Добрый день, читатели! Этот рассказ написан по одному малоизвестному фильму-сказке. Не решилась выкладывать его на фикбук (даже после изменения имён), чтобы не вызвать массовые инфаркты:) Вообще этот рассказ тоже своего рода литературный эксперимент. После него я решила что писать про секс, видимо, не моё, лучше им заниматься:) Но автор не может быть объективным, поэтому надеюсь на отзывы читателей, чтобы определиться, стоит ли мне и дальше писать эротическую прозу.

Принцесса Аделина (близкие называли ее Алиной, а иногда просто — Линой, но ей больше нравилось называться Адель) была в ярости. Ее бесило отношение Паши. Его благоговейное поклонение, эти стишочки романтические, целование ручек. Она не знала чего хочет, но точно знала что не этого.

В свои двадцать лет Лина уже давно не была девочкой. От своего отца она унаследовала грубую чувственную натуру, а от матери легкомысленность и безалаберность. При полной распущенности нравов, царившей при дворе короля Теодора, неудивительно что принцесса уже успела вкусить некоторых запрещенных удовольствий.

Она попробовала нескольких бравых гвардейцев и одного юного пажа, но никто и никогда не привлекал ее так, как Павел. Началось это внезапно. На одном из балов Алина с удивлением отметила, что Паша внезапно вытянулся и стал выше ее. Хотя он всегда был маленьким щуплым заморышем, который сидел в каморке на чердаке и боялся даже собственной тени. На балу он тоже, по своему обыкновению, жался в уголке.

Надо было проверить насчет роста и принцесса вытащила его потанцевать. Несчастный поэт ужасно смущался, потел, краснел, а после танца сразу же ретировался к себе на чердак, но дело было сделано. Они по уши влюбились друг в друга.

Алина удивлялась, как это она раньше не замечала потрясающе красивых белокурых волос Павлика, тонких черт его лица, мужественной осанки. Когда его руки крепко сжали принцессу во время танца, она разомлела от восторга и потекла. Ее ноги подкашивались от желания.

К сожалению, Павел ощущал восторг несколько иного рода. Он чувствовал, что наконец-то обрел поэтический идеал. Его регулярно тошнило стихами, поэт перестал спать по ночам и глазел на луну, мечтая подарить ее своей возлюбленной. А возлюбленная тем временем сгорала от желания.

Конечно, у Пашки тоже бывали физиологические реакции, нормальные для мужского организма. Но он справлялся с этим сам, даже не помышляя оскорбить чистоту принцессы. Разве только во сне Алина представлялась ему в несколько легкомысленном виде, что ненамного отличалось от ее обычных нарядов.

Он сравнивал ее с Дианой, с Артемидой. Когда она пришпоривала горячего коня, вырываясь впереди всех на королевской охоте, его сердце замирало в безумном восторге. «Богиня, богиня», — шептал он побледневшими губами. Физиологические реакции не заставляли себя ждать, что неимоверно смущало юношу и он становился еще более застенчивым и неуклюжим.

Но эта неловкость только притягивала Алину. Она всю жизнь командовала Пашей, была заводилой во всех детских играх и вот теперь чувствовала себя беспомощной перед этим рохлей.

Когда они встречались, она принимала свой обычный надменный вид, ожидая настойчивых ласк и соблазнения, перед которым она, конечно же, должна была пасть. Ведь так принято, таковы условия игры и все их знают. Но, увы, видимо Павел играл по другим правилам. Его милая робость и неловкость бесила ее и в то же время возбуждала. Стоило завидеть фигуру в черном, как она сразу становилась влажной и чувствовала томление в низу живота. Порой это было мучительным, почти невыносимым. Но нельзя было подавать виду, терять лицо перед этим жалким найденышем, безродным тупицей. Она страдала и шептала про себя все известные ей ругательства.

Обычные уловки вроде падения в обморок прямо на руки Павла, как будто нечаянного касания рук или некстати упавшей с плеча бретельки как назло не срабатывали. Они вызывали у него в лучшем случае глуповатую счастливую улыбку, а в худшем полный ступор с идиотским выражением на лице.

Но однажды Лине все-таки повезло. Говорят, что у всех влюбленных бывает в жизни такой день, когда им все удается. И, видимо, именно такой день наступил у принцессы Аделины.

Началось все ужасно. Она подвернула ногу, неудачно спрыгнув с коня. Папенька-король, конечно, только посмеялся над страданиями любимой дочурки, подбодрив ее дружеским похлопыванием по плечу. Королева Флора пришла в ужас, запаниковала и послала за королевским врачом. Алина, в свою очередь, послала всех и, прихрамывая, отправилась в свою комнату, запретив хоть кому-нибудь туда входить. Ее нога просто нуждалась в небольшом отдыхе.

Но, перешагивая порог, она споткнулась, сморщилась от боли и упала. Дверь, как назло, захлопнулась. Лина уже прокляла все на свете, пытаясь встать на больную ногу, но тут крепкая рука подхватила ее и поставила на ноги.

— Ой! — Адель охнула от боли и упала прямо на руки Пашке, — Как ты вовремя! А что ты здесь делаешь, кстати?

Поэт густо покраснел. Он принес Алине очередной стих собственного сочинения, но вручить лично боялся и хотел оставить вирши у нее на столе, как будто ненароком. И вот теперь его замысел раскрыт, а предательский листок ярко белеет на прикроватной тумбочке.

Пока Павел волочил Аделину к роскошной кровати под плюшевым балдахином, он так и не сумел придумать подходящего предлога. Но принцесса и так все поняла.

— Опять стихи притащил? — поморщилась она, — Ну что ж, давай почитаем!

Она протянула руку и взяла листок. Стоило только прилечь, как боль в ноге утихла и принцесса была в прекрасном расположении духа. Паша устроился у нее в ногах и с замиранием сердца ждал приговора своему творчеству. В то же время близость Адель волновала его и будоражила кровь. Он тихо млел от восторга, ощущая прикосновение ее маленькой ножки в шелковом чулке.

В это время Лина, делая вид, что читает стихи, исподтишка наблюдала за Павлом. Она прекрасно понимала его состояние, но не могла заставить его решиться на какие-нибудь действия. В последнее время она все более четко понимала, что действовать придется ей, иначе вообще ничего не получится.

«А что?», — размышляла она, — «Чего откладывать в долгий ящик? Момент вполне подходящий. Надо только решиться и попробовать. Попробовать что? Как же его соблазнить-то?»

Тут принцесса взмахнула листком и решила положиться на судьбу и женское чутье.

Павел заметил ее движение и вышел из своего блаженно-полусонного состояния.

— Принцесса! — воскликнул он, — Надеюсь вам понравилось?

Как все поэты, он был немного тщеславен, поэтому боялся насмешек Алины.

— Что понравилось? — спросила Лина, — Ах, это? Да просто великолепно! Павел у вас огромный талант!

«Надеюсь что не только талант», — подумала она и хихикнула про себя.

Юноша расцвел обаятельной улыбкой . Похвала любимой была ему приятней всего на свете.

— Но... — Аделина слегка запнулась, но быстро собралась с духом и продолжила, — Я тоже хотела бы тебе кое-что показать...

Она сама не заметила, как перешла на «ты», совсем как в детстве.

— Паша, — проникновенным тоном сказала она, — Ты знаешь, у меня в последнее время есть одна навязчивая идея... Нет, ну я понимаю, что это ненормально... Но больше не могу этого скрывать, мне так хочется...

Павел был заинтригован. Он не понимал, о чем идет речь. «Может быть она тоже пишет стихи», — мелькнула нелепая мысль. А впрочем, не такая уж и нелепая...

— В общем, не буду тебя томить, — тем временем продолжала Алина, — Мне очень хочется показать тебе мои сиськи...

Павел был шокирован. Нет, сказать что он был шокирован, это значит ничего не сказать. У него был натуральный стресс. А потом несчастный поэт решил, что просто ослышался.

— Простите, принцесса, — еле слышным от смущения голосом произнес он, — Я не совсем хорошо расслышал, что вы сказали.

..

— Ничего страшного, — обольстительно улыбаясь, сказала Адель, — Я могу повторить еще раз. Я очень хочу, чтобы ты посмотрел на мои сиськи!

Паша покраснел как вареный рак. Ему не то, чтобы не нравилось это предложение, поражала его непристойность и неожиданность. Принцессы не должны так себя вести! Однако его принцесса была именно такой — шокирующей и непредсказуемой.

Алина тем временем продолжала достаточно спокойно (хотя только она сама знала, с каким трудом давалось это спокойствие):

— А что тут такого? Рисуют ведь художники прелести своих возлюбленных. А ты поэт — тоже служитель муз, ценитель прекрасного. Вот я и хочу, чтоб ты оценил мою красоту. Тебе будет прилив вдохновения, а мне — уверенность в своей привлекательности. Все довольны, и ничего страшного в этом нет. А то мне в последнее время кажется, что они слишком большие. Вот посмотри!

Она схватила себя за вырез кружевной сорочки и резко рванула вниз. Корсет, скрывавшийся под платьем, уехал, и наружу вывалились две очаровательные грудки, идеального размера и ничуть не слишком большие.

Павел взглянул на них и почувствовал, как его мужское естество моментально начало возбуждаться и приподниматься. От этого он смутился и отвел глаза. Нет, он не должен так реагировать на принцессу. Она же не какая-нибудь публичная девка!

Однако принцессу разозлило его нежелание смотреть.

— Это что такое! — воскликнула она, — Не желаешь смотреть! Тогда хотя бы потрогай!

Она взяла его за руку и положила ее к себе на грудь. Он почувствовал ее нежную, бархатную кожу и напряженный, словно каменный сосок. Его пальцы непроизвольно схватили его и сжали. Принцесса застонала.

Павел с ужасом почувствовал, как его член стал твердым и горячим. Он стоял колом, так что это должно было быть заметно даже под одеждой. «Только бы она не увидела», — молил про себя он.

Но она, конечно же, увидела. И осталась довольна.

Теперь уже две руки Павлика лежали на голых сиськах Алины и яростно сжимали их, а пальцы крутили и мяли соски. Принцесса стонала все сильнее, она подставляла грудь под эти яростные ласки, выгибаясь дугой. Ее платье сползло почти до талии и она сидела по пояс голая, не замечая этого.

— А теперь, — хриплым от страсти голосом сказала она, — Я тоже хочу на кое-что посмотреть...

Своей маленькой нежной ручкой она коснулась Пашиных штанов, как раз там, где они больше всего топорщились. Он оцепенел от ужаса и удовольствия, не зная, что предпринять. Но мешать принцессе ему хотелось меньше всего.

Тем временем она распутала завязки на поясе и освободила его рвущийся наружу член. Он стоял во всей красе, большой и толстый, как ствол, налитый соками. Алина с восхищением потрогала его своими маленькими ручками. Теперь очередь стонать пришла уже для Павла. Он был просто в экстазе от этих прикосновений.

Лина нагнулась и провела своим горячим язычком по напряженной плоти. Прикосновение было легким, скользящим, почти незаметным, но Пашу скрутило так, что он не смог сдержать крика.

— Постой... — еле выговорил он, — Что ты со мной делаешь...

— Ничего особенного, — скромно потупив глазки, ответила Алина, — Просто делаю тебе приятное. А теперь твоя очередь.

Она кивнула на свои торчащие, ярко-розовые соски, намекая что Павел должен последовать ее примеру.

Он нерешительно нагнулся и взял губами правый сосок. Кожа Адель пахла какими-то травами, мускусом и почему-то табаком. Этот запах возбуждал его. Паша втянул сосок в рот и стал водить вокруг него языком, постепенно расширяя круги и затягивая его все дальше и дальше. Сиська была упругой и он подхватил ее рукой, сжимая так, что Алине стало больно. Но она не подала вида, боясь спугнуть приближающееся наслаждение.

— Да... — со стоном произнесла она, — Так...

Павла уже не надо было подгонять. Он яростно сжимал грудь Аделины, обрабатывая губами то один, то другой сосок. Его язык елозил вокруг них, дразня и возбуждая, а губы сжимали и втягивали в себя, доставляя немыслимое удовольствие Лине. Он сосал и прикусывал сиськи, доводя ее до крайней степени возбуждения.

Принцесса повалилась навзничь на пышные подушки своей огромной кровати. Она раскинула руки и лежала так, голая по пояс, чтобы Павлу было удобнее сосать ее грудь. Он так увлекся этим процессом, что не заметил, как заполз на нее сверху, чтобы не отрываться от сосков. Теперь он покрывал засосами не только их, но и всю остальную поверхность прелестных упругих сисечек.

Его член давно уже стоял в боевой готовности, упираясь в пышные юбки принцессы, которые разметались в живописном беспорядке по всему ложу. Ему захотелось ощутить не юбки, а мягкую, нежную кожу. Пашка приподнялся повыше, отпустив соски. Алина увидела над собой его мускулистый живот и почувствовала, как что-то твердое уперлось в нее, а потом удобно соскользнуло в ложбинку между грудей.

Павел прижимал к ним свой член в полном экстазе. Кожа Адель была настолько бархатистой, что он чуть не кончил прямо на нее. Он прижал груди друг к другу и его член начал скользить между ними туда-сюда.

Для Алины такое было в новинку. Но ей понравилось и она стала помогать ему, сжимая грудь с боков, выгибаясь, чтобы освободить ему руки, которыми Паша мгновенно схватился за соски и стал их скручивать и вытягивать. Принцесса застонала от восторга.

Павел чувствовал себя в другом измерении. Он открыл глаза и увидел ее, стонущую, с голой грудью, обжимающей его возбуждённый член, с торчащими розовыми сосками и приоткрытым от возбуждения ртом и почувствовал, что не в силах более сдерживаться. Еще секунда — и потоки спермы зальют эту нежную грудь и прелестное личико. Он сделал неимоверное усилие воли и откатился на бок.

— Нет... — задыхаясь произнес он, — Так нельзя... Мы не должны этого делать... Ты просила только посмотреть...

Принцесса села и растрепанные волосы упали ей на лицо и плечи, прикрыв обнаженную грудь. Она сидела в позе раскаивающейся грешницы и никак не могла придти в себя. Алина не понимала, почему наслаждение вдруг прекратилось и что теперь делать с неистовым возбуждением, охватившим ее.

— Павел... — с трудом выговорила она, — Паша, что же ты делаешь... Почему нельзя?

Она повернулась и в упор посмотрела на него. Голубые глаза обольстительно блестели сквозь пряди волос.

— Принцесса... Алина... — тихо сказал он и нерешительно приподнял бретельки ее сорочки, прикрывая измятую, встопорщенную грудь, — Я не могу этого сделать... Обесчестить тебя... Это невозможно...

Лина застонала, теперь уже от ярости. «Угораздило же влюбиться в такого идиота! Только он мог вспомнить о чести в такой момент!» Она перебирала в уме способы вернуть Пашу на путь истинный, но как назло ничего не придумывалось. Не говорить же ему в самом деле, что она давно не девочка и у него было несколько предшественников! Нет, что угодно, только не это!

Тут она случайно опустила глаза вниз и с изумлением увидела, что его член по-прежнему стоит в боевой готовности. «Он меня все еще хочет», — дошло до нее, — «Бедняга, надо ему только слегка помочь!»

Паша заметил ее взгляд и смутился. Он попытался прикрыться одеялом, но ему это не удалось. Принцесса откинула одеяло и его мужское достоинство предстало во всей красе.

— Павел... Слушай, ну смотреть, это же не преступление! — воскликнула принцесса, — Мне просто интересно как у мужчин все устроено! (При этом она хихикнула про себя.) Любопытство ведь не порок! Иначе не было бы никаких ученых и университетов! И к кому же мне обратиться, как не к тебе, чтобы все узнать!

— Вот я, к примеру... — продолжила она, — уже все посмотрела у тебя. А ты у меня — еще не все. Это несправедливо.

Павел растерялся. Он чувствовал, что ему приятно, что принцесса смотрит на его возбуждённый член таким восхищенным взглядом. Может быть и правда у нее научный склад ума? Тогда что же он для нее — всего лишь эксперимент? Это даже обидно как-то. Но может и вправду лучше он, чем кто-нибудь другой. А то еще нарвется на какого-нибудь маньяка со своим любопытством, бедняжка.

Было очень соблазнительно согласиться на ее предложение еще что-нибудь ему показать. От этих мыслей у него встал еще сильнее, хотя казалось, что это невозможно. Но соглашаться было нельзя. Он чувствовал, что снова не сможет себя контролировать.

Пока он так размышлял, Адель не теряла времени. Она приподняла свои пышные юбки и, изгибаясь змеей, повернула к Павлу свой зад, обтянутый кружевными панталонами. Затем слегка приспустила их, так, что из пены кружев появились две восхитительно округлые ягодицы.

— Паша, — промурлыкала она, — Посмотри теперь на мою попку. Как она тебе?

Она лежала перед ним, оттопырив свой зад, изогнув спину в соблазнительнейшей из поз. И он никак не мог оторвать взор от ее округлостей и особенно от темной ложбинки между ними, убегавшей вглубь кружевных панталон и скрывавшей в себе что-то самое сокровенное, неведомую тайну женского тела. Павел почувствовал, что в нем тоже просыпается талант ученого-экспериментатора.