соски, оставляя её полностью обнаженной. Да и они просвечивались, через растянутую ткань, окруженные темным ореолом.
Подол спереди опускался чуть ниже половых губ. Казалось, ещё какой-то миллиметр и они выскочат из-под него, сверкая своей ногатой.
Сзади из-под него виднелись щеки, обнаженных ягодиц, сверкая своей белизной. Разрезы по бокам доходили до середины бедра. Завязки внизу были не в силах скрыть, с боков соблазнительно выставленное белоснежное женское тело.
Я смотрела на себя и с ужасом, понимая, что это платье, приглашение к изнасилованию! То, что я в нем выйду на улицу, было из области фантастики!
— «Бретельки … от … бюстгальтера … будут видны … на плечах, а это … не красиво, …да и … трусики … по бокам …», - с надеждой произнесла, стараясь открыто не выражать свой протест.
— «Мои суки не носят нижнего белья! Мне не нравиться оно, я хочу, чтобы они всегда были доступными для меня и других», - без тени сомнения, что я пойду в нем, без трусиков и бюстгальтера, произнес он.
Он улыбался, ему нравилась моя одежда. Другого пути, так унизить, растоптать достоинство, заставить поверить её и окружающих, что она шлюха, доступная для всех, трудно было себе представить. Повернувшись к Марине, произнес:
— «Молодец, ты была права! В этом платье она выглядит просто настоящей похотливой самкой! А я ещё сомневался, что она не влезет в него, но тогда бы пошла на работу голой»
Я понимала, что он не шутит, он мог выгнать на работу меня голой. Не проходящий ужас, ещё сильнее сжал сердце, заставляя повиноваться злой воле.
— «Меня выгонят … с работы …», - тихо произнесла, смирившись со своим положение.
— «Ничего, с начальником я решу вопрос», - ухмыльнувшись, произнес он.
Я стояла, увидев в зеркале, как подол платья предательски лезет вверх, обнажая лысый лобок. Только от одной мысли, что мне надо выйти на улицу, ехать общественным транспортом, прийти на работу, в голове закружилось, казалось ещё немного, и я лишусь чувств. Но он словно узнал мои мысли, увидев побелевшее лицо:
— «Не переживай так сильно, на работу я тебя отвезу на машине. У тебя же сегодня зарплата, прогуливать нельзя!»
Выхода не было, но в голове мелькнула спасительная мысль:
— «Придется рассказать всё начальнику, он поймет меня, заступиться, поможет. Я нравлюсь ему, он не даст меня в обиду»
— «Пусть она наденет босоножки на высоком каблуке, так она будет более соблазнительной», - услышала голос Марины, через пелену, закрывающую разум.
С этими мыслями, одергивая подол и одновременно стараясь прикрыть, как можно выше грудь, засеменила на высоких каблуках вслед за Михаилом к его машине, стоящей возле подъезда.
Я сидела рядом с ним, старательно одергивая подол, но скрыть лысое влагалище, платье не позволяло. Он искоса, улыбаясь, бросал на меня взгляды:
— «А ты девочка ещё ничего, хорошо сохранилась. Выглядишь намного сексуальней Марины. Да, ты сука в самом расцвете сил!»
Я стыдливо опускала голову, казалось, что все вокруг видят меня в мельчайших подробностях, через тонированные стекла автомобиля.
Подъехав к офису, он деликатно открыл дверь, пропуская меня вперед. За столом сидел Федор Михайлович, обложенный кипой бумаг.
— «А это Вы, Галочка!», - не поднимая головы, произнес он.
Я шмыгнула за свой стол, стоящий в углу кабинета, скрылась за компьютером, а Михаил, улыбаясь, подошел к нему, и, протягивая руку, произнес:
— «Здравствуйте, Федор Михайлович! Миша!»
С недоумение начальник поднял глаза, принял рукопожатие:
— «Здравствуйте, здравствуйте, чем обязан Вам?»
— «Мне Галина Николаевна сказала, что она Вам нравиться. Вы ней пристаёте, склоняете к сексу, хотите сделать любовницей?», - без всякого вступления выпалил Михаил.
Лицо этого, уже далеко не молодого человека покраснело, губы задрожали:
— «Как … Вы, … можете такое говорить? У меня … даже … мыслей … не было. Чтобы … я … мог … такое … себе … позволить. Я … примерный семьянин, … у меня … жена, … дети …»
— «Успокойтесь, дорогой! Я не пришел ругаться с Вами. Я хочу сделать Вам подарок!»
Он смотрел на Михаила, пораженный его наглостью, не понимая, что тот от него хочет:
— «Вот глупая сука, как она меня подставила. Пару раз дотронулся до жопы, пощупал сиськи, а она уже жалуется на меня. Сегодня выгоню с работы, не хватало ещё неприятностей из-за этой шлюхи»
— «Просто она холодная сука, не любит мужиков, Вам не дала, отказалась, стать Вашей любовницей, и, мне пришлось взяться за её воспитание. Вы не поверите, совершенно не любит трахаться, но вчера ей понравилось, и она выделывала такое», - спокойно, словно не видя возбуждения и страха начальника, продолжал он, закатывая глаза.
И обращаясь ко мне:
— «Иди сюда, что спряталась, сука?»
Ноги словно окаменели, каждое их движение давалось с трудом. Я вышла из-за стола, опустив взгляд в пол, одергивая подол, другой рукой держа за верх платья, стараясь, как можно сильнее прикрыть полуобнаженное тело. От моего наряда глаза Федора Михайловича округлились, он не мог скрыть свой шок!
— «Не беспокойтесь, Федор Михайлович, ей нравиться так ходить. Не так ли, сука?»
Боясь промолвить слово, я, молча, кивнула головой, а он взял меня за руку и вывел на середину кабинета.
— «Как она Вам, хороша? Нравится?»
Начальник от удивления и нахлынувших чувств, сидел с открытым ртом, жадно ловя каждое моё движение, в ответ кивнул головой, глотая слюну. А Михаил, зайдя за спину, стал поднимать подол платья. Мои жалкие попытки, удержать его ни к чему не привели. Задрав до пояса, он произнес:
— «А так? Видите, она даже не носит трусиков, пришла на работу порадовать начальника. Какая порядочная женщина, так будет одеваться?»
Женские голые бедра с лысым лобком, казалось, приведут к инфаркту Федора Михайловича. Пот струился по лбу, багровое лицо, как спелый помидор, казалось, лопнет от напряжения и избытка эмоций. Такого с ним в жизни никогда не случалось. Внутри где-то зародился страх, что он может попасть в какую-то плохую историю, стать свидетелем насилия над женщиной, и, перебарывая желание и любопытство, стараясь сохранить порядочность, скрыть похоть, прошептал:
— «Что … Вы… делаете, … так нельзя, …у меня будут …неприятности …»
— «Не беспокойтесь, Федор Михайлович, она совершенно не возражает. Ей даже это начинает нравиться. Она принадлежит мне, а я парень, который не может не поделиться своей радостью с хорошим человеком. Она холодная сука, ей не нравится трахаться, но как только член попадает во влагалище, она преображается, становится страстной сучкой. Но если ещё не становится, то скоро станет! Я обещаю Вам! Ей было трудно выйти на работу, так трахалась со мной всю ночь, но она с удовольствием пошла, желая Вам доставить радость. Можете пользоваться ей, как захотите. Я разрешаю, если будет желание, вскрыть её девственную попку! Но лучше не надо, оставьте мне эту изюминку»
Он сел рядом с начальником на стул, повернулся ко мне и произнес:
— «Покажи сиськи, сука»
Дрожащими руками, я приспустила платье сверху, обнажая грудь. В висках, словно молотом, стучали удары пульса, мозг не верил в реальность происходящего. Хотелось выбежать и убежать, но куда я убегу. Он догонит, поймает, и я буду жестоко наказана!
— «Ну, как она Вам?»
Федор Михайлович молчал, вытирая платком пот со лба. Он видел боль в моих глазах, оскорбление, но никаких слов протеста и защиты от него я больше не услышала. С каждой минутой животное желание самки всё больше вырисовывалось на его лице. Надежда на его помощь, покинула меня. Он видел во мне только аппетитный кусок мяса, с которым можно делать всё, что угодно, к его большой радости.
— «Какие все мужики! Чего они хотят от женщины, только её тела! Совершенно не заботясь о том, что мы чувствуем!», - пронеслась в голове отчаянная мысль.
Я из-за всех сил старалась сдержать слезы, когда он произнес, надевая очки:
— «Галочка, я не верю в происходящее. Какая вы симпатичная, спасибо Миши, он открыл мне на вас по-новому глаза. Я всегда восхищался вашей попкой, грудью, повернитесь кругом, дайте мне вас рассмотреть!»
— «Я буду очень признателен вам, если Вы не будите называть её «Галочка». Называйте - сука, шлюха, тварь, соска, но только не «Галочка». Она обыкновенная самка и должна знать своё место, игрушка для мужчин. Её может трахать любой, куда захочет и как захочет, не спрашивая разрешения»
И обращаясь ко мне:
— «Ты грязная шлюха?»
Проглотив слюну, я произнесла:
— «Да, … господин, … я грязная шлюха …»
Я была ужасно красной, от стыда, когда закончила поворачиваться, но ещё сильнее меня разозлили слова Михаила, но была слишком испуганна, чтобы ответит ему. Как он может обо мне так говорить, у меня до изнасилования был только муж! Если бы не насилие, заставившее выполнять его злую волю, я никогда бы не позволила так обращаться со мной.
— «Миша, Вы говорите, что я могу с этой сукой делать всё, что хочу? Трахнуть, заставить сосать член?»
— «Совершенно верно, этого я и хочу! Можете поделиться ей со своими работниками, покупателями, с любым мужчиной, который её захочет!»
Федор Михайлович не понимал, почему Михаил такой щедрый, разрешает ему делать со мной всё, что угодно:
— «А что Вы хотите взамен?»
Михаил засмеялся:
— «Это часть обучения этой глупой суки! Она ненавидит мужиков, не хочет с ними трахаться. Её надо разработать, воспитать, чтобы она почувствовала прелесть секса, чтобы пищала при виде члена и с готовностью бросалась на него! Поняла своё предназначение в жизни! Место шлюхи, помойной ямы для сброса всех наших желаний, какими бы они не были. Должна понять, что все её дырки не её, а наши, и мы ими распоряжаемся, как хотим!»
Он, восторженно закатил глаза и продолжил:
— «Если бы Вы вчера видели, как она не хотела секса, а потом чуть не умерла от переполнявших её чувств. Я её воспитаю, и приезжайте к нам через несколько дней. Посмотрите, как трахается её племянница! Девчонка закончила десять классов, а в сексе знает всё! Сосет так, что может высосать спинной мозг!»
Федор Михайлович удивленно, не верящим взглядом посмотрел на него:
— «После девятого класса?»
Михаил улыбнулся и произнес:
— «Да, после девятого класса! Я начал обучать её три месяца назад. Она была глупой, неумелой шлюхой, а сейчас хороша! Делает все, что угодно. Жаль, что Вы не видели, как тетя и племянница лизали друг друга, кончая от удовольствия! От одного только этого вида, член у Вас стоял бы всю ночь! Ну, ладно я засиделся, оставляю Вам суку в полное распоряжение. Думаю, Вы не огорчите меня. Пока будете заниматься с мамой, пойду трахать её племянницу, а то она меня уже, наверное, заждалась. Если какие-то будут проблемы с обучением, мой телефон. Позвоните, а я с ней разберусь! Совершенно забыл, не вздумайте её кормить! Она на диете, питается только спермой!»
С последними словами, он протянул визитную карточку Федору Михайловичу.
— «Да, у неё сегодня зарплата», - дополнил он, испытывающее смотря в глаза, обезумевшего от счастья мужчины.
Он сразу понял его, открыл сейф и достал с моими деньгами конверт:
— «Возьмите Миша. Не переживайте Вашу суку мы здесь хорошо разомнем, желающих - предостаточно! Вы меня так заинтриговали дочкой, просто не вериться, что они лижут друг друга. Сгораю от любопытства посмотреть!»
Михаил ничего не ответил, раскрыл конверт, покопался в нём и протянул мне пятьдесят рублей:
— «Жду дома в семь часов без опозданий!»
У меня перехватило дыхание:
— «Вы … за мной … не приедете? Как … я … поеду … через город …в таком виде? Умоляю, господин, … заберите меня … после … работы …»
Только от одной мысли, что мне придется ехать в переполненном автобусе, идти по городу, у меня сжалось сердце и подкосились ноги, а он с негодованием посмотрел, и прежде чем выйти, произнес:
— «Шлюха, у меня достаточно дел без тебя!»
Как только Михаил скрылся за дверью, Федор Михайлович с улыбкой посмотрел в мою сторону, стесняясь встретиться взглядами:
— «Закрой дверь на ключ»
Услышав шум отъезжающей машины, одернула подол, прикрыла грудь, не спрашивая ни у кого разрешения. На секунду показалось, что я одета в нормальную одежду, скрывающую ногату. В душе затеплился маленький огонечек уверенности в себе. Повернула в двери ключ, направилась за свой стол. С каждой секундой, трепетный огонек разрастался, надежда, что весь кошмар закончился, переполняло меня:
— «Наконец-то этот монстр уехал! Что-то надо делать! Так продолжаться не может! Сволочь, опозорил перед начальником, но ничего, я ему всё объясню, он поймет»
Федор Михайлович уставился на меня, не понимая, что происходит. Такая покорная женщина вдруг изменилась, выходит из подчинения. Стала гордой, недоступной. Словно не она минуту назад стояла посередине кабинета голой, поворачивалась по его просьбе, показывая свои прелести! Незримая стена на глазах вырастала между нами.
— «Ты куда? Мы так не договаривались! Раздевайся! Снимай платье!», - как-то не уверенно, чувствуя, что золотая рыбка выскальзывает из рук, произнес он.
Надежды рушились. От его слов, словно ушат помоев, вылился на меня. Панический ужас сковал разум, последняя надежда, соломинка, за которую ухватилась, выскальзывала из рук. Внутри задрожало, сердце сжали тиски безысходности. Жалостные глаза, полные печали и слез уставились на него, дрожащим, с надеждой на милость голосом, прошептала:
— «Прошу … Вас, … пожалуйста, … я … не … хочу, … не надо, … меня … сегодня изнасиловали. Он заставляет … меня …это делать … Я, не хочу, … прошу Вас, … пожалейте меня …»
Но он словно не слышал мои мольбы, тупо уставившись на соблазнительное тело. Видя только объект неудержимой страсти. Была такая доступная, а сейчас опять - стерва, как и всегда. Гордая и недоступная! Объект желания выскальзывал из рук, словно речной песок, просыпаясь между пальцами!
— «Миша ещё не далеко уехал. Может мне ему позвонить?», - произнес он, доставая из кармана сотовый телефон, как последний довод сломить моё сопротивление.
— «Федор Михайлович, … умоляю, … прошу Вас, … пожалуйста, … он убьет меня …», - со слезами на глазах начала просить его.
А он, не обращая никакого внимания, надев очки, начал набирать номер телефона, изредка бросая взгляд на оставленную визитку. Животный страх охватил меня, было страшно представить, что будет, если Михаил вернется в офис, что он со мной сделает на глазах сладострастного старца.
— «Не надо, … прошу Вас, … не звоните … этому … страшному человеку …», - голосом полным ужаса, подавленной и растоптанной женщины, шептала, выходя из-за стола, берясь за подол платья и снимая его через голову.
Он положил телефон на стол, ухмыляясь, произнес:
— «Вот так бы и сразу, сучка. Нечего ломаться передо мной!»
Я стояла голая посередине офиса, в босоножках на высоком каблуке, с платьем, прижатым к груди, опустив голову. Слезы текли по щекам, крупными каплями падая на грудь, изредка нарушая тишину кабинета тихим всхлипыванием.
Он смотрел на меня с нескрываемым восхищением. Ещё никогда не имел полную власть над женщиной. Его жена, старше его на пять лет, злобная и ворчливая женщина не давала ему такой возможности. Прижавшись к ней в постели, он начинал ласкать её, а она, ударив локтем, злобно шипела:
— «Хватит меня лапать, спи. В твоем возрасте, надо думать о душе, а ты всё туда же! Кабель!»
Он не был ещё старым в его понимании, ему шел всего лишь пятьдесят второй год. Но перечить ей он не мог, поворачиваясь на другой бок, грустно вздыхая, стараясь уснуть, отвлечься, от набежавших на него мыслей и желаний.
Перед ним стояла голая, молодая, красивая женщина, о которой он столько мечтал, готов был носить её на руках, делать дорогие подарки, лишь бы она была к нему благосклонна. А сейчас Галочка в полной его власти, он может делать с ней всё что угодно, воплотить самые смелые, изощренные фантазии, не встретив с её стороны отказа. От переполнявших его чувств он не мог произнести слова, ком подступил к горлу, сковал его.
Налив в стакан из графина воды, сделав небольшую паузу, отхлебывая по глотку воду, дрожащим голосом произнес:
— «Так и будешь стоять? Платье положи на стул!»
Сделав шаг, я положила его на стул, прикрывая одной рукой грудь. Мне казалось, что я не такая голая, прикрывая от его сластолюбивого взгляда её, хотя состояние было ужасным.
Мне трудно было представить, что стою полностью обнаженной, с недавно гладко выбритым лобком, в кабинете перед начальником. Если бы мне кто-нибудь ещё вчера сказал это, я бы рассмеялась ему прямо в лицо. А теперь я голая, полностью доступная! Меня не раздевают силой, я раздеваюсь сама! И никого не волнует, делаю это по доброй воле или страхом наказания.
Он встал с кресла, вышел из-за стола, подошел ко мне. Руки начали бесстыдно трогать тело. Каждое прикосновение отзывалось во всем теле стыдом и болью позора. Обойдя вокруг меня, он, проведя тыльной стороной руки по шее, произнес:
— «Руки опусти, что за сиськи схватилась, боишься потерять?»
Я медленно опустила руки, обнажая грудь.
Он сразу же снизу обхватил их руками, больно сжал. От неожиданности я вскрикнула, а он, засмеявшись, уверенным голосом победителя, произнес:
— «Прекрасно! Сиськи у тебя, что надо, даже не думал, что ты так хорошо сохранилась! Жалко, что скоро тебе их растянут. Не захотела стать моей любовницей, будь теперь доступной для всех шлюхой!»
Волна воспоминания нахлынула на меня. Я вспомнила, как он страдал за мной, предлагал стать его любовницей. Дура, почему не согласилась! Всего этого кошмара сейчас бы не было. Женщина без мужчины такая хрупкая и беззащитная, каждый хам способен над ней издеваться. Может не поздно, он добрый, хороший человек, поможет мне, просто попал, как и я под влияние этого злого монстра! И с некой надеждой, хватаясь за соломинку, выдавливая из себя слова, прошептала:
— «Федор Михайлович, … я ... хочу … быть … Вашей … любовницей, … простите … меня …»
Он усмехнулся:
— «А о чём ты раньше думала, сучка? Мне трудно нарушить мужской договор! Да и стала шлюхой, не такой Галочкой, как была!»
Произнесенное моё имя вслух, вселило надежду:
— «Я хорошая, я не шлюха! Поверьте мне. Он меня заставляет делать это. Я его просто боюсь, он страшный человек. Пожалуйста, … поверьте …»
— «Не знаю, не знаю. Я подумаю, но нет дыма без огня», - задумчиво произнес он, понимая, что его власть надо мной безгранична.
Он сильно зажал между пальцами соски, начал тянуть, от боли вскрикнула, жалобно посмотрела на него, не проронив ни слова. Но это было только прелюдией. От меня ему надо была не только покорность, но и желание принести боль и страдание.
Я стояла, а он издевался над моими сосками, периодически вызывая стоны, наслаждаясь покорностью и доступностью женского тела. Не только страх перед наказанием, но и маленькая надежда, что он поможет мне, удовлетворив свои потребности, не позволяли высказать хотя бы малейшее неудовольствие его действиям.
Сквозь пелену слез, я увидела, что он, посмотрев на часы, начал расстегивать брюки. Аккуратно снял их и положил на стул. За ними последовали и трусы, обнажив вздыбленную плоть.
Подойдя ко мне, он положил руки на плечи, заставив встать на колени.
— «Животные, всё мужики животные», - пронеслось в голове, но сил сопротивляться не было.
Только от одной мысли, что я могу быть наказана, избита, как ночью, в теле разливалась слабость, не позволяя выразить протест. Перенести ещё раз то, что со мной сделал ночью Михаил, я не могла.
Я почувствовала его руку на затылке, и лицо коснулось оголенной, волосатой промежности. Лоб дотронулся до большого живота, запах мужчины ударил в нос. От отвращения непроизвольный стон вырвался из груди.
Прекрасно понимая, что он от меня хочет, я чуть наклонила голову. Член был не такой большой, как у Михаила, чем-то напоминая член мужа. Из разреза на головке сочилась отвратительная липкая жидкость. Преодолевая отвращение, приоткрыв губки, коснулась её, обхватила, медленно погружая в рот, делая нежные сосательные движения, вспоминая, как меня учила этому дочь.
Ещё не выполнив до конца её инструкции, почувствовала, как он задрожал, руками сильно прижал голову к паху, горько-терпкий вкус семени обжог рот.
Это произошло так быстро, что мне показалось, он начал мочиться в рот, но пульсирующие сокращения члена, выталкивающие из себя сперму, прерывистое дыхание, дрожь в ногах, не вызывали сомнения – он кончал в рот.
Было ужасно противно, но я не выплюнула мерзкую жидкость из-за рта, а дождавшись, когда член, обессилив, выскользнет из губ, подняла лицо и открыла рот, показывая, его содержимое. Почему я это сделала, для меня до сих пор загадка. Возможно, за короткий период Михаил выработал у меня условный рефлекс под страхом наказания, возможно, хотела угодить начальнику, показать свою преданность в обмен на защиту. Не знаю, но я увидела только удивленное лицо, снисходительную усмешку:
— «Молодец, глотай!»
И я проглотила, с отвращением проталкивая в себя отвратительную жидкость, преданно смотря ему в глаза. Внутри всё сжалось, мне было гадко за поступок, меня не изнасиловали, я сама совершила это. Отсосала у этого мерзкого, грязного самца, не зная, как найти выход из создавшегося положения.
— «Не думал, что ты такая похотливая соска! Какие Вы все бабы – шлюхи. Приятно удивила, думал, ты будешь ломаться, набивать цену!», - пренебрежительно бросил он.
Его слова, как плеть ударили, бросили в мусорную яму, в нечистоты.
— «Можно, я оденусь?», - только и смогла проговорить, в ответ на его слова.
Надежда на его милость, заступничество, как-то таяли на глазах. Я поняла, что он не собирается заступаться, помогать, желая использовать только для своего удовольствия. Усмехнувшись, ложась животом на стол, произнес:
— «Я ещё не закончил с тобой! Иди сюда. Вылижи задницу!»
Волна гнева обрушилась на меня. Нет, ни за что я не буду этого делать. Старый козел, наслушался рассказов обо мне Михаила, хочет испытать низменные сексуальные удовольствия, окончательно унизить меня, растоптать.
— «Нет, я не буду этого делать! Я не шлюха!», - решительно, сама не веря, в свою смелость, резко произнесла, глядя на него.
— «Ну, как хочешь сука!», - злобно произнес он, поднимаясь со стола и беря в руки телефон, видя во мне не Галину Николаевну, а не послушную суку.
Пиканье телефона разносилось в тишине кабинета. Одна цифра, … вторая, … третья, … четвертая, … пятая … Страшный груз, неподъемная ноша с каждым сигналом наваливалась на меня. Не выдержав, зарыдала навзрыд, слезы ручьем потекли по щекам:
— «Прошу …Вас… не надо, … пожалуйста …»
Куда только и делась моя смелость, как вспомнила себя весящей за волосы и обжигающие удары на теле.
Его ягодицы были огромны. Придвинувшись к ним, не вставая с коленей, поместив руки на студенистые половинки, с трудом развела их. В глубине расщелины, покрытой волосами, виднелось коричневое, сморщенное отверстие. Медленно, наклоняясь вперед, как несколько часов назад делала Михаилу, дотронулась языком до потного, жирного тела.
Язык начал свой путь по заросшему волосами ущелью. Такого отвратительного запаха, как у Михаила не было. Стараясь не думать о том, что мне приходится делать, высунув язык, как можно сильнее, медленно двигала головой, словно совершая поклоны, покрывая слюной расщелину, прежде чем сконцентрироваться на анальном отверстии.
Несмотря на относительную чистоту, темно-коричневое, сморщенное отверстие, было очень неприятное на вкус. Он вызывал отвращение, но я продолжала вылизывать вокруг, а затем начала стараться проникнуть внутрь, как требовал от меня этого Михаил.
Он дрожал, стонал от удовольствия, а я все лизала и лизала, надеясь, что ему это скоро надоест и последует приказ остановиться.
Язык задеревенел, мышцы на скулах устали. Лицо полностью окунулось в расщелину между его дряблых, толстых ягодиц, не давая возможности свободно дышать.
С облегчение я вздохнула, когда он приказал остановиться. Он приподнялся со стола, повернулся ко мне и, с удивлением увидела, торчащий член. Мне даже в голову не могло прийти, что этот пожилой человек, так может быстро восстановить свою форму, опять возобладает у него желание.
Не говоря ни слова, он поднял меня с колен, положил спиной на стол, высоко задрал ноги, подхватив их под коленки. Природный стыд сковал ноги, старался не допустить этого. Вот так выставить промежность на обозрение мужчины было выше моих сил:
— «Не надо, … что Вы делаете, … отпустите меня, … прошу Вас …»
— «Сука, закрой рот. Нечего ломаться, я столько за свою жизнь видел влагалищ, сколько не видела ты, шлюха!», - зашипел он, тыкая перенапряженный член в сухое влагалище.
Остановить его было невозможно! Головка, разрывая плоть, принося мне, невероятные страдания, стала медленно погружаться внутрь.
— «Больно, … больно, … не надо, … прошу Вас …», - только и могла сквозь слезы, рыдая умолять его.
— «Какое он животное, грязный, похотливый кабель. Сволочь», - думала, закусив от боли губу, чувствуя, как обдирая слизистую поверхность, отвратительная плоть врывается в меня, в глубине души надеясь, что он быстро кончит, так же, как и в первый раз.
Но мои надежды не оправдались. Пот струился по нему ручьями, слюни текли по подбородку, а он всё двигал и двигал бедрами, принося страдания. Насиловал жестоко, совершенно не считаясь с моими чувствами.
Его огромный живот покрывал меня почти до самой груди. Я держалась руками за край стола, а он всё таранил и таранил чрево, слезы текли по щекам, совершенно не вызывая в нём чувство жалости ко мне. Казалось, мучению не будет конца.
Вдруг он задрожал, как можно глубже засунул член, судороги побежали по телу.
— «Ох, … ох, … шлюха, … получи …», - и порции грязного семени ворвались в меня, оскверняя живот.
Я лежала на столе, закрыв лицо руками, и плакала, а он сопел, тяжело дыша, весь красный, смотря обезумевшими глазами, как капелька спермы вытекает из влагалища, медленно спускаясь к анальному отверстию.
Придя в себя, он дернул меня за руку, заставляя подняться, схватил за шею и придвинул лицо к паху:
— «Шлюха, приведи его в порядок!»
Я наклонилась, встала на колени, не переставая плакать, обхватила член губами, начала сосать его, пока он не оттолкнул меня:
— «Ляг на стол, сука. Ноги расставь!»
Рыдая, я легла, расставила ноги, а он начал исследовать промежность. Пухлыми пальцами стал собирать вытекшую из влагалища сперму и засовывать мне в рот:
— «Открывай рот, шлюха!»
Я плакала, но с каждым требованием открывала рот, облизывая отвратительный палец, несмотря на то, что это было очень оскорбительно и унизительно для меня.
Сколько это бы это продолжалось, и что он ещё хотел со мной сделать, я не узнала, так как в дверь постучали, дернули за неё:
— «Федор Михайлович!»
Я сразу прекратила плакать, приподняв голову, шепотом произнесла:
— «Я могу одеться, … Федор Михайлович?»
А он засуетился, кивнул мне головой, начал надевать штаны, от волнения не в состоянии попасть в штанину, забыв о трусах:
— «Да, сейчас, … подождите минутку!»
Застегивая ремень на штанах, он повернулся ко мне, уже сидящей за столом, с раскрытым зеркальцем, приводящей себя в порядок:
— «Жаль сука, что я не могу тебя держать весь день голой!»
Не смотря больше в мою сторону, открыв дверь, вышел на улицу. Его не было минут пять, возвратился он с покупателем:
— «Галина Николаевна, выпишите ему накладную»
Покупатель, мужчина, примерно моего возраста с восхищением смотрел на полуобнаженную, волнующе вздымающуюся при каждом вздохе грудь:
— «А я и не знал, что такие красивые сотрудницы у Вас работают, Федор Михайлович!»
Моё лицо густо покрыла краска, опустив голову, как можно ниже, стараясь придвинуться к столу так, чтобы он не смог увидит короткого подола платья, совершенно не скрывающего оголенный лобок, чувствуя, как липкая, противная сперма вытекает, растекаясь по стулу подо мной.
— «Да она и стеснительная у Вас, молчаливая», - продолжал он, стараясь, чтобы я ответила ему взаимностью.
— «Она не только стеснительная, но и…»
Сердце сжалось, я готова была провалиться сквозь землю, ожидая дальнейших слов. Вдруг он сейчас скажет обо мне то, что говорил ему Михаил, предложит ему меня, как доступную женщину.
— «… послушная. Безотказная работница, что не попросишь, всё сделает! Правда, … Галина Николаевна?», - как-то ехидно, закончил он.
Проглотив комок в горле, я произнесла:
— «Да, … Федор Михайлович…»
Вдруг в дверь постучали, и в кабинет зашла Марина:
— «Здравствуйте Федор Михайлович!»
— «Здравствуй, здравствуй. А ну, покажись, какая ты красавица!», - смотря на неё сластолюбивым взглядом, произнес он, представляя её голую, стоящую раком с доступным влагалищем.
Она наклонилась ко мне, тихо произнесла, кладя на стол пакет из-под фотографий:
— «Мама, Миша просил, чтобы ты это отдала Федору Михайловичу. Ты посмотри и не вздумай делать никаких глупостей, подумай о себе!»
Как только за покупателем закрылась дверь, я с дрожью в сердце открыла пакет. Там были фотографии, сделанные этой ночью! Ужаснее фотографий я представить не могла! На них не было ни одной сцены насилия надо мной? Только унижающие, позорящие, снимки развратной, павшей, женщины.
Вот я лежу на кровати, рядом с голой Маринкой, с расставленными ногами. Влагалище ярко-красное, распухло, из приоткрытых, натруженных створок вытекает сперма, образуя небольшую лужицу подо мной. Фотография была отличного качества, малейшие нюансы не ускользнули от глаз фотографа.
Вот моё лицо, уткнувшись во влагалище, жадно лижет его. А оно, возбужденное, истекающее соками так и идет навстречу моему языку.
Вот я, раздвинув ягодицы, засунула пальчик в задний проход, другой рукой тереблю клитор, а голая Марина с любопытством наклонилась и наблюдает за моими действиями…
Раскрытый рот, полный спермы, восторженные глаза…
Первое желание их разорвать, выкинут эту гадость. Как я теперь смогу обратиться в милицию, попросить защиту, если я развратная женщина, принуждаю племянницу к лесбийской любви, преподаю уроки мастурбации! Последняя соска, получающая от этого наслаждение. Меня посадят в тюрьму, лишат всех прав …
А если порву, выкину, у них есть другие! Этот монстр не отпустит меня! Заставит делать всё, что захочет со мной! Унизит, растопчет, а дочка будет помогать в этом!
Порву, не отдам, вечером ждет ужасное наказание. Пытки, бесконечные пытки…
Приподнявшись со стула, не чувствуя под собой ног, я двинулась к столу начальника:
— «Федор Михайлович, … это … Вам … передали …»
Он с любопытством взял пакет, посмотрел в глаза. Я стыдливо отвела их в сторону, повернулась и обреченно побрела к своему столу, совершенно не обращая внимания на задранный сзади подол, оголивший половинки ягодиц, на которых явственно проступали следы спермы, вытекшую из меня.
Конец четвертой главы
