***

Закрывая глаза, закрывая глаза,

Каждый раз темноту

Я гоню от себя.

Но не никак не могу

Я её

Ни забыть, ни прогнать.

Сотни, тысячи голосов

Снова шепчут в моей голове.

О том дне, о том дне,

Когда вся наша жизнь,

Наша прошлая жизнь,

Умирала в огне.

Умирала в огне…

***

Вот и конец нашего пути: мы дошли. Грунтовая дорога здесь заканчивалась, теряясь в высокой траве у самой воды. Хлипкий, деревянный мосток, выдающийся в реку, был пуст. Лодку кто – то увёл. Может быть, это случилось вчера, а может быть – год назад. Для нас это было уже не важно.

Разлив реки Нимоловки в этом месте был таким широким, что перейти его не было возможности. Другой её берег терялся в зарослях камышей. Судя по карте, дальше было только болото, простирающееся на десятки километров вдоль озера.

Все мы трое так устали, что у нас не было сил даже разозлиться. Кажется, отступило даже отчаяние, в котором мы пребывали все эти дни.

– Ну, девчонки, сдаётся мне, мы пришли. – Кажется, впервые за все эти дни мой голос стал действительно спокойным. Я сейчас не хотел больше ни о чем думать и ничего решать. Мои ноги горели огнём в жарких ботинках. Моим единственным желанием сейчас было разуться.

Правее мостка, на берегу, я снял рюкзак и, усевшись прямо на траву, стал расшнуровывать свои берцы. Девушки в нерешительности все еще стояли там, где конец дороги угадывался по колеям, накатанным кем – то среди травы.

– Миша, и что теперь? – Саша была не только внешне взрослее, но и вообще кажется, серьезнее. Я почему – то сразу в ней это заметил. А Марина все еще выглядела так, будто вот – вот заплачет. Случившееся нам всем далось тяжело. Но ей нужно будет чуть больше времени, чтобы свыкнуться. Уж что – что, а времени, у нас теперь, кажется, много.

– Не знаю, девчонки. Мы сюда четыре дня шли. Лично у меня уже ноги стерты. – Я, наконец – то разулся и, рассматривая грязные, босые ступни своих ног, наслаждался моментом. – Отдыхаем тут, и дальше видно будет. Идёт?

Я обернулся и посмотрел на Сашу и Марину. Девушки молчали, думая о своём. Всматриваясь в противоположный берег, они, кажется, начали принимать нашу безысходность.

– Пойдём, Марина. Помоемся хоть. – Саша мне нравилась всё больше и больше. Из таких девушек получаются замечательные жены. Она села со мной рядом и, скинув свой рюкзак, начала разуваться. Мыло у нас было: мы его нашли в одном из разбитых на шоссе грузовиков. Марина тоже начала раздеваться, стягивая с себя чужие, слишком большие для неё, грязные штаны. Глядя на них, я с горьким чувством вспомнил Петра Антоновича, который не дошел с нами.

Они меня уже не стеснялись. Я всё понимал, но нашел в себе силы удивиться. Мы все сейчас стали друг для друга чем – то большим, чем просто попутчиками, бегущими от ужаса. За эти дни мы решительно шагнули из мира нашей прошлой жизни в новый, незнакомый нам мир.

Когда Саша осталась в одних трусиках, она, вытащив полотенце и мыло, пошла пробовать воду. Полотенце у нас, к сожалению, было только одно. Стараясь слишком не увлекаться происходящим, я вытащил из своего рюкзака и расстелил для девушек большое теплое одеяло. Термоса с горячим, к сожалению, у нас не было. Но, я надеялся, молодость не даст им простыть в холодной воде.

– А вода, кстати, еще ничего. Мутная только. Пойдём, Марин, не бойся! – Саша сняла и бросила на одеяло трусики, чтобы потом их отдельно постирать. Грациозно покачивая бедрами, она пошла в реку, рассекая ногами воду. Марина засомневалась всего на миг, но последовала её примеру.

Несмотря на обстоятельства, я почувствовал себя хорошо. День был удивительно приятный. Ласковый, теплый ветер приятно обдувал моё лицо. Небо было высоким и иссиня прозрачным, чистым и ясным. Если не считать темного облака дыма, которое как мрачный грозовой фронт клубилось далеко на юге. Но я сейчас сидел к нему спиной и легко отвлекся от всех мрачных мыслей, пока любовался моими спутницами. Они, будто не замечая меня, стояли недалеко от берега по пояс в воде и, по очереди, пользовались мылом. Четыре дня я выводил их из ада. Будь я проклят, если я не заслужил удовольствия наблюдать за ними сейчас.

Девушки преображались на глазах. Смывая со своих волос пепел и дорожную пыль, они будто смывали с себя всё своё отчаяние и ужас прошлых дней. Вода, истинно, смывает с человека всё. Я невольно заулыбался, когда мои девочки начали резво плескать друг в друга водой и смеяться. Я был не прав на их счет. Они гораздо легче примут все перемены нашей жизни. Примут, пока с ними рядом буду я.

Саша и Марина, по очереди обтираясь полотенцем, не торопились одеваться. Их лица раскраснелись от холодной воды. Кожа их молодых, красивых тел блестела от воды и сверкала на солнце сотней ярких капель. Я пересел в сторону, уступая девушкам место, чтобы они могли лечь. Они, негромко переговариваясь, обсыхали и загорали, подставив лучам солнца свои тела.

Утомившись, они, кажется, уже задремали, когда я тоже зашел в ледяную воду реки Нимоловки. Я ступал всё дальше от берега. Тут было почти по грудь и я, глубоко набрав в легкие воздуха, с головой окунулся в воду. Я считал про себя секунды, слушая стук своего сердца в груди. Досчитав до минуты, я вынырнул и, небрежно обтерев себя ладонями, смыл с себя своё прошлое.

На берегу, на колючем одеяле, беспечно дремали две прекрасные юные девушки, за которых я теперь был в ответе. Стараясь двигаться тише, я вышел на берег и лег с девушками рядом, закинув руки за голову. Саша сквозь дрёму открыла глаза и, убедившись, что я рядом, снова погрузилась в сон.

Кажется, я сейчас в неё влюбился. Я поймал себя на этом чувстве и пытался отмахнуться от него, прогнать его прочь. Сейчас для этого было не время и не место. Хотя, когда еще, если не здесь и не сейчас?

Я тихо приподнялся и стал рассматривать спящих девушек. Кажется, за все эти дни я только сейчас понял, какие они красивые и это чудо, что мы вышли.

Рядом мо мной была русоволосая Саша. Стройная, высокая девушка с небольшой, но красивой грудью и широкими бедрами. Она еле заметно дышала сейчас, и я зачарованно гладил взглядом плавные лини её тела. Её спина с глубокой ложбинкой, ниже талии, переходила в шикарные, мягкие округлые ягодицы. Саша, кажется, спала, и я не удержался. Осторожно и нежно, одними кончиками пальцев я прикоснулся к её спине и медленно повел ладонь вдоль её тела. Её кожа была тёплой и мягкой. Я не был с женщиной уже несколько дней, и моё уставшее тело искало разрядки: мой член напрягся и начал, пульсируя, увеличиваться. Мои пальцы сейчас лежали на Сашиных мягких ягодицах и я, поддавшись соблазну, крепко сжал их ладонью.

Саша, лениво, без тени возмущения, открыла глаза и взглянула на меня.

– Прости, Саша. Я не удержался. – Сказал я шепотом и, с неохотой, убрал свою руку.

– Ничего. Можешь не останавливаться. – Она снова закрыла глаза и, положив голову на руки, устроилась удобнее.

Я был искренне приятно удивлён. Но, одновременно, я всё понимал. Девушки вместе со мной пошли этот путь и, как и я, могли желать близости. Как способа снять накопившийся стресс. Как способа сказать друг другу, что мы хотим, и будем жить.

Я вернул руку туда, где она только что была. Снова сильно сжимая приятную девичью плоть, я мял в ладони Сашину попку. На мгновение перед моими глазами мелькнула картина моего недавнего прошлого. Почти такое же возбуждение и я крепко массирую ягодицы моей жены. Наваждение прошло так же резко, как и появилось. Но я не чувствовал в себе вины. Я был уверен, что она сейчас все понимает. Я уверен: она меня простит. В глубине себя я уже смирился и отпустил её. Каким – то загадочным, мистическим чувством, я сразу все понял еще тогда, в бомбоубежище. Как будто навь одним легким касанием, прощаясь, дотронулась прямо до моего сердца, не оставив сомнений.

Я лёг на бок, положив голову на локоть. Так было удобнее. Рассматривая красивое лицо Саши, которая была так близко, я осторожно просунул пальцы другой своей руки между её ног. Её бедра были плотно сжаты, и там было еще влажно и скользко. Она послушно поддалась, поняв мои намерения. Я теперь, длинными движениями, гладил её бедра с внутренней стороны, каждый раз, поднимаясь выше, едва не касался её промежности. Саша наслаждалась. Это было видно. Я возбудился еще больше. Мой член совсем набух и прижимался к боку девушки. Она не могла этого не заметить.

Саша чуть приоткрыла свои красивые, алые губы и, медленно, возбуждающе провела по ним своим блестящим языком. На этот раз, возвращая руку, я нежно дотронулся до неё. Легкими прикосновениями, я изучил её там. Между двумя бугорками её тела с короткими и жесткими волосиками, меня ждало горячее, нежное молодое девичье тело. Её влажные внутренние губки послушно поддались моей ладони, пропуская меня глубже. Я гладил её там, чувствуя под пальцами упругий и гладкий бугорок клитора. Мы оба были очень возбуждены. Саша, не стыдясь своих ощущений, вся отдавалась мне. Тихо и незаметно так, чтобы нечаянно не разбудить Марину.

Саша глубоко дышала ртом, и я любовался её лицом. Она была для меня сейчас самой красивой девушкой на свете. Никакого макияжа, никакой губной помады и никакого обмана. Она была прекрасна своей природной красотой, своей женской страстью.

Мне было хорошо знакомо то, что я делал. Это было для меня не впервой. Поэтому скоро я добавил Саше наслаждения и мягко ввел большой палец в её разгоряченное, возбужденное тело. Саша, чуть слышно, коротко застонала. Продолжая массировать ладонью влажные складки её половых губ, я больше всего желал сейчас быть в ней не своим пальцем, а своим членом. Но я был готов подождать. Ради неё, и ради Марины.

Скоро Саша, укусив зубами пальцы своей руки и, не издавая ни звука, задрожала всем телом. Я почувствовал, как напряглась каждая её мышца и она, сжав мою ладонь своими сильными бедрами, продлевала своё ощущение. Я помог ей в этом. Моя рука была еще там, и я, едва заметными, короткими движениями, заставил её оргазм длиться дольше.

Мы лежали так, кажется, очень долго. Саша, успокаиваясь, дышала всё спокойнее.

Скоро она, утомлённо, открыла глаза и с благодарностью и нежностью посмотрела на меня. И, наклонив голову, перевела взгляд на мой член. Рассматривая его, она была во власти своих мыслей.

– Миша, и что теперь с нами будет? – Я не знал, что ей ответить. Я не хотел сейчас ни о чем думать. Я промолчал и, повернувшись, лег на спину.

Вглядываясь в купол высокого, голубого неба над нами, я почувствовал, как рядом пошевелилась Саша, и её нежная рука легла на мой живот. Я закрыл глаза и ощутил, как её пальцы крепко сжали мой член и скоро я вздрогнул от прикосновения её губ. Саша, взяла мой член в рот. Я наслаждался от прикосновений её языка к головке моего члена и вздрагивал, не имея сил перебороть свои ощущения.

Я почувствовал движение рядом. Кажется, Марина, наконец, проснулась и, поднявшись, наблюдала за нами. Поборов себя, я немного разомкнул веки и, не поворачивая головы, взглянул на Марину. Она просто смотрела, ничего не говоря. Саша не прекратила, а я не стал её останавливать. Я не мог. Пусть всё катится к черту, но я был сейчас на седьмом небе.

Кажется, Марина тоже хотела. Но не знала что сказать, чувствуя себя тут лишней. Я протянул к ней свою руку и, без слов поманив пальцами, позвал сесть ближе. Она вопросительно посмотрела на меня, и я многозначительно поманил её средним пальцем. Теперь она догадалась и, с блеском в глазах, придвинулась ближе. Возможно, нам придется пробыть вместе дольше, чем мы все думали. Поэтому мы не должны ничего делить.

Раздвинув колени, Марина поддалась мне и осторожно села над моей рукой. Я провел по её телу пальцами и оказался прав. Она была влажной и горячей от нахлынувшего возбуждения. Без прелюдий я начал длинными движениями гладить её скользкие половые губы, проникая пальцами во влагалище. Она была очень близко, и я с восхищением рассматривал её фигуру. Они с Сашей были совершенно разными. Марина была полненькая, с аппетитными бедрами и пышной, широкой грудью. Она сейчас, от наслаждения, запрокинула голову и отклонилась всем телом назад, опираясь на руки. Её темные волосы, еще не высохшие после реки, широким водопадом падали на грудь и шею. Её бюст стал упругим, а большие, темные соски затвердели и напряглись, став похожими на две сладкие изюминки. Я не мог встать или переменить позу. Я хотел прикоснуться к её соскам языком, хотел, легонько покусывая, ласкать их. Об этом я мог только мечтать, успокаивая себя мыслью, что просто откладываю это на потом.

Саша продолжала доставлять мне наслаждение своим языком. Я, видимо, счастливчик, потому что она точно знала, как порадовать мужчину. Она не спешила, медленно и верно переводя меня на более высокие уровни наслаждения, о которых я раньше даже не представлял.

Мы все стали на время чем – то единым. Мы стали чем – то целым. Мы, не торопясь, наслаждались и дарили наслаждение друг другу. Кажется, это длилось несколько часов. Сначала кончила Марина и, громко застонав, задрожала всем телом. Почти сразу с этим, Саша, которая давно уже могла это сделать, довела и меня.

Мне показалось, я выстрелил так, будто это был мой первый раз после многих лет воздержания. Мой член, рывками, выдавал семя. Сквозь головокружительное наслаждение я с восхищением заметил, что Саша все принимает, не отстраняясь. Она, заставляя меня дрожать еще больше, легонько касалась своим языком головки моего члена, отчего оргазм, казалось, обещал быть бесконечным. Такого со мной не было еще никогда. Я не мог и не хотел ни вставать, ни говорить, ни, тем более, куда – то отсюда уходить. Я дал себе волю погрузиться в манящий водоворот своих мыслей, проваливаясь в пучину сладкой дрёмы.

Уже засыпая, я, сквозь затуманенные чувства, слышал, как девушки, тихо переговариваясь, собрали в стороне из плавника небольшой костер. Совсем недавно я сам показал им и научил, как правильно это делать. Запалив его, они, стараясь не шуметь, готовили ужин из наших небогатых припасов.

Солнце приятно грело, а ветер, порывами, освежал моё тело. Моё сознание, как ведогонь, покинуло тело и, быстро разогнавшись через мерцающий калейдоскоп образов, унеслось прочь сквозь пространство и время. Мой разум счел нужным избавиться от тяжелого груза пережитых испытаний. Я, уже безучастно, наблюдая со стороны, смотрел на себя самого, выбегающего из цеха нашей лесопромышленной базы в тот самый, ужасный четверг девятнадцатого мая две тысячи шестнадцатого года…

***

Я кричу, подставляя лицо

Мутным каплям дождя.

Я, царапая пальцами лоб,

Вырываю глаза.

Темной тучей, над нами

Кружит вороньё.

Темной тучей накрыло оно

Уже мёртвое,

Черное

Тело моё.

***

Сирена воздушной тревоги во всём городе сработала неожиданно. Это был солнечный, майский четверг. Время шло к полудню. Мало кто испугался настолько, насколько это было нужно. Система оповещения, каким – то чудом сохранившаяся еще с советских времен, проснулась, наполняя каждый двор нашего города леденящим душу воем.

Я, выбежав во двор, был в таком же замешательстве, как и все вокруг.

– Сёма, это учебная? Об этом объявляли? – Мужики в грязных спецовках, лениво переговариваясь, обсуждали тревожный вой, доносящийся со стороны центра.

– Беспонятия. Вообще не в курсе.

– Это чего вообще? Сирена что ли? – Рабочие нашей базы собрались в кучу, недалеко от ворот и, со скукой, курили.

Какое – то щемящее чувство опасности, которому я потом буду бесконечно благодарен, заставило меня ускорить шаг. Я вышел через ворота и, перейдя на бег, вдоль по Ваулиногорскому шоссе поспешил к перекрестку с улицей Поземского. Там мои страхи подтвердились, потому что по всей улице, даже по встречке, обгоняя друг друга, десятки машин спешили прочь из города.

Я стал метаться по обочине в попытках остановить хоть кого – то. Но большая часть водителей извиняющимися знаками давали понять, что мест нет. Некоторые просто спешили уехать из города, не обращая внимания ни на что вокруг. Я забеспокоился, чтобы моя жена тоже догадалась и успела с кем – то уехать из города. Хотя бы – убралась подальше от центра.

Я уже начал отчаиваться, когда заметил четырехэтажное кирпичное здание через дорогу, наискосок от перекрестка. Хватаясь за последнюю надежду, я, рискуя попасть под колёса, рванул через поток машин к зданию политехнического колледжа. Еще со школы я помнил что там, под одним из корпусов, было старое советское бомбоубежище. Оставалось только надеяться, что кто – то успеет его открыть. Обогнув здание слева, я бежал изо всех сил и чуть не сбил с ног двух девушек, которые или не понимали что происходит, или не знали, как быть.

– Чего встали!? Быстро за мной! – Схватив за руку одну из них, темненькую, я с силой потянул её за собой. Впереди я уже видел вход, тяжелая дверь которого была еще открыта.

Первые гулкие удары начали греметь со стороны центра уже через несколько минут после того, как мы втроем были внутри, проскочив мимо пожилого вахтёра колледжа. Он, одетый в старую военную камуфлированную форму, сделал то, что был должен. Но, кроме него, меня и двух студенток, которых я забрал по дороге, больше тут не было никого. Когда несколько мощных термобарических зарядов взорвались уже недалеко, и сверху посыпались осколки стекол, мы вдвоем с вахтёром закрыли тяжелую входную дверь. Я надеялся, что она достаточно герметичная, чтобы спасти нас. Света тут не было и все сразу погрузилось во мрак. Тут давно ничего не работало, а на полу валялся мусор и всякое старое барахло. На ощупь, вдоль стены, я прошел внутрь. Я окликнул и, ориентируясь на голос, нашел двух девушек, которые, слава Богу, хорошо держались.

К нам присоединился и вахтер. Мы сели на пол у стены и вслушивались в происходящий наверху ад. Несколько взрывов произошли где – то совсем рядом, потому, что у нас у всех заложило уши, а с потолка посыпались пыль и штукатурка. Сразу стало душно, и появился какой – то странный химический запах.

– Сука! Это они двести тридцать четвертый полк утюжат. И всех нас заодно. – Голос пожилого мужчины был полон злобы и отчаяния.

– Вы там служили? – Я заинтересовался этим человеком и рад был поговорить. Потому что молча слушать ужас, творившийся наверху, было невыносимо.

– Нет. А что им еще тут может быть нужно?

– Кстати, спасибо вам. Нам повезло, что вы успели открыть бункер. – Когда все закончится, я обязательно пожму руку этому простому человеку, который в нужный момент выполнил свой долг. – Как вас зовут?

– Пётр Антонович. Пётр, короче.

– Очень приятно, Пётр. А я Михаил. Будем здоровы!

– Ага, будем. Если выберемся. – Кажется, Петр Антонович тоже успокаивался от разговора.

– Как думаете, кто это? – Я уже догадывался, что происходит наверху, но все равно хотел услышать его мнение.

– Кто – кто?! Альянс! Больше некому такое сотворить с людьми. – Пётр Антонович полностью подтвердил мою догадку. Наверное, все понимали, что это случится рано или поздно. Это был лишь вопрос времени.

– А это надолго? Как вы думаете? – Одна из девушек, которые до этого молчали, спросила откуда – то из темноты. Услышав её красивый, удивительно спокойный голос, я почему – то приободрился. В кампании женщины, мужчина чувствует себя сильнее. Может быть, в их хрупких телах заключена какая – то магия, делающая даже из трусов – героев. Как знать? Видимо, девушки просто не успели, как следует, испугаться. Путь так и будет дальше.

– Вряд ли очень долго. Скоро закончат. – Пётр Антонович не сказал, где он служил. Но он явно знал, что к чему.

И действительно, через четверть часа все наверху резко стихло, будто ничего и не было. Пётр Антонович встал и, ловко ориентируясь в темноте по старой памяти, обошел помещения.

– Так, ребятки, пора на выход. Над нами корпус горит, потолок уже нагреваться начал кое – где. – Вернувшись к нам, он нас не порадовал. Хотя, разумеется, мы и не собирались сидеть тут вечно.

Повозившись с дверью, мы с трудом её открыли. Слава Богу, эта штука открывалась внутрь, потому, что сход в бомбоубежище был по пояс завален битым стеклом, пылью и обломками кирпичей.

Картина снаружи повергла нас всех в шок. Пётр Антонович присвистнул от удивлёния. Мы все точно знали, что сейчас примерно полдень. Но снаружи царил гнетущий полумрак. Все, что мы видели вокруг, полыхало огнём. Отовсюду вверх поднимались густые столбы черного дыма. Земля выгорела так, будто на ней никогда ничего и не росло. В лицо ударил горячий, отвратительный дымный смрад. Захотелось поскорее убраться подальше из этого ада.

– Нет, дочка, так дело не пойдёт, – Сказал Пётр Антонович тёмненькой, бегло окинув нас взглядом. Я посмотрел, о чем он, и согласно покачал головой. В отличие от русоволосой, темненькая была не в штанах, а красивом, но неуместном для нашей ситуации цветастом платье. – Как тебя зовут, красавица?

– Марина. – Ответила тёмненькая, кажется, стесняясь того, что оказалась не готова к бомбёжке.

– А я Саша. – Русоволосая девушка тоже представилась, чтобы, наконец, все могли называть друг друга по имени.

– Давай – ка, Марина, побыстрее найдём тебе, во что бы тебе лучше одеться. – Пётр Антонович торопливо скрылся в темноте и скоро вынес безобразные, плотные мужские рабочие штаны. Не мешкая, Марина надела их и мы, помогая друг другу, вылезли наверх.

Там мы осмотрелись, и картина всеобщего разрушения оказалась еще страшнее, чем нам сначала показалось через дверь бомбоубежища. Весь центр города пылал в огне. Языки пламени поднимались, казалось, на сотни метров. И, подпитывая огонь и формируя ужасающий, огромный огненный смерч, к этому гигантскому факелу со всех сторон стремились потоки горячего воздуха. Мы все поняли без слов, что надо уходить, и быстро.

Обходя раскалённые остовы сгоревших машин и обезображенные огнём тела, мы пошли прочь из города на север вдоль по шоссе в сторону Струково. Всю дорогу никто из нас ни разу не обернулся. Ни у кого из нас не было на это сил. Картина ужаса, которую сотворили эти люди, и сейчас легко всплывает перед моими глазами, стоит лишь захотеть вспомнить. Но я не хочу этого помнить. Больше никогда.

Дышать стало легче и снова стало видно небо только после того, как мы прошли поворот на Солоново. Тут уже не было дымящихся машин и сгоревших людей. Но, несколько разбитых машин нам по дороге попались. Без стыда и сожаления, мы постарались забрать из них с собой всё, что нам еще может пригодиться. Кажется, никакие другие мародеры до нас тут еще не проходили.

Не доходя до Струково, мы заночевали в кузове разбитого грузовика. Кажется, всю ночь никто из нас нормально не поспал. От зарева пожара до самого утра было светло так, что можно было читать книгу. Если бы у нас она была.

Утром следующего дня мы прошли через Струково. Наши надежды найти тут хоть какую – то помощь не оправдались. В деревне не было ни одной живой души. Я не хотел даже думать, что тут применил альянс, и как у них поднялась рука. На окрестных лугах угадывались темные тела павшего скота, а дворы и улицы были усеяны мертвыми животными и людьми. Стараясь не смотреть, и чуть ли не бегом, мы пошли прочь из этого места. Уже после, нам пришлось успокаивать девушек. Саша рыдала почти в истерике, а Марину рвало. Мне и самому было не по себе от увиденного. Но я точно знал, что мы должны идти дальше.

Только к вечеру второго дня мы вышли к Середке, но и тут, как и везде по дороге, нам никто ничем не смог помочь. Потому что и тут не было ни кого. Деревня Середка, которую я когда – то знал большой и богатой, вся лежала в золе. Я окончательно перестал понимать, кем были те люди, которые сотворили все это с нашей землёй.

На востоке, над дорогой к поселку Мельницы, высоко в небе кружили темные, едва заметные силуэты вертолётов альянса. Поэтому у нас не оставалось выбора, кроме как пойти дальше на север, в сторону Знаменки.

Это была, безусловно, наша большая ошибка. Потому что именно там, утром третьего дня, с блокпоста у Знаменки застрелили Петра Антоновича. На нём была военная форма, наверное, это и стало его приговором. Он шел, справа от меня и, вдруг, резко остановился и, как в замедленном кино, повалился на бок. Его лицо было спокойным, все произошло очень быстро. Я не слышал выстрела и не сразу понял, что случилось, пока не увидел лужу крови, расплывающуюся под Петром Антоновичем на асфальте. У снайпера было много времени, чтобы закончить со всеми нами. Но он, почему – то, не стал. Возможно, он просто нас пожалел.

Закричав девушкам уходить с трассы, я скатился влево по откосу дороги. Саша и Марина последовали за мной, и мы втроем скрылись в зарослях из кустов и невысоких деревьев. Девушки были в шоке. Да что там говорить, и я – тоже.

Пётр Антонович, человек, благодаря которому мы все были сейчас живы, остался лежать там, на асфальте. Мы не могли уже ничего для него сделать. Я не рискнул возвращаться, даже чтобы снять его рюкзак, в котором была наша палатка и часть провизии.

Молча и уже в почти полном отчаянии, мы пошли назад. Туда, где через несколько километров был поворот на запад, на грунтовую дорогу куда – то в сторону озера через Осиновские болота и заливные луга. К вечеру мы прошли через пустой Боровик и заночевали там в одном из домов. Первый раз за эти дни под настоящей крышей и в нормальной кровати. И первый раз мы действительно поспали.

А утром, кое – как позавтракав и захватив с собой кое – что из одежды и вещей, отправились дальше на запад. Я надеялся, что дорога приведет нас к деревне, в которой может быть лодка. На лодке мы могли бы уйти на север, или, хотя бы на запад, в Эстонию. Надеюсь, там нас не станут сразу убивать.

***

Я прозрачен и слаб,

Я стал серой золой.

Жаркий ветер

Сдувает меня

Будто я

И не жил.

Я вхожу в тишину,

Растворяясь как сон

Мне не важно,

Уже

Кем я стал,

И кем был.

***

Под умиротворяющий треск горящих в костре сухих веток, я проснулся. Я отдохнул и, кажется, даже позволил себе на несколько часов хорошо расслабиться. Девушки сидели у костра и, по очереди передавая друг другу старую алюминиевую кружку, пили из неё короткими глотками. Саша, которая сидела к реке спиной, заметила, что я открыл глаза.

– О, Миша проснулся. Вставай, поешь. Мы тебе оставили тут. – Девушки мило, по – хозяйски захлопотали с пластмассовыми тарелочками, заботясь обо мне.

Я встал и, натянув на себя штаны, пошел умывать лицо в прохладной речной воде. Солнце было уже низким далеко на западе. Отражаясь в спокойной, почти зеркальной глади разлива, оно слепило глаза. Я, сомкнув веки, наслаждался теплом его лучей.

Девушки меня не переставали удивлять. Используя только одно наше небогатое имущество, они сварили макароны и мелко нарезали в них колбасы. Я с удовольствием съел получившееся блюдо, запивая его минералкой из пластиковой бутылки. Кажется, мы не пропадём. Скоро кружка, передаваемая по кругу, была у меня, и я тоже выпил горячего, сладкого чая. Это было очень приятное чувство. Когда возвращаешься к чему – то знакомому и привычному, кажется что твои ноги снова твёрдо встают на землю.

– Ну, ладно. Я тут вот что подумал. – Я, всё обмозговав, решил с чего можно начать. – Сегодня тут заночуем. Вон там, повыше. А утром вернемся в Теребище. Это та деревня, по дороге сюда. Пять домов и три старушки. Поживём пока там. Нет смысла сейчас куда – то дальше идти. Я бабулькам помогу по хозяйству чего там смогу, а за это свободный дом займём. Попробуем огород завести. Я, правда, в этом ни «бум – бум». Но еще, вроде, не поздно. Овощами первое время поживём. Теребище от трассы далеко, может про него и не вспомнят. Как – то так.

Девушки переглянулись. Я не понял по ним, устроил ли их такой план, или они надеялись идти куда – то дальше. Ох уж эта, загадочная, женская природа. Но лично мне идея казалась разумной.

– Хорошо, Миша. Поживём там. Как скажешь. – Саша ответила за двоих. Кажется, гласно или негласно, она взяла на себя роль главной. Я улыбнулся своей дерзкой мысли, что теперь она, как бы, моя старшая жена.

Мне очень понравился сегодняшний день. Но я прекрасно отдавал себе отчёт в том, что это всё еще ничего не значит. Каждый из нас мог сказать, что наша близость была только минутным порывом, моментом слабости. Я не хотел забегать далёко вперед в своих планах. Но, честно говоря, в данных обстоятельствах, мне очень нравилась их компания.

– Тогда, Миша, ты должен кое – что знать. Марина тебе должна что – то сказать. – Саша, заинтриговав меня, кивнула своей подруге, подбадривая её. Я напрягся.

На несколько минут повисла тишина. Марина, собираясь с мыслями, кажется, не знала, как начать. Но, скоро решилась.

– Я беременна, Миша. Третий месяц. Если мы надолго задержимся в деревне, то мне придется там и остаться. Ну, ты понимаешь. – Марина огорошила меня и прямо смотрела мне в глаза, ожидая моего решения. Я, наконец, понял все её страхи этих дней. Она боялась не только за себя, но и за крохотную жизнь внутри себя. Мне стало вдруг холодно и страшно при мысли о том, благодаря какому удивительному стечению обстоятельств этот будущий ребенок получил свой шанс родиться на свет.

– Марина, а его отец? Он?.. – Я не знал, как продолжить свой вопрос.

– Дима... Он служил в полку. Вряд ли они… – Марина запнулась и, отвернувшись, спрятала глаза. Но я итак всё понял. Теперь у неё остались только мы с Сашей. Я вынужден был посмотреть сейчас на нас троих по – другому. Это, разумеется, всё меняет.

– Марина, послушай. Всё будет хорошо. Я обещаю. Я позабочусь о тебе. И о ребенке тоже, после. И Саша поможет. Поможешь? – Я вопросительно посмотрел на вторую девушку. Саша кивнула. – Видишь, поможет. Ничего не бойся. Ты не одна. А когда родится, там и видно будет. На худой конец, будем вместе воспитывать. Не пропадём, бля! Слышишь?

Марина, с благодарностью в глазах, кивнула мне и, больше не стараясь сдерживаться, заплакала. Саша обняла её и девушки, то ли успокаивая друг друга, то ли стараясь вместе выплакаться, долго стояли так на коленях.

Я вынул из своего рюкзака блестящую, плоскую фляжку. Я нашел её в одной из брошенных на трассе машин. Судя по запаху, внутри был коньяк. Я думал беречь его, но рассудил, что для него лучшего момента, чем сейчас, быть просто не может. Саша, вытирая слёзы, вернулась на своё место и я, отпив первым, передал фляжку ей.

– Спасибо, ребята. Спасибо вам. Если бы не вы… – Марина, сбивчиво объяснялась с нами. Мы всё понимали. Я подбодрил её с улыбкой. Фляжка снова вернулась ко мне. Марине мы, разумеется, не предлагали.

– За Петра Антоновича, пусть земля ему будет… – Не зная, как продолжить, я выпил. Мы его не смогли похоронить. И вряд ли кто – то другой сделает это.

– За Петра Антоновича. – Саша взяла из моих рук протянутую флягу и, помедлив, пригубила тоже. Она, не отрываясь, смотрела в огонь, задумавшись о чем – то своём. Начало смеркаться и огонь костра притягивал нас к себе своим теплом.

Я принёс и накинул на плечи девушек пару их рубашек, которые уже высохли на солнце после стирки. В конце концов, мы дошли сюда, мы выжили. Нам повезло.

***

Город скрылся в дыму,

Город стонет во тьме.

Черный ворон упал,

Расклевал

У убитого волка

Глаза.

Мы затушим огонь

Кровью красной своей.

Мы увидим в золе

Лица женщин своих,

И глаза стариков,

Руки братьев, и косы сестёр.

И себя, и всех нас,

И улыбки

Наших

Детей.

***

В Теребище, в которое мы вернулись к полудню пятого дня, все сложилось даже лучше, чем я предполагал. Пожилые женщины, которые остались последними жителями этой деревни, приняли нас с пониманием и с сочувствием.

Они искренне обрадовались, когда я попросил разрешения остаться в их деревне за услугу посильной помощи. Они рассказали, что последний мужчина у них умер три года назад, и им пришлось добираться до Знаменки, чтобы найти помощь для его похорон.

Мы не стали рассказывать им о том, что видели по дороге, проходя через Струково и Середку. Им не стоит знать о таком. Хотя, возможно, они о чем – то уже сами догадывались. Потому что электричество в их домах пропало три дня назад, и никто не спешил ничего восстанавливать. Не стали мы им говорить и о том, что в Знаменку теперь за помощью ходить не стоит.

Наше появление, кажется, снова вдохнуло в них жизнь. Они помогли нам с вещами и накормили. Саша и Марина занялись домом, который нам посоветовала Мария Тимофеевна. А я, чтобы поскорее себя чем – то занять и забыть о прошлом, взялся за топор и молоток. Опыт моей прошлой работы мне сейчас очень пригодился. Все получалось споро и, к вечеру, я уже наполовину сладил новый забор вместо старого, почти сгнившего у бабушки, которую все звали просто Тата.

Вечером, уставшие, но под впечатлением от того, что за сегодня успели, мы вместе сидели за большим столом. От прежних хозяев нам достался добротный пятистенок с доброй печью и даже большим запасом дров в дровяном сарае. Светить пришлось керосинкой, но мы не жаловались. Девушки хорошо постарались. Вымыли и вычистили дом, вытряхнули половики, растопили печь. Первый раз за пять дней я поел здоровой, горячей еды.

– Ну, дела! А кто готовил? – Я бестактно разговаривал с набитым ртом.

– А тебе какая разница? Вкусно? – Саша с улыбкой переглянулась с Мариной.

– Ага.

– Вот и не спрашивай! – Саша вышла и принесла горячий с плиты чайник. – Мария Тимофеевна говорит, что поможет нам с курами. Они их мало держат, только для себя. Двор тут есть, можно попробовать. Еще сзади баня есть, мы её пока не смотрели. Колодец во дворе почистить надо. Миша, ты слушаешь?

– Ага, попробуем. – Я влюблено смотрел, как Саша хлопочет по хозяйству. Мы, не сговариваясь, решили Марину беречь от всего слишком тяжелого. Но мы и так со всем легко справлялись.

Тут было тепло и уютно. Я был сыт и пил горячий чай. Еще несколько дней назад, никто из нас не мог себе даже представить, что такое возможно.

Мы просидели так допоздна за разговорами. Солнце давно уже зашло, и за окном наступила почти полная тьма. Только справа, неподалёку, желтым прямоугольником света темноту прорезало окошко в доме напротив. Девушки вспоминали прошлую жизнь, рассказывая о себе. Беседа заставила нас всех о многом задуматься.

Я, чувствуя, что клюю носом, сказал, что пойду спать. Саша указала мне – где.

Единственная комната была просторная, с двумя окнами на улицу. Кроме другой мебели тут стояли две кровати: большая справа от двери, с высокой спинкой и другая, в глубине комнаты у самых окон – небольшая. Это был разложенный диван. Обе были уже заботливо заправлены бельём, оставалось только завалиться и спать. Диван был на половину зашторен занавеской, которая висела на протянутой от стены до стены веревке. На ходу расстёгивая на себе рубашку, я отправился в дальний конец комнаты.

– Миша, ты куда? Я нам тут постелила. – Саша указала мне на большую кровать, а сама вышла назад к Марине. Из кухни я снова услышал её голос: – Снимай всё и на пол брось, завтра постираю.

Дверь на кухню закрылась. Я, задумчиво, осмотрел наш новый дом, когда мои глаза привыкли к темноте. Фотографии на стенах, темный прямоугольник образа в углу. Все говорило о том, что тут почти все осталось так, как было у прежних хозяев дома. Поддавшись порыву, я дал себе слово ничем не оскорбить их на то время, пока этот дом станет моим.

Раздевшись, я сложил свои вещи на стул. Кровать была твёрдая, но, даже не смотря на это, я почувствовал себя как в раю. Укрывшись одеялом, я слушал тихие голоса девушек, приглушенные дверью. Сперва, я старался различать слова. Но, потом, я просто принимал их, как музыку. Лучшую музыку из всей, которую я когда – либо слышал.

Я уже спал, когда Марина с Сашей тоже стали собираться ложиться. Меня разбудил звук открывающейся в комнату двери. Лампу с кухни перенесли в сени. Поэтому во всем доме наступила такая темнота, в которой было невозможно что – то разглядеть. Я почувствовал, как мягко ступая в темноте, к кровати, на которой я спал, подошла одна из девушек. Не было никакой возможности понять, Марина это, или Саша. Девушка наклонилась ко мне и нашла своими губами мои губы. Несколько минут мы горячо целовались, пока не услышали звук шагов в сенях. Я так и не понял, кто подарил мне этот волшебный поцелуй, потому что девушка, резко поднявшись, выскочила из комнаты.

А еще через несколько минут девушки, пожелав друг другу шепотом спокойной ночи, уже ложились спать. На этот раз я был уверен, что со мной легла Саша. По её движениям я догадался, что уже под одеялом она сняла свои трусики и лифчик. Мой член сразу напрягся, я чувствовал рядом с собой тепло её тела, слышал запах её волос.

Осторожно я повернулся к девушке и, крепко обнимая, стал её целовать. Я целовал в темноте все её тело, куда попадали мои губы. Я спустился чуть ниже и, покрывая поцелуями, ласкал её грудь. Это точно была Саша. Соски её грудей от возбуждения стали упругими. Девушка запустила пальцы своих рук мне в волосы, и я чувствовал, как глубоко она дышит и как сильно в её груди бьется сердце. Мой член быстро подскочил и я не стал на этот раз тянуть время.

Саша была готова. Широко раздвинув ноги, она приглашала меня. Я, прильнув к её губам своими, придвинулся к ней. Саша помогла мне руками, точно направив мой член в себя, и раздвинула пальцами свои половые губы. Я начал входить в неё, и головка моего члена оголилась. Меня захватил целый водоворот ощущений. Мой член, пульсируя, проникал все глубже в горячее и влажное влагалище моей партнерши. Я обнимал её тело так нежно и так крепко, будто какая – то злая, неведомая сила в любой момент могла её у меня отнять.

Мы слились воедино. Я, двигая бедрами, решительно и сильно проникал своим членом так глубоко, как только мог. Саша сильно раздвинула ноги и отдавала мне себя так откровенно, что скоро смог взять руками её ноги под колени.

– Да, да! Глубже! Так! – Саша едва слышно шептала мне, и я давал ей то, что она просила. – Я люблю тебя, Миша. Да, да, да…

Не останавливаясь и не сбиваясь, своим твердым, набухшим от возбуждения членом, я любил Сашу. Сейчас она вся была моя и мы не хотели останавливаться. Наши тела покрылись крупными каплями пота, и я чувствовал, как они катятся со лба у меня по лицу.

Саша кончила первой и застонала так громко, что, кажется, это могли бы услышать даже с улицы.

– Миша, Мишенька, давай, ну же! – Моя девушка, кажется, больше уже не могла. Я стал двигаться быстрее. Мне всегда нравилось больше именно так. Но помощь пришла неожиданно. Я почувствовал, как Саша, немного выгнувшись, дотянулась рукой и схватила мои яички. Сильно сжимая и перекатывая их в ладони, она потянула их от себя. Это приятное, яркое ощущение заставило по моему телу волнами прокатиться удовольствию. Я кончил, задрожав всем телом, каждой мышцей своего тела. Я ввел свой член так глубоко, но наши с Сашей тела соприкоснулись. Мой член, сильно пульсируя, изливал семя в Сашу, но мы об этом не волновались. Такой секс всегда нравился мне больше всего. Это был момент такого блаженства, такой близости, которого я прежде никогда не знал.

Мой член был ещё в ней, он все еще, отдаваясь эхом ударам сердца, пульсировал у неё внутри, когда я расслабился. Обнимая Сашу под спиной, я опустил свою голову к её шее и мягко укусил мочку её уха.

– Саша. Сашенька. Я люблю тебя. Я не хочу больше никуда бежать. Давай останемся здесь. – Я шептал ей слова, которые, кажется, шли прямо из моего сердца. – Саша, Сашенька…

– Миша. Всё хорошо. Всё хорошо. Мы с тобой уже… Я тоже люблю тебя. Я никому тебя не отдам. Если хочешь, мы останемся здесь. Главное, чтобы мы были вместе. – Саша шептала мне в ответ слова, от которых я стал будто пьяным. Я не сомневался, что она говорит правду.

Я целовал её лицо, её губы, её глаза. Саша засмеялась и, игриво оттолкнув меня, обняла. Мы лежали так несколько минут, всматриваясь друг в друга, и пытались друг друга разглядеть в темноте.

Повернувшись на спину, я расправил плечи. Вот теперь я был окончательно без сил.

Саша прижалась ко мне и, положив свою голову мне на грудь, слушала моё дыхание.

– Миша. Мы с Мариной про тебя говорили. – Саша начала шептать мне, неожиданно став серьезной. – Ты ей очень нравишься. Кажется, она тоже в тебя влюбилась. Поэтому она хочет уйти с ребенком после его рождения. Чтобы не быть лишней. Понимаешь?

– Нет, не понимаю. – Я был в шоке от услышанного. – Это же бред какой – то.

– Миша, нас тут только трое. Ты у нас единственный мужчина. Но я не хочу, чтобы она уходила. Мы с ней дружили до. … До всего этого. Я мечтала, как мы будем вместе растить наших детей. Не отпускай её, слышишь? – Сашин шепот стал совсем тихим. Она не хотела, чтобы её подруга услышала наш разговор, поэтому таилась так сильно, как только могла.

– Саша, я тоже не хочу её отпускать. Но она ведь женщина и… – Саша внезапно прервала мою фразу.

– Миша, я понимаю, о чем ты. И я не против. Я знаю, что Марина тебе тоже нравится. Я не буду ревновать. Ты понимаешь? Дело только за тобой. Если ты не против, то мы сможем жить все втроём. Завтра ночью она, если захочешь, может лечь с тобой. Нас всех так устроит. Да? – Саша замолчала, ожидая моего ответа.

– Девчонки, ну вы даёте! – Я не верил, что со мной такое происходит. Я не мог представить, что девушки сами попросят меня быть с ними обеими. Нет, такого не бывает. Такого просто не может быть. Саша мне очень нравилась, и я уже был с ней. А Марину в любом случае нельзя никуда отпускать одну. Поэтому получалось, что как ни крути, а выбора у меня просто нет. – Саша, обсудим это завтра. Хорошо? Все вместе. Спи!

– Спокойной ночи, Миша. – Едва слышно прошептала мне Саша.

– Спокойной ночи, Сашенька. – Я закрыл глаза и на этот раз точно собрался спать. Возможно, завтра утром, я смогу уверенно что – то сказать на этот счёт. А до тех пор я хочу набраться сил. Мне еще предстояло много дел. Завтра мне еще доделывать забор у соседки и надо будет почистить колодец во дворе. А когда у нас будет своя вода, жить, наверняка, станет проще.

Завтра…

07. 2015

NG

3554   2 41126    +5 [4]

Антиутопия