Как далеко может зайти материнская любовь?! На что готова пойти женщина ради собственного сына, с которым судьба сыграла злую шутку? Кто вправе осуждать ее, желающую для своего чада лишь одного: чтобы он был чуточку удачливее и успешнее? Что может помешать ей в горячем желании помочь любимому ребенку? Никакие табу, нормы морали, и правила поведения не остановят любящую мать, если за всем этим стоит реальная возможность сделать жизнь единственного сына немного счастливее...

Зинаида Степановна вошла в прихожую, захлопнула входную дверь, и в изнеможении опустилась на пуфик. Она привыкла работать не покладая рук, но с годами стала наваливаться усталость, особенно в конце недели. Вот и сейчас был вечер пятницы, и она чувствовала себя разбитой. Правда, впереди выходные и у нее будет возможность отдохнуть и расслабиться. Где-то в настенном шкафчике на кухне была початая бутылочка коньяка — осталась со дня рождения. Зинаида вздохнула и направилась на кухню.

Коньяк оказал магическое действие, и она грустно улыбнулась своему отражению в кастрюле, начищенной до парадного блеска. На нее смотрело миловидное лицо, слегка растянутое в стороны изгибом посудины — ей даже сейчас не дашь больше сорока, хотя она уже перешагнула этот возраст. Зинаида вытащила заколку и встряхнула волосами, почти нетронутыми сединой — это единственное, чем она гордилась. Ну, может еще грудью, которая сохранила форму и упругость, несмотря на рождение сына. Ей казалось, что она даже стала больше: у нее было много молока, и Сашка сосал ее почти до двух лет.

Зинаида добралась до ванной комнаты, разделась и встала под душ — обычный ритуал после трудового дня. Горячие струи воды смывали усталость с ее стройного тела. Она не заметила, как начала поглаживать бедра, думая о чем-то своем. Остановилась лишь, когда ее рука стала задерживаться внизу живота дольше, чем требовалось.

— Что за глупости, в самом деле, — произнесла Зинаида и сжала ноги.

Она привыкла дома разговаривать вслух, комментируя практически все, что делала. Говорила она за двоих: ее сын замолчал, когда у нее погиб муж — разбился в автокатастрофе. Врач сказал, что потеря отца оказалась тяжелой психологической травмой для мальчика. Но Зинаида всем сердцем надеялась, что он замолчал не навсегда.

Она закрутила полотенце вокруг головы, потом завернулась в махровый халат. Захотелось выпить еще рюмочку для разрядки, и Зинаида с удовольствием сделала это. Приятное тепло разлилось по всему телу, в голове появилась легкость и беззаботность. Она захватила бутылку и проследовала в гостиную, где собиралась провести вечер втроем: с коньяком и любимым сериалом. Сашка на свидании, и, наверное, придет еще не скоро.

Войдя в зал, она остановилась: на диване навзничь лежал ее сын, прямо в одежде и, судя по всему — крепко спал. В комнате чувствовалось алкогольное амбре.»Значит, на свидании что-то пошло не так, иначе бы он быстро не вернулся», подумала Зина,»почти два месяца он встречался с... Кажется, ее звали Марина». Насколько знала Зинаида — у них не было близости. Девочка оказалась упрямой. Или слишком воспитанной. Или тупой. И вот, скорее всего, все закончилось, так и не начавшись. Зинаида присела на колени около спящего сына, и с любовью посмотрела на него. Потом провела руками по его непослушным волосам и заговорила вполголоса, как обычно:

— Сашенька, любимый мой! Как же я хочу, чтобы у тебя, наконец, все сложилось в жизни счастливо и замечательно! Не повторяй моих ошибок, сынок, будь мудрее, сильнее, и... Удачливее, что ли. Нам с твоим папой было очень тяжело поднимать тебя — ты был маленький и этого, конечно, не помнишь. И насмешки приятелей из-за твоего высокого роста, и постоянные боли в суставах — твое тело росло быстрее, чем твои кости. И шуточки девчонок, когда они подтрунивали над тобой, хихикая на переменах. И, как следствие, ранняя депрессия, и новые напасти...

Зинаида гладила его, в прострации уставившись куда-то в полумрак комнаты:

— Ты переболел почти всеми детскими болезнями, и иногда был так плох, что я ночами напролет плакала и молилась за тебя, хотя никогда не верила в Бога по-настоящему. Ну, а к кому я могла обратиться, если врачи только разводили руками? Они говорили мне, стараясь не смотреть в глаза: «Давайте будем думать, что ничего страшного не произойдет. Давайте надеяться, что все обойдется». Вот такое «лечение» было в те времена. Вся надежда была на молитву. А когда папы не стало, я жила только тобой...

Зинаида взглянула на сына, и, наклонившись к его лицу, прикоснулась губами к уголку рта. Потом она оглядела его, и сказала:

— Сашка! Ты опять лежишь одетый на диване в гостиной. Уснул, бедный, так и не дойдя до кровати своей. А все алкоголь проклятый. Не надо лечить раны сердечные вином да водкой. Не помогает это, я проверяла. Не убивайся ты так... Ну, ушла твоя Марина, или ты бросил ее... Не важно. Это не трагедия, малыш. Ну, не везет тебе с девками этими. Тебе же еще нет и тридцати, какие твои годы! Встретишь еще любимую, хорошую, зачем же пить беспробудно. Второй месяц пошел, как ты встречаешься с ней, и все чаще от тебя алкоголем пахнет. Понимаю, что тяжело без женщины так долго — в твои-то годы молодые... Я сама, без мужика — вон, сколько лет маюсь уже...

Зинаида решительно стала стаскивать с сына одежду. Он мычал что-то нечленораздельное, но не просыпался.

— Давай, помогу раздеться-то. Лежишь, как чужак неприкаянный. Чай дома, а не в гостях. Давай, мама снимет рубашечку твою, брючки помятые, носочки. Надо в стирку бросить — завтра все свежее наденешь, я утром в спальне для тебя приготовлю. Ты же знаешь, сынок — все для тебя сделаю, только счастья бы тебе капельку... А что ты в трусы-то напихал? Майку, что ли заправил так неуклюже? Давай выправлю, разглажу, как следует. Господи! И не майка это никакая совсем... Какой же ты уже стал большой и взрослый, сынок. Ух, какой, большой...

Зинаида в замешательстве смотрела на его бедра. Потом непроизвольно облизнулась.

— А помнишь, какой конфуз случился на уроке физкультуры в девятом классе? Я не обратила тогда внимания, что твои спортивные трусы сели после стирки и глажки, и ты их тоже надел, не глядя, торопясь на урок. Как девочки смотрели на тебя, когда твой писюн выглядывал из штанин! Он уже тогда был такой большой, что там не помещался. Помнишь, как мальчишки глумились, показывая на него пальцем? Но не одна девчонка не засмеялась тогда: они краснели, шептались, но не сводили с тебя восторженных глаз — мне физрук потом рассказывал...

Зинаида задумчиво провела ладонью по низу его живота. Сашка дернулся и отвернул голову к спинке дивана.

— Тьфу ты, прости Господи! Говорю с тобой, и не замечаю, как поглаживаю его... Ну вот что мама твоя наделала: не помещается он в трусах-то опять. Что делать будем, Сашка? Хорошо, что ты спишь, и не видишь ничего. Давай я хоть высвобожу его из белья, а то тебе больно, поди уже, сынок — вон как он загибается в трусах... Вот так-то лучше. Взрослый ты уже у меня, а я все малышом тебя называю. Какой же ты малыш, тебе бы и отец твой позавидовал — уж я-то знаю. Нет, опять нехорошо получилось — резинка передавила его... Давай лучше совсем снимем трусы, чего уж там...

Зинаида осторожно спустила трусы сына вниз, и освободила ноги. Потом стала украдкой разглядывать его вздыбленную плоть, ощупывая восхищенным взглядом каждую вену, каждый бугорок возбужденного члена.

— Ох, Сашка... Какое добро у тебя пропадает. Дай я хоть потрогаю его, пока ты спишь, вспомню, какие они на ощупь бывают... Ты спи, спи, сынок — негоже тебе видеть, что мамка твоя вытворяет. А с другой стороны — что тут такого? Я же трогала тебя всего, когда мыла в детстве. И сейчас спину частенько натираю, если попросишь... Ух, ты, я даже обхватить его целиком не могу! Пальцев не хватает. Вот, ведь... По молодости, он весь вместе с яичками в ладошке моей

помещался. А теперь, ну-ка... Нет, только мошонка входит. Эх, сынок, такой агрегат, как у тебя, да в добрые руки... Как мамины, например.

Зинаида нежно сжимала рукою ствол, и осторожно наклоняла его в разные стороны, любуясь бугристой красотой мужского достоинства. Второй рукой она перебирала мошонку.

— И чего этим бабам еще надо! Ты посмотри, какая красота, сила какая в нем сокрыта! Конечно, я понимаю: женщины любят ушами, а ты молчишь все время, сынок. И поэтому сложности у тебя с девушками постоянно. Не все готовы к такому. Но ведь, это же не главное! Особенно для мамы твоей: я понимаю тебя без слов...

Зинаида не заметила, как стала нежно надрачивать ствол сына, слегка сжимая его мошонку другой рукой. Она, словно пребывала в каком-то гипнотическом трансе. Зина смотрела на член невидящим взглядом, и медленно наклонялась к нему. Ее губы уже были в дюйме от головки, наливающейся мужской силой и желанием. Но Александр не чувствовал горячее дыхание матери на своей плоти — он крепко спал в алкогольном забвении, погрузившись в спасительный сон.

На головке показалась прозрачная капля, и Зинаида очнулась. Испуганно покосившись на сына, она высунула язык и медленно слизала ее. Между кончиком языка и членом протянулась тоненькая стеклянная нить, и Зинаида оборвала ее, прикоснувшись губами к головке легким, почти воздушным поцелуем.

— Господи, что же я делаю! Сашка, прости меня, грешную, не знаю, что на меня нашло...

Зинаида отпрянула от спящего сына и потянулась к бутылке. Поискав глазами бокал, она вспомнила, что не захватила его с кухни, и замерла в замешательстве. Потом, махнув рукой, поднесла бутылку ко рту, и стала жадно пить прямо из горлышка. Она поперхнулась, и струйка потекла из уголка рта к груди. Зина быстро распахнула полы халата, чтобы не посадить коричневое пятно на его белоснежной ткани. Потом стала рукой вытирать пролившейся коньяк, с удивлением отмечая, что ее соски набухли и вызывающе торчат. Она быстро убрала руку с груди и слизала с нее алкогольную влагу. Затем тяжело поднялась на ноги.

— Вот ведь, растяпа, — сказала Зинаида, по-мужски вытирая рот тыльной стороной ладони.

Полотенце съехало на бок, и она сняла его с головы. Распустившиеся волосы перехватила резинкой, достав ее из кармана халата. Ее взгляд вновь упал на вздыбленный орган сына. Он подрагивал и гордо возвышался над мускулистым телом. От выпитого коньяка в голове шумело, по телу растекалась приятная истома. Зинаида, резким движением головы откинула челку со лба, потеряла равновесие и неуклюже плюхнулась у подножия дивана. Халат совсем распахнулся, и в непосредственной близости от бедер сына заколыхались ее сочные груди.

Сашка вдруг опустил руку и сжал свое хозяйство вместе с мошонкой в кулак — ствол грозно выпирал из сомкнутых крепких мужских пальцев. Зинаида некоторое время тупо смотрела на торчащий член, потом наклонилась и прижала грудь к Сашкиному органу. Затвердевший сосок коснулся отверстия на головке, и тут же стал влажным и липким от выделившегося секрета. Зинаида вздрогнула, и провела грудью по всему стволу, придерживая его руками.

— Я хочу, чтобы тебе было хорошо, сынок, — пробормотала она вполголоса, и вплотную приблизилась к его головке.

Ее губы вдруг пересохли, и Зинаида нервно провела по ним влажным языком. Потом она раскрыла губы и медленно опустилась ртом на головку. Потрогала ее внутри языком, и замерла на мгновение, словно испугавшись чего-то. Сашка вдруг прогнулся, не выпуская орган из своих рук, и член внезапно вошел в ее рот наполовину. Зинаида от неожиданности вытаращила глаза и покосилась на сына: он спал, как ни в чем не бывало. Она некоторое время не двигалась, плотно сомкнув губы по окружности, потом осторожно стала посасывать его. Затем, забыв обо все на свете, ритмично задвигала головой.

Приятно ныло и пощипывало в затылке, по телу разливался горячими волнами восторг от происходящего. Она перестала обращать внимание на то, что это ее сын — забытые сладостные ощущения от соития с мужчиной поглотили ее, и она полностью отдалась упоительному процессу. В какое-то мгновение Зинаида вдруг почувствовала, что ее голову прижимают к паху, и она вынуждена опускаться на член все глубже и глубже.

Зинаида испуганно посмотрела на сына, и наткнулась на его пронзительный взгляд: он уже не спал и смотрел на нее в упор. Чувство невыносимого стыда вдруг охватило ее, и она хотела отстраниться, но Сашка крепко держал ее голову руками, двигая бедрами навстречу. Зине не оставалось ничего другого, как заглатывать его член полностью — она уже не контролировала процесс. Наконец, Сашка ослабил хватку, и Зинаида, освободившись, легла рядом и придвинулась к его лицу. Она стала покрывать его горячими поцелуями, продолжая ласкать его плоть рукой.

— Мальчик мой, прости меня! Я сама не знаю, что на меня нашло! Я хочу, чтобы тебе было хорошо! Не грусти и не расстраивайся — все у тебя будет в порядке! Мама позаботится о тебе! Все у нас с тобой будет замечательно! Я хочу, чтобы...

Александр положил Зину на себя и закрыл ей рот поцелуем. Его сильные руки гладили ее под халатом, ощупывая каждую складочку родного тела. Зинаида отвечала на Сашины горячие поцелуи, обхватив его голову руками. Его возбужденный орган двигался между ее сомкнутых ног, неумолимо пробивая себе дорогу к самому сокровенному. Зинаида обильно текла, но держалась из последних сил. Ее подсознание подсказывало ей, что этого нельзя допускать ни в коем случае. Но ее тело реагировало иначе. Оно словно жило своей жизнью, с жадностью впитывая каждое прикосновение мужской плоти.

— Не надо, Сашенька, прекрати, — шептала Зинаида в коротких перерывах между поцелуями, невольно отвечая движением бедер на ласки сына, — это нельзя... Это неправильно... Отпусти меня, Сашка, дай я слезу с тебя...

Александр вдруг выгнулся, придерживая Зинаиду руками за ягодицы, ее ноги разъехались в стороны, и член парня ткнулся в лоно матери. Зина замерла на мгновение, потом медленно насадилась истекающей от желания вагиной на всю его длину. Она со стоном выдохнула, и спрятала лицо на груди сына.

— Что же мы творим с тобой, сынок, — прошептала она чуть слышно, и лизнула сосок на его волосатой груди.

Потом она поцеловала сына долгим поцелуем в губы, и призывно качнула бедрами. Александр крепко обхватил ее руками и заработал тазом, быстро наращивая темп. Зинаида застонала и прогнулась всем телом, выпрямив руки. Ее полные груди ритмично раскачивались перед Александром и он, приподняв голову, впился страстным поцелуем в набухший сосок.

— Да, Саша, соси мою грудь, как прежде, — ласково проворковала Зинаида, двигаясь бедрами навстречу мощным ударам, глубоко пронзающим ее естество, — хоть и нет в ней молока, но она по-прежнему полна любви к тебе, сынок!

Зинаида выпрямилась и нетерпеливым движением сбросила с себя халат. Ее стройное обнаженное тело, купающееся в мужской ласке, было прекрасно. Она томно потянулась и прогнулась назад, опершись руками на ноги сына. Ее бедра широко раскрылись, и она увидела, с каким вожделением Сашка следит за тем, как его член ныряет в ее утробу. Это ее завело еще больше, и она, закусив губу, стала пальчиками ласкать свой клитор.

— Все возвращается на круги своя, — шептала Зинаида, с наслаждением насаживаясь на член сына, — я чувствую тебя, Сашенька... Мы вернулись к истокам... Мы снова вместе!

Александр вдруг выскользнул из маминого лона, быстро встал перед диваном, и развернул Зинаиду спиной к себе, наклонив ее голову на подушку. «Это была любимая поза твоего отца», подумала Зинаида, улыбнувшись, и устроилась поудобнее, широко раздвинув ноги и прогнувшись навстречу сыну.

Он стал водить головкой по промежности Зинаиды, которая была красной от возбуждения. Черные волосы, обрамляющие набухшие половые губы, были влажными от обильных выделений. Зина в нетерпении двигала бедрами, ловя каждое прикосновение члена к своей жаркой промежности.

— Возьми меня, Сашка, — Зинаида повернула голову, и посмотрела сыну в глаза, — нам это нужно... Обоим, — добавила она и еще больше прогнулась.

Александр с силой вогнал разгоряченный член в материнское чрево, и стал ритмично двигать бедрами, погружая его на всю длину. Зинаида стонала при каждом ударе, и двигалась ему навстречу. Время для них остановилось, и было лишь ощущение полета, где тела сливаются вместе в единое целое. Александр пронзал Зинаиду с такой силой и глубиной, что раскрывал ей шейку матки, заставляя ее сокращаться от невыносимого наслаждения. Мышцы на его ягодицах были напряжены до предела. Зинаида уже кричала не переставая, насаживаясь на член так глубоко, что чувствовала шлепки мошонки по клитору при каждом ударе могучего органа сына.

— Да, Сашка! Да, мой хороший! — крики Зинаиды превратились в невнятные стоны. Возникало ощущение, что она утратила контроль над разумом и связь с внешним миром, — люби меня, сынок!... Люби свою маму! Сильнее... Сильнее! Обожаю твой член... Не останавливайся! Сильней... Твою мать!

Зинаида вдруг замолчала, судорожно задергалась и сжала ноги. Ее глаза закатились, и она стала медленно оседать на диван. Александр удержал ее, натянув ее бедра на себя. Зинаида почти висела на члене сына, по ее телу пробегали конвульсии, и она хрипела что-то нечленораздельное. Александр прогнулся вперед и сделал несколько коротких толчков бедрами. Из его горла вырвался какой-то клекот, и он стал бурно кончать. Его сперма, выплескиваясь горячими струями, и начала заполнять лоно матери... Потом он устало опустился на пол, облокотившись на диван. Зинаида прилегла рядом и склонила голову на бедра Александра. Она нежно собирала последние капельки семени сына, наслаждаясь ее пряным ароматом...

И вдруг в тишине комнаты неожиданно раздался голос, такой родной и такой незнакомый:

— Я люблю тебя, мама...