Я помню свое детство с очень ранних лет... Нет, конечно не с пяти лет, но пожалуй, с тех пор, как я пошла в школу, я помню все очень отчетливо... Помню первое сентября, как меня провожали в школу, а главное — помню, как я пришла, довольная и счастливая, домой... Меня никто не встречал около дверей и это было странно — обычно, стоило мне только повернуть ключ в замке, как из комнаты раздавался голос бабушки — это ты, Галка? А в тот день никто не окликнул меня из комнаты. Я вошла, поставила ранец около двери и заглянула в комнату, ожидая, что меня ждет сюрприз, но комната была пуста, как и вторая тоже... А вот на кухне... Да, на кухне меня ждал сюрприз... За столом сидели, глядя на меня, мама, папа и бабушка. Лица у всех были очень серьезные и они строго смотрели на меня. Я остановилась около двери и в ожидании посмотрела на них. Первый заговорил папа — Галя, мы хотели бы сразу расставить все точки над i! И объяснить правила, которые ты с сегодняшнего дня должна будешь неукоснительно соблюдать. Испуганная папиным строгим видом, а еще больше тем, что увидела я рванулась к двери, но... было поздно... А посмотреть было на что — посредине кухни стоял деревянный диванчик со снятой спинкой, который обычно был придвинут к стене и на нем во время обеда я сидела, но сегодня спинка была снята, а под диванчиком была постелена клеенка. Рядом с диваном стоял широкий таз, в котором обычно стирала бабушка белье, но сегодня в нем мокли прутья.

Нехорошее предчувствие шевельнулось у меня внутри. Хотя меня никогда не наказывали, но я много читала и знала, для чего обычно использовали прутья... Но я... я... папа, что это? — дрожащим голосом спросила я. Вот об этом мы и хотели с тобой поговорить! Сегодня ты пошла в школу и у тебя началась новая жизнь, новая не только потому что теперь у тебя будут обязанности, связанные со школой, но и потому, что ты теперь должна знать — за малейшую провинность ты будешь наказана, и не просто наказана, а выпорота! Ты должна теперь не только делать ту работу, которую тебе скажут мама и бабушка, но и учиться только на отличные оценки! надеюсь, ты все поняла? Я молчала... Не слышу! Но у меня от страха перехватило дыханье и я не могла вымолвить не слова. Так, раз ты молчишь, придется развязать твой язычок!

Мама! Помогите внучке лечь! И учти, Галя, это только в первый раз тебе помогут раздеться и лечь, а в следующий раз и потом ты должна будешь сама немедленно снимать с себя одежду и ложиться на лавку, поняла?

Но я по прежнему молчала. Но не из упрямства, а от страха...

Бабушка быстро сняла с меня форму, потом стянула беленькие трусики и маечку и положив на лавку, позвала маму. Мама взяла меня за руки и прижала их по бокам диванчика, бабушка прижала ноги, а папа... Папа пропустив через сжатый кулак несколько прутьев, взмахнул ими в воздухе, а затем резко опустил на мою гладкую белую попку! Но белой она осталась совсем недолго — папа раз за разом опускал на нее прутья, которые с ужасным свистом ложились на поверхность попы, прихватываю и ноги и поясницу. Молчала я недолго — уже через несколько ударов, когда моя попа покрылась красными, на глазах взбухающими полосами, из меня рвался визг и просьбы не бить меня больше, что я все поняла и конечно буду всех слушаться и учиться только на пятерки. Но папу это не остановило, и пока он не досчитал до десяти, порка не прекратилась. После этого меня, всю красную от стыда, потому что во время порки я описалась и клеенка, предусмотрительно подстеленная под лавкой, была вся в моей моче, подняли с лавки и заставили мыть клеенку и убирать все после порки на кухне. На негнущихся ногах и плача от боли я все убрала и остановилась, ожидая, что же будет дальше. Мне не разрешили даже одеться а сказали идти в комнату и встать в угол. Мимо меня ходили все домашние, не обращая на меня никакого внимания. Через час мне разрешили выйти из угла и пойти делать уроки. Только я не могла даже сесть и все прописи делала в тетрадке стоя. Папа проверил, как я сделала уроки и решил, что задание выполнено недостаточно аккуратно. На лавку меня уже класть не стали, а просто вытянули ремнем несколько раз со всей силы по красной припухшей попе. Переписав еще раз уроки я была отправлена в ванную, где мама меня ополоснула прохладной водичкой и отправила спать, несмотря на то что время было еще совсем раннее. Мне очень хотелось посмотреть со всеми вместе телевизор или почитать книжку, но я даже боялась заикнуться об этом и тихо лежала в кровати. Лежать без одеяла было холодно и стыдно, но накрыться было невозможно — при малейшем прикосновении, попа начинала пульсировать от боли всеми напоротыми местами.

Через некоторое время я уснула, но совсем скоро проснулась от голосов в соседней комнате. там разговаривали взрослые. Бабушка спрашивала у родителей, не слишком ли строго они начали поступать со мной, но папа сказал, что чем строже — тем лучше, и это только начало. Вся сжавшись от страха я боялась даже пошевелиться, чтобы они не услышали и не решили меня наказать за то, что я их подслушиваю. На следующий день я пошла в школу и от страха не смогла запомнить ничего из того что рассказывала учительница. Она заметила, что я ее не слушаю и пожаловалась на мое невнимание бабушке, которая пришла за мной в школу. За всю дорогу домой бабушка не сказала мне ни слова и только придя домой, подтолкнула меня в спину в сторону кухни и сказала — Иди, готовься! я так и знала что сегодня все снова пригодится. На кухне все было по вчерашнему — диванчик, так, клеенка. Вцепившись двумя руками за ручку кухонной двери я мотала головой и слезы летели во все стороны. Иди-иди, не тяни, — сказала бабушка, а то отец придет домой обедать, некогда ему с тобой возиться, ему еще и поесть надо успеть. Поняв, что деваться некуда, я разделась и легла на диван. Вошедший папа сразу увидел это позорное зрелище — я лежу голая и вся дрожу. Ну — с первого раза видать не поняла? все, вчера я тебя еще пожалел для начала, а уж сегодня получишь по полной и розги засвистели в воздухе. Когда я уже не могла плакать, а только обессиленно подвывала, бабушка отнесла меня в комнату и поставила в угол на колени, так как стоять я уже не могла. Каждый день повторялось одно и то же... Не то что я была глупая или не хотела учиться, но страх перед поркой выбивал все мысли из головы. Пороли меня каждый день, но однажды... Придя с работы и выпоров меня маминым плетеным ремнем от платья, папа сказал глядя на мою попу всю покрытую синяками и рубцами, — видать не понимает по хорошему, надо добавить для ума крапивки. И к вечеру, когда уже на улице никого не было, он пошел и нарвал под окнами у соседей, в запущенном палисаднике, большой пук крапивы. Крапива была уже осенняя, не очень жгучая, но папа не порол меня крапивой, он придумал гораздо хуже — на ночь на меня одели трусики и сзади напихали полные трусы крапивы. Спать мне разрешили только на спине и не поворачитваться ни в коем случае ни на бок, не на спину. Что было с моей попой утром, это была одна сплошная рана — несмотря на то что от порки у меня кожа уже была не такая нежная как раньше, а огрубевшая, но от крапивы попа была как один слошной пузырь, который к тому же еще и чесался со страшной силой!

Так меня пороли почти каждый день, только иногда, если розги или ремень рвали кожу на попе до крови, то давали ранам поджить, чтобы я могла в школе сидеть за партой и не вызывать ничьих вопросов. А у мальчишек в классе еще была привычка пробегать мимо и обязательно хлопать по попе девчонок, если бы они знали, какую боль они мне причиняли! Так меня воспитывали ремнем несколько лет и все таки постепенно добились от меня хороших отметок и полной покорности. Я росла забитой, послушной девочкой, которая боялась лишний раз рот открыть и у которой не было подруг. Я же не могла никого пригласить домой — они увидели бы постоянно ждущие меня розги и догадались бы, что меня дома порют. Я даже не ходила на физкультуру, ведь в раздевалке нельзя было бы спрятать следы от розог. У бабушки была знакомая врач, которая мне сделала освобождение от занятий физкультурой, своя физкультура у меня была дома. Меня постоянно закаливали и по утрам нагишом я делала зарядку перед открытой форточкой, а потом, как папа говорил для разогрева, я ложилась на лавку на кухне и перед уходом на работу папа разогревал меня несколькими смачными ударами розги или ремня по попе. После этого мне хватало времени быстро позавтракать и бежать в школу. Постепенно я привыкла к такой жизни и не думала, что когда то может что то измениться. Но все же моя жизнь изменилась с тех пор, как я пошла в седьмой класс. В седьмом классе кв наш класс пришла учиться новенькая. Ее звали Лена. Она первая обратила на меня внимание и подошла ко мне. почему с тобой никто не дружит, или ты зубрила и тебе кроме книг никто не нужен? Нужен, ответила я, но... Никаких но, я буду с тобой дружить... Когда Лена пригласила меня к себе в первый раз домой, она стала переодеваться при мне и вдруг я увидела, что у нее вся спина и ноги покрыты следами от порки. Как, тебя тоже порют? воскликнула я. А, да, это мама меня скакалкой сечет, то ей не нравится как я с ней разговариваю. то нельзя курить, а я — курю, вот она и хватается за прыгалки и ну стегать меня. А тебя что, тоже дома воспитывают ремнем? Я покраснела и промолчала. Так мы и стали дружить с Леной, объединенные общей тайной. Ведь никто не знал, что нас дома пороли. Но дружба с ней принесла мне только новые огорчения и неприятности. Лена оказалось очень развязной, она курила и даже тайком пробовали вино, и я потянулась вслед за ней.

Потом мы познакомились с ребятами, которые предложили нам с ней попробовать водки. И вот после водки я пришла домой. Папа сразу почувствовал, что я выпила и долго не стал разбираться с кем и что я пила, а сразу вкатил мне оплеуху и потащил в ванную. В ванной он снял со стены резиновую грелку с наконечником и наполнил ее теплой водой, затем обильно смазал наконечник вазелином и вставил мне его в попу. Мне казалось, что грелка безразмерная, так много воды в меня влилось из нее, и папа проделал это не один раз, затем он разрешил мне пойти в туалет, чтобы вся вода из меня вышла. Мне пришлось провести в туалете много времени, пока из меня не полилась уже чистая вода. После этого папа сказал, что надеется что вся водка вместе с клизьмой из меня вышла, а теперь я получу полный набор за пьянку. До сих пор мне страшно вспоминать, как он стегал меня до тех пор, пока на мне не осталось живого места, ремень попадал и по спине и по ногам, я уж не говорю про попу на которой просто не было живого места. Все сочилось кровью, я вся была покрыта пересекающимися полосами, которые на глазах начинали синеть и набухать кровью. После такой порки я несколько дней не ходила в школу, так как не могла не то что встать, а даже пошевелиться. Эти несколь дней я провела в полубеспамятстве и только ненадолго выныривая из забытья, чувствовала, как вся поверхность попы, ног, спины пульсирует как одня живая рана. Больше я с этими ребятами не встречалась и жизнь протекала однообразно — школа, уроки, порки, которые папа называл профилактическими и так все шло до моего выпускного. Закончив школу и поступив без проблем в институт, я познакомилась с парнем, который очень быстро сделал мне предложение.

Я вышла замуж за него не от большой любви, а чтобы уйти из дома. Очень долго я не допускала его до своего тела, но не потому что мне не хотелось, а просто чтобы он не узнал мою тайну про порки. И папа как будто понял меня и перестал наказывать. Но когда мы поженились, отец рассказал все моему мужу. Сказал что меня можно и нужно пороть для того чтобы я была послушной и податливой. А как мы стали жить с мужем, это уже я расскажу в следующий раз...