– Ну что, Слон? Хороша ли, девка?

– Да.

– Ответ неправильный. Нужно отвечать: "Ох, и хороша, барин!" А тут барин и скажет: "Так какого ж ты ляда, тупишь? А?"

– Дык, Дёма... Не могу я. Даже не о чем говорить... Она спрашивает: "Вы, правда, князь?" А я: "Ребята, шутят!" И всё, больше ни слова.

– Балбес, – заключает Гусь, – истину, глаголю.

– Значит, решили мы так, Слон. Сейчас Шкряба ломает, девочку и тащит её в твою кровать. Надеюсь, ты не возражаешь?

– Нет, конечно! Ради бога!

– Но это ещё не всё. Потом, за ним пойдёшь, ты. Усёк?

Слон побледнел так, хоть скорую вызывай, заволновался, засуетился, глаз задёргался, губы задрожали. Перечислять дальше, что с ним ещё случилось?

– Я не смогу... – наконец, выдавил он из себя.

– Сможешь, сможешь, майн партайгеноссе. Куда ты денешься, товарищ Борман. Шкряба за тебя как раз и договаривается, так что придёшь на готовое.

– Да не пойду я!

– Пойдёшь. И нефик тут нам сцену, тухлыми яйцами забрасывать.

– Дёма, там кажется, всё окей. – Докладывает, со своего поста, у двери, Гусь, – Шкряба её в спальню повёл.

Как Слона заколбасило! Не передать словами, это можно лишь воспеть в балладах. Но из меня речистый былинник, просто, дрянь.

– Пойдём, – говорю, – коньяк жрать и забивать твою очередь, чтоб ни одна тварь раньше не проскочила.

Мы с Гусем подхватили Слона под руки и волоком потащили в зал. Ноги у него отказали напрочь. Сидим, пьём. Ждём когда успокоится от лихорадки Слон, да выйдет Шкряба. Занятие – то нехитрое. Ждать пришлось совсем недолго, часа полтора. Выходит Шкряба, лыбится довольная сволочь, весь потный, в руках, как стяг с завоёванной крепости держит трусики Олеси.

– Это я возьму себе, – уточняет, – для коллекции, на память. Инструкции: Нужно занести ей бокал этого гавённого шардене, я спонтом выпить пошел взять. Говори с ней мало и шепотом, чтобы по голосу не узнала.

– Что? – И наш партайгеноссе чуть не свалился под стул. – Она не знает, что я приду?

– Нет, конечно! А как, ты хотел? Это же не проститутка.

Лучше бы он этого не говорил. Мы боролись со Слоном на ковре, чуть не сломали ему руку. Причитает шепотом. Уже хрипит. Не пойду! И точка. И что теперь делать? Вся эта канитель, чтобы Шкряба повеселился? Нет уж! Харя треснет. Собираю всех на совет:

– Слон не пойдёт, даже если мы его в газовую камеру сошлём. Но дело нужно сделать. Ваши предложения, господа?

– Да чего там, – вставляет слово Шкряба, – иди, сам – девочка, что надо. А потом, когда она всё поймёт, то уже и Слону можно.

– Гусь? Ты как?

– На тебя смотрит вся страна, камарадо, – Гусь поднял кулак в революционном жесте, – иди и объясни ей, кто она есть по жизни. Только популярно. Красивый фейс не подпорть, мне не нравятся битые шкурки.

Ладно. Пойду. Посмотрел как одет Шкряба. А никак. В трусняк полосатый. Раздеваюсь до соответствия. Беру бокал вина. Ни пуха мне, ни пера! Захожу тихо, почти крадусь.

– Почему так долго? – шепот Олеси.

– Пил, – шепчу в ответ коротко и тихо, чтобы не спалила с первых же секунд.

– Мне принёс?

– Да.

Нащупываю в кромешной темноте, вставляю ей бокал в руку.

– Почему там так тихо?

– Спят.

Она пьёт, мелкими глотками, а я в это время снимаю то, что на мне осталось, осторожно заползаю на кровать, ложусь.

– И мы будем тоже спать?

– Нет.

– Почему? – она подаёт мне пустой бокал и я его кладу прямо на пол под кровать.

– Потому, – привлекаю её к себе, голую, маленькую и беззащитную.

– Ты меня любишь? – Она ложится ко мне, прижимается к плечу.

– Ага.

– Скажи мне, "я тебя люблю".

– Я тебя люблю, – а сам глажу её, ласкаю, моя плоть восстаёт.

– А я тебя очень, очень люблю.

Целует меня с такой нежностью, что я ошарашен. После такого... никогда больше на проститутку не полезу... Там всё просто, бабки на бочку, станок взведён, вперёд – назад, вперёд – назад. Пшел вон, тариф исчерпан. Следующий. Фабрика. Тупизм. Дебилизм. И чего это кони – мужики на проституток ведутся? Мне в какой – то момент даже стало жаль Олесю. Но памятуя Шкрябину рожу, решился. Перекатываюсь на неё. Она раздвигает ноги, глубоко вздыхает. И в этом вздохе такое счастье чудится, такое блаженство. Ишь... Я тебя люблю... "Мне бы так она это сказала... не Шкрябе... " Осторожно вхожу в неё, боясь причинить ей малейшую боль. Она стонет. Замираю. Ещё. Потом ещё. Плавно и нежно. Плавно и нежно. Только так, как с любимой девушкой. И вдруг... она напряглась.

– Коля?

– А.

– Нет, это не ты!

Но я продолжаю. Ускоряю свой темп. Как я прокололся! Он же, наверное, трахал её, как последнюю, жестоко и зло, а я со своей нежностью припёрся.

– Скажи мне, что это ты?

– Я, это я!

Она на время успокоилась, но перестала отвечать на поцелуи. Думает. Сравнивает ощущения. Сомневается. Я молчу и увеличил свой темп. Быстрее, быстрее, быстрее, до бешенной скачки. Вперёд, вперёд, вперёд. Все силы без остатка. Только бы вытечь вовремя, пока она не догадалась, иначе я свихнусь от неудовлетворённости. Всё. Близко. Близко. Очень близко. Она помогает мне. Движется навстречу. Вяло и размеренно, на каждый второй или третий удар, словно в раздумьях и прислушивается к ощущениям. Стонет. Прижимается ко мне, сильнее. Вгоняет мне в кожу свои ногти, царапает. Стон. Громкий стон. Придушенный вскрик. Напрягается. Ноги дрожат, трусятся в напряжении. Она пытается выгнуться дугой. И... расслабляется. А я как сумасшедший продолжаю свои скачки. Наношу удары, с хрипом, со стоном... Ухожу в небеса.

– Ты меня любишь?

– Да.

– Скажи мне: "Я тебя люблю"

– Я тебя люблю.

Она напряженно вслушивается в интонации моего шепота.

– Включи свет.

– Зачем?

– Ты, не Коля.

– Я не Коля.

Как она вскочила! Шарахнулась. Суматошно нащупывает выключатель светильника. Включила его. Увидела меня и лицо её перекосилось ужасом и страданием. Всё. Готова уже сигануть и рвануть из спальни, как есть, голая. Удержать её, надо. Глупостей наделает ещё. Этаж то, девятый. Схватил её за руку и силой привлёк к себе. Рвётся и мечется, как котёнок влезший по неосторожности головой в крысиную нору и застрял там. Упирается... Плачет... Навзрыд... но приглушенно, словно боясь, что услышит её Коленька. Дурёха, надеется что это всё таки недоразумение. Трепыхалась долго, пока не растратила силы.

– Успокойся, – говорю. Глажу её по голове, – тихо. Как успокоишься, спокойно всё обсудим. Ты согласна?

Она ещё трепыхнулась и затихла, глотая слёзы и размазывая их мне на груди.

– Говорить будем?

Едва заметно кивнула.

– Я же тебе предлагал, ляг со Слоном и тебе дадут денег. И никто бы больше на тебя не претендовал. Ты не послушалась, тебе ближе длинный путь. Выбрала Шкрябу, да? Видишь, что из этого получилось? Что он тебе наобещал?

– Сказал... что мы поженимся, – всхлипнула, но всё же ответила.

Это хорошо, что идёт на контакт, значит к услугам психолога обращаться не будем. Хотя... я денег в таких ситуациях не беру.

– Да? А он тебе не сказал, что у него жена и ребёнок есть?

– Нет... – прошептала.

– Тогда, я тебе это говорю. А если ты замуж собралась, то с этими вопросами лишь к Слону. Поняла свою ошибку?

Молчание. Долгое молчание и всхлипывания, всё тише и тише.

– Поняла?

Она кивнула. Зашевелилась и я ослабил свою хватку. Прижалась ко мне лицом. Вздохнула, весьма горько, вот так: И – и – хыхыхы. Сопит носом полным соплей. Я глажу её по голове.

– Чего же ты хотела, моя милая? Тебя сняли с панели. Заметь, ты сама туда пошла, из своих соображений, значит, добровольно. Хорошо, что мы ещё попались, тебе на пути. А если какая мразь? Думаешь сладко там, на панели? Сладко?

Молчание.

– Отвечай.

– Нет.

– А мы тебе дадим денег и ты уедешь в свой Мухосранск, и постарайся забыть про Москву. Хорошо?

– Хорошо, – шепчет.

Всхлипы прекратились и она несмело положив мне руку на грудь, улеглась более уютней. Я ещё долго гладил её по волосам, выждал время пока успокоится окончательно, затем сказал:

– Сейчас к тебе придёт Гусь и ты сделаешь всё правильно. Верно?

– Да.

– А потом будет Слон, постарайся его не обидеть. Хорошо?

– Хорошо.

– Гусь! – Воскликнул я громко. – Гусь! Заходи.

Сдал ему вахту. Хотя жаль, что так получилось. Видит Бог, мне хотелось иначе. Просто, есть уроды, которые свой хер и его усладу ставят выше некоторых вещей и понятий, что и моралью не назовёшь. Это вне компетенции сранной морали.

Грустно закончил, да? Грустно. Но в этой истории есть, всё же, счастливый конец. Гусь не стал её трахать. Он сказал, что готов уступить Слону, потому что, так – по чести. А Слон... Что Слон? Через месяц они с Олеськой поженились. И он, безумно благодарен нам, всем троим, за такое стечение обстоятельств. У них родился крутой Слонёнок. Бабка с дедом души в нем ни чают, потому что уже и не надеялись на внука. Но сдаётся мне, чем – то он похож на меня. Вот фотка. Похож, нет?

На сём и раскланяюсь. Всегда ваш, Дёма.