Дядя Леша открыл глаза. Ничего себе выспался — аж до полдвенадцатого. Вообще-то так случайно получилось. Дядя Леша работал на заводе в первую смену. Но вчера уже поздно вечером позвонили и попросили выйти во вторую. Так что, еще полдня в его распоряжении. Жена уже давно ушла. Надо самому пойти пошарить на кухне. Кажется, хлеба нужно было купить. Натянув домашние штаны и почесывая волосатый пивной животик, дядя Леша вышел в коридор и замер.

Из Маринкиной комнаты раздавались какие-то звуки. Йопть! Она ж на занятиях.

Маринка была его двоюродной племянницей, точнее, иногородней двоюродной племянницей жены, поступившей в хореографическое училище в их городе. Родители уговорили их сдать ей пустующую комнату. Резон бы с обеих сторон: для родителей Маринки — недорого по знакомству, близко к учебе, а самое главное — девочка под присмотром родственников. Дядя Леша с женой тоже были не против: их взрослая дочь давно вышла замуж и жила отдельно, жена постоянно моталась нянчиться с внуком. Комната по-любому пустовала. А тут хоть какие-то, но денежки. Главное условие было — жить тихо и никого не приводить в гости. И до сих пор всё было тихо. Маринка жила, словно мышка: дом — учеба, иногда куда-то ходила, возвращалась не поздно. Так прошел почти весь первый курс. Дядя Леша, прикола ради, пару раз в отсутствие жены как бы невзначай пытался зажать ее в дверях. Девчонка была худощавая, но подтянутая такая, интересная. Танцорка, чо. Но Мариночка лишь укоризненно взглядывала на него снизу вверх, и, не отвечая на хохмочки, бочком протискивалась мимо. Тихоня, короче... Была.

Дядя Леша прислушался. Звуки, доносившиеся из комнаты, имели недвусмысленное происхождение. Ошибиться было трудно. «Может, порнушку какую включила?» — Промелькнула последняя зацепка. Он осторожно подошел к самой двери, замер, как тигр на охоте. Прислушался. За дверью что-то ритмично стучало, раздавались стоны, вот ритм ускорился, стоны посыпались частой дробью, раздались вскрики, что-то упало. Нет, это точно не кино!

Дядя Леша рывком распахнул дверь и обомлел: Маринка в распахнутом халате, задрав ноги и постанывая, тряслась на своей тахте, а на ней бешеным червяком извивался в оргазменных судорогах тощий, чернявый парень. Их стоны сливались в одно целое. Парень уткнулся лохматой головой между Маринкиных грудей, тергая тазом в последнем полете, и постепенно замирая, тихо сполз с нее.

— Таааак! Здорово это вы придумали! — Радостно пробасил дядя Лёша от двери. — А я думал, Марина, ты сюда учиться приехала! А ты вон, зачем здесь, оказывается!

Его распирало чувство собственной власти, презрение, насмешка и что-то еще, смутно поднимающееся изнутри.

Оба вздрогнули и непонимающе уставились на него. Лицо Маринки перекосили такие чувства, что словарь Даля, наверное, не смог бы их все описать. Парень со скоростью звука соскочил с тахты, судорожно стаскивая с опавшего члена использованный презерватив, одним махом впрыгнул в штаны, натянул футболку и, запихивая в карман собственные трусы, пулей вылетел мимо дяди Леши, пробормотав что-то вроде «Извините!»

Маринка быстро села, запахиваясь в халат. Но он уже успел увидеть все, что нужно. Сиськи неплохие, где-то двоечка с большими темными сосками, раскрасневшимися от любовной стимуляции, стройная талия, накачанные хореографические ноги, тёмный, влажный, взлохмаченный треугольничек лобка, подтянутая порозовевшая попка. Ничего так, в общем.

— Дядя Леша, вы же на работе! — Испуганно и растерянно выдавила она.

— Так ты, вроде, тоже на занятиях. А что, если все на работе, так можно всякими непотребствами заниматься и кобелей водить? — Усмехнулся он. — Мы же договаривались, кажется.

— Это... это мой молодой человек! — Пролепетала Маринка. — У нас все серьезно.

— Аааа... Ну, если серьезно, так пусть он и ищет, где тебя трахать. А то сегодня серьезно с одним, завтра — с другим. Ты что, решила нас с тетей Ниной со всеми перезнакомить?

Он откровенно наезжал, заводясь все сильнее. Не давали покоя темные соски и мокрый волосатый треугольник. Маринка хлопала глазами, съежившись и кутаясь в халат. А дядя Леша все гремел:

— Ты что, хочешь, чтобы я родителям позвонил? Вылетишь отсюда, как птица! Иди ищи потом комнату за эти деньги!

— Дядя Леша, — умоляюще протянула Маринка, — не надо, пожалуйста, не говорите никому! Я больше не буду. Она испуганно на него смотрела, слезы наворачивались на глаза.

Дядя Леша помягчел. Подошел вразвалочку, присел рядом на тахту.

— Не будешь больше, говоришь? Никогда-никогда? — Усмехнулся добродушно.

Марина испуганно мотала головой.

— А жить-то как будешь, а? Без этого, ведь, нельзя, — сочувственно басил дядя Леша, подсаживаясь все ближе. Не давал покою треугольничек. — Понравилось, небось?

Маринка потупилась. Она не понимала, куда он клонит. А дядя Леша все разгорался и разгорался.

— Значит, теперь парни тебя ебут? Хорошо, хоть, ебут-то, а? — Хитро подталкивал он ее плечом. — Да ладно, небось, и не кончила с этим обсоском? — Он интимно посмотрел на нее. — Не кончила, вижу. Думать надо, кому давать, давалка!

Его рука шлепнулась на ее коленку, сдвигая распахнувшуюся полу халатика, и поползла выше и выше.

— Что ж ты не сказала, что секса хочешь, а? Дядя Леша родной всегда бы тебе помог. А ты от меня шарахаешься, а каких-то хмырей домой таскаешь. — Укоризненно проговорил дядя Леша. Его пальцы медленно, но нагло достигли заветных пределов, уткнулись в волосатенькие губки, сердце застучало. Марина сидела, как замороженная, закрыв глаза и закусив губу, вздрагивая.

— Давай договоримся: я никому ни о чем не рассказываю. А твои сексуальные проблемы мы решаем вместе, окей? — Крепкие пальцы вовсю шуровали между мокрых лепестков. Ляжки Марины раздвинулись сами собой, бедра подались вперед, и он удивился, до чего легко все получилось. Видать, недотрахана девка, а, может, наоборот, вошла во вкус. Ему было это более, чем на руку. Теперь главное — не спугнуть!

— Ууумницаа, какая ты уумница, ну, давай, давай, насаживайся, вот, как хорошооо! — Он напевно уговаривал ее, попутно другой рукой распахивая халатик, выпрастывая наружу висячие грудки с темными сосками. Пальцами пощипал эту упругую прелесть, потянул вниз. Ох! Это зрелище! Сидит с растопыренными ногами, в распахнутом халате, с безумными глазами насаживаясь на его мокрые пальцы, а он ее книзу за сиську тянет. Хуй уже стоял, как на параде, почувствовав скорую приятную встречу. Он взял ее ручку, комкающую простыни, просунул к себе под резинку домашних штанов.

— Потрогай! Нравится? — Гордо спросил дядя Леша, приспуская штаны. Его толстая не то, чтоб длинная, но вполне выразительная колотушка закачалась в паховых кустистых зарослях. — Марина, вытаращив глаза, сжала его ручкой, робко пробегая пальцами по шкурке. Дядя Леша накрыл ее ручку своей рукой, сжал, заставляя подвигать вверх-вниз. Марина глядела на его член во все глаза. Видать, нравился!

— Ну, что, нравится? Это тебе не пальчик! Давай тебя сейчас нормально выебем, чтоб тебе больше не хотелось всяких червяков в дом таскать.

Попутно стягивая штаны, завалил ее на кровать, окончательно освободив от халата. Слегка сжал рукой хрупкое горло, поглаживая, сползая рукой на грудь. Она не сопротивлялась. Словно замерла и ждала чего-то.

— Дяде Леше всегда скажи, если трахаться хочешь. Дядя Леша всегда рядом, далеко ходить не надо. Научу тебя всему, удовольствие будешь получать каждый день. — Он терся об ее бедра своим могучим хозяйством и, пощипывая снизу за задницу, шептал в ухо непристойности.

Ой-ё, что творится! Глаза-то закатила, аж белки видны, и ноги сама раздвигает, трется своей ватрушкой о его причиндалы. А там — горный ручеек, чистый, как слеза. И молчит, молчит, Как партизанка.

— А вот это брить надо! — Заявил он, поглаживая в волосатый лобок! И мне удовольствие, и тебе, кстати. Вот, попробуй — поймешь. Будешь скользить, как по маслу и кончать без остановки!

Кажется, прелюдии было достаточно. Пора переходить к самому главному.

Грубоватым движением — а что, бабам нравится! — широко раздвинул мускулистые ляжки. Взял в руку свой корень, пристраиваясь толстой головкой к мокнущему входу.

Дернулась, уворачиваясь. Ну, е-мое, опять возиться!

— Ты, это, не балуй девка! — Он звонко шлепнул ее по ляжкам. Ты с червяками своими будешь в презервативе кувыркаться. И это правильно, потому что сегодня один, а завтра — другой. А дядя Леша у тебя единственный, родной и любимый. Ты пойми ж, дура! Я семейный человек, здоровый, опытный. Нинку свою каждый день деру. Слышишь, как она за стеной в матрас по ночам воет? Вот, и ты так будешь! — Он довольно ухмыльнулся, наваливаясь всем своим немаленьким весом. Марина закрыла глаза. Кажется, поняла, кто командует парадом.

— Уумница! Молодец! Теперь ляжки подними! О, как! Повыше. Ага!
Марина раздвинула вверх и вширь стройные, мускулистые ноги, выжидательно глядя на него. Вот это дело: отличная хореографическая выучка. Дядя Леша, сжав рукой член, прижал его к мокрым лепесткам, поводил головкой между маленьких губок. Губки вели себя безупречно: раскрывались, намокали, бедра подавались в перед, навстречу манящей ласке. Дядя Леша еще немного поиграл с ними, сжимая пальцами, потом с силой ввел свой член, провалившись в узкий тоннель. Яйца прижались к горячему, мокрому паху. Девчонка ахнула и выгнулась. Видать, давно уже только этого и хотела, но молчала.

С места в карьер взял и понесся. Ух, с ветерком, с хлюпаньем, с оттяжечкой, с пошлепываниями, подвываниями, покусываниями, зверея, сатанея, влюбляясь... Ой, что делается! Мандюшка узенькая, как чехол для градусника, горячая, как печка. Как хорошо без презерватива-то! Ишь, завизжала, завизжала, разошлась, подмахивает, груди трясутся, глаза бессмысленные! Ну, это ж натуральную проститутку он пригрел в своей квартире! Ну, и, слава богу, теперь далеко ходить не надо. Почему-то он был уверен, что сегодняшним приключением все не ограничится, и трахал как бы с заделом на будущее, старательно, креативно не сказать бы, прочесывая все уголки маленькой ебливой пизденки. Маринка отдавалась как в последний раз, выворачиваясь наизнанку, впечатываясь в него всем телом. И — ни одного слова. Только стоны, визги да горячее дыхание. Только хлюпанье и шлепанье. В какой-то момент у него снесло крышу от мысли, что буквально двадцать минут назад она точно так же давала и подмахивала другому.

— Настоящая проститутка! — С каким-то даже уважением подумал дядя Леша. — Такая маленькая, а уже...

От этой мысли все смешалось в голове. Вышел, сильными руками перевернул ее на живот.

— Давай раком! Что смотришь? Задницу поднимай, на локти опирайся! Воот таак! — Дядя Леша поставил девку поудобнее, пониже, на свой уровень, вывернутыми коленками наружу, огладил двумя руками упругую хореографическую попку. Пизденка торчала кверху, распахнув, словно для поцелуя, раскрасневшиеся губки, торчащиеся из взлохмаченной растительности. Еще и поджатая гузка ануса дразнится. Ладно, успеется. Все сразу не перетрахаешь. Дядя Леша с силой вошел в уже знакомые упругие, мокрые губы. Маринка пласталась в коленно-локтевой, свернув голову на бок, прижавшись щекой к простыне. Вследствие чего он прекрасно мог видеть искаженное еблей лицо, вздрагивающие грудки, при каждом взмахе слегка задевающие простыню. Должно быть, весьма чувствительно!

— Ну, что, будешь помнить дядю Лешу? — Закуражился он, с удовольствием растрахивая девку в новой позе. Она моталась по постели, как березка от ветра, как кукла-марионетка, елозила щекой по простыням, не закрывая рта, стонала. Ну, пиздец какой-то! Как во сне! Обычно за бабами ходишь-ходишь, подарки-шмодарки, пыжишься, как ужаленный, врешь чего-то, жены боишься — и все мимо. Чего им надо-то. А тут — нате вам пожалуйста! Недотраханная юная нимфа в его собственной квартире, и как дает, как дает!!! Голова закружилась. Он ускорил темп, попутно с силой натирая пальцем розовые лепестки. Яйца болтались в воздухе, подергиваясь в такт долбежке. Кажется, сейчас потащит к оргазму...

Он все натирал и натирал лепестки, старательно долбя сзади. Вдруг почувствовал, как тело ее налилось неподъемной тяжестью, изо рта вырвались хрипы и рычание. Она вдруг задергалась всем телом, как птица, бесконтрольный вопль вылетел изо рта. Узкое влагалище запульсировало, словно затягивая его в свои недра. Ой, сейчас-сейчас... Дядя Леша выскочил и отдышался. Марина корчилась на простыне, как рыба на берегу, ловя воздух открытым ртом, выдыхая страстно, с рычанием, выбрасывая из себя остатки судорожного напряжения.

«Ну, вот, полдела сделано!» — С удовлетворением подумал дядя Леша, пошлепывая ее по заднице. — Теперь нужно кончить самому».

— Ну, что, золотая рыбка, — сказал он, ласково оглаживая отдыхающее тело, — куда принимать-то будешь? В попку или в рот?

Она испуганно посмотрела на него снизу вверх и тропливо ответила:

— В рот!

— Ясно, значит, задницу тебе еще не растрахали твои червячки. — Добродушно отозвался дядя Леша.

Марина согласно-испуганно покивала головой.

— Ну, что ж, в рот — так в рот! Вставай на колени!

Поигрывая хозяйством, дядя Леша уселся на край тахты, широко раздвинув ноги. Марина встала на колени между его ног, покорно глядя в глаза.

— Что смотришь? Поблагодари его! Видишь, как прочистил твою пиздюшку! — Дядя Леша был само властное добродушие. Он взял колеблющуюся девчушку за голову, сильно нажал, насаживая ртом на торчащий кверху член. До упора. Вот так. Чтобы запомнила. И еще потом попросила. Посильнее. Воткнул член снизу в горло. Крепко прижал. Ой, кашляет, и слюни текут прямо ему на яйца. Приподнял голову за волосы. Посмотрел в вытаращенные глаза, раскрасневшееся лицо, задыхающийся рот, похлопал по щеке, и снова — как в воду, глоткой на член — аххх!

— Давай, поработай! — Добродушно шлепал по щекам, взял за голову, начал ритмично насаживать, глубоко проникая, соскальзывая в самое горло.

— Хр-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р... — Донеслось изо рта.

Зрелище, надо сказать, наиприятнейшее! Голова болтается, как у куклы, сиськи трясутся, задница вздрагивает... Шлююю...

Всё! На этом самом месте дядю Лёшу накрыло и потащило в небеса, выгибая дугой. Он почувствовал себя помпой, которую кто-то надувает и сдувает. Легкие надулись, как воздушный шарик, хрипы вырвались из груди. Бедра задрожали, подаваясь вперед, стреляя из пушки сгустками терпкого семени. Казалось, это продолжалось бесконечно. Его трясло и трясло, выгибало и выгибало, словно в яйцах накопилось литра два спермы. Сквозь марево оргазменной судороги увидел ее покорное лицо с высунутым языком. Даваясь и кашляя, девчонка принимала в себя густые белые струи. Это было волшебно, как никогда в жизни, подумал он, переводя дыхание и с трудом справляясь с дрожью в кончиках пальцев. Никакого сравнения с Нинкой. Нет, Нинка, конечно, баба хорошая и аппетитная, но это... просто какой-то разврат в будуаре! Вытащил член, вытер о мокрую щеку с прилипшими волосами.

Ой, что творится! Девчонка, выгибаясь, натирает себе промежность. Возбудилась, бедная, аж всю трясет! Надо помочь! Дядя Леша обоими руками взялся за торчащие книзу соски, пощипывая, покручивая, бессовестно оттягивая вниз. Похлопал по щеке:

— Давай-давай, кончай, кобылка!

С бессмысленным и благодарным взглядом выгнулась и вся затряслась, выбрасывая в воздух стоны такие, что аж все внутри завернулось у Леши. Вот это девка! Просто праздник какой-то!

Кончив дергаться, Маринка обессиленно опустилась на пол, расслабленно улыбаясь. Лицо счастливое, аж светится!

— Воот, — довольно сказал дядя Леша, натягивая трусы со штанами, — это уже дело! Ебать тебя и ебать, девочка, во все дырки, чтоб сияла, как начищенный чайник! Он потянул ее с пола за волосы:

— Пошли, что покажу!

Так, вот, прям, за волосы — скрытое удовольствие для обоих — подвел к зеркальному шкафу.

— Посмотри-ка на себя.

В зеркале улыбалась шлюха. Мокрое лицо с потекшей тушью, обляпанное засыхающей спермой, стекающей на грудь и живот. Слипшиеся на щеках, взлохмаченные волосы. Пылающие, натертые, торчащие соски, раскрасневшиеся лепестки половых губ, торчащие из мокрых лобковых волос. И вид весь — такой довольный, такой счастливый, такой сытый!

— Воот такой должна ты быть каждый раз после нормального секса. И это еще оччень легкий вариант! — Поведал дядя Леша юной развратнице. Хлопнул по заднице:

— Так что, когда приспичит, не таскай сюда всякую шваль. Приходи ко мне. Я тебя по-родственному качественно выебу!

Повернулся и вышел из комнаты. Надо было сходить в магазин за хлебом и сигаретами.