Остаток ночи она провалялась, не заснув толком. Еле дождалась, пока наступит утро.

Когда бабка пошла выпускать кур, Мила бросилась к старому комоду, стоявшему в большой комнате. Выдвинула нужный ящик. Там, среди аккуратно сложенных сорочек с пожелтевшими кружевами, на самом дне лежали два конверта. Старых, еще с напечатанными марками, помеченных Тома и Мила, печатными буквами — бабка по другому писать не умела. В каждом лежали бумажка с молитвой, огарок тонкой восковой свечи, и крестик. Крестильные крестики ее и Томки. Их крестили вместе, в местной церкви. Они их так и не носили, но бабка их бережно хранила.

Мила, проверив шнурки, надела свой крестик, и пошла к сестре. Томка спала, пришлось ее растолкать. Она сама надела крестик на шею сестры, разглядев у нее синяки на груди.

— Носи и не снимай. Что это у тебя?

— Где? — Томка равнодушно посмотрела на синяки. — Не знаю, может, стукнулась где-то. У тебя все, тогда уйди, дай мне еще поспать, — и повернулась к сестре спиной.

Так и не встала на завтрак. А для Милы начался новый ад. Неестественно сильное желание ласкать себя накатывало, чаще и сильнее, чем прошлый раз. Она просто теряла рассудок. Рука сама тянулась в трусики. Она всеми силами пыталась не делать этого, но получалось плохо, очень плохо. Поменяв за утро трое трусиков, она плюнула, решив оставаться без белья. Стало еще хуже, свежий воздух приятно холодил горячие от возбуждения губки, и девушка почти теряла контроль над собой. Стоило бабке хоть немного отойти, как она опускала руку, теребя измученные губки. Чтобы как-нибудь ослабить свои похотливые желания, она старалась держаться все время рядом с бабкой. Но около двенадцати бабка прилегла на часок покемарить, и Мила пропала.

Она бегом бросилась в летнюю кухню, на ходу сдирая платье, не думая, могут ли увидеть ее соседи через низкие, по местному обычаю, заборы. Согнувшись у стола, она с упоением запустила пальчики в свои набухшие губки...

Ей показалась, что она кончила мгновенно. Оргазм был таким сильным, что Мила, упав голой грудью на стол, ноги совсем не держали ее. Несколько минут лежала с закрытыми глазами.

Затем подняла голову, обведя кухню затуманенными глазами. Желание не отпускало ее. Взгляд уперся в старую тонкую отполированную и промасленную за годы, скалку, с фигурными ручками с каждой стороны. Схватив ее, и раздвинув шире ноги, она принялась водить рельефной ручкой по своей щелке, раздвигая губки. Влаги у нее было столько, что полированное дерево легко скользило по нежным складкам. Она, не торопясь, ласкала себя, напитываясь возбуждением. Часто она просовывала скалку дальше, проводя ею по анусу, немного надавливая на него, и чуть-чуть погружая во внутрь пимпочку на конце ручки. Она не знала раньше, что эта дырочка способна доставлять столько удовольствия! Возбуждение возрастало неимоверно, и вскоре она снова билась у стола, сладко дрожа. Ноги не держали ее, и она сползла на пол, закрыв глаза, переживая недавнее наслаждение. Так и сидела, не шевелясь, неизвестно сколько.

В какой-то момент она почувствовала, что не одна. Открыв глаза, она увидела стоявшего напротив незнакомца с сестрой. Томка обнимала его, прильнув нему всем телом. Одежды на ней не было. Мужчина бесцеремонно лапал сестру, играя с ее грудью, по хозяйски оглаживая бедра и лобок. Не стесняясь Милы его палец время от времени, теребил клитор сестры. Томка только жмурилась от удовольствия, искательно глядя снизу вверх.

Мила поразилась, как исхудала сестра.

— Привет, красавица, соскучилась? — кривя губы, спросил мужчина.

— По тебе ни грамма, — отрезала Мила, и встала, поднимая с пола платье. — Оставь сестру в покое!

Он усмехнулся, и нарочито потеребил клитор Томки, та даже выгнулась, слегка простонав.

— Я не думаю, что она сейчас хочет, чтобы я оставил ее в покое... Но мне наплевать, что хочет эта подстилка. Мне нужна ты! А ты сопротивляешься. Так быть не должно, — он усмехнулся и взял крестик, висевший на Томкиной груди, в руки. — Ты что думаешь, этот кусочек дрянного серебра может мне навредить? Наивная, — незнакомец пару раз провел ребром крестика по торчащим соскам сестры. — Ваши служители бога давно потеряли силу — этот амулет ничто. Зря ты на него надеялась. Но дело не в этом.

Незнакомец отпихнул Томку и встал, уставившись на Милу в упор. Она, боясь смотреть в его бездонные глаза, опустила голову.

— Так сложилось, что мне нужна только ты! Ты девственница, в отличие от этой, — он пренебрежительно мотнул головой в сторону Томки, которая, опустившись на колени, с упоением целовала его руки. — Лучше бы ТЫ его подняла... Теперь я должен взять тебя, чтобы... Впрочем, тебе это знать не обязательно, — он раздраженно отдернул руку, сильно оттолкнув Томку, что та упала на пол.

И тут же поползла к нему, причитая, чтобы Господин ее не прогонял. Мила с ужасом смотрела на эту картину.

— Ты должна отдаться мне. Сама. Тогда я смогу освободиться... Но ты сопротивляешься, слишком сильно сопротивляешься, — он помолчал, и посмотрел на Томку, сидящую у его ног. — У меня есть твоя сестра. К счастью, ты ее любишь. А я могу сделать с ней все, что захочу. Сама видишь, — он прошелся по кухне. Томка с пола преданно и восторженно провожала его глазами. — Так вот, красавица. Я могу заставить ее раздеться на улице днем, представляешь какая слава о ней пойдет. Или, по моему приказу, она зайдет голой в дом к Вите Пьянице, а там всегда полно желающих отъиметь молодую голою девку. К тому же она сама им это предложит, — он нагнулся, взял Томку за подбородок. — Ты же хочешь, чтобы тебя трахнули несколько мужчин?

Томка восторженно прошептала:

— Да, Господин, я с радостью выполню любое твое желание, — и всхлипнула от переполняющих ее чувств.

— А можно и не так, — незнакомец пристально глядя на ошарашенную Милу, взял со стола скалку, и сунул ее в руки Томке. Та, раздвинув ноги, принялась медленно засовывать ее в свою дырочку. Мокрые, надроченные губки раздвинулись, принимая в себя ручку, а затем и сам цилиндр скалки. — Вот видишь, красавица, как просто. А вместо этого могла быть просто палка, которая порвала бы ее. Я бы, конечно, испытал бы некоторое неудобства — не смог бы использовать ее всю, но я могу и потерпеть некоторое время. К тому же у твоей сестры есть еще дырки, — он подмигнул Миле, ухмыляясь. — Итак, упрямая красавица, что ты выбираешь, сестру или свой маленький пустячок?

Мила посмотрела на изнывающую от похоти Томку, которая с упоением трахала себя скалкой. Похоть захлестывала Томку. Она постанывала, загоняя скалку в себя.

— Прекрати это! — крикнула Мила незнакомцу.

— Сейчас само кончится, — пренебрежительно отмахнулся он.

Похабно ухмыляясь Миле, одним движением расстегнул штаны, и Томка, взяла его странный член в рот. На лице Томки расплылось умиротворение. Незнакомец, схватив Томку за волосы, принялся насаживать ее ртом на член. Та задыхаясь застонала, и через минуту зашлась в оргазме. Мужчина держал ее, не вынимая член, пока она успокаивалась. На секунду закрыл глаза. Потом рывком выдернув член, отбросил девушку от себя, застегивая штаны. Глухо стукнула скалка, упавшая на пол... Мила отметила краем сознания, его член так и не опал, как стоял, так и продолжал стоять.

Незнакомец шагнул вперед, взял Милу за подбородок, задирая лицо вверх. На нее уставились его глаза, сверлящие ее взглядом насквозь.

— Думай, красивая. Думай. Но не долго. До ночи... Твоя сестра слабеет, мне ее мало. Кстати, если она умрет, я тоже освобожусь, но не хочу ждать так долго — целую неделю. Так, что я к тебе еще приду сегодня... Не прощаюсь, — и исчез.

Мила бросилась к сестре и остановилась, наткнулась на глаза Томки, горящие злобой.

— Он ушел, слышишь, он ушел. Все из-за тебя! Ты все портишь! Не трогай меня! — выкрикнула она Миле, отталкивая ее.

— Том, Тома, подожди. Он же убивает тебя, сама слышала. Ты же умрешь!

— Нет! Он хороший! Он заботиться обо мне. Мне хорошо с ним. А ты! Ты все мне портишь! Он хочет сделать тебе ребенка! Это ты умрешь, когда будешь рожать! И тогда он освободиться. Мы с ним будем всегда вместе! — она посинела от крика. — Видеть тебя не хочу! Ненавижу! — Томка бросилась вон их кухни, но Мила, в последний момент ухватила ее за руку.

— Стой! Стой! От чего он хочет освободится? Что я должна была поднять? — она еле удерживала сестру, вырывающуюся с нечеловеческой силой.

— Кулон! Кулон, который я нашла. Я а не ты, поняла? И он мой! — Томке, наконец, удалось вырваться из рук оторопевшей сестры. Плача она скрылась в доме.

Кое-что начало проясняться — кулон, камень — вот оказывается в чем дело.

Этой весной, около села, археологи вели раскопки, но к середине лета свернули работы. Они с Томкой ходили посмотреть на раскопки. Ничего интересного, несколько канав, кучки земли, непонятные камни. Спрыгнув в одну из таких канав, девушки случайно обвалили кусок земли. Глазастая Томка углядела интересный камешек. Гладкий, полупрозрачный, каплевидной формы, на узком конце имелась дырочка. Она сразу заявила, что он станет ее талисманом. Камень явно древний и должен принести ей удачу. Найдя у бабки кожаный шнурок, Томка надела камень в тот же день.

Мила заметалась, у кого бы спросить, что надо делать. Ее осенило — есть же Интернет. Достав планшет, который она не включала все эти дни, вышла в Сеть. К своему удивлению нашла достаточно много сайтов посвященных сверхъестественным существам.

Незнакомец — инкубом, демоном низшего ранга, вступающий в сексуальный контакт с женщинами. От секса с демоном женщина испытывает невероятное удовольствие и испытывает бурный оргазм. В этот момент инкуб потребляет ее энергию, как бы питаясь ею.

Скорее всего, им попалась особо опасная разновидность инкуба, отличающаяся необузданной жадностью. Почти все, кто с ним встречаются, умирают от истощения, и очень быстро, как правило, в течении месяца. Пусть и от удовольствия, но смерть есть смерть.

Мила лихорадочно просматривала сайты. Кое-что прояснялось — кто-то давно то ли заключил, то ли превратил инкуба в этот камень. От контакта с Томкой он пробудился и они, как близкие родственники, стали его жертвой. Энергии ему требовалось много, поэтому их с Томкой надолго не хватит. На других женщин нападать он не мог — он был привязан к камню. Освободиться он мог двумя путями. Первый — дождаться смерти самой первой женщины. Но некоторые могли протянуть и месяц.

Второй — зачать потомство. Для этого требовалась девственница. Во время родов мать умирала, рожая нового демона, а этот получал возможность порвать все узы, сковывающие его. Причем, беременность длилась всего три дня.

Непроизвольно она представила, что внутри нее копошится мерзкое существо, и ее затрясло от ужаса. Она выпустила планшет из рук. Минут пять она сидела, обняв себя за плечи, ни о чем не думая. Но все-таки взяла себя в руки.

Она узнала все, что можно, кроме главного — как избавиться от инкуба, как защититься. Писали, что можно защититься крестами и молитвами. Полная чушь! Она машинально коснулась крестика на шее. Ее крестильный крестик. Он не защитил ее, значит и от молитв толку не будет.

Но какой-то выход должен быть. Что им может помочь? Ночью он придет. Она не уверена, что не поддастся ему. Неопределенные идеи бродили в голове. Вдруг Мила услышала, как за стенкой горько и безутешно плачет сестра. Она пошла к ней.

Томка сидела на полу, так и не одевшись и раскачиваясь рыдала. Увидев Милу, она завыла:

— Мила, Милочка, прости меня если сможешь. Прости дуру проклятую. Знаешь, как мне страшно! Мы с тобой умрем... Я боюсь, Мила! — она рыдала, размазывая слезы по щекам. — Мне тебя жалко. Я не хочу умирать, Мила! Давай придумаем что-нибудь, ну, пожалуйста!

Мила присела рядом, обнимая Томку. Та отчаянно вцепилась в нее, продолжая реветь.

— Я к тебе ревновала тебя, дура набитая. Знаешь как мне было хорошо! А теперь я все поняла. Я боюсь его! Он вчера всю ночь надо мной издевался. Я у его ног ползала. Он брал меня, как хотел, и куда только можно и нельзя. И я сама, слышишь, сама просила его так делать... Мне было хорошо, а потом стало страшно... Прости меня, пожалуйста! Спаси нас!

Мила никогда не видела Тамару такой испуганной и потерянной. Зрелище плачущей и испуганной сестры, обычно бойкой и языкастой, ее хорошо встряхнуло.

— Все ясно, — Мила встала и прошлась по комнате. — Прекрати истерику. Мы должны избавиться от твоего кулона, этого проклятого камня, — она с опаской посмотрела на камень на шее у сестры. — Сними его.

Томка почти прекратила плакать, услышав спокойный, рассудительный тон сестры.

— Я не могу, — отшатнулась она, и продолжала шепотом. — Господин, — она запнулась, — то есть он, запретил мне. Я сейчас пробовала. Он начинает меня душить, — и она снова заплакала.

Мила недовольно посмотрела на сестру, та своими рыданиями мешала ей сосредоточиться. Четыре стихии: воздух, огонь, вода, земля. Огня против камня здесь рядом, наверное, нет. Воздух? Как-то неубедительно. Вода есть рядом. Но поможет ли быстрая, но мелкая горная речка. Что остается? Только земля.

— Давай его закопаем в землю. Может, подействует? Надежнее, наверное, будет в какой-нибудь особой земле, — рассуждала она вслух. — Тут есть такая, — радостно воскликнула Мила. — Пошли к церкви, там разберемся на месте, как его с тебя снять. Одевайся, — и потащила Томку, на ходу натягивающую платье, на улицу. По пути заглянула к бабке. Та спала, прихрапывая. Ну и слава богу!

Бабкино село раскинулась на склонах гор вдоль речки. Имелась в селе церковь, старая, некоторые говорили, что ей восемьсот лет, чему Мила в принципе верила, судя по древнего вида камням, из которых она была сложена. Церковь стояла на отдельной горке, над самой рекой. Маленькая, без куполов, больше похожая на небольшой дом. Тут в горах всегда именно такие строили, и раньше и теперь.

На улице никого не было, как всегда в селе. Томка с неохотой шла за сестрой. Безвольно тащилась следом и что-то бормотала, сквозь сдерживаемые рыдания. Мила прислушалась:

— А сидела в комнате злилась на тебя. А потом к зеркалу подошла, посмотрела во чтоя превратилась, и меня как холодной водой окатило! Я все поняла, и мне стало страшно...

Без помех девушки дошагали до узкой дорожки ведущей наверх, к церкви. Дорожка вилась между могил, хаотично разбросанных на крутом склоне. Отворив калитку, ограждающих кладбище от вездесущих коров, они вступили под тень деревьев, густо росших на склоне церковной горки. Пройдя метров десять, Томка остановилась, вырвав руку. Мила оглянулась. Сестра стояла в тихой панике. Прошептала:

— Мила, он здесь.

— Кто? — машинально спросила она, хотя сразу поняла о ком идет речь.

— Господин. Он здесь, — Томка смотрела вперед отрешенным взглядом, мимо Милы, как будто к чему-то прислушиваясь.

Вдруг Томка шевельнулась. Медленно спустила бретельки сарафана с плеч, и ее платье упало к ногам. Больше на ней ничего не было. Переступив через платье, оперлась на ближайшую оградку, закрыла глаза и принялась ласкать себя, опустив руку вниз. Мила бросилась к ней, схватила ее за плечи, встряхнула.

— Ты что совсем ошалела? Немедленно прекрати, — вскрикнула она. И вдруг с ужасом почувствовала сильное желание никуда не идти, остаться здесь, в тени и не торопясь себя поласкать.

Ее рука уже коснулась голых губок. Про трусы она и забыла, когда вышла на улицу. Это ее немного отрезвило, и она встряхнула Томку еще раз. На секунду у сестры появился осмысленный взгляд, и она прошептала, продолжая мастурбировать:

— Не бросай меня, пожалуйста. Он меня не пустит.

Мила растерянно посмотрела на голую сестру, стоявшую наклонившись над оградкой и бесстыдно ласкающую себя. Она заметила, как сильно та вцепилась в прутья, даже рука побелела. И внезапно ее осенило

— они делают все правильно, раз демон не хочет их пускать наверх. Она приободрилась. Но что делать сейчас, как заставить Томку двигаться?

А зачем ей Томка, ведь нужен только кулон... Она посмотрела на камень, болтающийся на шее у сестры. Томка тем временем зачастила пальцами, напряглась. Мила решительно шагнула вперед и наклонилась к сестре.

— Хочешь, я тебе помогу. Своя рука, наверное, надоела? — прошептала она, проводя рукой по ее попке, касаясь пальцев сестры, ласкающие щелку. Томка замерла, и медленно отвела руку, предоставляя сестре свободу действий.

Мила, впервые в жизни прикоснулась к чужой мокрой щелки. К удивлению, неприятных ощущений она не почувствовала. Томка нетерпеливо дернула бедрами и Мила принялась за работу. Она нагнулась сильнее, почти легла на сестру, целуя ее в шею, одновременно касаясь губами и кожаного шнурка.

Томка прошептала:

— О боже, ты такая нежная! Как мне хорошо! Поласкай меня, пожалуйста, пальцами внутри! Прошу тебя!

Мила сделала, так как она просила, засунув два пальца в дырочку сестры, аккуратно двигая ими вперед назад. Томка, задрожав от возбуждения, прошептала:

— Быстрей, пожалуйста!

Пальцы задвигались быстрее. Тем временем Мила, втянув небольшой кусочек шнурка в рот, принялась перекусывать его, имитируя поцелуи. Ничего страшного не произошло, Томка продолжала извиваться под ней, сама насаживаясь на пальцы сестры. Мила чувствовала, что она скоро кончит. Именно в этот момент, она хотела завладеть кулоном, рассчитывая, что на мгновение инкуб отвлечется. Она еще усердней принялась перекусывать и перетирать зубами шнурок.

Когда Томка вскрикнула и забилась в оргазме, шнурок распался. Мгновенно перехватив его другой рукой, стараясь не прикасаться к кулону, Мила бросилась вверх по дорожке к церкви. Инкуб оплошал — только через несколько секунд она услышала за собой топот Томки.

— Отдай камень, сука. Я убью тебя, отдай! Все равно догоню, никуда ты не денешься! — кричала Томка ей вслед, каким-то грубым голосом. Но Мила и не думала останавливаться, припустив еще быстрее. Уже показалась каменная оградка церквушки. Трясущимися руками Мила открыла щеколду, и вихрем пронеслась по каменным плиткам, которым был вымощен дворик, к дверям церкви, лихорадочно осматриваясь. Слава богу, никого!

В калитку влетела голая Томка, с искаженном от злости лицом. Влетела, но с каждым шагом, приближаясь к стенам церкви, поразительно меняясь. Перешла с бега на шаг, с лица пропала злая гримаса, а когда она по инерции коснулась древних камней, с ее тела как пелена спала. Она остановилась, расслабилась. Так и стояла недалеко от Милы, касаясь стены рукой, восстанавливая дыхание после бега.

Ободренная происшедшими переменами, Мила повернулась и поискала глазами лопату. В углу двора, под небольшим навесом, рядом с мангалом, где жарили шашлыки по большим церковным праздникам, всегда стояли лопата, грабли и метла. Мила, постоянно оглядываясь на сестру, взяв лопату, начала копать ямку под одним из трех кипарисов, росших у церкви.

Внезапно поднялся сильный ветер, где-то недалеко громко и мерзко закаркала вороны. Мила снова оглянулась. Томка стояла на коленях у входа в церковь, и что-то шептала.

Ветер усилился, злобно шурша листвой деревьев. Карканье раздалась прямо над головой девушки. К своему ужасу она услышала свит воздуха рассекаемый сильными крыльями.

Сразу три крупных черных вороны пикировали на нее, выставив вперед грязные лапы с большими когтями. Мила закричала, пригибаясь, выпуская из рук лопату. Но в этот момент, к ней подлетела голая Томка с граблями в руках, ловко огрев ближайшую ворону, крикнула сестре:

— Не останавливайся, копай! Шевелись!

Мила заторопилась. Еще пара лопат и будет достаточно. За ее спиной, размахивая граблями, воевала Томка, не давая воронам приблизиться.

— Нате! Поучай! Это тебе за подстилку! Получи сволочь! Чтобы ты провалился, клятый господин! На! Хрен тебе, а не приплод!

Наконец, Мила решила, что глубина достаточная. Брезгливо держа кулон за шнурок, Мила, кинула камень в выкопанную ямку, сразу закидывая землей. Бросив последние комки, еще и потопталась ногами, утрамбовывая верхний слой. Посчитав, что достаточно, повернулась к церкви и услышала сзади еле слышимый шепот, наполненный непередаваемой тоской и злобой:

— Будьте вы прокляты, сучки!

Мила испуганно вздрогнула, но тут же поняла, что все — все кончилось! Они свободны! Обернулась, показав язык своеобразной могилке, и спокойно пошла к Томке, устало стоявшей с граблями. Вокруг валялась несколько черных, с синим отливом, перьев.

— Все, Том, его нет, — просто сказала Мила, отмечая, что ветер стих, так же внезапно, как и поднялся.

— Я знаю. Надо мое платье найти, а то еще увидит меня такой, вот разговоров будет, — ответила Томка, возвращая грабли на место.

— А что ты шептала, стоя на коленях у двери? Ты же ни одной молитвы не знаешь? — спросила Мила.

— Просила помочь, что же еще? Наделась, что меня услышат, — она обняла сестру. — Спасибо тебе, ты нас всех спасла, — расчувствовавшись, поцеловала сестру в щеку. —

Мила с ужасом почувствовала прикосновение раздвоенного языка. А может, ей показалось?

Они, не оглядываясь, двинулись домой.