Сцена 5.

Соitus.

В комнату вошли оба выбранных мною красавца и, неуверенно переглянувшись, остановились перед столом. Несколько секунд, я усиленно делала вид, что занимаюсь изучением списка фамилий, но не роман же в конце концов передо мной, подняла строгий взгляд на них.

Раздевайтесь! — А что я могла еще сказать? — Одежду — на вешалку, белье — на стул, обувь — в угол. — Взяв наугад, с подноса, стаканчик со спермой я принялась производить с ним неопределенные манипуляции, жалея, что у меня нет предметного, стеклышка, микроскопа и еще какой-нибудь лабораторной фигни для антуража, который уместен будет весьма недолго.

Нет микроскопа. Стаканчик на место. Два стройных мускулистых тела передо мной, пытающиеся прикрыть стояки позой защитника. Я лезу в сумочку, извлекаю два одноразовых бритвенных станка и баллончик с пеной фирмы Gillеttе, и уверенным громким хлопком кладу перед ними.

— Знаете, что такое фтириаз? — Непонимание, разумеется. — Лобковый педикулёз?

— Нет у меня лобкового педикулеза! — Быстро ориентируется блондинчик, а брюнетик — то притормозил.

— Педикулеза может и не быть, но условия для возникновения — идеальные. Вы что специально растительность разводите, на продажу? Пушные зверьки какие-то. — Пошутила я. — Это и подмышек касается. Марш в душевое помещение. Брить подмышки, пах, яички в том числе, вокруг ануса. Время пятнадцать минут. Исполняйте! — И я опять опустила взгляд к журналу, слыша шлепки босых ног в заданном направлении.

Дверь осталась открыта, и я прекрасно слышала, в большом, выложенном кафелем, гулком помещении их восторженные перешептывания со словами: телка, пиздец, сиськи, попа, красивая, я б ей дал, выебал и о том, как бы они это делали. Прям рты не закрывались.

Наконец, с изрядным опережением графика оба красавца снова предстали пред мои ясны очи, и теперь замешкалась я. Что теперь? Просто подойти к ним, взяться за члены, и будь, что будет? Или поиграть еще? В душе, я была за второй вариант, но домашние заготовки кончились, а их феромоны добрались наконец до большой красной кнопки «Выкл» моего головного мозга.

Как самый умный теперь в моем организме, костный мозг, не подвергнувшийся вторжению, взял управление на себя.

— Идите за мной в смотровую. — Я шла впереди, покачивая всем, что у меня есть так, что иди я позади себя самой, далеко бы мне было не уйти.

Я и не ушла. Только до комнаты «релакса», как было написано на двери, ведущей в нее. Мои груди были cхвачены и сжаты, едва я переступила порог, подол халатика взметнулся вверх, нитка стрингов вообще замечена не была, ноги вдруг перестали доставать до пола, и к месту этой самой «релаксации», представляющем собой приличных размеров кожаный диван, я перемещалась уже по воздуху, впрочем, так до него и не добравшись. Удерживаемая в пространстве самым устойчивым образом — на трех точках опоры: две из которых — мои сисечки, а третья — писечка, мое положение отнюдь не являлось статичным. Мои перемещения ассоциировались, при случившемся ограничении мыслительного процесса, с замысловатым аттракционом в извращенном экстрим парке, когда все + — 60 кг моего веса висят и активно подпрыгивают на наполненной кровью палочке из кожи и вен, длиной 20 см, хотя это, безусловно комплимент, чем он является — не более чем лестный отзыв, в том, что касается размера. Но, небеса, какая мощь!!! Это всего несколько фрикций, которые кто-то из парней совершил, СОВЕРШИЛ!, до того, как моя матка содрогнулась от мощной струи, наконец напоившей ее, а мое тело продолжало взлетать и падать, казалось уже ничем не поддерживаемой, растопыренной звездой, конвульсирующее, превратившееся в единственную натянутую, вибрирующую, готовую лопнуть струну «соль», на которой смычек мастера виртуозно исполняет свою «Фантазию». Хотя, я всегда ассоциировала себя с «ля».

Отправившись в полет, сопровождающийся, как полет любого уважающего себя самолета, своеобразным конденсационным следом, состоящем из смеси сквирта и спермы, я удачно приземлилась коленями и локтями на мягкую кожаную поверхность, но едва не проскочила эту посадочную полосу, испытав сильный удар длинным, каменной твердости предметом, сделавшим болезненно-приятно матке, и отозвавшимся в сердце. Я почти вновь взлетела, и неизвестно куда приземлилась бы вновь, но мои бедра были крепко стиснуты и возвращены назад с силой, выбившей громкий Ох! и весь воздух из моих легких.

Едва губы округлились, произнося лишь первую часть звука «О», как проникшая в это «О» не каменная, но и не висящая колбаска, покрытая сладкой глазурью еще длящегося моего, но уже предыдущего общего оргазма, заполнила рот и приглушила «х».

Оказавшись зажатой с двух сторон, я могла больше не волноваться, что улечу в неизвестном направлении от очередного удара в матку. Поэтому, направленная сила, вызванная ворвавшейся в меня второй кумулятивной струей, была погашена надежным упором в виде свежевыбритого крепкого лобка.

Я пыталась повизгивать, чтобы как-то выразить свое удовольствие, но из звуков, мне осталось доступно только мычание. Все более сдавленное, по мере того, как вставленный мне в рот член обживался там и находя обстановку приятной, довольный, вырос в размерах и отвердел. Тем не менее, едва его товарищ освободил занимаемую им вагину, он тут же изменил моим губам, таким нежным и внимательным к нему, сбежав в приветливо хлюпнувшее влагалище. Из произошедшего я сделала вывод, что над минетом мне еще работать и работать. Приступить к тренировке я смогла прямо сразу, потому, что отстрелявшийся боец уже пытался вставить еще сочащуюся головку в мой ротик, промазал, испачкав щеку и нос, но с моей помощью был пойман и облизан.

Все описываемое происходит в таком бешенном темпе и с такой силой, что я просто безвольно болталась на двух концах почмокивая и похлюпывая. Мозг отстает от оргазма. Я начинаю визжать, когда уже сквиртанула и на подходе новый пик. Колени и руки трясутся, лицо мокрое от текущих слез и слюны. Что делается сзади? Чумовой долбеж! Матка возле горла а мышцы влагалища сокращаются без всяких понуканий с моей стороны так, словно дрочат член, сжимая его в своем сильном и нежном кулачке. Вот, что значит длительная прелюдия!

Смена караула! И новая приятная неожиданность — вставленный в мою попку палец, и сразу за ним, второй. Я продолжаю кончать, остатками сознания удивляясь тому, что мне, пожалуй, больно. Накачанная лошадиной дозой эндорфина, дофамина и серотонина я кончаю, получая удовольствие от боли, наслаждаясь ею и активно подмахивая, едва не сбивая парня с ног, старалась достичь еще более ярких ощущений, или просто, как серфер, удержаться на волне, доставляя себе еще большую боль. Удается усилить это чувство, глубоко прогнувшись, задрав задницу вверх и отталкиваясь руками от дивана, навстречу, когда палка, почти выскользнув, начинает обратное движение, чтобы почувствовать удар головки в матку и вздрогнуть от радостного страдания.

Разгоряченная, и поглощенная почти бесполезной попыткой почувствовать весь поток свалившегося на меня удовольствия, я не придала внимания легкому моему перемещению на орбите двух мальчишеских тел, в результате которого, я оказалась лежащей на потрясающем торсе, моя киска была заполнена, и являлась точкой приложения подбрасывающей меня силы. Однако свобода полета моей попки вдруг стала ограничена охватившими мои бедра сильными ладонями, и на одном из обратных, направленном вверх движении, моя она взорвалась болью и была натянута. С этого момента мальчики согласовали движения, вставляя и вынимая синхронно. Мне даже могло бы показаться, если бы я была способна к аналитическому мышлению, что им нравится это взаимное скольжение и я являюсь легальным оправданием их, скрытого во мне, гомосексуального акта.

Этот раунд был самым долгим. Мучительно долгим. Мучительным от приятной боли, до просто боли, и до почти нестерпимой. Тем не менее, когда они кончили, почти одновременно, явно ощущая эякуляции друг друга и наслаждаясь этим ощущением, я не отстала от них, но после того, как из меня вынули две поддерживающие меня опоры, я рухнула, добирая оргазм, теперь, от ощущения своей опустошенности.

Мальчишки встали и закурили, обмениваясь впечатлениями и жалобами на дрожащие колени. Один из них подойдя, вытер член о мои лицо и губы, тоже проделал и другой.

— Надо бы ее помыть. — Услышала я мнение.

— Ага, и можно попозже еще по разочку. — Согласился с ним другой.

— Эй, слышишь, малышка, иди в душ. — Услышала я настойчивый совет, сопровождаемый толчками в плечо.

Я уже говорила, наверное — поскольку, секс связан со спермой, она его часть, как часть удовольствия с сексом связанного. Я люблю то, что приносит мне удовольствия, поэтому не моюсь во время секса. Даже ради партнера. Ему не нравится собственная сперма? Прямо диагноз какой-то.

Но, я не только не хотела мыться, я не хотела даже шевелится. И, если честно, в их присутствии больше не нуждалась. Оно меня уже напрягало, прямо скажем.

— Вы меня изнасиловали, сволочи! — Прошептала я, спустив весь предыдущий праздничный сценарий в унитаз. Перед затуманенным мысленным взором пацанов нарисовалась совсем другая картина, где они из мачо резко превратились в подсудимых. Осознав, какой безрадостный зигзаг совершила судьба, они стали тут же прикидывать, как безболезненно свалить. Но улика, в виде меня, была, как говориться, налицо. Я не слушала внимательно всю ту чушь, которую они несли в диапазоне от: «Тетенька, извините нас, мы так больше не будем» — до: «А давай ее помоем!». В конце первой минуты обсуждения знатоки решили спрятать улику в куче подобных, поэтому вместо моей помывки, я была облита всеми образцами спермы, которые я предусмотрительно собрала. Мне, расслабленно сопротивляющейся и утомленно угрожающей, ее обильно залили во все отверстия. После этого парни смылись, а я, наслаждаясь одиночеством и тишиной, гладила скользкое свое тело, радуясь новым ощущениям, пока...