Бургундский Декамерон.

Щёки Бьянки де Аранжи зарделись румянцем. Она и сама не понимала, что тому было большей виной, — гордость за сына, которого так привечал за воинские успехи не кто-нибудь, а сам Карл Смелый, молодой герцог Бургундии, или же страх и волнение за своего сына, — ведь в это раз он не побоялся выступить против самого Отто фон Кауница, первого рубаку при бургундском дворе, сыскавшего себе неувядаемую славу при подобных турнирах.

 — Виконт Клод де Арнжи принимает вызов барона Отто фон Кауица! — провозгласил гарольд и толпа, как обычно в большом количестве присутствующая на рыцарских турнирах взревела радостными воплями.

Изабель де Курти, фрейлина Изабеллы Бурбонской, герцонини Бургондской склонилась к уху графини де Аранжи:

 — О, как я Вам завидую, моя дорогая Бьянка, определённо Ваш сын пользуется огромным успехом при дворе. Ему благоволит не только сам герцог, но рукоплещет и знать и чернь...

Бьянка только сжала тонкую руку подруги с тяжело бьющимся сердцем. Она не раз была свидетелем, как противники фон Куаница после сшибок с ним на турнирах не могли самостоятельно покинуть поле поединка. И, впервые, в жизни она молила, чтобы в этот раз на песке остался лежать барон фон Кауниц...

 — О, я понимаю, Вас, милая Бьянка, — раздался возле её уха лёгкий приглушённый смешок де Куртри, — как неподражаемо, когда в поединке сходятся сын и любовник...

Огромный боевой конь остановился перед трибуной, её юный сын, не по годам рослый и мощный, в своих сияющих латах, похожий на Архангела Гавриила, с фамильным гербом Арнжи на стяге привстал на стременах, протягивая её своё копьё.

 — Дорогая матушка, благословите меня на этот поединок. И разрешите этот бой посвятить Вам!!

Растроганная толпа вновь взорвалась приветственными криками. Графиня склонилась перед юным рыцарем в изящном реверанск и грациозно повязала на кончик его копья свой платок, после приветственно помахав сыну рукой. Глаза Клода из под забрала горели яростным огнём..

Толпа лихо аплодировала и первый среди всех сам герцог Бургундсикй. Да, определённо это был настоящий успех при дворе её сына и подобным стремительным завоеванием сердец герцогской четы и всего двора мало кто из дворян мог похвастаться. Даже барон фон Кауниц..

Графиня, замирая от ужаса и восторга, наблюдала, как рыцари занимают позиции напротив друг друга и по первому сигналу трубы готовые ринуться друг на друга в яростной сшибке..

Только она одна знала истинную причину, почему её сын сегодня бросил вызов самому барону фон Кауницу...

****

Накануне вечером, графиня была изрядно раздражена и очень не в духе, ожидая в своих покоях своего единственного сына, виконта Клода де Аранжи.

 — Оставьте нас, — велела она служанкам, когда, наконец, виконт предстал пред её очами.

Клод склонился перед матерью в глубоком поклоне:

 — Мадам, вы хотели меня видеть? Я к Вашим услугам, — Клод улыбнулся широкой улыбкой.

В ответ графиня сморщила свой благородный изысканный носик:

 — Благородной виконт, вы пьяны?! — возмущённо вскричала она, — мне, кажется, герцогский двор весьма тлетворно влияет на Вас.

Клод почтительно склонился перед ней ещё раз:

 — О, матушка, — он продемонстрировал ей свои золотые шпоры, — сам его высочество Карл вчера посвятил меня в рыцари..

Графиня только фыркнула на это:

 — О, мой сын, это великая честь для меня и нашей семьи. Не сомневаюсь, Ваш отец будет несказанно горд Вашим успехам... Но и об этом я тоже хотела поговорить с Вами... Ещё вчера, но вы не явились ночевать в мои покои, Ваше сиятельство, чем немало удручили и расстроили меня.

Клод вздохнул. Расправив плечи, он потянулся, словно кот и уже без всякого церемониала плюхнулся в кресло, напротив матери:

 — Дорогая мама, конечно, ночевать в шикарных покоях первой фрейлины герцогини Изабеллы настоящее блаженство, совсем не то, что в общих платах младших дворян при дворце. И я очень, Вам признателен за Ваше гостеприимство, но право же, мне совсем не хочется Вас стеснять... — он мрачно и зло усмехнулся. — Вас и барона фон Кауница..

При последних словах лицо графини зарделось малиновым пламенем, но она предпочла пропустить мимо ушей явный намёк на своего сердечного фаворита.

 — Дорогой сын, — мягко произнесла графиня, — поверьте, моя просьба не увлекаться чересчур развлечениями двора и быть крайне осторожным в ваших знакомствах, это не просто материнская забота о Вас. Бургундский двор, словно яблоко первородного греха, имеет благородный цвет и изысканный блеск, но внутри это яблоко очень червиво, мой сын, оно прогнившее насквозь. Двор это настоящий змеиный клубок интриг, интересов самых влиятельных вельмож, полный борьбы меж собой придворных партий за лакомые куски и внимание герцога... Несведущему человеку здесь очень просто попасть в хитроумную ловушку, стать жертвой чьих-то коварных замыслов. О, дорогой виконт, два года вы провели на мальтийском острове по повелению вашего отца, — да, там вы познали много наук, стали настоящим рыцарем и умелым воином, но поверьте, чтобы выжить при дворе нужны совсем другие знания и совсем другой опыт...

Сейчас вы слепы, как котёнок и я боюсь за Вас. Карл Смелый оказывает Вам всяческое расположение и это может вызвать зависть и беспокойство, а для некоторых людей это достаточный и существенный повод, чтобы уничтожить Вас. Умоляю Вас будьте весьма осторожны. Я думаю, ещё не время выпускать Вас из под материнского крылышка..

В чувствах графиня поднялась со своего места и подошла к своему трюмо, нервно перебирая пальцами разложенные здесь свои украшения.

Клод молчал.

 — И ещё, мой мальчик, я наслышана о причине столь бурного к Вам внимания со стороны герцога. В битве при Льеже вы вели себя совершенно безрассудно, первым взобравшись на крепостную стену! — Бьянка не смога сдержать слёз и её голос предательски дрогнул.

Сзади, за её спиной, Клод де Аранжи удивлённо вздохнул:

 — Но, милая мама, именно за это герцог лично посвятил меня в рыцари... Недаром в народе и его самого прозвали Смелым. Его высочество ценит отвагу и смелость в бою!

Графиня не удержалась и топнула ножкой:

 — Довольно, Ваше сиятельство! Вам уже 18 лет!! Но вы всё, словно, витаете в облаках!! О, это всё Ваше воспитание в Мальтийском ордене! Я была сильно против, чтобы Ваш отец усылал Вас туда!, — в совершеннейшем гневе и расстройстве проговорила графиня, — у нас с отцом нет других наследников, кроме Вас, мой дорогой сын. Не уж то, вы не понимаете, что случилось что-то с Вами и древняя ветвь Аранжи угаснет навсегда!! Через полгода у Вас свадьба, как вы знаете, с юной Маргаритой дэ Куатье. Мой сын, продолжите Ваш род, дайте Вашей семье наследника и уж тогда предавайтесь, если так Вам будет угодно, безумствам безрассудной отваги на поле боя!!

Не сдержавшись, она затряслась в рыданиях, закрыв лицо ладонями.

Клод неуверенно подошёл к ней сзади, его руки робко легли на её обнажённые плечи.

 — Простите, меня мама... — извиняющимся тоном прошептал он ей на ухо, — право, очень жаль, что я расстроил Вас..

Но что-то изменилось в его тоне. Жар его прерывистого дыхания обжёг кожу графини, когда горячие губы юного Аранжи стали покрывать её шею пылкими поцелуями. Его сильные и мягкие ладони нежно и требовательно гладили её плечи.

 — Осторожнее, мой мальчик... — прошептала Бьянка де Аранжи, — в Ваших объятиях Ваша мать..

 — О, мама, — с искренним отчаянием прошептал Клод, — не напоминайте мне о моём проклятии... Вы думаете, я просто так избегал Ваших покоев целых три дня?

Он покрывал огненными поцелуями её плечи, а его руки, дрожа от возбуждения, уже торопливо расшнуровывали лиф её платья сзади..

 — «Интересно как далеко он решится зайти?» — отстранённо подумала графиня, чувствуя, как ладони сына проникают в её распоясанный лиф и жадно обхватывают её упругие груди. Бёдра юноши с силой прижимались к ней сзади, так что даже через пышные юбки графиня ощущала неистовый напор страсти, терзаемый юного рыцаря изнутри.

Это было дико и непростительно, но Клод де Аранжи покусывая кожу на её шее, страстно и жадно мял ладонями её груди, причиняя матери подобными ласками скорее боль, нежели какое-то удовольствие.

Лиф её платья в конце концов мягко упал к их ногам, оставив графиню пред своим сыном в одном корсете, с обнажённой грудью.

 — Тише... Тише... Мой мальчик... — едва слышно прошептала она, — о, боже, Вас всё ещё терзает Ваша непростительная и непозволительная страсть ко мне?

Она мягко отстранилась и повернулась к сыну лицом, с мягкой укоризной взирая на него. Клод потупился, но, тем не менее, его взор горел яростным пламенем страсти.

Смутившись тем пылающим чувствам, о которых она прочла в его глазах, Бьянка покачала головой:

 — Вы два года провели на Мальтийском острове, мой сын, из-за этой пагубной страсти к Вашей матери. Ваш отец был просто в ярости, когда прочёл Ваш дневник. Не уж то воины-монахи не излечили Вашу душу от греховных помыслов?

В его глазах стояли слёзы:

 — Нет, мама, все два года я мечтал о Вас... Коснуться Ваших алых губ... Вашей бархатной кожи... Целовать Вас и ласкать... Скинуть с Вас все одежды и владеть Вашим телом, но не как сын, а как любовник, как муж... Простите мама, но это выше меня...

И совсем более, не владея собой, Клод де Аранжи подобрал её пышные юбки и, обхватив мать за бёдра, легко взвил её в воздух и усадил перед собой на трюмо, так что теперь их головы были на одной высоте.

Он неистово приник к её груди, снова с силой сжимая сочную нежную плоть в ладонях. Графиня задрожала, чувствуя, как её соски поочерёдно оказываются в жарком плену губ сына и как его зубы нетерпеливо покусывают молочно-белую кожу её груди.

О, её грудь, всегда была предметом её особой тайной гордости, своей формой размерами и упругостью, вызывающей немало зависти у придворных дам и служившей предметом желания и воздыхания большинства мужчин при дворе.

Но сейчас, испуганная глубиной искреннего порыва своего сына Бьянка де Аранжи впервые была готова пожалеть, что Бог наградил её такой ослепительной томной красотой, стройным атласным телом и несравненными женскими прелестями, что вкупе бросало к её ножкам сердца сотен мужчин и делало их рабами её капризов и настроения. Но это было сущим проклятьем, что среди пленённых её чарами и красотой мужчин, оказался и её родной сын.

Графиня чувствовала, как руки сына проникают под её юбки, его ладони скользят по ажурным чулкам и касаются кожи бёдер выше подвязок.

В какой-то миг, она поняла, что если не остановит этого сейчас, то уже не остановит никогда. Уж ни ей ли знать, насколько горяч и не властен над своими эмоциями и чувствами её сын... Чего доброго, так и изнасилует свою собственную мать на родовом трюмо.

Бьянка положила руки на плечи Клода и мягко отстранила его от себя. О, она не могла не почувствовать короткую, но ярсотную борьбу в его душе между разумом и страстью... Но, слава богу, победил разум и юный виконт дрожа от возбуждения, тяжело дыша, всё же отпрянул прочь от полуобнажённой матери.

С грустью и печалью в глазах взирала графиня де Аранжи в распалённые очи своего отпрыска. Она мягко погладила его по щеке:

 — Я не обижаюсь, мой сын... Прошу Вас не считайте мою неуступчивость поводом избегать моего общества. Но мы не можем преступить эту черту. Я взываю к Вашему благочестию и разуму, виконт де Аранжи...

В глазах сына стояли слёзы. Но это были не слёзы раскаяния, нет, то были слёзы отчаяния влюблённого юноши, которого отвергают, разбавленные злостью и гневом.

Он чинно поклонился матери в глубоком и почтительном поклоне.

 — Я прошу у Вас прощения, матушка, за столь нелепую и постыдную вспышку и полагаю, что мне стоит удалиться, дабы не расстраивать ещё более Вас..

 — Нет! — губы сами издали протестующий крик, прежде чем графиня успела подумать об этом, — отпустить Вас, мой сын? В таких расстроенных чувствах? Зная Ваш необузданный нрав? Нет!

Ничуть не смущаясь своей наготы, подобрав юбки, графиня легко соскочила на пол и, обогнав своего сына, перегородила ему путь у самой двери своего будуара. По лицу виконта де Аранжи мелькнула тень неудовольствия и раздражения. Но Бьянка упёрла маленькую ручку ему в грудь и требовательно произнесла:

 — Я требую послушания, мой сын!

Де Аранжи вымученно улыбнулся в ответ, пряча глаза:

 — Прошу прошения, графиня, но три месяца назад я принял титул виконта де Аранжи, наследника графа де Аранжи и не обязан отныне слушаться приказов его жены.

Графиня вспыхнула от столь дерзких слов, но всё же сдержалась и ответила мягким голосом:

 — Я прошу послушания, не как графиня, а как мать, мой сын... Разве этого недостаточно?

Виконт поднял глаза и к удивлению графини в них совершенно неожиданно промелькнул озорной огонёк:

 — Не совсем, Ваше сиятельство... Не хватает лишь малой толики, матушка..

 — И какой же? — улыбнулась графиня, принимая его игру.

 — Лишь Вашей милости, графиня, — склонил голову Клод, — Ваш поцелуй отвергнутому пленнику Вашей красоты... Как знак примирения между нами.

Бьянка смотрела прямо в его глаза. Она медленно провела языком по своим пухлым алым губкам:

 — Я так понимаю, виконт, это не будет целомудренный поцелуй матери и сына?

Клод склонился перед ней в наигранном реверансе:

 — Нет, дорогая графиня...

 — И вы останетесь в моих покоях?

 — О, да, Ваше сиятельство..

Графиня на миг задумалась. Сердце бешено колотилось в груди. Всё её благочестие сейчас трепетало в душе, противясь требованию сына. Стоит ли поощрять его богохульную страсть к ней? И разве не страшный грех вложить свои уста в уста собственного сына? Но разве не материнский долг уберечь своё чадо, даже ценой страшного греха?

Она упёрла руки в бёдра, игриво выпячивая вперёд свою грудь и исподлобья взглянула в глаза сына, подёрнутые пеленой возбуждения:

 — Мой мальчик, разве может мать противится желаниям своего сына? Будущего графа де Аранжи?

 — О, мама... — со вздохом воскликнул Клод делая шаг к ней и заключая её в свои объятия, но графиня внезапно прижала к его губам свой палец.

 — Мой сын, граф де Аранжи, Ваш отец пребудет ко двору герцога Бургундского через две недели... Я хочу, чтобы все эти две недели вы были неотлучно при мне, частью моей свиты, и непременно ночевали при моих покоях..

Расчёт был верен. В преддверии долгожданного поцелуя Клод де Арнжи сейчас был готов заложить хоть душу дьяволу.

 — Да, мама, любой Ваш каприз..

О, сколь, часто слышала графиня подобные клятвы от десятков мужчин в беспамятстве влюблённых в неё и доведённых долгими играми графини почти до безумства. Но даже в страшном сне Бьянке де Аранжи не снилось, что ей придётся использовать свои женские чары, чтобы привести к послушанию своего родного сына.

Она мягко гладила своего сына по волосам, когда он приник к её губам долгим горячим пылким и трогательно неумелым поцелуем, делясь с матерью своей совсем не сыновей страстью и желанием. Но в этом поцелуи было столько искреннего огня и неистовых чувств, что у графини закружилась голова и она, дабы не упасть, положила руки на плечи сына. Рука её мальчика снова ласкала её обнажённую грудь, второй он поддерживал мать за тонкую таллию. Матери пришлось привстать на цыпочки, чтобы сын мог её целовать, — юный виконт был выше графини на добрую голову.

Чуть погодя, чувствуя, что юноша снова вот-вот потеряет голову, Бьянка с некоторым усилием разорвала их поцелуй и заключила сына в объятия, приникнув к его груди.

 — Мой бедный мальчик, за что мы так наказаны? — она чувствовала, как бьётся в его груди сердце, словно молот в кузнечной, и наполнялась жалостью и бескрайним состраданием к своему единственному отпрыску.

 — Я думаю, виконт, Вам стоит принять ванну, — она шутливо повела носом, — вы не будете против, если Вам будет прислуживать Ваша мать?. — она улыбнулась и игриво погрозила ему пальчиком, — если, Вы, конечно, дадите слово рыцаря, что будете вести себя благопристойно и подобающе..

 — Почту за честь, матушка — нежно проговорил в ответ Клод де Аранжи.

Конечно, у юноши глаза полезли на лоб, когда он впервые увидел мать в короткой до бедра тонкой сорочке, плотно облегающей её бёдра и грудь. Графиня и сама нахмурилась своему легкомыслию. И впрямь, в такой сорочке женщине престало омывать не собственного сына, а мужа или любовника. Но что поделать, признаться, в её гардеробе вещей более целомудренных отродясь не бывало.

Она помогла юноше снять камзол, сама стащила с него сапоги и в одном исподнем повела его за руку в соседнюю комнату, где стояла до краёв ванная, наполненная полчаса назад для неё служанками.

Клод зарделся, словно, юный монах, когда мать стащила с него через голову рубаху. Не удержавшись, графиня положила обе руки на его обнажённую грудь, ласково поглаживая его тело, дивясь его литыми и сильным мускулам и гладкой нежной кожи.

 — Ты настоящий Аполлон, — призналась графиня сыну, горделиво оглядывая его стройный и мощный стан, — бог был милостив к нам с отцом в ту ночь, когда мы тебя зачали.

 — Спасибо, мама — зарделся ещё более и без того смущённый Клод.

Он замер, когда опустившись перед ним на колени, мать положила руки на его бёдра, чтобы освободить его от портков. Признаться, сама она в том не видела ничего зазорного, — господи, ведь она сама купала его до n лет, не доверяя слугам, — а сейчас ей было к тому же весьма любопытно разглядеть его возмужавшее, налившееся мужской силой тело. И разве стоит стесняться того, что родная мать помогает сыну совершить омовение?

Графиня де Аранжи искренне считала, что в том нет ничего постыдного. И, кроме того, всей душой надеялась, что узрев мать в той же роли, в какой сын может видеть свою любую служанку в любой день, его ненормальная и неестественная страсть к ней уляжется и испарится, как часто это бывает у многих мужчин, когда ореол женственной таинственности и недосягаемости вокруг предмета их обожания наконец оказывается развеян.

Всё же, видя крайнее смущение сына, Бьянка подняла глаза и с усмешкой проговорила:

 — Клод, право дело, вы краснеете, как монах. То не пристало дворянскому сыну. Неужели Ваши служанки не помогают Вам принимать ванную? — она игриво фыркнула, — или вы стесняетесь собственной матери? Вы же, кажется, дали мне слово о благопристойном поведении..

Клод де Аранжи только пожал плечами и закрыл глаза. Один Бог знает, о чём он сейчас думал, но когда Бьянка медленно стянула с его бёдер исподнее, суть его мыслей предстала пред ней воочию.

Признаться, ей стало не по себе. И она ещё раз пожалела, что позволила своему любопытству одержать верх и не поручила искупать своего наследника одной из своих служанок. Судя по размерам мужской доблести и его крайнему возбуждению, любая из них с радостью согласилась бы услужить юному виконту.

Мощное распалённое копьё юного рыцаря, увенчанное грозной разбухшей ярко малиновой булавой едва не упёрлось ей в лицо. И тут же, освобождённое, от плена белья оно немедленно стало подниматься вверх, перед поражённым взором графини, пока не упёрлось в живот юноши, едва-едва не дотягиваясь до его пупка.

С трудом графиня едва удержалась, чтобы немедленно тщательно не ощупать это исполинское копьё и тугие плотные мешки под ним. Не ради чувственной эротики или для блаженства своего сына, но из простой родительской меркантильности, чтоб наверняка убедиться, что с этим орудием любви всё в порядке, в нём нет изъянов и оно в скором времени даст их семье достойного наследника.

Но право, она благоразумно удержалась от этого шага, видя живое свидетельство совсем не чистых мыслей своего отпрыска.

 — Мой сын, полагаю Вам должно быть стыдно красоваться Вашим любовным копьём перед Вашей матерью, — с лёгкой укоризной произнесла она, поднимаясь с колен перед ним.

Клод ничего не ответил. И графиня почла за лучшее не развивать эту тему разговора.

Она помогла сыну усесться в ванную и стала фарфоровым ковшиком поливать его из чана с горячей водой, что стоял рядом.

Спустя короткое время, Бьянка призналась себе, что испытывает истинное родительское удовольствие касаясь руками, намыливая душистым мылом, сильное молодое тело и наполнялась чувством гордости от мысли, что это её сын, её плоть от плоти, её кровь от крови.

В конце концов, поначалу отчаянно смущавшийся, Клод, под её умелыми и ласковыми руками, нежно гуляющими по его телу, расслабился, разомлел и, откинувшись спиной на ванную, уже получал истое удовольствие от омовения.

 — Мой мальчик, — улыбнулась ему графиня. — кажется, вы избегаете помощи служанок при купании... Поверьте, это весьма опрометчиво. Я подберу Вам подходящую девушку.

 — Не стоит, матушка, — ответил Клод, — в ордене не приветствовались женщины-служанки... Я привык во всём довольствоваться спартанскими порядками..

Графиня фыркнула:

 — Вы будущий граф де Аранжи... Боюсь, что монашеский орден не лучшее место для воспитания дворянина. Право, Ваш отец изрядно погорячился отправив Вас туда на целых два года.

Клод де Аранжи вздохнул:

 — Мама, вы же знаете, я сам в этом виноват. Счастье, что, в конце концов, отец всё же простил меня..

Графиня нежно массировала пальцами его грудь.

 — Это было очень глупо, виконт, что Ваш дневник попал в руки Вашего отца. Лучше бы Вы открылись мне, мой сын... Я думаю, мы бы нашли возможность помочь Вам без столь суровых испытаний., — она украдкой бросала взгляды на возбуждённую башню своего сына, то и дело показывающуюся, словно некий морской дракон, из мыльной воды..

Клод покраснел.

 — Простите, мама, но я думаю, я бы никогда не открылся Вам..

Графиня только вздохнула. Она подумала, что интересно, а чем бы она смогла ему помочь, если бы сын и в самом деле открыл ей свои чувства? За два года, что она не видела его, пока он пребывал на мальтийском острове, графиня сотни раз вопрошала себя о том, а как бы она повела себя узнай про греховную страсть сына к ней? Ведь, всё — равно, никогда бы она не позволила себе разделить с сыном его чувства и его желания.

С какой-то дрожью, графиня попросила встать сына в полный рост в ванной и медленно принялась омывать губкой его ноги. Всеми силами она старалась не обращать внимания на возбуждённую вздыбленную башню юноши, выпирающую между его бёдер, мысленно вторя себе, что это в первый и в последний раз, когда она согласилась услужить ему при купании. Она чувствовала, что неудержимо краснеет, словно, невинная девица и ничего не могла с собой поделать. Только один раз Бьянка вскинула взор, чтобы посмотреть в глаза сына, но между их взглядами покачивалась эта возбуждённая каланча и мать торопливо опустила глаза.

О, это было очень странно. Сотни мужчин безумно влюблялись в неё. Лишь немногие из их числа удостаивались чести и блаженства возлечь на её ложе, но и тех хватало, чтобы Бьянка де Аранжи имела богатый опыт в чувственных ласках и плотской любви. И давно уже минули те дни, когда вид мужского обнажённого тела был способен вызвать в ней смущение или стыд. Но именно это сейчас с ней происходило... Графиню неимоверно смущал и вгонял в стыдливую краску вид возбуждённых чресел собственного чада.

Она бы, впрочем, немедленно удалилась, но ведь Клод действительно вёл себя по-рыцарски и ни жестом, ни намёком не выдавал матери той бури желаний, что, судя по всему, бушевала в его душе. И обидеть сына сейчас было выше сил матери. К тому же у неё на языке вертелось одно страшное подозрение, которое требовалось разрешить немедля. Наконец, графиня решилась:

 — Мой сын, Вы так бурно реагируете на женские прикосновения, что у меня сложилось впечатление, что вы ещё девственны... Прошу Вас развейте мои сомнения..

Клод спокойно усмехнулся:— Нет, дорогая мама, не буду. Я действительно ещё не знал женщины. В Ордене с этим было очень сурово. И, кроме того, я дал обет, мама... Графиня поднялась на ноги и стала медленно лить из ковшика воду на плечи виконта.— О, я вся во внимании... Вы откроете мне Ваш обет?— О, мама, — Клод усмехнулся, — признаться, я дал этот обет под влиянием чувств и эмоций... Но я дал обет подарить мою невинность Вам, дорогая матушка... Графиня вспыхнула, некоторое время пребывая в совершеннейшем замешательстве:— Скажу честно, Клод. Иногда, мне кажется, что вы заслуживаете хорошей порки, как любой несносный избалованный мальчишка... , — в сердцах произнесла она, — Ваш обет невероятен по своей богохульности и изуверности, вы понимаете это? Клод ничего не ответил её на это, а внимание графини внезапно привлёк свежий ещё кровоточащий шрам на левом плече виконта.— Что это мой сын? Вы не говорили, что были ранены при Льеже?Клод улыбнулся:— О, нет, мама... Это вчера. Один из ваших прошлых фаворитов — некто фон Бокен хвалился среди дворян, что обладал какое-то время Вашей благосклонностью... , — Клод снова усмехнулся, — это была славная дуэль, мама... Он подавился своими словами, когда я приставил меч к его шее!Бьянка в ужасе воззрилась на сына:— Господи, виконт, Вы убили его!!?Клод покачал головой и графиня громко и облегчённо выдохнула, схватившись за сердце.— Нет, мама, хотя очень хотелось, буду честным. Просто заставил мерзавца признаться, что все его слава были ложью. И конечно, потребовал, чтобы он вернул все Ваши письма. Мама весьма опрометчиво писать подобные письма таким негодяям, как фон Бокен. «Господи, мне читает нравоучения мой собственный сын», — раздражённо подумала графиня, но вслух сказала другое:— Мой сын, я очень Вам благодарна. Но вы думаете, Ваша мать сама не в состоянии о себе позаботиться? Клод де Аранжи покачал головой:— Ваша честь, мама, дороже для меня совей собственной. Думаю, завтра я Вам это докажу, когда на турнире скрещу копья с бароном фон Кауницем... — Клод де Аранжи!!! — вскричала графиня, гневно всплеснув руками и уставив на сына взбешённый взор, — Вам не кажется, что вы переходите все границы!? Кто дал Вам право на это?! Мысли вихрем проносились в её голове. Клод совсем обезумел? Он собирается перебить всех её бывших любовников при дворе? И её нынешнего официального фаворита при дворе, — барона фон Кауница? И, в первые, с какими-то страхом она взирала в глаза своего сына, наполненные непреклонной решимостью. Она второй раз за этот вечер топнула босой ножкой о мрамор:— Клод, я требую, чтобы вы оставили подобные попытки и не искали встречи с бароном!Клод покачал головой:— Вы так волнуетесь, мама, за своего любовника? О, тем более причин у меня стереть его в порошок! — нотки ярости зазвенели в голосе юноши.— Я волнуюсь за Вас, моё дитя! Фон Кауниц искусный воин, не знающий ни страха, ни жалости, повергнувший немало противников на турнирах. И поверьте, многие из них отправились прямиком на кладбище! Она внезапно остановилась, осознав, что её сына буквально трясёт от ревности и ярости.— Нет, мама... Так будет с каждым, кто покушается на Ваше сердце и тело, клянусь Вам!! Вы будете принадлежать мне или никому!!В полном смятении, графиня только покачала головой:— Мой мальчик, вы сошли с ума!Слова сына просто повергли её в шок, она даже не знала, что и подумать или ответить ему на это. В одном сомневаться не приходилось, стоило только взглянуть на перекошенное лицо Клода де Аранжи, отступаться он не намерен и отныне он будет верным стражем её благочестия и благопристойности. И это было настоящим сумашествием! Разум графини отказывался верить в подобное.Клод находился на самой грани душевного всплеска от охвативших его чувств. На миг графине даже показалось, что его сейчас хватит удар. Ей стало не по себе, что это она причина столь яростных и бурных волн в душе своего отпрыска. Она посмотрела в разъярённые глаза юноши и вдруг мягко и ласково ему улыбнулась.Она взяла с резного столика с благовониями, что стоял у ванны, бутылочку с ароматным маслом.Клод дёрнулся:— Мама... , — прошептал он, — что вы делаете?Бьянка с лёгкой усмешкой подняла бровь, медленно поливая из бутылочки тягучую жидкость на возбуждённое естество сына.— Мы же должны искупать Вас ВСЕГО, мой мальчик, не так ли? — она легонько тюкнула его пальцем по кончику носа.Нежные миниатюрные пальчики графини бережно прошлись по возбуждённому напряжённому члену, медленно ощупывая вздувшиеся жилы. Второй рукой графиня взяла в руки губку и медленно провела ей по древку этой огромной булавы. Она внимательно наблюдала за лицом сына, с удовлетворением отмечая, что его лицо принимает блаженные очертания и как с него быстро исчезает следы ярости и гнева. При этом графиня осторожно задрала крайнюю плоть на возбуждённой разбухшей головке и осторожно защекотала ноготком кончик головки, зная, что доставляет этим своему сыну невероятное по силе удовольствие и наслаждение.Второй рукой она мягко обтирала губкой тугие яйца, втирая густое масло и в них. Потом, когда чресла Клода уже блестели от излитого на них благовонного нежного масла, графиня выронила губку и принялась ладонью медленно сжимать и мять яйца сына.Видя, что сын уже находится на самом пике и у него уже дрожат колени от обхватившего его возбуждения, с лёгкой усмешкой на устах графиня обхватила рукой мощное древко у самого основания, с силой оттягивая верхнюю плоть назад с пылающей возбуждённой головки... Она с удовольствием наблюдала, позабыв о нормах приличия и морали, за искромётной гаммой чувств, играющей на лице её отпрыска, пока его любовное орудие источало из себя мощными залпами горячее семя, с тихим булькающим звуком ниспадающее в воду в ванной. Как это ни странно, но сейчас графиня не испытывала ничего кроме чувства радости, что смогла подарить столь сильное по своей остроте блаженство своему сыну.— Спасибо, — мама тихо прошептал Клод, когда привычка мыслит снова вернулась к нему, — это было великолепно... Никогда прежде я не испытывал подобного наслаждения... Бьянка де Аранжи церемонно поклонилась:— Я рада, что смогла Вам достойно услужить, Ваше сиятельство... ****Баронесса Изабель де Курти нахмурила раскосые глазки и сдвинула в лёгкой насмешке свои томные губки. На какой-то миг графиня де Аранжи, ожидая водопада возмущения и упрёков со стороны подруги детства, уже жалела, что решилась обратиться к ней за советом по столь щекотливому вопросу. Но право, сама она находилась в полнейшем замешательстве и совершенно не могла найти выхода из тупика.Клод сдержал своё слово и накануне выступил на турнире против её любовника барона Отто фон Кауница. Второй день весь бургундский двор восторженно гудел при воспоминаниях об этой схватке. Ну, ещё бы после трёх сшибок на копьях оба рыцаря остались в седле и тогда по правилам турнира они сошлись пешими на мечах. Было видно, что Отто просто взбешён и разъярён упрямству зелёного юнца не побоявшегося бросить вызов его грозной славе и записному мастерству. Но через полчаса яростной схватки, под ликующие крики толпы в честь юного виконта де Аранжи, непобедимый германец был повержен, заливая кровью песок арены из раненного плеча и бедра.Мало того, служанка Марисса, та что любовница пажа сэра Роберта де Ла Санжа капитана стражи герцога Нормандского, вчера вечером шепнула ей, что на пиру, устроенном дворянами в честь виконта де Аранжи, — виконт не взирая на рану руки, полученную от удара мечом фон Кауница, всячески задирался на сэра де Ла Санжа.Графиня вздохнула. Сначала фон Бокен, потом Отто фон Кауниц... С сэром Робертом у неё была небольшая романтическая интрижка ещё до фон Бокена... Собственно, де Ла Санж не решился принять вызов юного задиры, — после побед на фон Кауницем и фон Бокеном за Клодом при дворе уже закрепилась слава отчаянного и записного дуэлянта. И сама графиня уже чувствовала, что большинство придворных дворян, прежде так обильно расточающих перед ней любезности и окидывающих её любвеобильными взорами, в надежде на её взаимность, теперь предпочитают в общении с ней придерживаться любезного, учтивого, но холодного тона, без всякого намёка на фривольность и куртуазность. Хм... Ещё бы, уже все понимали, что сын графини взял на себя защиту её чести и достоинства. Любовные интрижки интрижками, но мало кто хотел из-за сердечных дел нарваться на меч виконта де Аранжи.При том, что днём, словно её тень, сын находился при ней неотлучно, а ночью послушно ночевал в её покоях, в соседней комнате, отведённую под его опочивальню, был с ней в общении весьма предупредителен и учтив, ни словом, ни жестом не выдавая чувств, терзавших его душу.— Признаться, дорогая Бьянка, наверное, это я виновата в столь агрессивном поведении виконта, — улыбнулась де Курти, — но поверьте, право слово, я и не могла предположить, что речь идёт о Вас, моя дорогая... Графиня удивлённо вскинула брови:— Изабель, я вся во внимании.Баронесса издала короткий смешок:— О, неделю назад, Клод пришёл ко мне за советом. Он открылся мне, что страстно и безответно влюблён. Но как я его не пытала, он категорически отказался открыть мне имя дамы своего сердца. Он только сказал, что это первая красавица при дворе и что она отвергает любые его попытки сблизиться с ней., — баронесса пожала плечиками, — и собственно, я посоветовала ему... хм... как это, правильно, выразить, моя дорогая... Долгую осаду предмета своего желания... Сделать так, чтобы никто при дворе даже не посмел взглянуть на эту даму и тогда данной строптивой особе, конечно, со временем, не останется ничего другого, как уступить его желаниям. О, Бьянка, вы же знаете, такой метод бывает довольно часто очень действенным... Вы даже сами мне рассказывали, как долго осаждал Вас барон фон Кауниц... Целых два месяца, кажется?Она мило и невинно улыбнулась, взяв графиню за руку. Но Бьянке де Аранжи было совсем не до улыбок.— Но это же мой сын... , — едва не плача проговорила она, — о, Изабель, что же мне делать? Признаться, ещё больше я боюсь за самого Клода! Через две недели возвращается от двора английского короля граф. Боюсь, ему не понравится такие чувства его сына ко мне. Вы же знаете, граф суров... Прошлый раз, мой мальчик поплатился двухлетней ссылкой в Мальтийский орден за свои чувства... Как же мне быть? Я в полном смятении... Де Курти покачала головой:— Такое случается, милая Бьянка... Поверьте и гораздо чаще, чем об этом принято говорить... Посмотрите на себя... Вам 33 года... вы молоды, стройны телом, изящны, а Вашей красоте завидуют большинство дам бургундского двора... Разве так уж трудно понять Вашего сына?— О, нет, дорогая Изабель, ведь это мой сын!Изабель де Курти вздохнула, вскидывая глаза к небу:— Ах, но вы столько раз дарили радости любви мужчинам, гораздо менее этого достойных, чем Ваш сын... Почему, бы теперь не подарить блаженство и опыт плотской любви Вашему отпрыску. — она улыбнулась. — признаться, он так молод, так горяч, красив телом и лицом... Я даже сама, каюсь, хотела испросить у Вас позволения попытаться завладеть на какое-то сердцем и телом Вашего сына, — она с наигранным сожалением подняла руки, — но, боюсь, перед Вами у меня не будет никаких шансов. Скажу, у Вашего сына очень хороший вкус, — настоящий дворянин, — предпочитает всё самое лучшее... Поражённая и удивлённая Бьянка смотрела на свою лучшую подругу.— Но, милая Изабель, я не ослышалась? Вы предлагаете мне утолить страсть Клода? Отдать ему своё тело? Но это же страшный грех!Баронесса сморщила губки:— Ну-ну, дорогая, вы так богаты, — не уж то, у Вас не найдётся средств на щедрую индульгенцию в каком-нибудь дальнем монастыре?Но графиня молчала.Изабель де Курти легко рассмеялась:— О, дорогая, вы помните, как мой младший сын в n лет, вконец помешавшийся от своей учёности и книг, вдруг заявил как-то, что готов посвятить своему жизнь научным трудам и дабы никакие мирские заботы не отвлекали его от науки, он был готов чуть ли не немедля подстричься в монахи., — она фыркнула, — не помогало ничего, ни брань и угрозы барона, ни мои слёзы и увещания... Хм... Но однажды в холодную ночь, я пришла к моему мальчику в его спальню, мол, мне страшно и всю ночь мучают кошмары... Конечно, потребовалось, немало времени, чтобы расшевелить его природную робость и стеснение... Но утром мой сын встал с постели уже мужчиной... — Изабель!! — широко распахнув глаза и не веря своим ушам, воззрилась на подругу графиня. — Жорж? Баронесса невинно похлопала ресницами.— Да... Да... Моя милая... Но зато мой мальчик напрочь забыл обо всяких монастырях... Признаться, правда, потом я даже уже мечтала, чтобы он побыстрее женился, — ведь оказалось, что я разбудила настоящий вулкан, — мой мальчик приходил ко мне в постель каждую ночь и не давал мне глаз сомкнуть до самого утра... — Но ведь он женат и у него уже трое детей... — прошептала графиня.— О, да... И моя невестка гордится тем, что её муж не только такой учёный, но ещё и такой верный... — баронесса закатила глаза. — знала бы она, как мне обходится эта самая верность моего мальчика ей... Каждый раз, когда его жена беременна и не может уже его ублажать в постели, мой мальчик требует меня в свой замок... Хм... На его ложе ночами я заменяла ему его жену... Или ты думаешь, это просто так, что я хожу с заспанными глазами, когда мой Жорж приезжает в столицу? О, да, столичные бордели он не посещает... Зачем? У него же есть мать... — Изабель... , — только и прошептала Бьянка.Но та только и рассмеялась.— Это ещё, что, моя дорогая... Как-то Жорж обо всё проболтался и моему старшему сыну Готье... Ты же знаешь, мои мальчики всегда жили душа в душу... А тут мой старший сын возревновал... Но он виду не показывал ни мне, ни брату о своих чувствах целых два года, — она хихикнула, — пока два года назад не отдал богу душу мой милый муж и Готье стал следующим бароном де Курти... Ты знаешь, как я была смущена и удивлена, когда сразу после церемонии вассальной присяги новому барону, старший сын, уже облачённый в баронскую перевязь, вызвал меня к себе и приказал этой же ночью явиться к нему в спальню... Да, да, приказал! Приказал не как сын, а как сюзерен, как барон де Курти... — баронесса вздохнула, — ну, не могла же я и в самом деле не выполнить свой долг вассала перед моим бароном... Не знаю, правда, радоваться тому или сердится на моего старшего сына, но той ночью он сказал мне, что не получал такого наслаждения даже в первых борделях Парижа... , — баронесса хмыкнула, — а я просто старалась той ночью выполнить свой долг перед моим сюзереном и сыном, как можно наиболее старательно и наилучшим образом, как и подобает благородной даме и баронессе... — Изабель!! — вскричала совсем уже смущённая графиня, — Готье... Твой старший сын... Молодой барон де Курти... Я не могу поверить в услышанное... — Перестань, моя дорогая, — баронесса взяла её за руку, — подумай и ты о своём долге перед своим сыном! Ты же видишь, что твой сын почти обезумел от любви к тебе! И разве в том не твоя вина? Твой милый, добрый, обаятельный сын готов из-за тебя сцепиться с любым, кто положит на тебя глаз! Ты хочешь и далее его мучить? Своё единственное чадо? А самое главное, он же на самом деле невинен, как дитя... Два года в Ордене это очень долго. Подумай, если он попадётся в лапы какой-нибудь придворной волчицы... Хм... Нет, моя дорогая, это редкая возможность и удача самой дать своему мальчику и опыт и оградить его от многих напастей и ловушек, что подстерегает каждого молодого дворянина при любом венценосном дворе. Подумай об этом, моя дорогая графиня де Аранжи... Бьянка де Аранжи вздохнула, забирая у подруги свою руку и покачала головой:— Нет, Изабель, я не готова к подобному... Это неправильно и грешно. Я не смогу преступить эту черту.****— Говорят, что этот колодец бездонный., — проговорил мессир Толлак, указывая дамам в густой чаще герцогского леса возле огромной высокой скалы на небольшой пруд с тёмной до черноты водой, — вода в нём ледяная до жути даже в самое жаркое лето. В народе это место прозвали Чёрный Пруд.— О, как интересно, мессир, — захлопала в ладоши леди Чартевон, жена английского посла при дворе бургундского герцога.Мессир Толлак учтиво поклонился:— О, у местных крестьян бытует поверье, что в этом пруду обитают русалки. И, что, якобы, если юноша или девушка, страдающие от неразделённой и безответной любви, бросится в воду с этой скалы, то русалки своими чарами помогут найти путь к сердцу любимого человека, — мессир улыбнулся, — было время, герцог даже повелевал выставить здесь охрану, — до того было много желающих испытать силу пруда на себе... В прошлом году, здесь почил, если вспомните, некий молодой человек Андрэ Д"Агостин... Страдал от безответной любви к некой молодой особе и решился на последнее средство... — Полноте, уважаемый мессир, — проговорил граф де ля Коменж, — признаться, скала очень высока, но чтобы разбиться насмерть... — О, граф... Отсюда снизу не видно, но от края скалы до воды весьма большое расстояние не только в высоту, но и по горизонтали... — ответил мессир Толлак на это, — и надо очень сильно оттолкнуться, чтобы долететь до достаточно глубокого места в пруду. И это удаётся далеко не всем. К тому же вы не представляете насколько студёная вода в этом пруду. Я слышал, что достаточно и нескольких минут в этой воде, чтобы у взрослого мужчины остановилось сердце... Конная кавалькада придворных особ медленно потянулась дальше в неспешной прогулке герцогини Бургундии Изабеллы Бурбонской по личным лесным угодьям герцога Бургундского. Озеро уже осталось далеко позади, исчезнув за густыми деревьями, когда возле статного скакуна графини де Аранжи, круто осадила свою лошадь баронесса де Курти. Она склонилась к уху подруги и еле слышно прошептала:— Моя милая Бьянка... Ваш сын... Кажется, он решил испытать на деле чудодейственные силы этого проклятого пруда... На миг графини стало плохо с сердцем. Перед глазами промелькнула живая картина разбитого окровавленного тела Клода на острых камнях на берегу пруда.— Нет! Глупый мальчишка! — она пришпорила коня. Круто поворачивая назад. Её сердце сжалось, — Клод, обнажённый по пояс стоял на скале, на самом краю и смотрел вниз.— Клод! Нет! Остановись! — закричала она ему, привстав на стременах.Он казался таким маленьким на таком расстоянии.Клод приветливо помахал ей рукой:— О, мама, мне, кажется, мне кажется, что этот Чёрный Пруд как раз то, что мне нужно! — он поклонился ей на скале в грациозном реверансе, — о, мама, Вам очень идёт Ваш сегодняшний наряд! Вы очень элегантны в нём!— Клод! Я прошу тебя! Спускайся ко мне! Клод ещё раз со всей помпезной возможностью и нарочито комично ей поклонился:— Да, моя мама, и хочу того же, поверьте мне, — крикнул он ей, — я иду к Вам... — Клоооддд! — её глаза в ужасе расширились, когда Клод де Аранжи силой оттолкнувшись от скалы, бросил своё тело в бездну. Она знала, что если сейчас он умрёт, то в следующую минуту умрёт и она.В эту секунду гордая, избалованная совей красотой и положением при дворе, графиня готова была на всё. Стать его любовницей, наложницей, даже рабыней, если он этого захочет.С шумным плеском вода расступилась принимая в себя тело виконта де Аранжи и чёрной непроглядной завесой тут же сомкнулась над ним.Бьянка упала с седла, вскочила на ноги, побежала к воде, запуталась в длинных пышных юбках и упала опять. Она уже бросилась в ледяную воду, враз сбившей ей дыхание и, казалось, пронзившей её тело насквозь на сквозь тысячами студёных игл, когда на поверхности появилась голова Клода.— Клод! О, боже ты жив!С его щеки стекала кровь, а губы уже синели от холода, но он улыбнулся ей. В его глазах плясали бешенные огоньки.— Мама... Ты всё — равно будешь моей... , — трясущимися губами прошептал он, — я никому тебя не отдам!— Глупый мальчишка! — кричала она ему, — что же ты делаешь? Разве так можно? О, господи, Клод иди же ко мне, я не могу до тебя дотянуться!Но Клод де Аранжи не двигался с места и всё смотрел на мать странным взглядом.****Наверное, у хозяина гостиницы глаза готовы были полезть на лоб, когда графиня де Аражи едва не вывалилась из кареты в насквозь промокшем платье и с размазанным по лицу макияжем, но виду он не подал.— Нам нужен твой лучший номер! — выпалила она, — и живо!— О, у нас есть как раз то, что Вам понравится! В нашей гостинице нередко останавливаются влиятельные и богатые вельможи, маркизы, герцоги, маркграфы! — Я сказала живо! — рявкнула на него графиня с перекошенным от злости лицом.И хозяин бросился со всех ног вперёд её к дверям своего заведения.Да, и впрямь, было видно сразу, что эта гостиница в предместьях столицы для знатных и богатых людей, а не какая-нибудь третьеразрядная харчевня. Во всяком случае покои, что сдал им хозяин, были просторны, чисто и аккуратно прибраны и хорошо обставлены недешёвой мебелью.Хотя, сейчас графине на это было абсолютно наплевать. Слуги практически донесли Клода до дверей, — он настолько промёрз, что руки и ноги плохо его слушались, а губы до сих пор отдавали синевой.— Мне нужна горячая вода и хорошее вино! — сказала в покоях она хозяину.Тот вежливо поклонился:— Самые лучшие сорта в винном шкафу в Вашей гостиной, мадам. Горячая вода в достатке в чане в ванной комнате, — хозяин горделиво улыбнулся, — чан установлен на потолке, мадам. Вам стоит только повернуть рычаг и вода польётся на Вас сверху. Миланское изобретение, мадам.Графиня не глядя на него, махнула рукой:— Вы свободны. И озаботьтесь, чтобы нас никто не беспокоил.Хозяин гостиницы снова поклонился.— Я поставлю у Ваших дверей одного из слуг. Вас никто не потревожит.Ванная комната была отделана от пола до потолка дорогим мрамором. Бьянка повернула рычаг в стене и из лакированных прорезей в потолке потекла тёплая вода. Это и впрямь было очень удивительно и интересно, но у неё не было сейчас времени дивиться подобным чудесам.Она затащила Клода под струи воды прямо в одежде. И только тут стала с него стаскивать мокрую холодную одежду. До поры она не замечала, что руки Клода слабо шаря по её телу и делают тоже самое и с её платьем.Бьянка не думала ни о чём, кроме того, чтобы побыстрее избавить своего сына от холодной и мокрой одежды и согреть его тело.— Пей, сын, пей до дна! — она протянула ему полный бокал бургундского. — это согреет тебя... Клод нежно ей улыбался, принимая из её рук бокал.— Вы тоже, мама, — прошептал он. Графиня только кивнула в ответ, с огромным удовольствием отхлёбывая прямо из бутылки щедрый глоток. Она глубоко вздохнула, чувствуя, как вино приятно согревает душу и невероятное напряжение последнего часа незаметно утекает из уставшего и замёрзшего тела.— Мама, вы вся дрожите... Право вы простыните, избавьтесь от этого, — Клод теребил её за края обвисшего мокрой тряпкой некогда дорогого и элегантного платья.Графиня мягко улыбнулась своему сыну. Господи, он всё ещё дрожал даже сейчас под потоками горячей воды.— Да, мой мальчик, сейчас, как скажешь... — Бьянка отставила бутылку в сторону, Клод помог ей расшнуровать корсет и она стала торопливо стаскивать с себя через голову мокрое платье и юбки, пока не осталась абсолютно обнажённой.Она прильнула всем телом к телу сына, растирая руками его спину и плечи, стремясь согреть его своим телом и согреться самой. Клод обнимал ей, мягко прижимая её к себе.Они долго стояли вот так под струями воды прямо на своих одеждах, в объятиях друг друга, ощущая биения своих сердец.Что-то горячее и твёрдое настойчиво уткнулась ей в бедро. Графиня зарделась, поднимая лицо под струи воды и робко заглядывая в глаза виконта.— Мой мальчик, судя по Вашей воспрянувшей любовной силе опасность для Вас миновала, — с улыбкой прошептала она, нежно поглаживая ладонями плечи сына.Клод мягко поцеловал её в волосы, потом в лоб, потом в нос и в щёки. Она чувствовала, как его тело сотрясает дрожь. Но это дрожь уже была иная, не та, что от холода после купания в Чёрном Пруду. — Мама, вы так прекрасны — тихо проговорил сын ей на ухо, — можно я Вас поцелую?Бьянка зарделась пуще прежнего. Вот он тот последний шаг, что ещё отделял её от матери этого молодого мужчины до его любовницы. Но она уже знала, что выбор между матерью и возлюбленной предстоит делать теперь только Клоду де Аранжи. Она же более не посмеет отказать ни единому его желанию. — «Чёрный Пруд — подумала графиня, — может и прав был мессир Толлак, когда говорил о его волшебной силе».Ведь сейчас без всяких прекословий она готова была отдать сыну то, о чём ещё утром не могло быть и речи.Бьянка обняла сына за шею, заглядывая в его глаза:— Мой мальчик, вы можете поцеловать меня... Вы можете делать со мной ВСЁ ЧТО ВАМ УГОДНО, виконт де Аранжи... И она сама привстала на цыпочки, устремляясь навстречу устам сына, выпячивая свои губки.Внезапно окрепшие руки Клода сжали её тело и в следующий миг их уста слились в пылком любовном поцелуе. Это был совсем не такой поцелуй, как четыре дня назад в её будуаре. В этот раз Бьянка с готовностью отвечала на страсть сына. Их языки сплелись в безмолвной любовной игре.Она застонала, когда почувствовала, как руки сына легли на её грудь... «Да, он так давно об этом мечтал, — билось в её мозгу, — и он заслужил мои ласки и мою любовь, как ни один из моих любовников».Сейчас, вспоминая слова баронессы Изабель де Курти, графиня уже была готова с ней согласиться и признать беспрекословное право Клода на её тело и любовь по праву его рождения. Она мягко опустилась на колени, лаская языком и губами его грудь, живот, бёдра, колени... О, как задрожал её неопытный в любовных ласках сын. Женщина ещё никогда не становилась перед ним на колени и не покрывала его тело поцелуями... Графиня знала, как любят мужчины лицезреть свою возлюбленную, особенно если это высокородная дама, на коленях пред собой, словно послушную наложницу, покрывающую тело господина жаркими поцелуями. Бьянка даже с лёгкой укоризненной улыбкой посмотрела снизу вверх в лицо Клода, когда его широкие ладони легли на её пышные мокрые волосы, осторожно подталкивая её голову к возбуждённой булаве, покачивающейся прямо перед его лицом.Она покачала головой, томно надув губы, состроив обиженную гримасску:— Мой мальчик... Вы желаете, чтобы высокородная леди взяла Ваш член в рот, будто бордельная шлюха? — она игриво нахмурилась, — Вы считаете это подобающим поведением с самой графиней де Аранжи?— Мама... — голос Клода срывался от возбуждения.Графиня медленно облизнула губы, словно раздумывая. Но её пальчики уже мягко теребили тугие яички, нежно перебирая их.— Что, мама? — удивлённо снова вскинула она глаза на лицо сына., — я не понимаю... Скажите мне, мой сын, чего Вы хотите от своей мамы... Скажите это вслух своей маме, избалованный бессовестный мальчишка... Графиня и сама не понимала, к чему эта игра. Но может быть маленькая месть? Да, Клод де Аранжи сумел заставить её добровольно уступить его домогательствам. Но будет ли он господином в её постели? Или послушным и верным рабом? Нет, в её объятиях он должен стать настоящим мужчиной, как то и подобает будущему графу де Аранжи.Она чувствовала, как ладони сына сильнее сжимают её голову в своём капкане. Клод едва ли не гневно посмотрел ей в глаза, доведённый до пика игрой её пальцев.— Мама, что за игры? Зачем вы мучаете меня? Вы же знаете, чего я хочу? — выдохнул он тяжело дыша.Графиня надула губки.— Ну, уж нет, Вше сиятельство, — едко произнесла она, нежно пробегая пальчиками по вздувшимся жилам на возбуждённом древе любовного копья юноши, — я уже много лет знаю Вас, как сына... Вы же решили стать моим мужчиной. Так извольте вести себя в постели со мной, как подобает мужчине, мой мальчик. И оставьте для герцогского дворца Ваши сыновьи привычки в общении со мной... Не надо в постели о чём-то просить свою женщину... Требуйте, мой мальчик! Вы будущий граф де Аранжи, в конце концов!Что-то промелькнуло в глазах юноши и его губы тронула лёгкая самодовольная улыбка. Да, ему понравилось, то, что предлагала ему его мать. — Мама, я хочу, чтобы вы водрузили мой член в Ваш рот!! — медленно, почти по слогам, произнёс Клод, глядя матери в глаза, — подарите, мама. мне наслаждение... Графиня одарила его томным жарким взором.— Как Вам будет угодно, виконт, — проворковала она и, распахнув губы без лишних дальнейших слов, медленно наплыла ртом на возбуждённую плоть своего сына.О, она имела опыт в подобных изысканных ласках... Правда, одаривала ими очень не многих своих любовников. Интересно, будет ли сыну интересно узнать, что однажды своим ртом, получается, что в самом прямом смысле, она спасла от плахи его отца и своего мужа? В ту пору виконту уже было n и он, конечно, должен помнить то время, когда граф де Аранжи пребывал в Бастилии в ожидании казни за мятеж против французского короля. Графине стоило не малых трудов, чтобы остаться с глазу на глаз с королём Людовиком XI Валуа и испросить милости для своего мужа.В тот день король после крайне удачной охоты пребывал на редкость, в хорошем расположении духа, против обыкновения был весел и шутлив, когда в его огромный охотничий шатёр, разбитый посредине Булонского леса, допустили, наконец, для личной аудиенции графиню де Аранжи. Их беседа была недолгой.— Не надо лишних слов, графиня, — рассмеялся король, — я думаю, такая красивая и молодая женщина знает, как правильно и достойно убедить своего короля, помиловать её мужа... Мягко и плавно графиня, превозмогая неудобства связанные с размерами мужского естества своего отпрыска, насаживалась, скользя губами по возбуждённому древу, на этот девственный жезл, пока кончик её носа не упёрся в стальной мускулистый живот юноши.Она замерла так, чувствуя, как большая возбуждённая головка распирает её горло, давая сыну возможность насладиться столь глубоким проникновением в её рот. Клод нежно обнимал ладонями её голову и что-то бормотал вне себя от обуреваемых его чувств.Сердце Бьянки стучало, словно, колокол на обедне... Да, она совсем не в первый раз держала во рту корень мужской доблести. Впрочем, никогда раньше она не испытывала восторга от этого действа. Но только в этот раз она никак не могла отделаться от мысли, что сейчас она, словно, приникла к некому чистому, священному для себя сосуду, и это наполняло её тело странной дрожью. Такой же святотавственный ужас, верно, испытывает грабитель, когда под покровом ночи проникает в церковь, дабы украсть золотой молитвенный алтарь. Но разве для неё это не меньший по святотавсту грех, испить из этого сосуда древа жизни своего собственного сына? Разве будет ей когда-нибудь прощение за то, что она позволила своим греховным устам принять невинное и девственное естество своего сына ради плотского извращённого удовольствия. И разве должен сын познавать столь грязные изощрённые ласки от своей матери? И графиня чувствовала себя таким же вором молитвенного алтаря в церкви, но только она крала девственность и чистоту своего отпрыска.Она так же медленно сползла с члена Клода, наконец, получив возможность вздохнуть глоток воздуха и тут же подняла глаза на лицо сына в немой надежде, что может быть, сейчас, и её дитя терзают подобные же сомнения. И ведь ещё не поздно остановиться и обратиться к небесам с молитвами о прощении греха прелюбодеяния и с благодарностью за спасение от кровосмесительного греха.Но нет, её наследника и отпрыска совсем сейчас не волновали нравственные и духовные заботы, терзавшие душу его матери.Пребывая вне себя от возбуждения, не в силах более ждать, когда рот матери снова вберёт в себя корень его желания и возбуждения, Клод не выдержал, и, позабыв о всяком достойном обращении с дамой, а тем паче с родной матерью, — сжимая голову матери в плену своих рук, дернул бедрами навстречу её устам так, что вогнал свой член в мамин рот одним движение настолько глубоко, что у той от неожиданности даже выступили слёзы на глазах. Графиня даже в испуге вцепилась в бёдра сына руками, на миг испугавшись, что сейчас он просто проткнёт её насквозь своим копьём. Но впрочем, именно этот истый порыв сына убедил графиню в тщетности надежд на то, что в сей момент голову сына посещают какие-либо сомнения по поводу происходящего действа между ними и что, судя по — всему, всё что сейчас волнует Клода так это только его возбуждённая плоть у неё во рту.А потому, откинув за их ненадобностью в сторону все надежды и мысли о избежание творимого прелюбодеяния, покорившись и смирившись, Бьянка занялась тем, что наиболее соответствовало реальности её положения, а именно принялась ублажать любовный мускул своего отпрыска со всей возможной старательностью, умением и нежностью. Поначалу поперхнувшись от неожиданности под мощным напором Клода, Бьянка быстро оправилась и скоро принялась энергично насаживаться ртом на любовный мускул сына, периодически посасывая его огромную булаву, так как будто это был персидский леденец.Её умелый и опытный язычок порхал по напряжённому стволу, нежно теребил вздувшиеся жилы и ласкал раскаленную головку. Графиня закрыла глаза, полностью отдавшись ощущениям пульсирующей мужской силы у себя во рту, мерно входящей и выходящей из неё, вкушая вкус и силу возбуждения молодого горячего жезла любви своего отпрыска.Её ладони мягко сжимали раздувшиеся тугие яички Клода, усиливая и без того любовный экстаз юноши.Клод де Аранжи с немым восторгом бросал взоры на женщину преклонившую перед ним колени. Он до сих пор с трудом верил в реальность происходящего. Что его мать, такая неприступная и гордая дама, так легко и безропотно сдалась ему в один час. Он смотрел на голову матери, мерно двигающуюся между его бедрами, перебирал пальцами её пушистые чёрные кудри и не мог поверить, что сама графиня Бьянка де Арнажи, племянница маркиза де Кондэ, фрейлина её светлости герцогини Бургундской Изабеллы Бурбонской, его мать в конце концов, сама добровольно и покорно ублажает его, да таким способом, который более подходящ для бордельной шлюхи, нежели для высокородной и светской дамы. Он захотел этого и мама послушно исполняла его желание. Само созерцание этого зрелища, своего члена, находящегося в объятиях сочных капризных губ матери, надменной придворной фрейлины, со смаком входящего в мягкую глубину её рта, он находил невероятно пикантным и возбуждающим, достойным пера величайших художников.Эти мысли, а главное, превеликое желание обладать матерью абсолютно и полностью, возбудили его до немыслимой степени, что, пылая от изнурительного наслаждения, он сильнее обхватил голову матери ладонями, и, прижал её лицо изо всей силы к своим бедрам, уже не думая и краем сознания о чувствах ей испытываемых... Графиня даже закашлялась, не в силах совладать с такой исполинской мощью глубоко у себя в горле. Она хотела прерваться и напомнить сыну, что она графиня де Аранжи, а не какая-нибудь доступная мещаночка или глупая крестьянка с которой можно обходиться как угодно.Но Клод не выпуская её голову из плена своих рук, начал решительно резко и настойчиво двигать бёдрами, с силой насаживая её рот с невообразимым темпом на свой любовный кол, засовывая его каждый раз в её горло настолько глубоко, насколько он вообще это мог себе позволить.На какой-то миг графиню охватило возмущение, — ещё не один мужчина в её жизни не мог себе позволить так себя вести с ней! Даже французский король! Но впрочем, если кто-то и мог себе позволить такое обращение с ней, так верно это только и родной сын, вдруг подумала она. Мальчишка, кончено, же не сомневается, что материнское сердце всё простит и всё благополучно забудет.А Клод безжалостно и эгоистично буквально использовал её рот, как некий мягкий и удобный механический агрегат для накачивания своего любовного мускула, послушный воле его рук. И, матери, в очередной раз за это вечер, пришлось покориться и смириться со своим новым положением и с желаниями своего отпрыска, впервые познающего то блаженство, которое может подарить мужчине умелый рот опытной женщины. Тем паче, что зажатая в крепких сильных руках, графиня всё-равно ничего не могла поделать. Она только послушно пыталась пошире раскрыть рот и расслабить горло, дабы исполинская мужская доблесть её сына, со смаком вторгающаяся в её глотку, доставляла ей хоть ненамного меньше неудобств. О, как это не было унизительно в подобной ситуации, но она даже сама старательно ласкала таранящий её член языком и губами, прекрасно понимая, что это яростное любовное слияние закончится только тогда, когда сын дойдёт до пика возбуждения и наконец, извергнет своё семя. Её лишь смущали очень неприличные чавкающие звуку, когда копьё сына резко выходило из её рта, чтобы тут же снова стремительно вторгнуться в него на всю возможную глубину.Уже через несколько минут этого яростного молчаливого любовного соития, графиня почувствовала, как член сына, мерными и резкими толчками двигающийся у неё во рту, вдруг напрягся и ещё более ускорил свои атаки в глубину её рта.Графиня плотнее сжала губы на напряжённом, пульсирующем древке, искусно теребя кончиком языка содрогающуюся головку, прекрасно сознавая, что Клод находится на самой грани бурного любовного экстаза.Впрочем, она совсем не ожидала, что в последний миг ладони сына на её голове не дадут ей отстраниться от его любовного органа и ей придётся, вдобавок ко всему, ещё и испить его семя. Не в силах противиться силе Клода, Бьянка покорно приняла в себя все мощные залпы его любовного орудия, в мгновение ока наполнившие её рот густым терпким горячим семенем. Чтобы не задохнуться от обилия семени у себя во рту и без того с трудом умещавшего в себя мужской жезл, Бьянка усердно и старательно глотала щедрыми глотками семя сына, моля небеса, чтобы сейчас не поперхнуться. Ведь судя по той эйфории, что сотрясала тело Клода де Аранжи, графиня очень сомневалась, что он сейчас что-нибудь заметит, даже если она задохнётся на его члене. Через какое-то время Клод пошатнулся и мягко увлёк мать за собой на мраморный пол. Он лежал на спине, сжимая мать в объятиях на своей груди, и подставив лицо под струи воды, немигающим взором смотрел в потолок.На его лице блуждала странная и умиротворённая улыбка. ****Они лежали и целовались, долго, страстно с чувством. Графиня невольно трепетала, чувствуя как распалённая мужская доблесть Клода упирается ей то в бедро, то в живот.Для неё это было тем более странным, что Клод лишь немного времени назад испытал бурный и продолжительный оргазм, что она едва не захлебнулась его семенем.Но её мальчик снова хотел её любви и её тела. — О, Клод, вы ненасытны... , — прошептала она ему с улыбкой, запуская руку в его мокрую шевелюру, — быть может, нам стоит перебраться в спальню? Я чувствую, что от меня потребуется много сил, чтобы утолить Ваш любовный голод... Но он не хотел отрываться от неё ни на один миг.Невольно она содрогнулась от странного томящего удовольствия, когда руки сына скользнули по её ещё по девичьи стройному стану и мягко легли на ее груди. Клод медленно сжимал их, лаская и усердно вминал пальцы в сочную плоть... — Как долго я мечтал касаться их... , — прошептал Клод.Он опустил голову к её телу и его губы нашли мамину грудь. Графиня замерла, чувствуя, как его жадный рот засосал сначала один напряженный сосок, а затем и другой. Она же снова нащупала его мужское орудие, вновь стремительно наливавшееся любовной силой и мощью, и медленно пробежалась по нему пальцами. Удивительно, но Клод успел за столь короткое время отдохнуть и теперь вновь во всей своей боевой красе он был полностью готов к новой любовной схватке.— Мой мальчик... , — удивлённая прошептала Бьянка, — вы будете потрясным любовником... Вашей любовной силе позавидуют многие мужчины... — О, мама, — на миг Клод оторвался от её груди, — это Ваша красота наполняет меня нескончаемым вожделением.Он снова припал к её груди, покусывая белую кожу вокруг твёрдых напряжённых сосков. На какой-то миг, от мысли, что скоро её родное дитя вверзнется в её лоно своим огромным копьём, Бьянке де Аранжи всё же стало не по себе... Но спасала только одна мысль, что всё же это не её вина, она ведь сделала всё, чтобы не испить этого греха, и не её вина, что упорство и решительность сына превзошли её добродетель.Клод чертовски долго и изощрённо ласкал и целовал её грудь, словно, маленький ребёнок, который, наконец-то, дорвался до так долго ожидаемой и вожделенной игрушки. Но затем его руки мягко сжали её тело и Клод играючи приподнял её в воздухе, аккуратно усаживая мать попкой на свои бёдра. Графиня склонилась к его груди и тут же припала своими устами к его губам во влажном и страстном поцелуе. Вода тёплыми струями ниспадала на их разгорячённые друг другом тела. Это было, быть может, и очень не правильно, но сейчас, в объятиях сына, играя своим языком глубоко у него во рту, чувствуя возбуждённый член сына между своих бёдер, тесно прижатый к её животу, Бьянка уже и сама желала страстного и горячего любовно соития с Клодом... Да, она хотела слиться с ним воедино в страстном порыве, в одно общее целое... И пылко и всецело отдаваться своему мальчику не думая более ни о чём... — Пора амазонке объездить одного дикого и горячего жеребца... , — пылко выдохнула она, томно глядя в глаза Клода.Грациозно изогнувшись, Бьянка привстала над Клодом, раздвигая в стороны стройные ноги и неотрывно глядя в глаза сыну, стала медленно опускаться на его вздыбленную башню.— Ахх... — тонко и пронзительно воскликнула она, когда огромная головка этого копья, преодолевая сопротивление нежных лепестков её лона, медленно протиснулась в неё... , — малыш, вот мы и вместе... От переизбытка самых противоречивых чувств, ураганом проносившихся в её голове и острого ни с чем не сравнимого ощущения любовной стати своего сына внутри себя, силы вдруг покинули графиню и она резко опустилась на член сына всем своим весом, насадившись до самого конца на этот твёрдый кол. Она тихо вскрикнула ещё раз, разрываемая одновременно болью и блаженством, и, закусив губу, упала на грудь Клода. Губы Клода тут же нашли её губы и они снова, теперь уже по-настоящему познав друг друга, слились в жарком поцелуе. Графиня, глубоко насаженная на своего сына, блаженно застыла, касаясь возбужденными сосками широкой груди Клода.Лишь через несколько невыразимо долгих мгновений плотского наслаждения, она медленно и осторожно задвигала бедрами, отдаваясь целиком этой сладкой пытке.— О, мой мальчик... , — с трудом переведя дыхание, прошептала Бьянка, — вы поразили насквозь меня своим копьём... Ей богу, Е-mаil автора: Kеn.Tаkеr@yаndеx.ru

151566   36 64572  124   10  +8.38 [193]