В эту ночь звезды светили особенно ярко на маслянистом индиговом небосклоне, потому что они знали, что Питер явно опять затеял нечто невообразимое. Самые любопытные и нетерпеливые из них так восторженно мигали в предвкушении эффектного зрелища, что срывались со своих мест и падали за горизонт. Чуткое ухо даже различило бы их возмущенный и разочарованный звон в теплом и душистом воздухе августовской ночи. С тех пор как Питер решил все-таки повзрослеть, они стали особенно пристально следить за его новыми проделками, тем более им было лестно знать, что только они и способны проникнуть в его тайны, ведь для всех других он оставался неуловимым, недосягаемым и невидимым. Только они знали, в кого мог превратиться баловень судьбы, который никогда не отказывал себе ни в одной своей безумной фантазии с самого детства, который всегда получал то, чего желал...

***

Все окна самого большого особняка на Бишопс Авеню торжественно сияли в ночи, у парадного входа толпились извозчики, вдоль всего фасада тянулись ряды экипажей, из приоткрытых дверей на веранде лились звуки музыки, смех и веселые голоса. Когда дверь веранды распахнулась настежь, из нее, словно перышко подхваченное ветром, вылетела девушка, похоже, еще не отошедшая от ритма вальса и продолжающая восторженно кружить в танце. Убегая от преследующего ее кавалера, она приблизилась к перилам и смущенно отвернулась, обхватив себя руками за плечи и глядя на подъездную аллею. Теплый ночной бриз тут же мягко зашевелил ее безупречно уложенные шоколадные локоны, белые цветы в ее прическе, длинные ленты, украшающие тугой лиф платья, и воздушный, как облачко, кринолин голубой юбки. Девушка была юна, прелестна и пьяна — от танцев, от комплиментов, от пылких взоров и обворожительных улыбок поклонников, от осознания собственной красоты и, конечно же, всего чуть-чуть от пары глотков шампанского.

Преследующий ее стройный и миловидный франт в черном фраке приблизился к ней мягкой и ленивой походкой сытого и довольного жизнью кота, уверенного на все сто процентов, что лакомый кусочек никуда от него не денется. Весь он был словно отлит из металла — подтянутый, широкоплечий, одетый с иголочки — во всем облике ни единой лишней детали. Короткие гладкие черные волосы были зачесаны назад и напомажены. Жестко накрахмаленную манишку украшала белоснежная бабочка, в петлице красовалась белая роза. Скривив нагловатой улыбкой губы, он приблизился к своей даме сзади, каждой клеткой своего тела ощущая ее дрожь, волнение и страсть. Танцы, робкие прикосновения на людях и дерзкие пошлые комплименты на ушко этой невинной куколке утомили даже его самого. Его брюки уже давно топорщились от снедающего его возбуждения, и теперь он готов был идти до конца, рискуя всем, лишь бы заполучить эту нежную ягодку в свое полное распоряжение. К тому же чем таким уж страшным он рисковал? Кто такой он и кто она? С этой низкородной девчонкой он мог себе позволить просто позабавиться, а о своей драгоценной репутации пусть печется сама. С ее скромным материальным положением и ангельской внешностью девушке лучше быть поумнее и понравственнее. Только, похоже, эта прелестница была обделена и умом, и порядочностью, если позволяла ему нашептывать себе на ушко такие дерзости, да еще согласилась уединиться с ним по первому же зову.

Он сдвинул в сторону тяжелую охапку ее кудрей с обнаженной белой спинки и перекинул их через правое плечо, а сам тут же наклонился к левому и принялся покрывать его нежными влажными поцелуями, постепенно переходя на шейку. Девушка вздрагивала от каждого его прикосновения и от блаженства поводила головой, пока он не сжал ее за плечи и не развернул к себе. Ее щеки пылали, приоткрытые губки блестели медовой сладостью, длинные темные ресницы трепыхались от волнения, полуобнаженные белые груди часто вздымались над тугим отделанным тонким кружевом глубоким вырезом.

«Как жаль, что этих милых невинных барышень нельзя трахать также безнаказанно и непринужденно как шлюх в борделях», — пронеслась в мыслях юноши грустная мысль.

— Посмотрите мне в глаза, Мисс Дарлинг... , — приказал он, крепко сжимая ее обнаженные предплечья и с наслаждением наблюдая за ее смущением, — Хочу увидеть Ваши глаза, прежде чем сорву с этих сладких губок Ваш первый поцелуй.

Девушка боязливо приподняла взгляд, один раз, второй, пока, наконец, не позволила себе утонуть в темных омутах глаз своего возлюбленного. Он посещал их дом уже более двух месяцев, так что по городу даже поползли слухи, что молодой красивый и баснословно богатый барон, один из самых завидных женихов Лондона, положил глаз на дочку простого банковского служащего. Пару раз он присылал ей очень милые записочки, ничем ее не компрометирующие, но все-таки заставляющие трепетать ее неопытное сердце. А вот сегодня, на ее первом выходе в свет, он уделял ей столько внимания, сколько не была ни разу удостоена ни одна из его избранниц. Венди знала об этом, потому что о нем ходили разные слухи, — это кружило ей голову, это заставляло ее закрывать глаза на его вольности, это дарило ей неописуемое ощущение полного счастья, это приводило ее в не знакомое ей до сих пор возбуждение, от которого пылало все тело, особенно низ живота.

Красивое лицо юноши, усмехающееся и самодовольное, склонилось к ее лицу. Она, конечно, ждала этого поцелуя, но испытать подобные странные ощущения совсем не ожидала. Сначала его горячие сухие губы просто прижались к ее нежным пылающим губкам, и это было восхитительно и волшебно, но затем его губы вдруг впились в нее жадной хищной хваткой, разомкнули ее рот, принялись скользить по нему непристойно и безудержно. Когда она попыталась отстраниться, железная рука обхватила ее за шею и зажала ее голову, как в тисках, рот заполнило что-то горячее, влажное и скользкое. Ее окутал его дорогой пряный аромат, опутали его настойчивые руки, обезоружила его бесстыдная близость и вибрирующий жар его тела.

Постепенно эти непристойные ласки овладели ею полностью, она начала поддаваться их чарующему ритму, распробовала их вкус, уловила их тайный смысл. Ее тело уже не повиновалось ей, поэтому, когда ее кавалер с поглаживаний шейки и плечиков перешел на ласки соблазнительно налитых и часто вздымающихся грудей, Венди только жалобно застонала, словно просила продолжить. Его пальцы гладили и сжимали, пока им не удалось высвободить из выреза жесткого лифа нежный розовый бутончик, набухший и крайне чувствительный к прикосновениям. Опытные пальцы потерли его, зажали и принялись терпеливо покручивать, пока жадный поцелуй молодого человека подавлял стоны юной неискушенной красавицы.

— Какая же ты вкусная... Хочу всю тебя попробовать, — горячо зашептал в пылающее лицо Венди полный страсти и настойчивости голос. Мужчина легко подхватил девушку за тонкую талию и бедра, прижал ее к себе, поднимая на руки, и впился ртом в ее сосок, кусая, посасывая и щекоча его кончиком языка.

Венди не понимала, что с ней происходит. Ее охватила сладкая нега и экзальтация одновременно. Внутри нарастали волны желания покориться этому красивому и опытному мужчине, который точно знал, что делает. Его жаркие ненасытные губы тем временем перешли к другой груди, изводя восхитительной мукой ее ноющий от возбуждения твердый бутончик. Она задыхалась, млела, теряла рассудок, горела как пожар, не в силах смотреть и не в силах оторвать взгляд от непристойно ласкающего ее красавца.

***

— Венди, Венди, Венди... , — мечтательно проворковал темный мужской силуэт, четко вырисовывающийся на освещенном луной синем звездном небе. Он давно уже удобно развалился на самом краю крыши над той самой верандой, где происходила вышеописанная сцена всепоглощающей страсти. Он лежал на животе, слегка свесив вниз согнутую в колене ногу и подперев кулаком голову, и лениво наблюдал, как беспощадный денди вовсю развращает совсем еще юную неискушенную девочку, впрочем, до того хорошенькую и при этом страстную, что несдержанность этого наглеца он не только понимал, но в какой-то степени и одобрял.

— Ну ты и дуреха, прелесть моя... , — ехидненько насмехался он, глядя, что джентльмен во фраке вытворяет с пышными грудками юной прелестницы, — Что же ты творишь, а? Разве можно было так подолгу удерживать мужской взгляд? И уж тем более позволять этому ловеласу шептать себе на ушко непристойности на людях? Я уж молчу про то, чтобы выходить наедине с таким типом на веранду на приеме у столь уважаемого в светском обществе человека как судья? Что скажут люди о репутации Дарлингов, милая леди? О-го! — присвистнул он вдруг, не сдержавшись, придя в восторг от очередного выпада франта и стона его жертвы.

В этот миг на крыше вспыхнул золотой огонек, и лицо таящегося под покровом тьмы мужчины озарил мягкий желтый свет, тут же отразившийся в его изумрудных глазах. Теперь можно было во всех деталях разглядеть этого типа, явно замыслившего недоброе. Ведь порядочный джентльмен разве станет слоняться ночью по крышам? Взлохмаченные белокурые давно не стриженые вихры развевались на теплом летнем ветру. Трехдневная щетина придавала красивому молодому лицу несколько разгильдяйский вид. Темные брови оттеняли веселые наглые глаза, окаймленные густыми длинными как у девчонки ресницами, а одна бровь была дерзко приподнята вверх, насмехаясь надо всем и вся, как и соблазнительные искушенные розовые губы.

Огонек замельтешил перед его лицом, наполняя безмолвную ночь мелодичным звоном, который, впрочем, был настолько нежен, что его тут же подхватывал ветерок и уносил к сияющим на небе любопытным звездам. В светящейся золотом сфере иногда можно было рассмотреть премилое маленькое существо женского пола, которому просто не мог не радоваться глаз. Почти белые шелковистые волосы были собраны у нее на макушке в тугой пышный хвостик, задорно подпрыгивающий при ее стремительных маневрах. Пухлые алые губки, небольшой вздернутый носик, голубые, сияющие кокетством глаза красовались на миленьком румяном кукольном личике, которое казалось искренним и открытым. Ее пленительно лакомая фигурка с обольстительными формами была облачена только в тончайшие белые чулочки, украшенные рюшками на пухлых ляжках, в обрывки какой-то полупрозрачной зеленой материи на округлых бедрах, из-под которых были видны стринги, и в крошечный топик, в котором едва-едва умещались ее пышные, упруго топорщащиеся груди. Вся она казалась соблазнительной, чувственной и сладостно непринужденной, а еще в ее прекрасных глазах свирепо сияла ревность и уязвленное женское самолюбие. Предмет ее грез явно не обращал на нее никакого внимания хотя она без умолку что-то ему доказывала, суетилась у него перед глазами и эмоционально жестикулировала.

— Что ты несешь, Динь? Мисс Дарлинг все-таки леди... Она не допустит этого... Какая же ты ревнивица и злюка, — рассеянно пробормотал молодой человек на крыше, отмахиваясь от назойливо звенящего огонька.

Между тем, любопытная сценка на веранде полностью завладела вниманием коварного шпиона на крыше. Он сузил хитрые зеленые глаза и нетерпеливо потер ухмыляющиеся губы. До него доносилось практически каждое их слово, каждый вздох, каждый стон, и все это вкупе не по-детски его заводило.

— Мистер Гранд, прошу Вас... Нас могут заметить... , — слабо лепетала Венди, снова задыхаясь в его объятьях и позволяя целовать свою шейку, грудь, лицо, губки.

— Пусть... Ведь теперь наша свадьба — это вопрос времени и нескольких формальностей, — возбужденно хрипел новоиспеченный жених. — Ты же веришь мне?

— О, да, мистер Гранд, но...

— Никаких «но»... Я хочу знать, насколько хороша моя будущая супруга как любовница... Ты должна доставить мне удовольствие, моя хорошая... прямо сейчас и здесь...

— Но я... я ничего такого не умею...

— Я всему тебя научу... , — молвил он, слегка отстранив от себя взволнованную и разгоряченную девушку, которая спиной уперлась в перила, чтобы не упасть из-за предательской слабости в ногах.

Питер, а это был именно он, почти свесился с крыши вниз головой, чтобы хорошенько рассмотреть, что же станет делать дальше страстная парочка. При этом он сильно рисковал свалиться на веранду, потому что просто умирал от любопытства. Он все ждал, когда же уже девчонка пошлет к черту этого напыщенного хама, ведь не могла она быть настолько недалекой.

Между тем мистер Гранд встал напротив своей прекрасной леди, перекрывая ей путь к выходу в залу, где в самом разгаре были танцы и веселье. Девушка смотрела на него, слегка прикрывая рукой обнаженные груди и испуганно прикусив пухлую нижнюю губку, алую из-за истерзавших ее поцелуев и укусов. По одному ее виду становилось понятно, что она даже не догадывается, насколько соблазнительно сейчас выглядит для мужчины. Не сводя глаз с ее пылающего от стыда личика, Гранд медленно расстегнул узкие брюки, выпуская на свободу вздыбленный член, пульсирующий и ноющий от нетерпения и неутоленной страсти. Венди слабо мотнула головой, уставившись на предмет, о существовании которого никогда даже не подозревала ранее. Молодой человек отнял ее руку от груди и снова потянул девушку к себе, положив ее дрожащую маленькую ладошку на свою пылающую плоть. Венди боялась вздохнуть и пошевелиться, ей было страшно и сладко одновременно. Она понимала, что стоит на краю пропасти и при этом на пороге открытия некоей тайны, о которой всегда мечтала узнать. Так вот что значит, любить мужчину... Предмет под ее пальчиками был большой, гладкий и почему-то увлажнился от ее прикосновений. Она боялась сделать лишнее движение, но уверенная рука мистера Гранда настойчиво направляла ее ручку, заставляя гладить то тут, то там, и сжимать. Она чувствовала какую-то силу в его теле, горячую и пульсирующую, и почему-то стремящуюся к ней.

— Давай, моя хорошая... Вот так... , — шептал он, одной рукой управляя ее движениями, а другой поглаживая ее красиво очерченный круглый подбородок и периодически касаясь упруго торчащего бутончика на наливной груди. Под ее рукой стало совсем горячо и скользко, а мистер Гранд блаженно, но в то же время требовательно зашептал, предоставляя ее руке свободу в действиях: «Быстрее, вот так... умница моя... «. Наконец он вдруг резко оттолкнул ее руку, тяжело дыша ей в шею и опираясь на перила за ее спиной. Немного взяв себя в руки, он сжал ее личико рукой и, разглядывая ее прекрасные, смущенно моргающие голубые глаза и податливо приоткрытый ротик, усмехнулся:

— А теперь я хочу, чтобы ты поласкала меня язычком.

Венди сглотнула и облизала пересохшие губки, не совсем понимая, что он имеет в виду, но уже догадываясь.

— Присядь-ка, — тихо, но властно молвил он, немного надавливая ей на плечо тяжелой рукой.

Девушка хотела упереться правой ладонью ему в грудь, но она вся была в его влаге. Его аромат, как ни странно, дурманил ее, внизу живота разгорался пожар, и все тело вздрагивало от нежных, но настойчивых ударов пульса между ног, которые просто сводили ее с ума. Ей снова хотелось поцелуев, ей неимоверно хотелось чего-то еще, но она не знала, чего именно...

Молодой человек на крыше вдруг побледнел, нахмурил брови и исступленно замотал головой, словно не веря своим глазам.

— Твою мать! Динь! — зашептал он грозно, оглядываясь по сторонам в поисках огонька, — Что ты натворила, злобная стерва!

Питер, а это был именно он, вскочил на ноги, чтобы отыскать вдруг затихшую где-то фею.

— Я тебя четвертую! Я тебе ноги-руки поотрываю! — Питер пробрался по крыше в одну сторону, затем в другую, приглядываясь к теням от труб, к щелям, желобкам и прочим укромным местам, где могла спрятаться маленькая, как птичка, фея. Наконец, услышав за спиной легкий звон, он резко обернулся и увидел заметавшийся невдалеке огонек. Стремительно взлетев в воздух, он рванул в ту сторону, и через несколько секунд трепыхающееся волшебное создание уже было у него в руках. Он сжал ее тонкие крылышки между большим и указательным пальцами правой руки и поднес ее к самому лицу.

— Сколько?! — грозно прошипел он в ее сторону, еще больше раздражаясь от ее искреннего смущения из-за его близости, — Сколько ты насыпала на нее этой своей развратной пыли?

Динь что-то жалобно звякнула в ответ, надула губки и упрямо сцепила на пышной груди белые нежные ручки. Питер сузил хитрые зеленые глаза и склонил на бок голову, словно изучая реакцию своей невольницы. Под этим взглядом она покраснела, словно земляника, потупила взор и виновато опустила руки, сцепив их в замочек прямо перед собой. Мужчина медленно провел пальцем по ее щечке, по крошечному плечику, а затем и по пышной упругой груди, которая мягко колыхнулась от его прикосновения. Фея выставила вперед ручки, якобы чтобы защититься, но Питер прекрасно знал, чего на самом деле хочет эта развратная девчонка. Хрен она это когда-нибудь получит! Мелюзга несчастная! Еще слава Богу, что ее пыль на него не действует. Иначе несдобровать бы ему — как пить дать! Питер злорадно стиснул зубы и уже фактически занес руку, чтобы сотворить с беззащитной проказницей нечто непотребное, когда вдруг вспомнил о парочке внизу и еще уловил шум каких-то голосов.

— Дура и извращенка! — наконец презрительно прошипел он, грубо отбрасывая звенящую Динь в сторону. Огонек, полетевший было в направлении броска, резко остановился, взмыл ввысь и пикировал, осыпая своего обидчика облачками сверкающей пудры. Питер чихнул, помахал перед лицом рукой, разгоняя пыль, и стремительно взлетел в воздух, бесшумно зависнув над увлекшейся парочкой. Ему отчетливо было видно, как за стеклянными дверьми отодвигается тяжелая портьера, и из-за нее выплывает почтенного возраста дама в строгом закрытом темно-синем бархатном платье, а с нею солидный джентльмен в пенсне. Они уже готовы были выйти на веранду, но оба обернулись и замешкались с разговорами, а Венди уже начала как завороженная опускаться на колени перед своим властным кавалером, ничего не замечая вокруг.

Питер, не мешкая ни секунды, рванул вниз, ловко подхватил девушку со спины за тонкий стан, сжал в объятьях и исчез с нею в ночном небе. Мистер Гранд ошарашенно выпучил глаза и даже отпрянул назад от неожиданности. В эту секунду двери распахнулись, и в них вошли хозяин дома с супругой в сопровождении нескольких гостей. Мистер Гранд резко обернулся, совершенно позабыв о своем непристойном облике. Хозяйка побурела как свекла и предупредительно сползла вдоль ноги мужа на пол в фальшивом обмороке. Пара девушек завизжали как сирены и тоже собрались было упасть, но любопытство сковало их настолько, что они глаз не могли оторвать от топорщащегося у всех на виду внушительных размеров мужского достоинства. Джентльмен в пенсне поспешно склонился над женой, распростертой на полу, и неистово замахал над ней платочком. Трое юнцов прыснули со смеху, а один рванул обратно в залу, видимо, желая первым поведать миру о таком конфузе. Гранд побледнел, отвернулся и принялся остервенело застегиваться.

— Сэр, боюсь, Вы оскорбили мой дом и мою супругу! Прошу вас удалиться!

Гранд злобно стиснул зубы, придя, наконец, в себя.

— Сэр, боюсь, Ваша супруга осталась вполне довольна увиденным, — холодно бросил молодой барон, поправляя фрак, — Всего хорошего, дамы, — с достоинством и кривой ухмылкой поклонился он ошарашенным девушкам, прячущим пылающие щечки за веерами. — Мое вам почтение, господа, — презрительно кивнул он мужчинам. Не оглядываясь, он с достоинством проплыл мимо судьи и его распростершейся на полу супруги.

***

Сначала Венди показалось, что звездное небо решило обрушиться ей прямо на голову. Затем небесные огни закружились у нее перед глазами и ринулись вниз, а над головой оказался ночной Лондон. Ей хотелось закричать, потому что ног под собой она не чувствовала, но ощущение стремительного полета лишило ее голоса, как и дыхания. Сердце зависло в невесомости, волосы били по лицу, пышная юбка раздувалась парусом и хлопала на ветру. Девушка зажмурилась и приготовилась к смерти. Когда она, наконец, открыла глаза, перед ней распростерся вид на Бишопс Авеню с головокружительной высоты, но теперь она уже чувствовала почву под ногами. Она тут же собралась было завизжать, но вдруг поняла, что рот ее крепко зажат, точно также как и талия. Руками она с ужасом нащупала сжимающие ее сильные мужские руки. Она могла бы предположить, что это был мистер Гранд, но почему-то сразу почувствовала, что это не он, даже еще до того, как увидела загорелую обнаженную кожу мускулистых рук и развевающиеся на ветру рукава белой льняной рубашки. Одно запястье было затянуто в кожаный ремешок. К ее шее и щеке щекотно и горячо прижалась и потерлась небритая мужская щека.

— Готов отпустить Вас, леди, если обещаете не кричать, — прошептал на ухо бархатистый низкий голос.

Венди поспешно закивала.

— Только учтите, я едва успел уберечь Вас от позора... Если вздумаете шуметь, спасти Вашу репутацию едва ли удастся, а она еще может пригодиться такой красавице.

Венди снова кивнула, и хватка на талии ослабла, а с ее рта убрали руку. Глянув на себя, она с ужасом заметила свою обнаженную грудь и начала судорожно оправлять приспущенный впереди лиф. Затем она резко обернулась и тут же вспыхнула, увидев перед собой красивого молодого незнакомого мужчину в кожаных бежевых брюках, в белой расстегнутой на груди свободной рубашке с закатанными рукавами, при кинжале в ножнах на поясе и в высоких черных сапогах. То ли пират, то ли дезертир, то ли бандит с большой дороги из тех, что грабят кареты и дилижансы, а, может быть, даже банки или богатые дома... Его светлые волосы трепыхались на ветру, словно львиная грива, а чувственный рот кривила усмешка. В ухе сверкнула золотая серьга, и блеск украшающего ее камня ни с чем нельзя было перепутать.

— Кто вы? — ошарашенно выдохнула она.

— Питер Пэн к Вашим услугам, леди, — он протянул ей руку, на среднем пальце которой красовался массивный золотой перстень-печатка, но Венди отдернула свою, покачнулась, потеряла равновесие и непременно упала бы с крыши, если бы Питер снова не ухватил ее за талию, отводя от края и крепко прижимая к себе. — Вы просто притягиваете к себе неприятности, — улыбнулся он ей в лицо, пожирая взглядом сочные беззащитно разомкнувшиеся алые губки, которые только что с такой страстью целовали другого мужчину и были готовы на все.

— Отпустите... , — ее в очередной раз обдало жаром от этого его взгляда и прикосновений.

— Я уже отпускал один раз, и Вы чуть не упали...

— Я... буду осторожна, — едва справляясь со своим голосом пролепетала Венди. Она почти не чувствовала ног от страха и волнения. Все произошедшее просто в голове у нее не укладывалось.

— Разрешите я доведу Вас до ближайшей трубы? Там Вы сможете присесть.

Венди нечего было возразить на это, и, несмотря на то что ей очень хотелось вырваться из горячих и беззастенчивых объятий незнакомца, она все же взяла себя в руки и осторожно пошла вместе с ним по пологому скату крыши к трубе, а затем аккуратно на нее села, держась за его руку. Чувствовала она себя крайне глупо, беспомощно и нелепо.

— Как мы оказались на крыше? Кажется, все произошло слишком быстро... , — как можно спокойнее и вежливее поинтересовалась она, с опаской оглядываясь по сторонам.

— А... ну... видите ли... я умею летать, — усмехнулся Питер, беспечно пожав плечами.

— Никто не умеет летать! — нахмурилась Венди. Сейчас ей точно было не до шуток.

— А я умею, — качнул головой Питер, бессовестно разглядывая свою похищенную леди. Ее каштановые локоны, цветы в волосах, ленты, кружева, кринолин трепыхал ветерок, ее соблазнительные белые груди вздымались над тугим лифом, щечки алели от стыда, густые ресницы часто хлопали, словно она вот-вот была готова заплакать. Впрочем, держалась она смело для ее положения. Возможно, от шока она еще не успела его полностью осознать, но паниковать ей уже можно было начинать вовсю. Питер вспомнил, какие у нее нежные маленькие розовые соски, и в паху у него мучительно заныло.

— Не говорите глупости, сэр, — холодно заявила упрямица.

— Не такая уж это и глупость в сравнении с тем, что вытворяли Вы в доме судьи с первым повесой Лондона...

— Он... он не повеса! — чуть не задохнулась она от возмущения, — Он мой жених! Как Вы смеете!

— На Вашем месте я бы по крайней мере дождался официальной помолвки...

— Да Вы... Вы! — Венди попыталась встать, но голова у нее закружилась, и она тут же опустилась обратно, чтобы вновь не попасть в цепкие руки этого наглого типа. Она окинула его очередным презрительным и одновременно смущенным взглядом: довольно привлекательный молодой человек, хотя, безусловно, не джентльмен. Почти до пояса расстегнутая рубашка — это уже как-то слишком. Да и побриться мог бы... И постричься давно не мешало бы... Весь он выглядел как-то бессовестно и вызывающе! Словно всем своим видом призывал к чему-то непристойному. Даже его поза была дерзкой и развязной: он стоял с упором на одну ногу, слегка согнув вторую в колене; руки его упирались в крепкие узкие бедра; когда ветер раздувал его рубашку, ей становилась видна загорелая мускулистая грудь, накачанный плоский живот и темная вертикальная полоска коротких волос над широким ремнем с увесистой золотой пряжкой — так низко сидели на нем узкие кожаные брюки... слишком узкие, чтобы их мог носить джентльмен!

Питер тем временем наслаждался ее откровенно любопытными и невинными взглядами снизу вверх, которые возбуждали в его мыслях очень нехорошие фантазии. Одно движение — и он мог бы заставить эту девочку делать то, на что ее не успел уломать этот тупой денди. Все-таки пыль Динь — страшная вещь, и способна даже такую милую застенчивую домашнюю кошечку превратить в страстную бестию, на все готовую и безудержную.

— Вы не могли бы... не могли бы как-нибудь вернуть меня в дом? — наконец выдавила она из себя едва слышно и смущенно опустила глаза, — Только так, чтобы никто не заметил...

— Ах вот как... чтобы никто не заметил... , — иронично передразнил Питер, — Выходит, Вы все-таки не такая дурочка, как я было подумал...

— Не смейте меня оскорблять! — вдруг выпалила она слабеньким сорвавшимся голоском, и из глаз ее брызнули слезы.

— Еще плаксы мне тут не хватало! — закатил глаза Питер. — Вот. Держите платок. Мы заключим сделку.

— Какую еще сделку? — сквозь слезы пролепетала она, промакивая влажные щечки.

Питер опустился перед ней на одно колено и овладел ее испуганным взглядом. Ее глаза растерянно бегали, но ничего прекраснее этих двух сияющих от слез сапфиров под тенью темных пушистых ресниц он еще в своей жизни не видел. Мужчина протянул руку и поймал ее красиво очерченное личико, слегка сжимая нежные щечки. Венди не посмела ему сопротивляться и затихла, словно нашкодивший ребенок.

— Я верну тебя в дом, — властно, но снисходительно вымолвил он, — Причем так, что никто этого не заметит. И никто не заподозрит тебя в непристойной связи с твоим ловеласом, но...

Венди как раз собиралась потребовать, чтобы он не обращался к ней на ты, и еще возразить, что ее жених не ловелас, но выражение зеленых глаз незнакомца заставило ее промолчать. Они словно прожигали ее насквозь, приказывали, насмехались и восхищались одновременно.

— Но за это ты оставишь окно своей спальни открытым сегодня ночью... , — его губы скривила сладкая и высокомерная улыбка, выражавшая всю ту власть, которой он сейчас над нею располагал. Он медленно провел большим пальцем по ее приоткрытым удивленным алым губкам. В этот момент ей вдруг очень ясно вспомнилось то, чем она только что занималась с Грандом, и словно взглянула на стоящего перед ней мужчину по-новому. Ее сердце почти остановилось, когда она допустила лишь мысль, что он хочет от нее тех же самых непристойных ласк, той же самой откровенной близости и такой же безрассудной покорности.

Венди сглотнула и замерла, задыхаясь от переполнивших ее противоречивых чувств и безнравственных неконтролируемых физических ощущений. Тем не менее, поверить в серьезность подобного непристойного предложения со стороны незнакомца было просто невозможно. Она готова была на месте провалиться от стыда за свою нынешнюю развращенность, пошлость, слабость, но ведь надо было что-то отвечать! Молчание уже выглядело неприличным.

— Вы ведь шутите? — пролепетала она, чувствуя, как руки и ноги у нее слабеют и леденеют, а лицо наоборот объяло жаром от его прикосновения и под его взглядом.

— Я похож на шутника? — с угрозой прошептал он.

— Вы... Вы не можете так со мной поступить! — Венди оттолкнула его руку.

— Почему же это? — Питер поймал ее за левое запястье, повернул ее ручку ладонью вверх, склонился и, глядя ей в глаза, лизнул, а затем облизал кончики ее тонких белых пальчиков с длинными ухоженными ноготками. Венди чуть сознание не потеряла от накатившей волны возбуждения, она вся задрожала и встрепенулась, как испуганная птица, часто задышала и попыталась вырвать руку и встать, но ее ножка в изящной туфельке скользнула по черепице, и она осталась на своем месте.

— Потому что это гнусно, гадко и подло! — вскрикнула она в отчаянии в то время, когда он уже целовал ее ладошку и запястье.

— Заранее я бы не стал так сокрушаться... Скорее всего тебе все очень понравится.

— Да о чем Вы вообще?! Как Вы смеете?! — Венди хлопала на него длинными ресницами, и потоки слез сбегали по ее сладостно нежным щекам. Питер потянул ее за руку, заставил подняться, прижал к себе и потянул сзади за густые локоны, чтобы заставить ее смотреть прямо ему в лицо.

— Послушай, милая... , — язвительно прошелестел он в ее сочные губки, — Я очень хорошо видел, что ты тут выделывала с этим потас... кхм... то есть с твоим женихом, так что не стоит разыгрывать из себя святошу. Ни за что не поверю, что невинная дева может так себя вести.

У Венди словно все оборвалось внутри. Неужели она и правда так низко пала, что даже какой-то воришка, лазающий ночью по крышам, считает ее ничтожеством? Неужели ей теперь придется так жестоко расплачиваться за свою любовь к барону? Она стиснула зубы, глядя прямо в его наглые зеленые глаза голодного хищника.

— Я никогда! — яростно прошептала она, — Слышите? Никогда! Никогда не пойду на такую мерзкую сделку! Я лучше сброшусь с крыши, чем соглашусь пускать такого проходимца и подлеца как Вы ночью в свою спальню! — Венди изо всех сил толкнула Питера в грудь.

Они оба пошатнулись, потому что он вовсе не ожидал такой силы от этой изнеженной барышни. Скользкие бальные туфельки Венди вновь ее подвели, она оступилась, качнулась в сторону и начала падать, увлекая за собой своего шантажиста... но в этот момент произошло чудо... Они не покатились по скату крыши вниз, ломая по дороге руки и ноги и обдирая кожу об острую черепицу. Они вдруг плавно и легко взлетели в воздух. Питеру пришлось крепче обнять свою жертву, а затем и вовсе перехватить ее под колени и под плечи, чтобы она не выскользнула из его рук. Сама же Венди, тут же позабыв о своем ущемленном тщеславии, о своей попранной чести, о своей уязвленной гордости, изо всех сил обвила дрожащими руками шею незнакомца и прильнула к его груди, смея лишь из-за его плеча поглядывать за миром, стремительно уносящимся вниз.

— Мы летим... , — наконец ошарашенно и восторженно пролепетала она, — Вы правда это умеете!

Под ними расстилался темный, только кое-где отмеченный огнями город, правда, еще осененный хрустальным светом луны. Над ними сияли любопытные звезды, и, конечно, некоторые из них, самые любопытные, тут же срывались со своих мест и исчезали где-то за горизонтом. Венди, увидев две падающие звезды, тут же позабыла, в каком положении она находится, закинула назад голову и позволила ночному небу затянуть ее в свой омут. Угадав ее настроение, Питер медленно закружился на месте. Его взгляд блуждал по ее кукольно прекрасному лицу с ясными сияющими голубыми глазами и пухлыми медовыми губками, по ее белоснежной изящно изогнутой шейке, по округлостям юной трепетно вздымающейся груди, соблазнительно утянутой голубыми шелками, по тоненькой талии.

«Совсем еще юна и все-таки невинна», — пронеслась у Питера в голове упоительная мысль. Он нахмурился на миг, до конца не веря в подтверждение своих первоначальных надежд, но, когда как следует его осознал, его губы тронула лукавая улыбка. Он последний раз крутанул девушку на руках и начал плавно спускаться вниз. Когда они приземлились, Венди очнулась и огляделась по сторонам — они стояли на небольшом балконе, дверь которого была приоткрыта, хотя комната за нею была погружена во тьму.

— Похоже, я и вправду незаслуженно Вас обидел, — со всей серьезностью произнес Питер. Его глаза по-прежнему искрились лукавством, но на его вежливый тон и слова Венди нечего было возразить, тем более он по-прежнему сжимал ее в своих руках, и это смущало ее и волновало. Особенно ее отвлекали его светлые шелковистые волосы, ниспадающие на высокий лоб до самых бровей, поблескивающая в его ухе серьга и чувственные соблазнительные губы — ей мучительно хотелось прикоснуться ко всему этому и в то же время бежать ото всего этого. Питер смахнул с ее лица выбившийся из прически локон и продолжил. — За этой дверью спальня для гостей. Там Вы сможете привести себя в порядок и вернуться к остальным. Прошу прощения за мое оскорбительное требование впустить меня ночью в Вашу спальню. Я не имею права ничего от Вас требовать. Могу лишь умолять подарить мне Ваш поцелуй.

— Поцелуй?! — чуть не вскрикнула девушка, ощутив мгновенный жар, словно ее всю вдруг пламенем объяло. Этот подлый дьявол, похоже, ее мысли читает и измывается! От этого унизительного ощущения ей стало сладко и горько одновременно. Ее взгляд упал на собственную руку, безотчетно прижавшуюся к его обнаженной груди. Его кожа была гладкой, теплой и загорелой, а под ней перекатывались железные мускулы. Кажется, рубашка скрывала на плече какую-то татуировку. «Боже, он точно пират или разбойник!», — мелькнула страшная и в то же время необыкновенно притягательная мысль. Венди захотелось сдвинуть белоснежную тонкую ткань в сторону и увидеть рисунок, украшающий его тело, но она поспешно сжала руку в кулак, судорожно соображая, что ей ответить. «Я люблю другого», — решила, наконец, отклонить его просьбу она таким вот глупейшим банальным образом, но Питер не дождался ее наивных возражений и потянул ее сзади за растрепавшиеся локоны, чтобы закинуть ей назад голову и поднять к себе лицо.

От нее пахло другим мужчиной и ее собственным возбуждением. Но помимо этих низменных животных запахов, которые сводили его с ума, ее волосы и кожа источали тончайший аромат цветов, свежий и головокружительный. Это был аромат невинности, юности и в то же время готовности познать любовь.

Венди попыталась высвободить свои волосы, но Питер сжал их крепче, склонился и, приоткрыв рот, провел влажной нижней губой по ее пока еще сомкнутым губкам. Кончик его языка скользнул между ними, а губы захватили ее ротик и принялись с нежной и мягкой настойчивостью сводить ее с ума. Ему хотелось превратиться в зверя, такого же, как этот отвратительный Гранд, но это было бы не умно — копировать этого грубого бездаря, мнящего себя истинным соблазнителем и знатоком женщин. Чтобы полностью завладеть этой девочкой, нужно было терпение, время, доминирование и немного нежности. Тогда она станет покорной, податливой, умелой, на все готовой... Губки и язычок Венди начали дрожать и робко отвечать на поцелуй, а потом просить и требовать новых ласк. Питер остановился в тот момент, когда она начала сладко посасывать его язык, а ее робкие пальчики скользнули вверх по его шее и почти коснулись чувствительной мочки уха, украшенной сверкающим бриллиантом. Чтобы слегка охладить ее пыл и вернуть ее с небес на землю, ему пришлось сжать девушку за плечи и отстранить ее от себя. Она стояла ошарашенная, возбужденная, испуганная и явно осознавала всю степень своего сегодняшнего падения. Ему нравилось свое чувство превосходства над этой глупышкой.

— Я... я сама не понимаю, что творю... , — пролепетала она, замотав головой и хватаясь за кованые перила балкона. — Я вовсе не хотела этого! Я не должна была! Если бы папа с мамой вдруг узнали, какая я на самом деле... , — она запнулась и стала смахивать с щек непрошенные слезинки стыда.

— Твои родители не должны знать о таких вещах... Твои чувства касаются только тебя... , — Питер говорил уверенно, но без излишней нежности и сочувствия.

— Прошу, не выдавайте меня! — воскликнула она, жалобно всхлипывая, — Вы правы, Вы во всем правы! Я голову потеряла... Я бессовестная!

— Вовсе нет, мисс Дарлинг... Вы просто не опытны и не знаете мужчин... , — перешел он на серьезный и вежливый нравоучительный тон.

— Он ведь меня не любит, правда? — никак не могла успокоиться она, зная, что это унизительно, задавать такие вопросы сомнительному незнакомцу, который только что ее целовал.

Питер скептически поджал губы.

— Он не стоит Вашего внимания...

— Он теперь не считает меня настоящей леди! И он прав! Я не должна была так себя вести!

Питер мысленно в очередной раз проклял Динь.

— Мисс Дарлинг... Поверьте мне, большинство самых изысканных, самых утонченных, самых мудрых леди — далеко не святые. Вы тоже не обязаны быть святой. Но вы должны быть умницей. Идите же... Вы отсутствуете слишком долго... Вас будут разыскивать. Скажите, что Вам стало плохо от духоты, и Вы решили подняться в одну из спален для гостей, чтобы немного отдохнуть. Только приведите себя в порядок и постарайтесь держаться весело и непринужденно. Никто вас ни в чем не заподозрит...

Питер чувствовал себя последней лицемерной сволочью, ведь он прекрасно осознавал, что опутывает ее паутиной соблазна, доверия и подчинения. Впрочем, он еще ни одну девушку не сделал несчастной. Сердцеедом он слыл только на словах, а называли его так исключительно со сладкой иронией, с томной страстью или с восхищением... Он просто научит ее получать удовольствие от жизни, не навредив при этом себе...

Питер быстро склонился и влажно чмокнул ее в губки.

— Прощайте, Венди...

— Прощайте, мистер... , — она забыла, как его зовут, но переспросить не успела, потому что он легко перескочил через перила и спрыгнул с балкона вниз. Девушка в ужасе кинулась посмотреть, что с ним произошло, но увидела его парящую вдалеке фигуру, машущую ей рукой. Она тоже махнула ему пару раз и провожала взглядом, пока он не скрылся в темноте ночи. Затем она обнаружила, что машет ему его платком. «Питер Пэн», — было вышито на уголке витыми буквами. «Он умеет летать! « — в очередной раз пронеслась у нее в голове ошеломляющая мысль. — «И он откуда-то знает мое имя...»

***

Через пару дней Венди узнала о помолвке барона Гранда с овдовевшей молодой баронессой, унаследовавшей от супруга баснословное состояние. Две недели она пролежала в постели с лихорадкой, и только кот Нарцисс знал об истинной причине ее недуга, ведь только ему она могла поведать все тайны своей рвущейся на части души. Нельзя сказать, что коты умеют сочувствовать, как, например, собаки, но зато они ужасно любопытны, поэтому Нарцисс терпеливо выносил ее объятья, всхлипывания, слезы, вздохи и бесконечные жалобы.

«Вот глупая! « — думал кот. — «Дался ей этот барон, если на нее обратил внимание сам Питер Пэн!» Правда, высказывать ей свое мнение Нарцисс вовсе не собирался. На двенадцатый день ее болезни кот прыгнул на подоконник, зацепился когтями за ручку окна и повернул ее. Окно приотворилось, и через него в душную комнату дохнуло жизнью, свежестью и надеждой. Сквозь тонкую кружевную занавеску просеялся солнечный свет, и в этот момент Питер уже точно знал, что ее окно открылось.

В тот день в ее состоянии впервые стало заметно улучшение. Мама с наслаждением наблюдала, как дочь с аппетитом поедает фрукты, свежеиспеченный хлеб и сыр, а вечером папа лично проследил, чтобы она выпила стакан теплого молока и съела печенье. Ей наконец-то разрешили принять ванну, расчесали густые локоны гребнем, позволили одеться и перед сном выйти прогуляться в сад. На ночь окно спальни закрывать не стали, ведь лихорадка отступила и можно было больше не опасаться сквозняков. Прежде чем лечь, Венди в задумчивости простояла у окна, подперев ладонью щеку и опираясь о подоконник локтями. Душевная боль отступила, пришла апатия, но в целом стало намного легче, просто ее пока мучила слабость. Уже лежа в постели, она впервые заставила себя вспомнить во всех подробностях не о мистере Гранде, а о Питере. Когда она засыпала, ее губ коснулась улыбка, а щек — легкий здоровый румянец.

***

— А, это ты, дамский угодник... , — криво усмехнулся Питер, почесывая коту, только что прыгнувшему на подоконник, беззастенчиво подставленную шейку. Тот довольно улыбался, ластился и терся головой о ласковую мужскую руку. — Слушай, знай меру, — пристыдил кота Питер. — В конце концов я не к тебе пришел, мохнатый обжора. Рассказывай лучше, как тут моя девочка? Ты присматривал за ней? Хотя кого я спрашиваю... Тебя ведь только собственная персона интересует...

Кот, видимо, обиделся на такого прямолинейного гостя, протяжно мяукнул и был таков. Питер потянулся и закинул руки за голову, опершись спиной об оконный проем. Он сидел на подоконнике у настежь раскрытого окна, задумчиво улыбался и хитро щурился на звезды своими кошачьими глазами. Теплый ветер теребил расстегнутую рубашку на загорелой мускулистой груди. Сегодня он побрился, и его юное точеное лицо приобрело налет аристократизма. Волосы он, само собой, и не думал стричь, и они щекотали ему шею и щеки. Ему не хотелось торопиться, ему нравилось предвкушать.

Наконец Питер поднял правую руку и щелкнул пальцами. В ту же секунду прямо перед ним появился огонек, который тут же начал звенеть и метаться перед его носом. Питер поймал его с отточенной ловкостью и надменной небрежностью, поднес к себе зажатую в кулак извивающуюся и возмущающуюся маленькую красавицу и коротко поцеловал ее в кукольное личико. Динь зазвенела опять, хотя вытянуть зажатые руки уже не пыталась. Питер поцеловал ее снова, нежно и невинно, еще и еще раз. Динь смутилась, замолчала и сникла. Он знал, что она не сможет ему противостоять, как бы ни была на него зла. Она тоже это знала. Питер легко соскочил с подоконника, подошел к постели со спящей девушкой, перехватил Динь за крылышки и тряхнул ее над лицом Венди. Волшебная пыль засверкала в воздухе и медленно осела на нежных щеках, на сомкнутых веках, на длинных ресницах, на соблазнительно пухлых губках. Венди вздрогнула, что-то залепетала, замотала головой и сжала пальцами шелковую простыню. Динь беззвучно выпорхнула в окно и умчалась в ночь. Питеру не хотелось думать о том, что она сейчас чувствует — позже ее утешит.

— Теперь совсем другое дело, — сладко и вожделенно прошептал он, склонившись над спящей Венди. Он знал, какие сны напускает эта пыль. Он знал, как не хочется во время них просыпаться. Венди закинула руки вверх на подушку и отбросила ногами одеяло. На ней была шелковая длинная сорочка с рукавами «фонарик», застегивающаяся на груди на круглые блестящие пуговки в виде жемчужин, но подол задрался, обнажая стройные икры и красивые круглые колени. Питер скривил губы в распутной улыбке и провел пальцами по бедру, приподнимая легкую мягко переливающуюся ткань, такую же гладкую, как ее кожа. Перед его глазами предстали ее девичьи прелести — головокружительно соблазнительные и еще никем не тронутые. Он погладил сомкнутые мягкие губки большим пальцем. Они были гладкими, бело-розовыми, нежными и голыми — только узенькая темная полоска коротких завитков тянулась от края соблазнительной складочки к низу живота. Питер бесцеремонно отвел в сторону стройную ножку девушки, жадно упиваясь видом ее распустившегося и начинающего истекать нектаром цветка. В висках у него нервно забился пульс, также как и в узких кожаных брюках — он сглотнул, облизал губы и погладил клитор, слегка увлажнив его девичьими соками. Венди нежно застонала — ее голова заметалась по подушке, она попыталась свести ножки, но Питер не позволил ей этого сделать. Во сне она была так слаба и податлива... Впрочем, когда она проснется, шансов избежать заготовленной для нее участи у нее тоже не будет.

Питер склонился к ее киске, тихонько поводил по клитору кончиком языка, погладил стройную ножку, согнул ее в колене. Он прикасался губами то к ее мягким пухлым губкам, то к упруго пульсирующему розовому бутончику, слегка захватывая их ртом или скользя, теребя и легонько посасывая. Ее вкус смешался с его слюной и, казалось, проник ему в кровь, заставляя ее вскипеть, а его превращая в зверя, пусть пока ласкового и терпеливого, но требовательного и настойчивого. Девушка сладко и тонко постанывала, перебирая пальцами шелк наволочки на мягкой подушке и облизывая сохнущие от частого дыхания губки, пока ее незваный тайный гость изводил ее пылающую киску томительно-искусными ласками.

Вдоволь наигравшись с ее возбужденным цветочком и с упоением облизав губы, Питер приподнялся и стал медленно расстегивать пуговки на ее ночной сорочке. Застежка заканчивалась чуть пониже груди, и когда с последней «жемчужиной» было покончено, Питер сдвинул ткань и обнажил одну ее грудь — белую, упруго торчащую, пышную, с нежным, как бутон мелкой розы, соском. Он небрежно пощекотал эту красоту тыльной стороной пальцев, наблюдая, как Венди судорожно ловит воздух распахнувшимися губками, как подрагивают ее веки, окаймленные длинными темными ресницами, как вьются змеями по подушке ее роскошные каштановые локоны. Его рука стала настойчивее — она гладила, сжимала груди красавицы, умелые пальцы ловили соски, тянули, покручивали и легонько задевали их самыми кончиками. Питер склонился к ее ротику, стал целовать влажно, откровенно, но не напористо, позволяя ей уворачиваться и снова попадаться в ловушку его губ и языка. Ее дыхание сбилось, она пыталась что-то лепетать, но Питер поймал ее лицо за подбородок и на этот раз впился в ее ротик жадным, диким, необузданным поцелуем. Подобное он хотел бы проделать с ней отнюдь не языком и губами, но торопиться с такой прелестницей было бы ужасно обидно и глупо — следовало прежде довести и ее, и себя до полного изнеможения.

Питер чувствовал вкус волшебной пыли Динь у себя во рту. О, он был ни с чем несравним — сладкий, как нектар, пьянящий, как молодое вино, лишающий воли, как влага возбужденной девушки. Он даже представить себе боялся, что сейчас может сниться Венди, даже во сне так сладко отвечающей на его поцелуи. Она начала метаться под его руками и губами, как в агонии, но он сжал ее в объятьях, не давая вырваться. Он просунул руку ей под плечи, прижимая к себе, и продолжил ласкать ее чувственный сосочек, соблазнительно окаймленный тонкими кружевами по-девичьи целомудренной сорочки. Скромница выглядела такой беззащитной и невинной во сне, что его просто разрывали два необузданных желания — вечно ласкать ее, изводя себя неутолимой похотью, или трахнуть ее немедленно, сорвав все тормоза, грубо, бесстыдно и подло, пока она еще не проснулась. Его свободная рука скользнула к ее киске, выглядывающей из-под задранной сорочки, — он потер ее скользкий от нектара бутончик большим пальцем, а средний осторожно ввел в горячую обильно текущую щелку. Девушка беспокойно заерзала в его руках. Питер снова принялся целовать ее, глубоко погружая язык в ее жадный ротик, пока его пальцы изводили лаской ее соски и трахали ее девственную киску. Наконец Венди застонала так сладко, что он век бы был рад слушать эти нежные неконтролируемые звуки, но ему приходилось помнить о том, что он находится в доме ее родителей, поэтому необходимо было оставаться осторожным. Питер припал к ее губам и быстрее задвигал пальцами внутри своей страстной спящей любовницы. Венди выгнулась, то прижимаясь к его разгоряченному до предела телу, то словно пытаясь вырваться. Ее стройные ножки дрожали, то сжимая его руку, то бессильно расслабляясь, а бедра сладострастно двигались вверх-вниз, ускоряя ритм. Каким наслаждением было наблюдать за этим гибким юным телом, впервые познавшим радость любовной утехи. Его пальцы ощутили ее пульсацию и новый приток горячей влаги. Потом девушка замерла, изможденная и прекрасная, а Питер стал покрывать нежными поцелуями ее белую изящную шейку и груди, и в этот момент она открыла глаза.

— Я люблю тебя, Питер... , — пролепетала она, еще до конца не очнувшись ото сна. Питер расплылся в самодовольной усмешке. Его пальцы все еще находились внутри ее киски, и ему вовсе не хотелось выпускать из объятий эту прелестницу в распахнутой на груди и задранной до талии сорочке, особенно теперь, когда он узнал, кто же ей снился. Это дико заводило, черт возьми!

— Вы мне льстите, мисс Дарлинг, — ехидно прошептал он ей в губы. Девушка вздрогнула, захлопала длинными ресницами и, кажется, собралась кричать. Конечно, опытный соблазнитель не стал подвергать их обоих риску и тут же овладел ее губками. На этот раз она уже не была столь податливой. Она мычала, толкалась, пыталась оттянуть его, судорожно хватаясь за его рубашку, впивалась острыми коготками в ласкающую ее между ног руку, кусалась и дралась кулачками. Впрочем, встречались ему бестии и повоинственнее, а это невинное создание даже своего обидчика не было способно серьезно ранить. Вскоре она слегка поутихла, обезоруженная его ласками. Питер перехватил оба ее запястья и прижал ее руки к пуховой подушке, сосредоточив все свое внимание на мучительно-развратном поцелуе. Он накрыл ее своим телом, коленом развел в стороны стройные ножки, ноющим от нетерпения членом прижался к ее обнаженному животу. Кожаная ткань узких брюк измучила его своей безжалостной непроницаемостью и плотностью.

— Признавайтесь, что Вам снилось, мисс Дарлинг, — зашептал он ей в ушко и тут же захватил губами ее мочку, едва заметно ее посасывая. Венди извивалась, и сердечко ее трепыхалось, как птичка в клетке, под напором его тяжелой мощной груди. Мысли Венди совсем спутались. Боже, как был прекрасен этот Питер — его белокурые шелковистые локоны щекотали ей лицо, зеленые хитрые и развратные глаза заставляли ее чувствовать себя сладостно распутной и беспомощной, а благородный золотистый загар так чарующе подчеркивал его ангельские черты и рельефные мускулы на его теле, которое она видела во сне обнаженным... Он делал с ней во сне кое-что такое, о чем вспоминать было одновременно стыдно и пленительно сладко. Эти непредсказуемые и необузданные движения, эти откровенные ласки, этот жар, вкус, влага, запах — они творили с ней невероятное. Венди залилась краской, а по телу ее побежали мурашки. Она больше не могла сопротивляться, когда вспомнила, как он целовал ее во сне... и где... и что она от этого испытывала...

— Прошу Вас... прошу... не надо! — слабо лепетала она, — Сюда в любой момент может зайти мой отец! Он нас на месте убьет!

— Скорее только тебя, Венди Мойра Энджела Дарлинг... , — усмехнулся Питер, — А меня... едва ли... Разве ты забыла, что я умею летать? Так что веди себя тихо, как мышка, хотя я и люблю, когда девочки сладко стонут от моих ласк, — Питер отпустил ослабшие руки девушки и откинулся на спину, чтобы расстегнуться, — Черт, да ты порвала мне рубашку, кошка когтистая! — с довольной ухмылкой заметил он и тут же отбросил в сторону мешающийся кусок ткани, обнажая подтянутый мускулистый торс и натренированные руки. Венди поспешно села на колени и прикрыла соблазнительно топорщащуюся грудь. Ее взгляд невольно упал на татуировку на плече полуобнаженного красавца: это был летящий пегас, раскинувший крылья.

Питер собрался было расстегнуть брюки, но замер, с коварной улыбкой уставившись на сидевшее рядом с ним в ужасе и растерянности невинное создание, — Хочешь сама меня раздеть? — со всей серьезностью поинтересовался он. Венди посторонилась и собралась было соскочить с постели, но он поймал ее за руку и властно потянул на себя. Несколько секунд неравной борьбы — и Венди обнаружила, что сидит у Питера на руках, обхватывая ногами его бедра.

— Вы... ты... ты просто наглый, нестерпимо наглый тип! Подлец! — воскликнула она, задыхаясь от волнения и возмущения, — Я закричу и сюда мигом сбежится весь дом! — Ее сорочка снова распахнулась и ее пышные груди и торчащие соски прижались к его обнаженным плечам. Она пыталась прикрыться руками и потому совершенно не могла сопротивляться. Их лица снова оказались почти друг напротив друга, когда Питер склонился к ее лицу, а руки Питера сомкнулись на ее тонкой талии, не давая ей ни встать, ни отстраниться.

— Все-таки ты ничуть не поумнела после того происшествия в доме судьи, — скептически заметил Питер, — Тебя так и тянет устроить скандал и очернить собственную репутацию...

— Это ты покушаешься на мою честь! — возмущенно воскликнула она, все-таки стараясь не шуметь, и этот ее высокопарный тон и детская наивность очень его развеселили, учитывая всю безвыходность ее положения.

— Я покушаюсь исключительно на твое божественное юное тело, а вот твою честь сам готов защищать до последней капли крови, — бесстыдно усмехнулся он ей в лицо, пока она беспомощно ерзала в его объятьях, пылая от стыда, бессилия и неконтролируемо разгорающегося возбуждения. От этого молодого красивого мужчины так вкусно пахло чем-то едва уловимым, обольстительным, греховным, что Венди просто теряла рассудок. Кажется, это был запах моря, песка, дождя, луговых цветов и леса, запах свободы и вседозволенности. К тому же она только что вдруг осознала, что во сне она видела не только его ласки, но еще кое-что невероятное, некое откровение, словно мимолетную иллюзию из прошлой жизни. Они летали вместе куда-то, она точно запомнила это, и то место называлось Неверлэнд!

Глаза девушки расширились от поразивших ее вдруг смутных воспоминаний. Она смотрела в сверкающие изумрудами глаза Питера, лукавые, обольстительные, испепеляющие, и понимала, что пути назад для нее нет, что она теперь в его власти навсегда, что он всегда был тем единственным, о ком она мечтала. Питер скользнул рукой по ее бедру, приподнимая шелковый подол, потом по круглой мягкой попке, погладил ее между ягодиц, где уже тоже стало совсем влажно после его ласк. Затем он склонился к ее груди, поймал губами один набухший бутончик, потом другой. На лице уставшей сопротивляться Венди постепенноотражалось выражение блаженства и полной покорности. Тогда Питер снова заскользил пальцами по ее медовой щелке, крепче прижимая ее к себе.

— Что-то я не слышу твоего крика... , — усмехнулся он, изучая ее бесстыдно наслаждающееся его движениями ангельское личико. Девушка закусила губку и часто задышала. Она сидела верхом у него на коленях и слабо упиралась ладонями в его плечи, едва сдерживая невыносимое желание двигать бедрами навстречу его движениям, а ее коготки слегка впивались в его кожу. Питер снова начал ласкать губами ее сосок, а когда сжал его зубами, Вендисдавленно вскрикнула, отнюдь не от страха или сильной боли.

— Нравится? — самодовольно ухмыльнулся он.

— Пожалуйста, отпусти меня... , — жалобно пробормотала она, но в этот миг ее легко приподняли, перевернули и уложили на спину. Питер стоял над ней на коленях, красивый, уверенный, сильный, загорелый, насмешливо и жестко улыбающийся одним уголком рта, и она просто не могла отвести глаз от его рук, медленно расстегивающих узкие кожаные брюки. Когда перед ней предстал его орган, мощный, упруго торчащий вверх, с увлажненной красиво очерченной головкой, Венди сглотнула и снова попыталась что-то возразить, но губы ее не слушались.

— Чего ты боишься, Венди? — с веселой иронией поинтересовался Питер, присел рядом с ней и вдруг одним движением разорвал на ней тонкую шелковую сорочку.

— Мы... не должны делать этого... , — сбивчиво воскликнула девушка, чуть дыша от страха и пытаясь оттолкнуть склонившегося к ней мужчину, вдруг ставшего хищным и опасным.

— Почему же? Ты ведь уже большая девочка, — Питер ловко поймал ее руки, больно сжимая ее запястья и грубо вдавливая их в постель. Его губы стали касаться ее ротика, жаля его ядовитыми поцелуями подлого искусителя. Он развел ее ляжки ногой, горячо прижимаясь низом живота к ее промежности, стал тереться членом о ее влажную киску, ласкать ее груди, впиваться в них ртом и жадно посасывать. Венди часто дышала, пылала и возбуждалась все сильнее — он чувствовал ее всю, нежную, смущенную, испуганную, но при этом млеющую от сладкой неги. Его мысли уже давно затуманились настолько, что пути назад быть просто не могло, член ныл и пульсировал, дыхание стало тяжелым. Единственное, о чем он думал сейчас, это о том, чтобы раздвинуть эти соблазнительные ножки и войти в ее узкую еще никем не тронутую щелку, сделать ей больно, а себе — очень хорошо. Впрочем, уж кому как не ему было знать, что боль в таком случае — понятие относительное.

— Питер, ах, Питер... пожалуйста, — шептала она очень слабо, все еще не смирившись, но уже не сопротивляясь. Он нескончаемо долго изводил ласками ее сосок и, придерживая член рукой, водил его влажной головкой подевичьему пылающемубутончику. Она не пыталась свести ножки, только хватала ртом воздух и вздрагивала. Приятно было ощущать, как извивается под ним ее тело, словно дразня и напрашиваясь, чтобы им овладели. Наконец он требовательно согнул ее ножку в колене, отводя ее в сторону и вверх, больно сжал ее руки и двинул бедрами ей навстречу. Венди издала беззвучный стон, рванулась и попыталась выпрямить ноги, но он подхватил ее под одно колено рукой, вжал в постель и с силой вошел в нее очень глубоко, до самого конца. Голова девушки заметалась по подушке, она жалобно залепетала что-то бессвязное, но Питер замер, поймал ее губки своими губами и принялся целовать, совершая языком то, чего желал сделать с ее нежным лоном. Сдержанность давалась ему тяжело — она была такой влажной, упругой, красивой, возбуждающей, почти такой же чарующей как Динь с ее полностью лишающей воли волшебной пылью. Он не раз слышал, как жертвы ее проказ рассказывали о своих ощущениях после ее воздействия.

Питер стал едва заметно двигаться, лаская своим телом ее разгоряченный мокрый бутончик, и до боли изводя этой терпеливой ненастойчивой лаской себя. Эта мука казалась ему бесконечной, но отрывистое нервное дыхание его испуганной и измученной жертвы постепенно перешло в едва уловимый стон, полный желания. Было очевидно, что она получает удовольствие и желает большего, потому что ее бедра стали двигаться ему в такт, ножки крепко обхватили его стан, пылающая киска бесстыдно заскользила разомкнувшимися губками по его лобку. «Главное не спешить», — уговаривал он себя, уже позволяя себе трахать ее с небольшой, но усиленной амплитудой.

Питеру вдруг вспомнился Призрак, его замок на острове Неверленд, его мрачные залы и комнаты, его увитые плющом стены и узкие окна с видом на головокружительные по красоте пейзажи. Все, как он мечтал — торжественное, царственное и устрашающее для врагов. Доблестные и покорные воины всегда готовы были разделить с ним любые невзгоды и тяготы военных походов и буйные радости залихватских, беспечных и роскошных пиров. Подлые грабежи, благородные освободительные войны, вероломные набеги на соседей и красивые, но пустые клятвы вечно защищать угнетенных и слабых — все смешалось в его привольной и беспечной жизни. Не хватало, пожалуй, только одного — той, что могла бы восхищаться в равной мере как его безрассудством, так и его отвагой. Кажется, он всегда мечтал о такой — чистой, наивной, нежной, беззащитной, покорной девочке, которая станет ублажать его, как он пожелает, и лить по нему слезы, пока он будет проливать кровь в битвах. «Решено, — подумал Питер, с холодной самодовольной усмешкой победителя и хозяина взирая на содрогающуюся под ним прекрасную нимфу, — ты полетишь со мной и станешь для меня тем, чем я пожелаю». От переполнивших его голову соблазнительных мыслей о том, что он станет вытворять с этой сладкой, как нектар райских цветов, красавицей, когда она окажется узницей его Призрака, у Питера помутился разум. Он приподнялся над ней на сильных руках и стал врезаться в ее узкую киску мощными размеренными толчками, желая, чтобы она прочувствовала каждый из них и приняла с полной покорностью его абсолютную власть над нею. Венди металась, точно в жару, словно случайно попавшаяся в силок гибкая ласка. Ее кожа то пылала, то леденела, покрываясь мурашками и влагой, волосы змеями струились по подушке, губки требовали его крепкого поцелуя. Питер последними выдержанными рывками довел ее до полного безумия и, чувствуя, как его член изливает в ее пульсирующую киску потоки горячей спермы, в последнюю секунду зажал ее нежный ротик ладонью, чтобы она не выдала их общий экстаз всему спящему дому, а заодно и притихшему Лондону.

***

Когда за окном занялись первые отсветы зари, Питер с наглой уверенностью хозяина перебирал платья в шкафу Венди. Девушка сидела в кресле, завернувшись в пуховое одеяло и подтянув колени к подбородку. Она наблюдала за Питером лихорадочно сверкающими настороженными глазами и покусывала и без того истерзанные ласками алые губки.

— Надень вот это! — наконец бросил он с надменной улыбкой, резко разворачиваясь к своей юной возлюбленной с шикарным бальным платьем в руках, — Тебе идет голубой.

— Питер... Я не уверена, что смогу... что смогу... полететь с тобой, — слово «полететь» далось ей с трудом, потому что по сути у нее в голове не укладывалось, что можно вот так запросто взять и улететь с кем-то через окно. Конечно, Питер есть Питер, но... Венди изо всех сил пыталась быть рассудительной, хотя понимала, что время для рассуждений уже ушло безвозвратно... Теперь ведь в ее жизни мог быть только он... Разве у нее есть выбор? Да и хотелось ли ей выбирать кого-то, кроме него? Просто стремительность, с которой ее жизнь вдруг изменилась, не давала ей покоя. Разве так бывает, чтобы все переворачивалось с ног на голову в один миг?

— Одевайся, — скомандовал он, бескомпромиссный, блистательный, уверенный и насмешливый.

— Но... мои родители...

— Они привыкнут.

— Я же должна их предупредить и попрощаться...

Питер лишь на секунду нахмурился, затем осмотрелся по сторонам, нашел глазами секретер, придвинул к нему кресло и беспечно пожал плечами.

— Напиши им записку.

— О, Господи! — Венди уткнулась лицом в колени и попыталась заплакать. Она точно знала, что в такие моменты нужно плакать, но слезы почему-то не шли. — Как же мы полетим? Ведь твоей феи нет...

— При чем тут моя фея и откуда ты о ней знаешь? — насторожился Питер, упрямо скрестив на груди руки.

— Так ведь для полета нужна ее волшебная пыль... , — ошарашенно пролепетала Венди.

— Пыль... для полета? — удивился Питер, — Ах, да! Твои сны... , — он старался не выглядеть слишком уж наглым, но сарказм так и распирал его изнутри. Ходили слухи, что Динь может влиять на сны, но он в это не верил, да и сама Динь всегда это отрицала, очень миленько отмахиваясь ручкой и закатывая глазки. Динь почти всегда вызывала у него улыбку, естественно, если он на нее не сердился. Сейчас же она сердилась на него, а он уже давно все ей простил. — Для полета не нужна пыль, девочка моя. Для полета нужен пегас.

— Что? — Венди вся встрепенулась и подняла на него лицо. Одеяло сползло с нее, и вид ее провокационно безупречного обнаженного тела снова завел Питера, вызывая легкую пульсацию в паху. Поиметь ее на этом кресле было крайне заманчиво, но он и так ее уже измучил, она почти не спала, да и времени оставалось совсем мало — утро уже вступало в свою силу, скоро могли проснуться обитатели дома. — Одевайся быстрее, пока я снова с тобой ничего не сделал, — строго приказал он и бросил ей платье, которое накрыло ее облаком кринолина.

Пока Венди возилась со своим роскошным туалетом, Питер подошел к окну и вдохнул ветер. Лондон трудно было назвать благоухающим, но во всем этом многообразии запахов он уловил тонкий аромат незабудок. Он всегда его гипнотизировал, потому что обещал блаженство и беспечность, доступные только на его острове. Оглянувшись на Венди, которая уже

облачилась в свой роскошный наряд и пыталась привести в порядок распушившиеся локоны, Питер издал тихий мелодичный свист и грациозно, словно дикий кот, скользнул на подоконник, свесив ноги из окна наружу.

— Иди сюда! — позвал он Венди, которая бросилась к столу и схватилась за перо.

— Подожди, подожди, Питер! Я должна что-то им написать...

— Напиши «Прощайте!». Они все поймут. — Питер вытянул руку и почмокал губами, — Привет, мой красавец... , — ласково проворковал он кому-то, — Расслабился без меня на воле? Где ты там, Венди? — не оглядываясь, нетерпеливо бросил он, — Этот зверь долго ждать не будет. Он волен, как ветер, и никому не подвластен. Иногда сам не понимаю, почему он мне подчиняется.

«Прощайте! « — только и успела вывести Венди красивым почерком с художественными завитками. Она хотела обмакнуть перо в чернила второй раз, но второпях опрокинула чернильницу. Черное пятно тут же поглотило половину ее записки, прежде чем она успела поднять листок, с которого чернила капали на инкрустированную столешницу секретера.

— О, Боже! Что я наделала! Надо все убрать! — воскликнула она в панике, но Питер вдруг взлетел и исчез за окном. Венди бросилась за ним, перегнулась через подоконник и увидела безудержно мчащегося по небу белоснежного крылатого скакуна, брыкающегося, храпящего, неистово изгибающего шею и гневно вращающего глазами... Его длинная грива и хвост развевались на ветру, шерсть переливалась красным золотом в рассветных лучах, а под ней бешено перекатывались мускулы. Мощные крылья били Питера по ногам, а он восседал верхом так невозмутимо, словно под ним был не беснующийся демон, а самое покорное на свете вьючное животное. Он крепко держал жеребца за гриву, круто оттягивая назад его шею, и то сжимал его бока ногами, чтобы не упасть, то ударял по ним сапогами, улучшив момент. На его губах сияла отстраненная улыбка будущего победителя, непримиримого и уверенного. Наконец своенравному чудовищу наскучило брыкаться, он последний раз яростно лягнул задними ногами воздух, раздраженно потряс головой, широко взмахнул крыльями и пошел ровным галопом, словно взрыхляя тонкими сильными ногами невидимую почву.

Ошарашенная Венди застыла у окна, вцепившись в край подоконника побелевшими пальцами. Питер издалека протянул к ней руку, но она с места не могла сдвинуться от страха.

— Забирайся на подоконник, — крикнул он таким обыденным голосом, словно говорил о чем-то совершенно обыкновенном. Венди колебалась, но за дверью ее спальни вдруг послышались голоса.

— Венди, милая, что у тебя там за шум? — обеспокоенно спрашивала мама и уже начала стучать в дверь.

— Все нормально, мамочка! Ко мне залетел голубь... , — выдумывала она на ходу, чуть дыша от волнения, — Но теперь он уже улетел... Я хочу еще немного поспать...

Боже, как ужасно было лгать маме, особенно в последний момент перед тем, как она исчезнет навсегда! Венди осторожно села на подоконник и перекинула ноги, запутавшиеся в пышных юбках, за окно. Вся она дрожала, леденела и сердце ее пульсировало где-то в горле и в животе одновременно. Питер уже в который раз вывернул жеребца на круг для разворота и исчез за стеной дома. Венди смотрела по сторонам, не понимая, что происходит, но в этот момент на нее налетел яростный ураган горячего ветра, который сорвал ее со скользкого подоконника и, казалось, уронил в бездну из белых перьев. Дыхание ее остановилось, волосы взметнулись вверх, закрывая обзор, подол платья взметнулся парусом, ветер, не переставая, дул в лицо, и ей казалось, что она без остановки падает в пропасть.

— Ты вся дрожишь, моя прелесть, — горячо прошептал голос Питера прямо ей в ухо, и только тогда она поняла, что сидит боком на пегасе, а Питер сжимает ее в объятьях. От него сладко пахло морем, ветром, лесом, полевыми цветами и дождем, как вчера, и еще от него пахло любовью. Он мягко отвел с ее лица спутавшиеся волосы, и она заглянула в сияющие изумруды его глаз. Его взгляд был непримиримым, упрямым, голодным и торжествующим. Его тело — горячим и сильным, его губы — пылали и самодовольно улыбались, рубашка дулась на ветру, золотая цепь на шее и серьга в ухе вызывающе сияли на уже показавшемся из-за горизонта солнце. Глянув назад, через плечо Питера, Венди увидела, что они летят высоко в небе, и ее дом с выглядывающей из окна маленькой фигурой ее мамы, стремительно от них удаляется. Она хотела помахать ей рукой и закричала: «Мама! Прощай!», но Питер раздраженно прошипел ей в губы: «Заткнись. Ты теперь только моя», и накрыл их поцелуем. Его язык и губы ласкали ее с такой жадностью и страстью, что Венди тут же забыла обо всем на свете. О, заставлять их забыть о своем прошлом — это то, что он умел делать лучше всего.