«Sоmеwhеrе I crоssеd thе linе, sоmеwhеrе I"m lоst in timе,

I lоst my sоul аnd nоw I"m lоsing my mind»

Аlicе Cооpеr, «Timе tо Kill»

Август, 1886 г.

— ... Собственно, комендант Сан-Прадера, Джона Коулман к Вашим услугам. Так чем я могу Вам помочь, мисс...

— Беатрис. Имя мне Беатрис, mоnsiеur.

Форт Сан-Прадера. Внушительное каменное строение с просторными помещениями и огромным внутренним двором. Он был куда старше любого из находившихся сейчас там людей, но в сравнении с европейскими многовековыми твердынями казался «дитем». Форт воздвигли мексиканцы на тогда еще своей земле. Немного погодя он стал собственностью Республики Техас. А спустя n лет над ним уже гордо реял звездно-полосатый американский флаг. Много крови пролилось на его земле. Техасская революция, Американо-мексиканская война, Гражданская война... Его стены всегда разделяли людей с разными взглядами на мир, на жизнь в нем, на справедливость... Вот и сейчас за стенами форта Сан-Прадера держали людей с несколько отличающимися от привычных толкованиями слова «закон». Грабители, угонщики скота, мошенники, должники. Вряд ли создатели этого каменного гиганта могли себе даже представить, что проклятые gringоs в итоге сделают из их детища узилище.

На момент 1886 года Сан-Прадера через десятые руки принадлежал некоему конгрессмену от штата Техас. И в этот душный летний воскресный день назначенный им на должность коменданта Джона Коулман принимал неожиданного, но отнюдь не неприятного посетителя. Пот стекал крупными каплями с его лысины, пропитывал белую рубашку, выступая темными пятнами подмышками и на спине, а его запах при долгом воздействии наверняка мог лишить сознания. Но это вовсе не смущало усатого толстячка, его внимание было захвачено совсем другим. Ведь эти унылые серые стены впервые за... возможно, за все время их существования, посетила женщина. Новость разлетелась по тюрьме еще до того, как посетительницу довели до кабинета коменданта, и всех до последнего теперь снедало любопытство. Кто эта женщина? Зачем она пришла в такое гнетущее место? И главное: как она выглядит?

Ответ на последний из вопросов знали лишь несколько человек, в том числе Джона Коулман. Совершенно бесстыдно он разглядывал новоприбывшую, которая заняла предложенный ей стул напротив. И будет не лишним сказать, что от этого комендант на время забыл, сколь паршивым был тот день. Женщина выглядела роскошно, ни убавить, ни прибавить. Буро-бордовое платье из тяжелого и невероятно дорогостоящего бархата покрывали вышитые золотой нитью витиеватые узоры. Рукава с буфами, отороченные белоснежным рюшем, от локтя расширялись настолько, что любое задирание руки оголяло предплечье, сверкая шелковистой кожей. Тот же рюш обрамлял декольте с розовым бантом на груди и черную бархотку. По плечам и спине струились черные волнистые локоны. Слегка тронутые улыбкой карминовые губы и томный, из-под густых ресниц взгляд синих, словно сапфиры, глаз придавали лицу Беатрис снисходительное выражение. Особое внимание коменданта, само собой, уделялось двум крупным полушариям, мерно вздымающимся в такт дыханию женщины. Двое надзирателей у двери, приведшие ее сюда, из-за высокой спинки стула наблюдали один лишь безынтересный затылок. И этот факт, помноженный на то, что до конца их смены, а соответственно, до возвращения в «цивилизацию», где их ждали представительницы прекрасного пола, оставалась еще неделя, не мог их не огорчать.

Не успел Джона состряпать и пары догадок относительно того, что за важная персона перед ним, женщина сама внесла ясность.

— Я просила аудиенции у Вас, потому что у меня весьма... мм... деликатная просьба. Мне нужно навестить одного из Ваших узников. Его зовут Калеб Страуб. — Комендант коротко кивнул, показав, что понял, о ком речь, а затем жестом предложил продолжить. — Понимаете, друг Калеба очень за него переживает. И его очень волнует нехватка женского тепла и ласки, которую он, несомненно, испытывает. Поэтому он прислал очень дорогую и опытную эскортницу. Меня.

Так вот оно что. Картинка, какой ее видели трое мужчин, резко преобразилась, словно повернули трубку калейдоскопа. Перед ними, в наряде, достойном первой леди, находилась представительница древнейшей профессии. А к ним отношение было несколько иное, чем к нормальным женщинам. Нет, не плохое. Просто иное.

— «Эскортница», значит? «Проститутка» по-народному, так? — уточнил Джона, держа перед лицом сцепленные замком ладони. — Итак, ты — проститутка, приехала в тюрьму, чтобы обслужить одного из заключенных, потому что тебя нанял его друг. Так получается?

Беатрис молча кивнула, теребя в руках маленькую атласную сумочку. Она продолжала слабо улыбаться, и было видно, что резкая смена отношения ее ни капли не задела.

— Знаешь, Беатрис, вынужден тебя разочаровать. Видишь ли, сударыня, тюрьма — это место, где отбывают наказание. Эти негодяи должны жалеть о том, что совершили. Как думаешь, если им предоставлять все прелести жизни, это произойдет? Я вот так не думаю. А о том, чтобы водить им проституток, даже слышать смешно. Такого никогда не было и не будет, — категорично заявил Джона. Потом сделал лицо, в его воображении, видимо, растапливающее дамские сердца. — Но раз уж ты здесь, может быть, возьмешься за другую работу? Тут тебе будет где разгуляться, в накладе не останешься.

Судя по воодушевившимся лицам надзирателей, они считали предложение начальника гениальным. И действительно. Со слов проститутки, плату за обслуживание узника она уже получила, так что теперь можно про него благополучно забыть. И, что важнее, она могла срубить хороший куш, показав многочисленному персоналу тюрьмы, на что способна. Уж денег бы тут не пожалели. Если она не дура, то от такого предложения ни за что не откажется.

Но им, видимо, попалась очень ответственная проститутка, или, как она сама себя назвала, «эскортница», с поразительным чувством долга. Вместо ответа Беатрис извлекла из сумочки маленький белый конвертик, встала и перегнулась через стол. Пока Джона пожирал глазами увесистые молочные железы, щедро надушенные туберозой и сандалом, конвертик перекочевал в его вспотевшие ладони.

— Mоnsiеur, уверена, для меня Вы сделаете исключение. Мой наниматель не простит мне неудачу. У Вас в руках кое-что, способное изменить Ваше решение, — вкрадчиво поясняла Беатрис.

Сердце Джоны немного ускорило свой ход — догадаться, что именно он держал в руках, не составляло труда. Решив не выжидать драматическую паузу, он распечатал конверт и вытащил из него то, что и ожидал — толстую пачку банкнот. Сумма приближалась к трем его месячным гонорарам, отнюдь не маленьким. И это только лишь за то, чтобы он пустил проститутку к одному из заключенных! «Если этот ее «наниматель» настроен настолько серьезно, что тратит подобные деньги, не значит ли это, что мне лучше не выделываться и просто пустить ее?». Как ни крути, это самый благоприятный и взаимовыгодный вариант. Так что на принятие решения много времени не ушло.

Убрав конверт с взяткой в стол, Джона посмотрел на женщину, как ни в чем не бывало сидящую на стуле в ожидании.

— Кхм-кхм... Признаю, твой наниматель умеет быть убедительным. Хорошо. Думаю, если я пущу тебя к нему в камеру на часик, ничего плохого не случится. Ну, разве что с тобой. У твоего Калеба трое сокамерников. Убедишь их держаться в стороне? — с ноткой издевки поинтересовался он.

— Не волнуйтесь за меня, mоnsiеur. Я что-нибудь придумаю, — усмехнулась Беатрис. Однако, какая храбрая проститутка! Встав со стула, она продолжила: — Ну, раз мы все уже решили, не вижу смысла тратить время друг друга почем зря. Будьте так любезны, проводите меня.

Но Джона вдруг решил напоследок намного развлечься, тем более что отказом от его предложения Беатрис задела его самолюбие.

— Погоди, не так быстро, — осадил он уже идущую к двери женщину, и та с удивлением на лице обернулась. Ну, слава Богу, а то он уже

подумал, что эта улыбка прилипла к ее губам. — Ты, дорогуша, как-никак идешь в камеру к осужденным преступникам. Кто знает, вдруг ты пытаешься для них что-нибудь пронести? Надобно тебя обыскать. По-другому никак.

Вот это поворот. Как бы логично не звучало это условие (или, точнее, ультиматум), оно застало женщину врасплох. Обыскать? Вопрос о том, что может на себе (или в себе) нести облаченная в бархат молодая смазливая «эскортница», оставался открытым. Другое дело, что вопроса о том, почему комендант решил ее обыскать, не возникло ни в одной светлой голове. Посыл был прост, как три копейки, и прозрачен, как затертый скучающим барменом стакан. «Ты, может быть, и не хочешь нас ублажить, но я, черт возьми, все равно помацаю тебя, где только можно!». Что ж, эта хитрая похотливая жопа ясно осознавала: на данном этапе переговоров, а именно последнем, подобное заявление не будет встречено каким-либо протестом. Так оно и получилось.

— Ну-у, раз по-другому никак... Обыскивайте, — пожав плечами, согласилась Беатрис. Легкая дежурная улыбка вновь вернулась на ее лицо. Но в глазах блеснуло что-то тревожное, что, впрочем, осталось без внимания.

Производить обыск, разумеется, Джона решил самолично. Когда он подошел к женщине, выяснилось, что он почти на голову ниже ее. Лысый пузатый недоросток, вот кем он был. Впрочем, абсолютная власть в этом маленьком замкнутом мирке раздувала его самомнение до размеров Вселенной. С важным видом комендант приступил к делу. Сперва он вручил подопечным сумочку Беатрис для изучения ее содержимого, затем взялся за саму женщину. Быстренько, без всякого интереса прощупал ее руки. Потом перешел на талию, спину, грудь. Тут он водил руками плавно, упивался каждым прикосновением. Беатрис же стояла с невозмутимым лицом и, как та кукла, вертелась в руках Джоны. Она лишь воздела очи горе, когда мерзкий карлик встал на цыпочки, с трудом протиснул свою потную ладошку под туго затянутый корсет и совсем уж «непрофессионально» потискал горячие полушария. Совершенно справедливо, что находящихся рядом надзирателей содержимое сумочки интересовало крайне мало.

Итак, с верхней половиной было закончено. Черед был за нижней, целиком сокрытой под юбками платья. И если бы кто-нибудь подумал, что беспардонность коменданта имеет разумные пределы, то сильно бы прогадал. Беатрис наклонили вперед, для удобства она держалась за руки одного из надзирателей (того, что постарше). А Джона сгреб юбки и отбросил их ей на спину, оголив ножки и зад. Миру предстали милые белоснежные панталончики с рюшечками и кружевами. Изысканное белье красило и без того безупречные бедра и ягодицы женщины. С блаженным лицом Джона стал гладить их, грубо вонзать пальцы в противящуюся плоть. Тут уж при самом развитом воображении увидеть в разворачивающемся безобразии обыск было сложно. От напряжения Беатрис раскраснелась и шумно дышала, закусывала губу, и при этом продолжала улыбаться (и это выглядело довольно-таки жутковато). Но она перетерпела это унижение, как и подобает проститутке: молчаливо и смиренно.

В конце концов комендант, видимо, пресытился женскими прелестями. Он небрежно одернул юбки, а надзиратель помог Беатрис с ее затекшей спиной выпрямиться. Не то чтобы это кого-то доселе (да и прежде) интересовало, но процедура «обыска» не выявила абсолютно ничего. В сумочке были найдены гребень для волос, зеркальце, крохотный пузырек духов и прочая дамская ерундистика. Какая неожиданность, в самом деле. Итог: один человек доволен, двое других раззадорены, еще один поруган. Но Беатрис, кажется, было наплевать, Единственное, что имело значение, — заключенный, к которому теперь ее отведут.

— Та-ак... Порядок. Ребята, проводите даму в камеру, — распорядился комендант, достав платок и утерев пот с лица. Старший надзиратель двинулся первым, его напарник, галантно взяв Беатрис под руку, — следом. — А ты все-таки подумай над моим предложением. Хорошие деньги ведь можешь заработать. Приходи ко мне, как закончишь.

Слова были брошены вслед скорее как прощание, без какого-либо расчета на ответ. Но Беатрис, находясь уже в дверях, оглянулась и осклабила блестящие зубы. Комендант, однако, витал в облаках и не уловил вложенного в этот оскал смысла.

— О, mоnsiеur, не сомневайтесь! После такой прелюдии, разве могу я просто взять и уйти? Ждите меня, вернусь так скоро, как только смогу. Аu rеvоir! — мягким, немного гипнотическим голосом проворковала женщина.

После этого она со своим эскортом покинула кабинет, оставив его недалекого, не умеющего читать между строк хозяина в сладком предвкушении.