Рассказ был написан на конкурс «Большое Новогоднее Путешествие», но значительно превысил максимально доступное количество знаков, потому был опубликован с большим количеством купюр. Теперь, после подведения итогов, мне хотелось бы представить вам авторскую версию этого текста.

Сон расползался мутной гнилой тряпкой, вспарываемый жестокими лезвиями резких голосов и, хоть он и был ватным и сумбурным, юноша всё равно пытался вновь одёрнуть его разошедшийся по швам полог, закрывая голову согнутой в локте рукой, чтобы хоть как-то отгородиться от крикливой реальности. Откуда-то оттуда, из хмурого раннего утра к его сознанию прорывались слова, но смысл их едва ли складывался в нечто разумное в затуманенной голове:

— ... звезда появилась на церемонии в настолько откровенном платье...

Михаил попытался зарыть голову в подушку и сильнее прижал руку к уху, приглушив эту назойливую ерунду. Но стоило чуть расслабиться, как болтовня с новой силой набросилась на него.

— ... по последним данным наши спортсмены входят...

— Твою мать, — пробурчал парень себе под нос, понимая, что чёртового радио уже окончательно расправилось с зыбким миром его видений.

— ... а теперь новости из мира науки...

— Ильнур, сука! — прорычал заспанный юноша и без всякого энтузиазма уселся на постели, тщетно пытаясь растереть глаза и избавиться от колющего ощущения в них.

— Чё тебе, — донёсся до него весёлый голос сожителя с кухни с характерными нотками южного акцента, которые, впрочем, едва угадывались, так как говоривший прекрасно владел языком.

— Сколько раз тебя просить, дай поспать спокойно!

Михаил встал со своего места и побрёл в ванную.

— Да какая разница? Тебе всё равно вставать.

— Пошёл ты.

Приятель был прав. Всё равно вставать. Всё равно идти на работу. Но это ничуть не ослабляло бешенства от утренней побудки. Собственно, его утро едва ли не регулярно начиналось именно так.

— ... учёные из обсерватории, занимающиеся постоянным наблюдением за солнцем, сообщают о небывалом за всю историю наблюдений коронарном выбросе светила...

Михаил и Ильнур жили вместе уже более полутора лет. Они познакомились на первом курсе института и довольно быстро сдружились, так как оба относились к тому типу студентов, которые с удовольствием забивают на всё и с головой ныряют в вертеп развлечений, щедро предоставляемых северной столицей. Миша был местным, родился и вырос в Питере, а потому знал его, как свои пять пальцев — во всяком случае, центр. Ильнур наоборот был приезжим, и город для него являлся абсолютно новым местом. Что не мешало гостю из тёплых степей с невероятным энтузиазмом исследовать и восхищаться прекрасными постройками и улицами.

Особенно учитывая, что одной из специализаций его курса была «История Архитектуры» — где, как не в городе на Неве осваивать эту область знания?

Но была между ними и одна серьёзная разница. Михаил, абсолютно не стеснённый жизненными обстоятельствами, подходил к учёбе спустя рукава. Она легко давалась пылкому молодому уму и ничуть не привлекала. Профессора и деканы лишь разводили руками — «Умная голова, дураку досталась». А вот Ильнур вынужден был считать с тем, что жильё ему приходится снимать на те скудные средства, что присылали родители из Астаны. Чувствуя свою ответственность, он каким-то непостижимым образом находил время между постоянным кутежом и развлечениями, и продолжал успешно грызть гранит науки.

Так и получилось, что, когда на четвёртом курсе Михаил едва не вылетел из учебного заведения и вынужден был взять академический отпуск, казах продолжил своё обучение.

Разгневанный отец, выходец из интеллигентной петербуржской семьи устроил нерадивому сыну выволочку и сообщил ему, что больше мириться с бесшабашным характером отпрыска не собирается. Дал ему две недели на то, чтобы устроиться на работу и начать вносить посильный вклад в благосостояние семейства. Стоит ли говорить, что юношеский максимализм сделал своё дело и породил в душе Михаила жесточайшую обиду. Он устроился на работу, но разругавшись в пух и прах с отцом ушёл из дома прочь.

Вот как вышло, что теперь они с институтским другом жили под одной крышей.

Ильнур был не против. В конце концов, снимать однушку на двоих вдвое дешевле, чем самому, а питерский друг был действительно другом.

Помимо этого стоит заметить, что произошедшее некоторым образом отрезвило Михаила, и он с гораздо большей серьёзностью начал относиться к своему образованию, неизменно подтягивая свои знания после работы и уделяя обучению гораздо больше времени, чем раньше в стремлении наверстать упущенное в следующем учебном году. Впрочем, это отнюдь не мешало приятелям развлекаться и регулярно таскать на съёмное жильё различных девчонок, которые с завидным постоянством клевали то на южный шарм Ильнура, то на сдержанную питерскую манеру ухаживаний Михаила.

— Ну что? Сегодня после работы созвонимся, — спросил казах, заглядывая в ванную комнату.

— В «рыбу» пойдём? — сплёвывая зубную пасту, поинтересовался Михаил.

— Ну да, — Ильнур подмигнул, — там вроде как сегодня девчонки со второго курса новогоднюю вечеринку устраивают, звали.

— Значит, пойдём, освобожусь, позвоню.

— Ну, лады, тогда я побёг.

Ильнур махнул рукой и отправился в институт.

«Второй курс» — мелькнула в голове довольная мыслишка, — «вечер обещает быть интересным».

День прошёл как всегда. Нудная работа перемежалась перекурами и болтовнёй с коллегами, откровенно филонившими в последний рабочий день года. Нетерпеливая молодёжь предвкушала грядущие вечерние развлечения, люди средних лет обсуждали подготовку к празднику и хлопоты, связанные с этим. Трое коллег даже ушли раньше, сославшись на сильные боли головы от странным образом возросшей магнитной активности и ни у кого не возникло желания уличить их в лицедействе, так как весь коллектив в целом ощущал себя несколько не в своей тарелке, несмотря на предпраздничное настроение. Особенно пострадала Снежана Степановна — пожилая женщина, подходившая к пенсии, но от того не менее моложавая в разговоре и остроте ума. Начальник даже вызвал для сотрудницы такси и предложил доставить её к врачу, но интеллигентная дама отказалась, решив, что ухудшившееся самочувствие это всего лишь следствие погодных катаклизмов и чрезмерной солнечной активности.

Вальяжное время неспешно текло, подобно густой смоле по древесному древу, в конце концов, часовая стрелка перевалила за пять и все начали расходиться по своим делам. Вообще рабочий день официально был до шести, но начальник не требовал от подчинённых строго соблюдения этой формальности, прекрасно понимая, что если делать нечего, то и держать людей на работе просто так незачем. С другой стороны подобная вольность давала ему право задерживать сотрудников по необходимости и без каких-то дополнительных выплат продлевать работу и до семи, и до восьми. Впрочем, бывало это настолько редко, что баланс интересов соблюдался.

Ранний, но хмурый питерский вечер встретил Михаила холодным ветром и растекающейся под ногами слякотью. Осень давно уже вошла в свои права и никак не хотела уступать их зиме. Пару раз та успела стряхнуть на привычные мостовые перхоть снега, но он не задержался на тротуарах и обратился в расхлябанную массу, увлажнив собой и без того промозглый воздух.

— Здарова, ну что там? — спросил Михаил у телефонной трубки, едва оказавшись снаружи.

— На Садовой, через полчаса, — ответила она едва различимым сквозь непривычно сильный шум помех голосом друга.

— Ок.

Примерно столько ему и понадобится, чтобы добраться туда пешком. Хотя пешком идти не хотелось. Но, с другой стороны, если воспользоваться транспортом, то потом придётся слоняться по округе и скучать.

В общем, Михаил пошёл пешком и, добравшись до места, вновь набрал друга.

— Да, подхожу уже. Я на Гривцова, — смысл сказанного скорее угадывался за шипением и треском, чем звучал внятно.

Не найдя ничего лучше, парень отправился навстречу и поравнялся с приятелем где-то на середине пути.

— Ну и где твои второкурсницы? — спросил он, видя, что казах идёт в гордом одиночестве.

— Так они в «рыбе» будут собираться.

— А чего ты тогда сразу так не сказал?

— Ну, это, — Ильнур замялся, — праздник же. Надо купить какую-нибудь хрень в подарки.

— А, ну ясно, хитрожопый.

Казах расплылся в довольной улыбке.

— Ладно, пойдём, поищем чего-нибудь. Ты там хоть кого-то знаешь?

— Можно сказать, нет, — беспечно тряхнул головой Ильнур, — одна девчонка позвала, Катька, — но видя, что приятель не понимает о ком речь, — ну, такая, с сиськами, помнишь.

Пальцы южного гостя изобразили объёмы.

— Белобрысая такая?

— Да-да, — закивал казах, — не-е-е, она крашенная.

— Ай, пофигу, — махнул рукой Михаил и попытался сократить путь, уводя приятеля дворами, вымощенными новой, но уже покосившейся брусчаткой.

За беседой ни один, ни другой абсолютно не обращали внимания на окружающую действительность, привычно хмурую по питерским меркам, а между тем с момента первого их созвона, погода спешными темпами начала портиться. Небо затянули низкие грозовые облака, холодный северный ветер вступал в своё вечное право, заставляя жестяные крыши переругиваться между собой грубым дребезжанием и выгоняя со стремительно пустевших улиц мегаполиса суетливых прохожих.

Первая вспышка молнии озарила окрестности, когда ребята шли по одной из проходных, и даже слегка ослепила, такой яркой она была. А следом без всяких пауз воздух прорезал резкий и сухой звук грома, заставивший все окрестные окна задребезжать, машины взвыть сигнализациями, а людей присесть на полусогнутых и схватиться за оглушённые уши.

— Твою мать, — едва слыша себя, выругался Михаил, — прямо над нами бахнуло.

Ильнур нервно покосился на друга. При всей своей учёности и продвинутости, его с детских пор иррационально пугала гроза. Сложно сказать, с чем была связана эта боязнь, но с возрастом она ничуть не ослабла, и сейчас южанин изрядно побледнел.

— Может, переждём, — взмолился он.

— Да ладно тебе, тут идти пару метров, — утрировал в ответ питерец, — ты ссыканул что ли?

— Ты ж знаешь...

Михаил знал. Не первый раз он видел, как приятель сжимался от громовых раскатов и стремился уйти куда-нибудь вглубь помещения, где они слышны не столь громко и грозно. Но детская задористость всё ещё подстёгивала юношу, и он насмешливо потащил несчастного соседа наружу, увещевая и подтрунивая над ним.

Друзья выбрались в один из дворов колодцев и почти дошли до его середины, когда вторая вспышка озарила узкий клочок неба над их головой, выбелив своим светом всё вокруг. Грохот, пришедший долю мгновения спустя, заставил обоих присесть и схватиться за уши. Шутки шутками, но такого не ожидал даже привычный к капризам строптивой погоды Миша. Питер регулярно осыпал своих жителей небесной бранью, и ничего особенного здесь не было. Как и многие другие местные, Михаил с восхищением относился к этой особенности города и, даже, находил в ней определённую часть уникального характера северной столицы, но сейчас непогода была какой-то необычной, всё-таки конец декабря никогда на памяти парня не озарялся молниями. Было в них что-то до того не встречавшееся и, от части пугающее.

— Надо переждать, — услышал он сбоку писк Ильнура.

— Да-да, — закивал головой Михаил.

Парни едва успели подняться, когда ещё один сполох рассёк окружающее одновременно с непередаваемым громовым раскатом. Казалось, весь мир перевернулся с ног на голову и его изрядно встряхнули, как детская рука встряхивает банку с пойманными на досуге жучками. Ослеплённый и оглушённый Михаил уже и сам был не рад, что затеял эту браваду.

«В натуре надо было переждать», — возникла в голове предательская мысль.

Он с трудом приоткрыл веки и попытался закрыть их рукой от непереносимо резавшего глаза света, яркость которого отдавалась колющей пульсацией в висках, но понял, что свет этот исходит не из окружающего пространства. Он, словно вспышка фотоаппарата, замер в зрачке и отпечатался на нём. Появилось острое, почти паническое желание броситься куда-нибудь и найти укрытие, но парень потерял ориентацию в пространстве и абсолютно не представлял, в каком направлении находится арка проходного двора, где можно было бы пересидеть такую неожиданную грозу.

Ещё какое-то время понадобилось, чтобы зрение хоть немного начало возвращаться в норму и, сквозь пелену его пугающей нетвёрдости, Миша с замиранием сердца различил прямо перед собой странное чёрное образование. Казалось, что эта жидкая субстанция перетекает сама в себя, словно вода, разлитая в безвоздушном пространстве космоса. Парень прекрасно понимал, что это лишь игра разума, подстёгнутая раненым зрением и острой мигренью, но зрелище, тем не менее, пугало.

— Ты это видишь? — спросил он у приятеля.

Ильнур едва ли вообще что-то осознавал. Трясущийся и подавленный, он с трудом поднялся на ноги и, опираясь на плечо друга, слепо выставил руку перед собой, как делает любой человек, оказавшийся в кромешной темноте.

— Нифига я не вижу, — проскулил он, прорезанным нотками паники голосом.

Михаил хотел было подстебнуть трусишку, но вдруг ощутил свою вину за случившееся и лишь приобнял за плечи, стремясь поддержать.

— Нормально, ща до арки доберёмся и там пересидим.

Друг проскулил невнятное, и разобрать его слов не получилось.

С трудом ориентируясь в пространстве, Михаил попытался нащупать путь ногой, которую он даже не мог толком увидеть из-за смазанности собственного зрения. Шаги получались маленькими и неуверенными. Несмотря на все старания, попытки разглядеть окружающую действительность, не достигали успеха. В какой-то момент юноше показалось, что где-то там впереди видно тёмное пятно арочного свода проходной и он, было, потащил Ильнура за собой, но тут перед глазами вновь возникла странная субстанция. Она, словно вынырнула из ниоткуда, прорезав даже не столько воздух, сколько само пространство и закрутилась перед глазами.

Рациональный разум отмахнулся.

«Мало ли, что мерещится», — выругался на себя Михаила и вновь побрёл вперёд, опустив голову вниз и силясь найти путь.

Они прошли ещё пару шагов, и парень поднял взгляд, надеясь увидеть приближающуюся арку, но вместо этого прямо перед его глазами крутилась странная жидкость. Она переливалась и постоянно меняла форму, то вытягивая с краёв невероятно длинные капли, то всасывая их обратно и скручиваясь в тугие спирали. Внешне субстанция чем-то напоминала нефть и в то же время никаких запахов, кроме разряженной грозовой атмосферы услышать не удавалось. Питерец зажмурился, силясь изгнать морок, но тот продолжал свой замысловатый танец и за закрытыми веками, словно эта картина затерялась где-то внутри глазных яблок и эхом мечется там, то теряясь на мгновение, то вновь возникая уже перед внутренним взором.

Михаил протянул подрагивающую руку к явлению, надеясь, что дрожащие пальцы разгонят морок и зрение, наконец, перестанет рисовать воображению подобное непотребство, но вместо этого его собственная плоть погрузилась в потустороннее вещество и то начало с аппетитом расползаться по подставленной конечности. Сперва юноша заворожено следил за случившимся, не веря, что это творится наяву, а когда спохватился, было уже поздно. Он распахнул глаза и понял, что происходящее не было иллюзией разума, и его рука действительно неспешно обволакивается дьявольской эссенцией. Попытка вырваться из хватки явления, не привела ни к какому результату. Неведомая сущность покрывала его и затягивала в себя, словно оплетая тело густой паутиной и лишая мысли подвижности и стройности. Капли-щупальца постепенно проникали в разум и топили его своим густым мраком.

Михаил вздрогнул и распахнул веки, но тут же вынужден был их закрыть, истово бранясь. Яркий солнечный свет впился одежды. Хорошо хоть одеты ребята были по-осеннему, и плотная ткань скрывала их тела практически полностью. А вот лица страдали.

Несчастный Ильнур за считанные минуты опух так, словно его засунули головой в пчелиный улей. И без того узкие глаза представителя монголоидной расы теперь превратились в щелочки, и он практически лишился зрения.

— Короче, меняем план, — видя страдания друга, сказал Михаил на очередном коротком привале.

Южанин лишь простонал.

— Надо искать воду. Окунёшься, станет легче.

Ильнур неопределённо махнул рукой, не то что-то подразумевая этим жестом, не то просто отгоняя очередного кровопийцу.

Но сказать было легче, чем сделать.

Лишь когда день стал клониться к закату, а очертания под лесной шапкой начали теряться во мраке, Михаил уловил краем уха призрачный плеск. К этому моменту оба приятеля уже остро ощущали жажду, и долгожданный звук манил их к себе с невероятной силой. Окрылённые, они бросились вперёд, спотыкаясь и падая в потёмках, а шум всё усиливался и усиливался. Спустя несколько минут лихорадочного поиска пути в стремительно густеющей растительности, нарастающий гул превратился в гвалт бурного крупного массива воды и безошибочно определял то место, где она протачивала своё русло.

Друзья и сами не заметили, как неверный последний шаг не ощутил под подошвой почвы, нога провалилась сквозь кусты и утянула за собой тело в холодные волны. Шедший первым Михаил просто исчез из поля зрения Ильнура, словно растворился, но южанин не придал этому значения и сам наступил на пустоту. Из ограниченного пространства они неожиданно вывалились на открытое место и растянулись в прибрежном иле вальяжного потока, ощущая, как прохлада воды бальзамом остужает кожу и смывает гнетущие путы усталости.

— Это что за река такая? — удивлённо спросил Ильнур, вдоволь охладив лицо и чувствуя, как жар от укусов отступает, унося с собой толику опухоли.

— Фиг его знает.

Михаил разглядывал широкий речной бассейн и дивился его необъятности. Нет, местность вокруг Питера была богата на полноводные реки. Вуокса, Свирь, Волхов, Нева, наконец, но у какой из них оказались приключенцы, он определить не мог. Противоположный берег едва угадывался в вечернем полумраке и казался невероятно далёким. Впрочем, всё это могло подождать. Само по себе то, что они обнаружили реку, уже было настоящим подарком.

«Большинство людских поселений расположено на берегах рек», — вспомнил юноша слова ведущего какой-то передачи.

— Надо найти отмель и добыть воды.

— Тебе мало? — удивился южанин, — я уже и так попил.

Михаил смерил товарища по несчастью взглядом.

— Ну и дурак. Прохватит понос, я на тебя посмотрю.

Превозмогая себя, он поднялся на ноги и побрёл по течению, с трудом вырывая вязнущие стопы из ила, приятель нехотя плёлся следом. Спустя ещё какое-то время, следить за которым не было никакой возможности и желания, они таки нашли небольшую песчаную отмель, где Михаил и принялся копать яму. Отойдя на пару шагов от кромки воды, он разгребал крупный влажный песок пальцами и чувствовал, как тот болезненно впивается в кожу острыми уколами мелкой гальки. Поняв, что занятие это неблагодарное, парень отыскал неподалёку какую-то палку и начал копать ей.

Ещё некоторое время он посвятил этому занятию, а потом, когда вырытая ямка начала наполняться мутной водой, рухнул навзничь и раскинул руки, давая изможденному телу передышку. После друзья жадно черпали пригоршнями мутную воду со специфическим болотным привкусом и вдосталь напились, чувствуя, как это восстанавливает немного сил.

— Что дальше? — Ильнур уныло сидел в промокшей насквозь одежде и дрожал.

Михаил покосился на темнеющий просвет неба.

— Нужно найти подходящее место, развести огонь и согреться, а с утра попробуем найти людей.

Это друзья и сделали. Они спустились по течению реки ещё ниже и обнаружили площадку, нависавшую над водой мощной корневой системой крупного слегка выбившегося из общей массы лесного массива дерева. На этом возвышении они и сделали временный ночлег, собрав вокруг хвороста и не без труда разведя небольшой костёр. Промокшая одноразовая зажигалка питерца упорно не желала давать искру, но, по счастью, у Ильнура за эту функцию отвечал не кремень, а пьезоэлемент.

Пламя невероятным образом расслабило их и подарило странное чувство блаженства. Как мало надо человеку, когда он лишается всего. Удобная лёжка, да тепло, потрескивающее угольками неподалёку. Конечно, неплохо было бы ещё и перекусить, но этот вопрос приходилось отложить на день грядущий.

Вскоре приключенцы погрузились в тревожный зябкий сон, забыться в котором полностью не получалось из-за непередаваемой активности лесных обитателей.

Безымянная река невозмутимо несла свои воды куда-то вдаль, а ребята шли вдоль её берега. Несколько дней, может неделю. Каждый вечер они находили место для ночлега, каждый вечер забывались беспокойным сном, чтобы проснувшись с утра вновь брести вперёд. Близость воды давала им определённые преимущества — хотя бы от жажды не мучились, но вот с едой обнаружились настоящие проблемы. Как выяснилось отловить что-то в лесу, было отнюдь не столь тривиальной задачей, как кажется. Временами создавалось ощущение, что этот странный лес вообще пуст, но ближе к сумеркам оно разлеталось осколками, когда обитатели принимались выяснять отношения между собой, гомоня на все голоса. Этот пугающий гомон невероятно мешал спать, и ночи становились сущим испытанием.

Но больше всего досаждал гнус. Полчища мошки, комаров, каких-то ярких мушек и чёрт знает чего ещё постоянно вились в воздухе и норовили забиться во все возможные отверстия тела, какие только были им доступны. Не раз и не два насекомые попадали в глаза, и их скатавшиеся останки приходилось с бранью выковыривать оттуда, заливаясь слезами.

Впрочем, понимая всю безысходность ситуации, друзья находили в себе силы мириться с происходящим и терпеть, благо молодые и вполне тренированные организмы обладали неплохим запасом прочности.

В один из дней им удалось отловить весьма упитанную, хотя и не особо длинную змею, мясо которой, приготовленное на костре оказалось настолько божественным блюдом, что оба приключенца и поверить в такое не могли.

— Миха, — задумчиво произнёс Ильнур на одном из коротких привалов во время дневного перехода, — это херня какая-то. Я не знаю, что мы делаем не так, но что-то точно неправильно.

— Ты о чём? — северянин вытянул уставшие ноги и с блаженством прислонился к чуть склонённому стволу очередного дерева.

— О том, что мы идём уже неизвестно сколько, и ни следа. Так не бывает.

— Да мы даже не знаем где мы...

— Всё равно. Я не могу себе представить, куда мы попали, если мы столько времени не видели ни одного свидетельства присутствия людей. Как на другой планете очутились.

Михаил задумался. В словах друга была правда, но она была настолько пугающей, что собственный разум питерца просто отторгал её, чтобы не нервировать себя лишний раз. Сейчас же, когда данное размышление было озвучено, парень начал перебирать в голове всё, что видел за время их невольного приключения и с замиранием сердца осознал, что им действительно не попалось и намёка на людей. Ладно, не обязательно, чтобы прямо у них на пути возникла какая-нибудь деревня или любой другой населённый пункт, но он, и представить себе не мог реки, вдоль берега которой, не было бы какого-нибудь мусора, принесённого сюда невесть откуда, или старых рыболовных снастей.

— Знаешь, я предпочитаю об этом не думать. Слишком стрёмно.

Ильнур согласно кивнул.

— Стрёмно, — подтвердил он, — но факт остаётся фактом. Мы нифига не в питерской области.

— Ленинградской, — машинально поправил Михаил.

— Неважно. Я ни в жизнь не поверю, что в вашей ленинградской области может быть такая глушь. Тем более на берегу такой реки.

— И что?

— В смысле «что»?

Питерец почувствовал, как внутри зашевелились отголоски злости.

— Толку с этих рассуждений? — осведомился он, — у тебя есть какие-то оригинальные предложения?

Южанин потупился.

— Вот и у меня нету. Значит, будем идти вдоль реки. Куда-нибудь, да придём.

Этот диалог стал последним. Практически всю дальнейшую дорогу они молчали, переговариваясь лишь по делу, либо когда ставили лагерь, либо когда пытались охотиться и рыбачить.

Их одежда давно уже порвалась и обтрепалась, а лица изрядно заросли в особенности у Михаила. Жиденькая растительность на лице Ильнура тоже появилась, но назвать её полноценной бородой язык не поворачивался. Их бесконечный и, фактически, бесцельный путь продолжался так долго, что они давно уже потеряли счёт дням, которые прожили в этом сюрреалистически бесконечном и однообразном лесу. Психика не выдерживала, и то и дело один из них срывался, начиная истерить, но дружба, а главное, инстинкт самосохранения заставлял другого приводить своего коллегу по несчастью в чувства.

Путешествие меняло их, учило наблюдательности и изобретательности. Однажды они абсолютно случайно обнаружили небольшое растение, заострённые листики которого были усыпаны по краям миниатюрными зубчиками, как у пилы, правда такими же мягкими и зелёными, как и остальная поверхность листа. Расположившись на отдых у небольших зарослей, друзья блаженно расслаблялись и практически не обращали внимания на то, что досаждавший весь путь гнус куда-то подевался. Но едва они продолжили путь, насекомые опять накинулись с новой силой. Ещё несколько раз ребята останавливались на привал, но лишь спустя пару дней опять наткнулись на странное растение и выяснили, что оно действительно неплохо отпугивает местных кровопийц. С тех пор друзья стали собирать по пути эти листья и вешать их связки на шеи, что изрядно облегчало жизнь.

Поднаторели они и в добыче пищи. Не сказать, чтобы им ежедневно доводилось перекусить, но попадавшиеся время от времени у берега небольшие лагуны оказались прекрасным местом, чтобы подкараулить нежившуюся на мелководье рыбу. Конечно, изловить её получалось далеко не всегда и не сразу, но со временем друзья научились глушить зазевавшихся речных обитателей камнями и даже изготовили при помощи огня импровизированные и невероятно примитивные, но достаточно эффективные остроги.

Время от времени на скудный стол разнообразили и различные пресмыкающиеся, правда крупных змей и тем более ящериц на глаза не попадалось, но голодные ребята были рады любой возможности подкрепиться. А вот с более крупной живностью или птицей им не везло. Голодными глазами друзья неоднократно провожали жирных тетёрок, шумно спархивающих из очередных ничем не примечательных кустов, или уток, уносящихся прочь из-под берега.

Хуже же всего было ночью. Несколько раз за время их пути тёмный лес сжимал их сердца страхом, когда вокруг стоянки слышались тяжёлые перемещения местных хищников. Крупные животные не рисковали подходить близко к огню, но горящие точки их зрачков то и дело возникали в листве и плотоядно глядели на друзей, а затем исчезали во тьме. А с утра ребята находили по периметру следы крупных лап и прочие свидетельства ночной активности и стремились прочь.

Постепенно местность вокруг начала меняться, хотя заметить это было и сложно. Густые и практически непроходимые леса стали уступать своё место лесостепи, то и дело, рассекая растительность небольшими открытыми пространствами, усыпанными то там, то тут выходами каменной породы.

Это снова был привал, неизвестно какого дня, неизвестно какой недели. Оба приключенца растянулись на земле и наслаждались отдыхом, когда Михаил вдруг встрепенулся.

— Чувствуешь? — настороженно спросил он.

— Что? — Ильнур приоткрыл один глаз и покосился на друга.

— Запах... ! Чувствуешь? Дымком несёт?

— Да это от одежды, — махнул рукой южанин и вновь закрыл глаза.

Питерец понюхал свою одежду, но померещившийся ему душок шёл не от неё. Парень поднялся со своего места и вновь повёл носом. Ничего.

«Неужели приглючилось?» — мелькнула в голове предательская мысль, но в этот момент ветер изменился, и обострённое чутьё вновь уловило запах костра.

— Ильнур, — прошипел он, — это не одежда. Принюхайся.

Казах устало и демонстративно вздохнул, показывая свой скепсис, но всё же поднялся со своего места и подошел к приятелю. Он тоже повёл носом.

— Тебя глючит.

— Погоди. Нужно чтобы ветер поменялся.

Какое-то время они продолжали стоять, словно обратившись в каменных истуканов, а потом воздушное течение вновь донесло до обоих тот самый аромат, которого они так давно ждали.

— Может пожар? — стремясь унять мандраж предвкушения, поинтересовался Ильнур.

— Нет. Мы бы видели дым над лесом. Это точно костёр.

— Где?

Михаил ещё раз принюхался.

— Не могу понять, а дыма не видно.

Не сговариваясь, они снялись с места и бросились вперёд, как будто где-то там замаячил заветный приз. Окрылённые, они устремились на поиски источника запаха и с восторгом ощущали, как по мере продвижения вперёд, он становился всё отчётливее и ближе, но самым главным было то, что вместе с запахом дыма до них стал доноситься и ещё один — несравненный аромат жареного мяса. Где-то неподалёку кто-то готовил самую настоящую пищу, и животы обоих парней свело от непреодолимого желания отведать манящий деликатес. Если бы не истощение, они мчались бы на этот запах во весь опор, но долгий переход забрал изрядное количество их сил, и приходилось с этим считаться.

— Люди, Миха! Люди!!! — восторженно воскликнул Ильнур, преодолев очередную корягу и дожидаясь, когда это же сделает товарищ.

Они и сами не заметили, как добрались до опушки леса, а перед их глазами у подножия небольшой горы расстелила своё поле степь. И вдоль каменного подножия призывной лентой вилась тонкая струйка белого дыма, который ни с чем нельзя было перепутать. Правда, источника его всё ещё не было видно, но это мало интересовало ребят. Повинуясь порыву, они практически бежали, истово озираясь вокруг и страстно желая, наконец, встретить соплеменников.

Ильнур заметил искомое первым. Он поймал друга за рукав и указал дрожащей рукой на то место, где дымок брал своё начало. Сомнений быть не могло, вот только место это было значительно ниже по склону и чтобы до него добраться, нужно было миновать довольно крутой овраг, образовавшийся после схода селевого потока. Но это препятствие ничуть не пугало, слишком желанна была уже видимая на горизонте цель.

Друзья перебрались на другую сторону, едва не сорвавшись на крутом склоне и, было бросились вперёд, но тут Ильнур вновь схватил северянина за руку и потянул назад.

— Ты чего? — опешил Михаил.

Южанин молчал и пристально всматривался в пейзаж впереди.

— Что-то не так.

Питерец отмахнулся.

— Да о чём ты?

— Миха, — голос друга был невероятно серьёзен и заставил энтузиазм северянина поутихнуть, — что-то не так.

Повинуясь этой серьёзности, Михаил даже перешёл на шёпот.

— Что не так? — прошипел он, — о чём ты.

— Смотри.

Северянин вперил взгляд в долину, но разобрать ничего не мог.

— Куда?

— Вон, у кустов. Видишь?

Михаил присмотрелся.

Небольшой дымок поднимался от скрытого в траве очага, возможно заглублённого в почву и окопанного. Благодаря его положению дым не устремлялся в небо столбом, а стелился тонкой струйкой по земле, что не мешало неизвестному путешественнику расположить над его источником примитивную конструкцию, на которой источало своё благоухание жаркое. Даже на этом расстоянии питерец мог видеть, как шкворчит жир на боках добычи и как сочные капли падают вниз, озаряя пространство костра вспышками. Впрочем, эта картина явно была дорисована его воспалённым воображением. Подстёгнутый им, парень едва не плюнул на мнительность компаньона и не бросился к этому огоньку, но тут его внимание привлекло нечто, что он не сразу сумел идентифицировать.

Сначала ему показалось, что это просто какой-то трухлявый пень, затаившийся в небольшом кусте, но потом пень пошевелился, и стало ясно, что место это облюбовано вполне живым существом.

— Там человек, — сообщил Михаил.

— Я знаю.

— Ну и чего мы сидим?

Друзья встретились взглядами.

— Миха, — со всей возможной проницательностью сказал Ильнур, — я тебе клянусь, я не знаю в чём дело, но шестым чувством ощущаю, что что-то тут не так. Не могу объяснить этого. Просто поверь.

— И что? Будем тут сидеть, и смотреть, как он там сидит.

На лице южанина отразилась внутренняя борьба. Ему так же как Михаилу хотелось добежать до этого странного путешественника, поздороваться с ним, попросить помощи, рассказать в какую передрягу они попали, и как из неё выбирались, наконец, получить помощь и, выбравшись из этого треклятого леса, вновь вернуться в цивилизацию. Это был голос его разума, но был и ещё один. Тот самый невербальный голос, заставляющий замереть человека перед роковым шагом, который неминуемо прервал бы его жизнь, или сойти с самолёта, который в итоге рухнет грудой пылающих обломков. Мало кто умеет прислушиваться к нему, да что там прислушиваться, даже замечать, но Ильнур был как раз из таких людей.

Городская жизнь изрядно пообтесала парня и добавила ему скептицизма, но сокрытое внутри природное начало, зовущееся интуицией, никуда не делось, лишь затаилось, где-то в подкорке. Последние же события дали этому чувству раскрыться и утвердиться с новой силой.

И сейчас оно настойчиво предостерегало от опрометчивых действий.

Казах припал к земле и затаился, увлекая своим примером Михаила. Питерцу хотелось выругать своего друга, плюнуть на его странное поведение и...

«Что-то не так» — эхом отразились слова в его разуме. Или это его собственная осторожность вырвалась из тенет радости и забила в набат.

Меж тем странный человек зашевелился, поднялся со своего скрытого места и подошел к мясу, давая возможность парням рассмотреть себя. Невысокий и бесформенный из-за странной одежды, он производил впечатление какого-то лесного аборигена. Сомнений в том, что его тело скрывали грубо сшитые между собой шкуры, развёрнутые мехом внутрь быть не могло. Внешним видом незнакомец неуловимо напоминал какого-нибудь чукчу или манси, вот только лицо его даже с такого расстояния ни капли не походило на лица этих северных народов.

По правде его вообще было сложно идентифицировать. По цвету кожи — скорее араб, по разрезу глаз — европеец, по форме черепа, носу и губам — экваториал. Этакая гремучая смесь, невозможная в своей унифицированности. Густая клочковатая борода тёмного, но не чёрного цвета, волосы чуть вьющиеся на концах.

— Слышь, — толкнул локтём друга Михаил, — ты же вроде антропологией интересовался...

— Интересовался, скажешь тоже, — усмехнулся южанин, — на лекции пару раз сходил, чисто за Линкой приударить.

Ещё какое-то время они наблюдали за странным человеком, сохраняя молчание, но питерец всё же не выдержал.

— Чего мы сидим. Всё равно вариантов нет. Надо идти, знакомиться.

— С ним? — усмехнулся Ильнур.

Михаил нахмурился.

— Ну а с кем ещё?

Казах изобразил такую мерзкую гримасу, что парню захотелось съездить по ней кулаком.

— Миха, ты слепой что ли? У этого мужика лук и колчан со стрелами на плече и копьё вон там стоит, — его рука указала куда-то в сторону куста.

— И что? Может он реконструктор какой-нибудь, тебе-то какое дело?

— Ну да, мы шляемся по этому сраному лесу неизвестно сколько, и первый, кого мы встречаем — реконструктор. Тебе самому-то не смешно.

Неизвестно чем бы закончились их препирательства, но тут из зарослей кустарника неподалёку от странного индивида послышалась возня, а следом за ней появилось ещё несколько человек. Охотник сперва подскочил и схватил своё копьё, но разглядев пришедших, расслабился и вновь уселся на землю.

Их было четверо: пара мужчин и пара женщин. Мужчины мало чем отличались от того, что сидел у куста, такие же заросшие, одетые в шкуры практически с ног до головы, вооружённые примитивным оружием. А вот женщины выглядели совсем иначе. Первое, что бросалось в глаза — яркие светло рыжие волосы, уложенные на голове в причудливые причёски, но от того не менее пышные и слегка растрёпанные. Если все трое мужчины были довольно вытянутыми и узкими, то барышни, наоборот, казались коренастыми, крепко сбитыми и даже не смотря на разницу в росте, превосходили своих кавалеров шириной бёдер, грудных клеток и плеч.

Их белокожие, но изрядно запачканные тела несли на себе множественные следы ушибов и ссадин, а обрывки одежды едва ли могли защитить своих обладательниц от непогоды и насекомых. Хмурые лица девушек лучше всяких слов говорили о том, что радости от нынешнего общества они не испытывают. Но самым ярким свидетельством чего-то нехорошего была грубая верёвка, сковывавшая их руки. Собственно за один из её концов первый пришедший мужчина и волок пленниц за собой.

— Реконструкторы? — ехидно осведомился Ильнур.

Между тем процессия добралась до огня, и один из мужчин что-то сказал женщинам, подкрепляя слова обильной жестикуляцией и парой чувствительных тычков. Те безропотно опустились на колени и прижались друг к другу, словно ища защиты в этих объятьях. Сами же охотники собрались в кружок у костра и с большим аппетитом умяли готовившееся там мясо, периодически бросая девушкам объедки на костях. Несчастные поднимали их и принимались догладывать остатки.

— Это пипец какой-то, — ошарашено просипел Михаил.

Казах согласно кивнул.

— И что делать будем?

Идея с тем, чтобы заявить о своём присутствии и попросить у этих людей помощи исчезла сама собой. Воспитание заставляло вступить с истязателями в схватку и освободить узниц. Здравый смысл настаивал, что надо тихо уносить ноги, пока целы.

— Их трое, нас двое, они сытые, мы едва на ногах держимся, они вооружены, мы — нет, — пустым голосом перечислил факты Ильнур.

— Полезем, они нас прямо тут и похоронят.

— Если похоронят.

Инстинкт самосохранения требовал покинуть это место, вернуться в чащу леса, затаиться там и искать какой-то другой путь, но всё же ребята не решились уйти. Они так и остались лежать, прячась в траве и наблюдая за странной группой.

Через какой-то время, показавшееся друзьям вечностью, солнце скрылось за горизонтом, и ночь накинула свою серебряную вуаль на мир, заретушировав его яркоцветие серыми оттенками. Впервые за всё время ребята могли в полной мере оценить усыпанный звёздами небосвод и режущую прохладу открытого пространства.

Группа, за которой наблюдали приключенцы начала готовиться ко сну. Один из мужчин подошел к сжавшейся паре, грубо выдернул одну из пленниц с её места, швырнул на землю, заставляя встать на четвереньки, отдёрнул кусок шкуры, закрывавший её бёдра, спустил свои штаны и без всяких обиняков принялся удовлетворять себя. Девушка покорно замерла, уткнувшись лбом в траву, и лишь подрагивала не то от холода, не то от немого плача.

— Вот, урод, — процедил сквозь зубы Михаил, видя происходящее.

Акт продолжался недолго, после чего насильник вновь поднял пленницу, толкнул её к подруге и принялся связывать их между собой. Вскоре обе они были плотно стянуты по рукам и ногам так, что не могли толком пошевелиться, а дикарь вернулся к костру и развалился там, на заблаговременно расстеленной шкуре. Мужчины о чём-то тихо переговаривались, пока сон не сморил их.

— Надо действовать, — со всей возможной решительностью прошептал северянин.

Ильнур вопросительно приподнял бровь.

— И что ты предлагаешь делать?

Михаил слегка потерялся.

— Не знаю. Надо их спасать.

— Уверен?

Питерцу подобное предложение казалось само собой разумеющимся.

— Подумай головой, — настаивал Ильнур, — мы понятия не имеем кто это. Мы понятия не имеем, что тут происходит. С чего ты взял, что наши представления о том, что правильно, а что нет, действуют в этом месте. Блин, да мы даже не знаем, что это за место.

Рассуждение было здравым.

— И что? Тебе совесть позволит просто развернуться и уползти прочь?

Казах потупил взгляд и подумал с минуту.

— Сука, — процедил он сквозь зубы.

Две тени ползли к уже начавшему затухать костру. Ребята не придумали никакого плана и не представляли, что будут делать, если их заметят, но они не нашли в себе сил просто оставить всё как есть и решили действовать.

Ильнур полз к связанным девушкам и одна из них заметила парня ещё за несколько метров от себя. Он поднёс палец к губам, призывая её молчать, что пленница и сделала. Тем временем Михаил обходил лагерь охотников с другой стороны, сжимая в руке довольно увесистый камень. Идея была проста — казах освобождает узниц, а питерец страхует. Собственно всё примерно так и получилось. Когда южанин добрался до своей цели и попытался развязать грубые плетёные верёвки, вторая девушка, не видевшая его, заворочалась и издала какой-то непонятный звук. Это и послужило спусковым крючком всех произошедших дальше событий.

Один из охотников открыл глаза и посмотрел на пленниц из-под полуприкрытых век, но то, что он увидел, изрядно удивило варвара. Не успел он подскочить со своего места и оповестить остальную компанию, как тяжёлый булыжник с характерным звуком приземлился ему на голову и отправил мужика в глубокий нокаут. Михаил не знал, откуда в нём взялась такая прыть. Он не заметил, как преодолел отделявшее его от жертвы расстояние, не осознал в полном мере, что делают его руки, и лишь когда тело незнакомца кулём повалилось к его ногам, в голове вспыхнуло осознанье. Его дрожащие пальцы сжимали окровавленный камень, а двое других врагов уже не спали.

Чуткий сон дикарей никак не отменял заспанную неловкость их движений. Северянин подхватил копьё первой жертвы и бросился на ближайшего к себе мужчину. Тот даже не успел толком подняться, когда наконечник пронзил его грудь, а вес атакующего опрокинул врага на землю и пригвоздил к ней, вышедшим из спины концом оружия. Человек расширенными глазами смотрел на своего убийцу, не осознавая в полной мере случившегося. Его скрюченные пальцы скребли по груди, потом нащупали древко и попытались выдернуть его из раны, но сделать этого не получалось.

Не менее обескураженный Михаил замер над поверженным противником и стекленеющим от страха взглядом следил за корчами жертвы, не в силах перебороть сковавшее его кандалами оцепенение.

— Миха! — донёсся до него дикий крик друга, а затем что-то сбило парня с ног, и острая боль впилась под рёбра.

Третий туземец не испытывал того шока, что парализовал нападавшего. Он прекрасно знал, что такое вражда и убийство, а потому едва открыв глаза, сразу же оценил ситуацию и начал действовать. Странный человек, убивший его соплеменников, стоял, как истукан и этим надо было пользоваться. Дикарь рванул к нему с того места, где лежал, выхватывая из-за пазухи длинный кремневый нож и направляя его острие в бок врагу.

Каменное лезвие вспороло кожу и мясо, но скользнуло по кости и отклонилось в сторону, вызвав острую вспышку приводящей в себя боли. Варвар не был массивным, но импульс, который он придал своему телу, сбил парня с ног и вместе они покатились по земле, сцепившись в борьбе. Юноша никогда не чувствовал себя настолько слабым. Ему едва удалось перехватить руку с ножом, которым враг пытался вспороть его горло и удержать её от фатального удара, но охотник напирал и силы иссякали.

В какой-то момент Михаила накрыла волна паники, стучавшая в висках простой формулой: «Это конец!».

А затем дикарь вскинулся, огласил округу истошным криком, довольно быстро перешедшим в булькающий хрип. Он отпрянул от северянина, развернулся и попытался атаковать того, кто всадил ему копьё в спину, но удар был точен и жизненные силы покидали аборигена с каждой секундой. Пронзённое сердце перестало прокачивать кровь, а ослепляющая боль свалила охотника не землю и опутала жилистое тело конвульсиями.

Ильнур бросился к другу.

— Миха, ты как?

Его дрожащие руки шарили по телу питерца, пытаясь найти повреждения, и вскоре окунулись в горячую липкую кровь.

— Больно! — взвыл Михаил от этого попадания.

— Повернись к огню, не видно нихера!

Парень, скрипя зубами, позволил другу перевернуть его и стянуть ту часть лохмотьев, что закрывала его торс.

— Сильно цепануло, — признался казах.

Михаил скривился.

— План — говно!

— Так не было плана, — посетовал Ильнур и принялся останавливать кровь подручными средствами.

Они провозились около получаса и худо-бедно закрыли рану, разорвав часть одежды на бинты. Она всё ещё кровоточила, но кровь хотя бы не лилась тонкой струйкой по боку и не увлажняла землю под раненым.

— Ты этих-то развязал? — спросил питерец, чувствуя, как колеблется его сознание.

— Что? А, не... , не успел.

Ильнур вытащил нож из мёртвых пальцев дикаря и направился с ним к пленницам. Те сжались, не зная чего ожидать от ночных нападавших, но угрозы не было. Странный человек разрезал верёвку на их руках, отдал нож и вернулся к своему поверженному соплеменнику, предоставив им возможность освобождаться от пут самостоятельно.

— Миха, не отключайся!

Северянин открыл глаза.

— Всё норм. Только рубит.

Что можно сделать в такой ситуации? Ни медикаментов, ни нормальной помощи ждать неоткуда, собственные знания по вопросу ограничиваются неумелым наложением бинтов и искусственным дыханием. Ильнур не хотел этого показывать, но внутри всё его существо сжалось от страха потерять друга и остаться посреди этого непонятного мира в гордом одиночестве. Михаил вновь закрыл глаза и отключился. Его лицо осунулось и побледнело, но ровное дыхание, размеренно приподнимавшее грудь юноши свидетельствовало о том, что он просто впал в забытье. Погружённый в себя южанин не сразу обратил внимание на возню у себя за спиной, но из всклокоченных мыслей его вырвал резкий треск.

Пока двое приятелей разбирались с раной и о чём-то перешёптывались, девушки уже успели освободиться и робко подошли чуть ближе, молча разглядывая спасителей. В этот момент дикарь, получивший камнем по голове, застонал и начал приходить в себя.

Когда Ильнур обернулся, его глазам предстала ужасающая картина. Одна из бывших пленниц разбила голову охотника камнем и продолжала с остервенением впечатывать тяжёлый булыжник в расколотый череп, напрочь лишая его обычной формы. Она продолжала молотить врага минуту, а может больше, и лишь когда голова врага превратилась в бесформенную кучу, расплескав своё содержимое невнятными кусками во все стороны, остановилась.

Казах в ужасе наблюдал за происходящим, не в силах оторвать взгляда от чудовищного зрелища.

Пальцы девушки отпустили орудие убийства, и камень упал в кровавую массу. Она посмотрела на освободителя и замерла, видя его реакцию. Тем временем вторая девушка подошла к странному человеку и дотронулась до его руки. Она о чём-то спросила на непонятном языке, но Ильнур вряд ли бы нашёл что ответить, даже если бы понял её. Первая дикарка тоже двинулась к нему, но парень отшатнулся, и все трое замерли в немой паузе, не зная, что предпринять дальше.

Наверное, так бы они и глядели друг на друга, если бы ночную тишину не вспорол стон.

Михаил всё так же оставался без сознания, но состояние его ухудшалось. Веки слегка приоткрылись и в щёлочках стали видны белки глаз. По лицу юноши тёк пот, а лоб горел, возвещая о том, что температура его тела начала увеличиваться. Ильнур не знал, что делать. В отчаянье он смотрел на друга и до хруста в суставах сжимал кулаки, понимая, что ничем не может ему помочь. А вот девушки оказались гораздо более подготовленными к подобному. Они обменялись парой фраз и та, что добила дикаря, бросилась куда-то в темноту, а вторая чуть отстранила южанина и принялась осматривать наложенную им повязку.

Казах хотел осведомиться, понимает ли она, что делает, но это было настолько бессмысленно, что идею потухла сама собой, так и не воплотившись в действие. Он просто смотрел на освобождённую дикарку и дрожал.

Тем временем девушка порылась в вещах убитых, выудила оттуда нечто, напоминающее грубый сосуд и посмотрела на замершего столбом мужчину. Она что-то сказала, но видя, что реакции не последовало, принялась объяснять Ильнуру что ей надо, подкрепляя странные звуки обильной жестикуляцией. В какой-то момент парень сообразил, что дикарка просит его разжечь тлеющие угли костра. Он кивнул и на негнущихся ногах отправился искать хворост, а спасённая пошла со своей странной посудиной к реке.

Ослеплённый ужасом и ночной тьмой казах слонялся по округе и полуощупью искал дрова, а затем возвращался к месту ужасной расправы и, видя его, вновь бросался в лес. Но после третьего захода силы начали оставлять парня и он вынужден был дать себе передышку. Вторая дикарка вернулась из леса не скоро — костёр уже горел с новой силой, а вода, принесённая её подругой в неком подобии глиняной плошки начала закипать. Девушка добыла из своего похода какие-то травы и много мха, после чего обе со знанием дела начали обрабатывать рваную рану.

Казах смотрел на происходящее с содроганием сердца. С одной стороны новые спутницы явно знали, что делают, с другой — все их потуги были примитивной традиционной медициной, сдобренной шаманскими причитаниями, которые изрядно пугали своей непонятностью и, одновременно, невероятно усыпляли монотонностью. Парень ощущал, как истощённый организм требует отдыха каждой своей клеточкой. Спина и плечи ныли, словно юноша весь день грузил мешки с цементом, и сопротивляться их усталости не было сил. Хотелось просто лечь и хоть на пару минут расслабиться, что он и сделал. Врачевание и бормотание продолжались столь долго, что Ильнур и сам не заметил, как разум, истощённый переживаниями этого дня подёрнулся поволокой сна и канул в его чернильный густой мрак.

Южанин проснулся от зябко озноба, что расползся по конечностям и покалывал их вспышками дрожи. Он открыл глаза и увидел чистое синее небо, такое непривычное и новое после долгих скитаний в густом лесу. Парень потянулся, пытаясь разогнать кровь по окоченевшему телу, сел и протёр глаза. Его туманный взгляд скользил по окрестностям и попадавшиеся на глаза картины жестокими пощёчинами изгоняли остатки сонливости из головы. Он спал среди трупов!

Все трое дикарей оставались лежать прямо там, где были брошены после боя и в свете дня их перекрученные конвульсиями окоченевшие тела пугали ещё больше. Возможно, Ильнур просто бросился бы бежать прочь от этой чудовищной стоянки, но тут внимание его привлек совсем другой вид.

Миха всё так же лежал на том месте, где погрузился в забытье вчера. Его побледневшее лицо ярче всяких слов говорило о состоянии друга, но ни болезненного озноба, ни пота видно не было. С обоих боков к нему прильнули две вчерашние пленницы. Они тоже спали, но и во сне согревали спасителя теплом своих тел, укрытых какими-то шкурами. Да и сам казах был заботливо накрыт меховым покрывалом, сшитым из нескольких шкур.

Время тягучим вальяжным потоком смывало день за днём. Погружённый в заботы о друге и новых знакомых, Ильнур совсем не замечал его тока. В первый день они втроём избавились от тел, закопав их на небольшой глубине в сотне метров от стоянки. Сам бы он никогда не стал этого делать, но дикарки перед погребением своих мучителей полностью раздели их и забрали всё, что могло бы пригодиться. Парень понимал, что это мародёрство, но рациональность такого поступка была неоспоримой.

Путём сложных экспериментов, ему удалось даже наладить некое подобие общения с девушками, хотя полноценным оно конечно не было. Дикарок звали Аке и Юга, впрочем, это лишь приблизительное звучание имён, ведь сами они произносили слова с абсолютно уникальными звуками, которых раньше южанину слышать не доводилось ни от одного человека.

Как не странно спустя неделю, может чуть больше, Михаил уже пошёл на поправку и, несмотря на явные неудобства, начал принимать посильное участие в жизни их новообретённого маленького сообщества.

Это было очередное утро очередного дня, затерявшегося в невообразимом однообразии местной жизни. Друзья развалились на берегу безымянной реки и млели на солнышке, наслаждаясь видом после вполне успешной ранней рыбалки. Ничего не стесняющиеся Аке и Юга сидели в воде, и растирали свои обнажённые тела песком, используя его вместо мыла и скраба одновременно. Впрочем, как выяснил Ильнур, плавать они не умели и изрядно боялись заходить в воду глубже, чем по колено, испытывая перед речным потоком благоговейный мистический страх.

— Красота, — прогудел довольный как сытый кот северянин.

— М? — переспросил казах, вырванный этим словом из своих размышлений.

Михаил показал не девушек.

— Красота, говорю.

— Ах, это...

Правды ради стоит сказать, что дикарки отличались чистоплотностью и подобную картину Ильнур наблюдал уже неоднократно ещё тогда, когда его друг даже толком встать не мог.

— Думаю, увидь ты их в своё время, ты бы так не сказал.

Михаил усмехнулся и махнул рукой, но тут же скривился от стрельнувшей в боку боли.

— Знаешь, мир очень легко меняет представления человека обо всём.

Южанин вопросительно повёл бровью.

— Ну, вот смотри. Чего мы хотели, когда были там, дома? Девчонок, пьянки, гулянки, всё такое.

Приятель согласно покивал.

— А чего хочется здесь? Много есть, спать, не беспокоясь о том, что какая-нибудь тварь залезет в лагерь, вот и всё.

— И к чему ты это?

Питерец скорчил гримасу, стремясь показать, что не понимает, чего тут непонятного, но Ильнур не оценил его клоунаду.

— К чему, к чему, — передразнил тогда он, — посмотри на них. С девчонками то же самое. В Питере ты смотришь на них, с точки зрения своего окружения. Всякие модные журналы с картинками, модельки порнушные и всё такое. Привыкаешь к тому, что девочка должна быть такой-то и такой-то... Понимаешь, о чём я?

Казах неопределённо пожал плечами.

— Тип того.

— Но тут вся эта фальшь слетает, — продолжал распаляться Михаил, — все эти навязанные представления о красоте и том, как они должны выглядеть...

Озарённое догадкой лицо южанина расползлось в ехидной улыбке.

— Ясно всё с тобой. Недотрах мучает?

Питерец замер, потом посмотрел на друга, хмурясь, словно не веря, что он выдал нечто подобное.

— Дурак ты, калбит.

— Да ладно тебе.

Ильнур посмотрел на моющихся девушек.

Коренастые и крупные, они были бесконечно далеки от того образа прекрасного, что сформировался в головах парней за время их жизни. Но вот сейчас, лёжа на песчаной косе у берега неизвестной реки, абсолютно оторванный от привычного и обыденного в своей предсказуемости мира, южанин впервые посмотрел на неожиданных спутниц не через призму этих наносных представлений, а своими собственными глазами.

Распущенные светло-рыжие волосы густыми пышными гривами ниспадали чуть ниже плеч девушек, словно неведомый парикмахер поработал над ними. Но цирюльником была сама природа. Дикарки вымыли головы, и пока они растирали свои тела песком, ветер и солнце высушили волосы, придавая им объём. Молочно белая, чистая кожа с едва заметными следами мелких шрамов и каких-то племенных узоров, сотканных из пупырышков рубцовой ткани, у Юги чуть больше, у Аке меньше, казалась фарфоровой.

Аке была более хрупкой на вид, зато лицо её, плечи, грудь и предплечья покрывали яркие веснушки. Не сказать, чтобы они были особенно частыми, но заметными, добавляющими свой непередаваемый шарм.

Тела дикарок не выглядели уплощёнными, как у всех других девушек, которых знали друзья. Наоборот, широкие грудные клетки, почти такая же талия. Самым правильным эпитетом для их описания было бы слово «бочкообразные», но в данном контексте оно имело бы негативную коннотацию, что ничуть не отражает той гармоничности, которую видел Ильнур. Тем более, когда всё это украшали более чем достойные восхищения овалы крупных грудей. Опять-таки, полушария Юги превосходили размерами грудки Аке, но, увенчанные нежно розовыми сосочками и те и другие приковывали к себе взгляд и манили, слегка подрагивая от резких движений моющихся девушек.

Ниже, почти отсутствующие визуально талии начинали расходиться к широким пышным бёдрам, а затем резко оттенёнными линиями крупных, мускулистых ягодиц, ныряли к точке, где сходились ноги. Воспалённый взгляд невольно замирал на этих полусферах, настоящих попках-ягодках, и возбуждение само собой вскипало внутри.

Поглощённый зрелищем Ильнур не сразу заметил, что одна из девушек, та самая, к попе которой прилип его взор, замерла и остаётся недвижимой уже довольно продолжительное время. Когда же он, наконец, поднял глаза, маслянистый взгляд юноши встретился с наивным взглядом Аке и утонул в его бирюзовом свете. Что ни говори, но за эти глаза можно было мириться с любыми мнимыми недостатками тела.

Открытое ширококостное лицо своими чертами разительно отличалось от всего, что доводилось видеть казаху. Крупный нос, мощные надбровные дуги, но при этом непривычно низкий, скошенный лоб. Широкие острые скулы и довольно прогнантные челюсти на фоне практически полностью отсутствующего подбородка. Впервые за всё это время Ильнур столь пристально разглядывал туземок, и внезапно разум его озарился безумной догадкой.

— Миха, — пролепетал южанин, чувствуя, как мурашки размером с божью коровку покрывают плечи и руки.

Питерец посмотрел на друга в ожидании продолжения, но его не последовало.

— Чего?

— Посмотри на лицо Аке.

Друг посмотрел.

— Ну и? Я её уже во всех подробностях разглядел сто раз.

— Ты не понял, — пребывая всё в том же шокированном состоянии, сказал казах.

— Да о чём ты?

Ильнур в упор посмотрел на друга.

— Миха, она не человек! — выпалил он, потом подумал секунду, спохватился, — в смысле, нет, человек...

— Что ты несёшь?

— Она человек, но не сапиенс!

Осознание этого было настолько же очевидным, насколько невероятным. Южанина с самого первого момента не покидало ощущение, что что-то с этими девушками не так, но он никак не мог понять что. И вот валяясь на песочке и любуясь вполне миловидной Аке, до него вдруг дошло...

— Чувак, ты спятил что ли?

— Да нет же, Миха! Посмотри на форму их черепа, на фигуры! Они неандерталки!

Северянин недоверчиво хохотнул, посчитав это заявление нелепым приколом, но Ильнур хранил серьёзность. Поняв, что друг явно не шутит, Михаил состроил пренебрежительную гримасу.

— Тебе башку что ли напекло?

Казах насупился, отрицательно качая головой.

— Какие, нафиг, неандерталки?

— Да вот такие!

Михаил воздел руки к небу.

— Что ты несёшь? Они, по-твоему, на обезьянок похожи?

Южанин фыркнул.

— С чего вдруг? Они и не должны быть похожи на обезьянок... уж не больше всех остальных людей.

Питерец нахмурился.

— Ну, это ж, типа, промежуточное звено?

— Не совсем. Они, вроде как, параллельной ветвью были...

— Да пофигу, кем они там были! — взорвался Михаил, — они БЫЛИ! И вымерли, хрен знает когда!

Ильнур и сам это прекрасно знал, даже лучше, чем его друг, так как всё-таки посещал несколько лекций и читал соответствующую литературу. Предположение казалось безумным даже для него самого, но другого объяснения он просто не видел.

— Сколько мы шли по лесу?

Вопрос слегка выбил северянина из колеи.

— Ну... — промычал он, — не знаю, месяц, может чуть больше.

— Ни следа человека за месяц! Ни следа деятельности человека! Ни дорог, ни мостов, ни противопожарных колей, ни лодок, ни сетей, вообще ничего. Тебя это не смущает?

Михаил скривился.

— Смущает, конечно...

— И первые кого мы встречаем — группу дикарей в шкурах и с каменными ножами и копьями.

— И что?

Безумный диалог начинал бесить обоих.

— Ничего, блин! Ты много знаешь таких племён на территории России? Ладно, где-нибудь в джунглях или на островах, там, да, есть неконтактные племена, но у нас-то их нет.

Михаил хотел было что-то добавить, но не находил слов, только открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег.

— Реконструкторы? — со всей возможной насмешливой желчью не то спросил, не то передразнил Ильнур.

Привлечённые неожиданной перепалкой, Юга и Аке прервали своё омовение и робко подошли ближе, пытаясь понять, что послужило причиной яростного разговора. Привыкшие к жёсткому патриархату, они переживали из-за возможного конфликта в группе, тем более что он легко мог бы самым негативным образом отразиться непосредственно на них самих. Но никаких видимых проявлений агрессии заметно не было. Странные мужчины лежали неподалёку друг от друга, и громко говорили на своём замысловатом языке, не предпринимая попыток перейти к физическому выяснению отношений.

Но дожидаться этого явно и не стоило. Юга, старшая из них, шепнула подруге что-то и обе они направились к ребятам. Девушки с трудом находили возможность объясниться с этими пришельцами, так как речь их была невозможно сложной и воспроизвести хотя бы пару слов из лексикона парней не получалось чисто на физическом уровне и всё же в женском арсенале были универсальные способы примирения конфликтующих мужчин.

В горячке спора юноши не сразу обратили внимание на перемещения недавних пленниц, но когда те подошли почти вплотную, перепалка утихла сама собой.

Восхищённые взоры парней сновали по обнажённым телам аборигенок, впервые видя их наготу в такой непосредственной близости. Влажные и от того ещё более привлекательные, они распаляли мужское начало, ускоряли сердцебиение и заставляли горячую кровь устремляться куда-то вниз. Михаил не мог оторвать взгляда, от замершего перед ним в паре шагов аккуратного треугольника рыжих кудряшек, влажных и чуть более тёмных, чем выгоравшие на солнце волосы. Ильнур же сделал над собой усилие и посмотрел в глаза Аке, вновь пораженный их магнетической яркостью и тёплой океанской глубиной.

— Реконструкторы, — шепотом повторил он последнее слово, вряд ли вкладывая в него хоть какой-то смысл.

Юга опустилась на колени рядом с Михаилом и положила широкую ладонь ему на грудь, ощущая, как та вздрогнула от прохлады этого касания. Необычное лицо девушки ничуть не походило на то, какими парень представлял лица человеческих предков. Обезьяньего в нём было не больше, чем в чертах любого другого человека, а глаза лучились разумом и эмоциями. В них отчётливо было заметно веселье и озорные огоньки. Лукавая улыбка на крупных губах лучше всяких слов говорила о желании и северянин не удержался.

Повинуясь порыву и не обращая внимания на боль в боку, он притянул дикарку к себе и поцеловал. Та вздрогнула, не понимая, что происходит и попыталась вырваться из рук странного мужчины, но они держали крепко. В первую секунду девушка подумала, что дикий человек почему-то решил покусать её и, прекрасно знакомая с мужской грубостью, она опешила, не понимая, в чём провинилась. Но очень скоро странные действия Микхи начали завораживать. Она решительно не понимала, что от неё требуется, пока сухие губы юноши нежно касались её губ, но потом он провёл по ним кончиком языка, и дикарка вняла этому призыву. Подражая партнёру, она тоже лизнула его губы, почувствовала, как кончики их языков встретились, и это было невероятно приятно.

Опешившая Аке распахнутыми глазами наблюдала за тем, что творилось с её подругой. Та сначала билась в руках жестокого самца, а потом вдруг замерла и поддалась на его действия, словно они не причиняли ей никакого неудобства. Ильнур чуть не рассмеялся в голос, видя её реакцию. Казах поднялся со своего места и встал рядом, глядя на происходящее примерно с того же места, где стояла девушка.

— Вы не целуетесь, — догадался он и тронул плечо дикарки.

Аке испугано посмотрела на парня, но он явно не желал ей зла. Добрая лёгкая улыбка играла на губах спасителя, а в глазах было тепло и понимание. Южанин подошёл к девушке, нежно обнял её и прижал к своей груди, заставляя трепетать от этой нежности. Юноша был настолько выше, что подбородок туземки оказался напротив его солнечного сплетения, а парень тем временем коснулся щёк Аке своими ладонями и прошептал со всей возможной добротой в голосе:

— Не бойся.

Конечно она не поняла этих слов, но интонация и тембр с которыми они были сказаны не оставляли сомнений, что странный мужчина не желал ей зла. Затем пришелец склонился к ней и сделал то же самое, что его товарищ вытворял с Юги. Только девушка не попыталась вырваться или даже отстраниться, испытывая доверие к этому статному человеку. Как и подруга, дикарка не понимала, что от неё требуется, но новые ощущения странным образом оказались приятными. Иинур нравился ей.
Он был аккуратен и нежен, никогда не пытался овладеть ею силой, что было вполне обычным делом в привычном мире, и этим невероятно располагал к себе. Ко всему прочему странная внешность этого человека чаровала и манила своей необычностью.

Но всё это растворилось без следа в тех чувствах, которые сотворили внутри девушки мягкие касания губ парня.

Ильнур довольно быстро понял, что Аке получает от поцелуев удовольствие, но не знает, как на них отвечать и тогда он перешёл от губ к щекам и скулам, затем обнял её за талию и поднял в воздух, чтобы получить доступ к шее и ямочке между ключиц. Парень наслаждался непередаваемой реакцией девушки на эти новые ощущения и самозабвенно покрывал тонкую кожу поцелуями, то поднимаясь выше, то спускаясь вниз.

Тем временем Михаил уже взял инициативу в свои руки и перекатился таким образом, чтобы Юга оказалась снизу. Он так же как друг понял, что подобные ласки были в новинку для лесной жительницы и решил блеснуть своими навыками, выманивая протяжные стоны из её груди. Северянин самозабвенно впивался губами в мгновенно отвердевшие ягодки сосков и попеременно ласкал их, в то время как пальцы сжимали податливые полусферы. Парень всегда неровно дышал к большой груди, а дикарке было чем похвастаться в этом плане. Но вскоре однообразие подобного занятия стало приедаться и тогда юноша начал спускаться вниз.

В какой-то момент его лицо уткнулось в мягкие кучеряшки, а нос уловил запах девичьего желания между плотно сомкнутых бёдер. Впрочем, подобная преграда вставала на пути питерца не впервые. Он настойчиво давил лицом между сведённых ног, требуя дать ему проход, но те оставались сомкнуты. Тогда Михаил чуть отстранился, коснулся колен туземки и со всем возможным пиететом, но настойчиво начал разводить их в стороны.

Юга дрожала. Она не знала, что с ней происходит, разум затуманился, а тело наполнилось непередаваемой негой. Поначалу она дивилась действиям этого мужчины, но чем дольше он делал то, что делал, тем меньше мыслей возникало в голове. Впервые в жизни она была так возбуждена, впервые в жизни кто-то не пользовался ею и впервые в жизни внутри возникали те эмоции, названия которым просто не было ни в одном местном языке.

Михаил добился своего и с вожделением разглядывал лежавшую перед ним девушку. Её глаза были закрыты, а губы чувственно приоткрылись, давая проход частому прерывистому дыханию. Большая грудь содрогалась от томных стонов, когда юноша водил пальцами по отзывчивому телу. Но всё это потерялось на фоне сокровища, что так упорно скрывала Юга между ног. Тоненькие мягкие волосики, больше походившие на пух обрамляли собой аккуратные внешние губки, между которыми увлажнено блестели нежно розовые лепесточки.

Не в силах противиться желанию, искуситель прильнул к ним и поцеловал, чувствуя, как оборвалось на мгновение дыхание партнёрши. Его язык нырнул в промежуток между манящих полосок кожи, и нащупал сжимавшееся отверстие входа. Невероятно влажного и горячего, источавшего призывный аромат, от которого любой мужчина потерял бы разум. Повинуясь желанию, он прильнул к благоухающему бутону и начал описывать круги языком, то играя со складочками, то проникая внутрь и упиваясь несравненным вкусом её желания, то поднимаясь к миниатюрному кожаному капюшончику, под которым прятался напряжённый очаг сладострастия.

Юга не знала, что её тело может чувствовать нечто подобное, ей казалось, что горячий мёд наполняет её нутро и растекается сладкой смолой, окутывая каждую частичку неожиданно ставшего таким незнакомым тела. Она привыкла держать эмоции при себе и стараться быть незаметной, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания мужчин, но сейчас подавить вздохи и стоны просто не получалось. Силясь хоть как-то удержать их, она согнула руку в локте в надежде зажать ей собственный рот, но очередное движение языка Микхи озарило разум яркой вспышкой и зубы сами собой впились в кожу, оставляя на ней красный след.

А её мужчина лишь ускорялся.

Северянин чувствовал, как нервно подрагивают от напряжения, обвившие его шею ноги девушки. Он прекрасно знал, какими признаками предваряет своё появление оргазм и всеми силами старался приблизить его. Пальцы юноши скользнули в призывно сокращавшееся лоно и принялись сновать там, озаряя искрами помутившийся разум дикарки.

Аке летела. Где-то там вдалеке плескалась река, пели птицы, шелестела листва и стонала Юга, но все эти звуки давно уже не имели значения. Единственным, что полностью поглотило внимание девушки, были горячие касания губ мужчины, что нёс её на руках прочь, не переставая дарить свои ласки.

Южанин отошёл от друга на пару десятков метров и лишь тогда опустил свою драгоценную ношу на землю. Их глаза вновь встретились, и парень почувствовал, как разум его тонет в манящем взоре Аке. Повинуясь призыву, он навис над дикаркой, и, не в силах разорвать этого очарования, замер. Но девушке было надо совсем другое. Её трепещущие пальцы скользнули вниз, туда, где всё ещё оставалась такая ненужная одежда мужчины и ловкими движениями освободили его бёдра от тенет материи. С восторженным чувством в груди она провела пальцами по обжигающему стволу и сжала его, видя, как эти действия заставляют Иинура закатывать глаза и постанывать.

Преодолевая неподатливую твёрдость, дикарка направила острие ко входу, а другой рукой обхватила мужчину за шею и притянула к себе, чувствуя, как желанный инородец проскальзывает внутрь не встречая никакого сопротивления и погружается всё глубже.

Казах ощущал трепет туземки под собой и сам дрожал, словно сотни электрических разрядов проходили сквозь воспалённое чувствительностью тело. Весь мир парня сейчас сконцентрировался там, где горячее сжимавшееся лоно поглощало его пульсирующую плоть и вожделенно принимало её в себя. Отвечая страсти, он подался вперёд и заполнил собой Аке, выдавливая из её груди протяжный стон, а затем подался назад, чтобы с новой силой вернуться.

Юга воспаряла. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного, но сегодня мир для девушки преобразился и окрасился совсем новыми красками. Разум вспыхнул разлетающимися звёздочками, и дикарка изогнулась всем телом, ища спасения от этого непередаваемого, пугающего и завораживающего одновременно чувства. Её сведённые ноги пытались нащупать опору, погружаясь в прибрежный песок и, изогнувшись дугами, стремились оторвать низ живота от источника пронзительных ласк и, одновременно, отдаться им каждой своей частичкой. Рассудок исчез где-то в этой пляске, смытый волнами неведомого до той поры блаженства.

Михаил с трудом удерживал бёдра туземки, истово вертевшиеся перед ним. Его лицо утопало во влаге, что обильно сочилась из девичьих глубин, но мысли были заняты совсем не этим. Едва дикарка немного успокоилась и опала на землю, погрузившись в томное забытье, как юноша нервным движением сдёрнул с себя остатки

джинс и пронзил её, повинуясь нестерпимому желанию. Происходящее настолько возбудило его, что о сдержанности не могло быть и речи, лишь вожделение владело им безраздельно.

Юга едва ли пришла в себя в полной мере, когда разум её вновь озарился вспышкой сладострастия. Она ощущала на себе тяжесть мужского тела и оно же заполняло собой страждущее лоно, быстрыми движениями то достигая абсолютных глубин, то почти покидая их. Дикарка и подумать не могла, что этот акт может быть настолько восхитительно приятным. Обычно совокупление было для неё рутиной, тяжёлой обязанностью, но только не сейчас. Едва унявшаяся внутри буря свежими сполохами вновь начала набирать силу и подчинять себе утомлённое ласками тело.

Питерец рвался вперёд. Наполненный страстью происходящего и изнурённый долгим вынужденным воздержанием, сейчас он едва ли смог бы продержаться хоть сколько-то долго. Налитое естество юноши приобрело невероятную чувствительность, и он каждым миллиметром кожи ощущал сладкие объятия сокровенного прохода. Возможно, в другой ситуации он попытался бы сдерживаться, отстранился бы, чтобы отсрочить семяизвержение, но острое желание отбросило подобные мысли, а быстрые и даже отчасти агрессивные движения бёдер топили разум в предвкушении, заставляя лишь набирать обороты несмотря ни на что.

В последний момент Михаил захрипел и хотел вырваться наружу, но Юга пресекла эту попытку, сомкнув свои ноги замком у него за спиной и уже сама начала подаваться навстречу желанному финалу. Её руки обвились вокруг шеи мужчины и притянули его лицо к губам. Дикарка начала осыпать своего мужчину робкими и неумелыми поцелуями, но очень быстро вошла во вкус и движения её постепенно потеряли сдержанность. А затем пронзительный взрыв скрутил юношу, выгибая спину колесом и прижимая его голову к груди партнёрши.

Некоторое время Ильнур действовал сам и приятные эмоции от его движений озаряли лицо Аке, но затем казах решил, что пришло время дать волю самой девушке. Он обхватил её за талию и перевернулся, заставляя дикарку оказаться сверху.

В первые секунды Аке не понимала, что происходит. В её мире вся инициатива принадлежала мужчинам, а женщинам лишь оставалось смиренно предоставлять себя их эгоистичной грубости, потому оказавшись сверху, она замерла и удивлённо посмотрела на странного партнёра. Но момент этот не длился долго. Её тело само начало движение и дикарка с восхищением поняла, что теперь полностью владеет моментом. Горячие пальцы гладили её живот, ласкали грудки, сновали туда-сюда, но всё это было неважно, так как внимание девушки было сконцентрировано в небольшой области между её ног.

Сперва неловко, она приподнялась и затем вновь опустилась, чувствуя, как проникает в неё горячий ствол Иинура. Ощущения были новыми, и к ним ещё предстояло привыкнуть, но робость первых попыток уступала своё место любопытству питаемому желанием и дикарка начала повторять первое движения, пытаясь найти свой темп и нужную глубину.

Южанин дал Аке время, чтобы освоиться, но вскоре заметил, что непривычная поза и ещё более непривычная активность не дают ей в полной мере насладиться происходящим. Тренированные долгими переходами и прочей рутинной деятельностью мышцы не знали такой нагрузки и быстро устали, заставляя девушку замедляться, переводя дыхание, и тогда парень вновь вернул инициативу себе. Он не стал менять позы, лишь упёр пятки в песок и оторвал таз от земли, подталкивая туземку вверх.

Аке замерла, чувствуя, что что-то изменилось. Её мужчина начал двигаться сам и ей лишь оставалось сохранять своё положение, в то время как снизу действие набирало обороты. Казах никогда не отличался сдержанностью в этих вопросах. Он тут же нарастил темп и быстро задвигал бёдрами, заполняя собой Аке, а затем, покидая её тело почти полностью, и вскоре это возымело свой эффект.

Дикарка начала подрагивать от происходящего, затем прильнула к груди любовника, и Ильнур крепко обнял её за талию, продолжая ускоряться. Аке не могла сдержать отрывистые высокие стоны, да, впрочем, и не пыталась этого делать, ведь снизу по её телу начало расползаться неведомое жаркое чувство, которое весьма быстро добралось до разума и окутало его яркими сполохами.

Когда девушка вдруг вскрикнула и изогнулась, Ильнур даже на секунду замер, решив, что сделал ей больно, но это было отнюдь не так. Впервые в жизни его партнёрша чувствовала те непередаваемые ощущения, что щекочут каждую клеточку тела и сладострастно покалывают нутро преддверием оргазма. Ей было страшно от новизны, но сил противиться не было. Аке протяжно застонала, её пальцы больно впились в грудь мужчины, а затем девушка забилась в совершенно новом для себя экстазе.

Чтобы удержать её метания, казак заставил непонимающую ничего девушку лечь на спину и прижимал её к песку своим весом, не переставая при этом совершать фрикции. Впрочем, ему не было нужды этого делать, чтобы и самому достичь финала, ведь быстрые конвульсивные сокращения завоёванного экстазом лона справились бы с этой задачей и без дополнительных усилий. Где-то на окраине разума вспыхнула мысль, что надо выйти, что не стоит кончать внутрь, но её смело хлынувшей наружу приливной волной вместе со всеми остатками здравых суждений.

Две пары молодых людей лежали на озарённой солнцем песчаной косе у реки и с трудом переводили дыхание, пребывая где-то на границе между сном и явью. Речной поток мерно уносил свои воды куда-то вдаль, а бесконечная зелень девственных лесов шепталась над их головами, но всё это было неважно, ведь мир вокруг изменился, хотя и не знал ещё об этом.

На этом всё, спасибо читателям, добравшимся до конца, а особенно тем, кто не поленится после этого как-то прокомментировать текст, оставить свои отзывы и критику, а так же выставить оценки.

3262   1 74653    2  +9.52 [14]

куннилингус, перемещение, туземцы, варвары, дикари, древние люди, попаданцы, традиционный сек, традиционно, во времени