Я помню, с какого момента это началось, эта игра. На 2 курсе к нам перевелся новенький с другого города и уже через 2 месяца, его жизнь превратилась в сущий ад. Ад который мы создавали для него. Новость о том, что он гей просто разнесла в ничто наш университет. Быть геем в таком маленьком городке все равно, что носить мишень на себе. Косые взгляды, наполненные ненавистью и презрением, словно дротики врезаются в твою спину. И каждый, просто каждый готов показать свое отвращение, высказать тебе в лицо какая же ты тварь. Весь город словно копил это в себе столетиями и в один миг, решил вылить всю свою грязь в тебя одного. Ты громоотвод, паршивая овца, на тебя можно срываться, тебя можно пинать, потому что ты не такой, ты не человек, ты не можешь дышать одним воздухом с нами. Все, что ты из себя представляешь будет уничтожено...

Этот парень не отличался от остальных, он был обычным, но может слегка красивым, показалось мне, когда я увидел его в первый раз. Обычный такой, ну чуть ниже меня, ну одевается странновато, не как мы обыватели глуши. Его одежда скорее отражает его мир, а не этот город. Но когда разошелся слух о том, что его видели целующимся с каким-то парнем. Вот тогда начался тотальный террор. Он стал словно инородным телом в организме, который жаждал избавиться от него любым способом. Его пинали, забрасывали бумажками на парах. Могли подойти и сказать ему в лицо какой он грязный и мерзкий. От парня почти ничего не осталось к 3 курсу. Только тень, хрупкого тельца. Да дело то даже не в этом. Дело в том, что я и сам не отличался от всех этих людей, хотя все ведь понимал. У меня был авторитет в городе, я держал ненавистную мне, шиномонтажку отца, да и был «ровным пацаном», по меркам нашего городка.

— Слышь, мразь, — обратился к нему мой друг, — че уставился а?

Такие испуганные глаза, большие и синие хлопали на меня.

— Поганый глиномес, наверное, влюбился в тебя, Вадим, — не унимался он.

— Пфф, да. Наверное, хочет, чтобы я его натянул, — ухмыльнулся я, опустив глаза, — пошли уже.

— Фу, педик поганый, ладно, пошли, — мы прошли мимо, оставив его одного.

Говорить что-то мерзкое, когда видишь его, было что-то типа традиции.

В университете он сидел на 1 парте в аудитории. Рядом, конечно, никого не было. Даже когда мы публично забрасывали его мусором, преподаватель ничего не говорил, да и что он мог, он скорее тоже недолюбливал его.

К 4 курсу я мечтал уехать из города, бросить все, продать шиномонтаж, доставшийся мне от покойного отца, квартиру, дачу, я бы все продал и уехал. Куда? Да куда угодно только не здесь, только бы дольше от этого серого города.

«Интересно куда бы хотел уехать он»

Заткнув уши наушниками, я мечтал на перерывах, как буду жить, и работать в большом городе. Со мной будет жить человек, которого я люблю и мы будем счастливы. Эхх мечты-мечты.

— Эй пидарас, че жопа не болит на парах сидеть? — отвлек от мыслей меня гогот в аудитории.

— Эээ, да хорош, орать уже, спать мешаете, — крикнул я через весь зал.

Парни опять донимали Сашу, окружив его.

«Он даже ответить вам не может. Его бы избили. Как тут против толпы пойдешь, поэтому и терпит, — думал я. Такого хрупкого я бы одной рукой удавил. Хмм»

— Слышь, Вад, а ты че опять впрягаешься? Может, заразился гейскими микробами от него. Как-никак в одном доме живете.

— Че ты сказал? — «гейские микробы», вот ведь дегенераты, — ты бессмертным что-ли стал?

— Хах да ладно, прости, просто стремно как-то, что вы прямо на одной лестничной клетке живете.

— Блять, а мне то че, теперь переехать из-за него? Совсем ебанулся? — меня бесили эти разговоры.

— Хахах да, мог бы, — стычка перешла в шутку.

Меня никто не смог бы тронуть здесь. Я был выше и сильнее всех. Да и авторитет...

Они забыли о Саше, подошли ко мне и мы начали обсуждать, продажу моей шиномонтажки. Серега давно хотел её взять. А я был не против.

Да мы действительно жили в одном доме, и на одной лестничной клетке, да и двери наши находились напротив друг друга. Я жил один, потому что родители умерили давно, меня воспитывал дядя, но пять лет спустя и он умер. Я остался совсем один, пришлось рано учиться самостоятельности.

Когда к нам переехали новые соседи, я обрадовался, та квартира давно пустовала, по-соседски зашел познакомиться, увидел парня моего возраста. Они с матерью переехали сюда из-за того, что она перевелась по работе. Он был таким необычным, сразу видно чужак, я таких парней как он не видел еще, наверное, даже. Я хотел подружиться с ним, соседи как-никак, да и в одном университете учимся. Гулять стали, но после того как про него заговорили, мне пришлось прервать все контакты. Мне не нужна была такая репутация, это бы отразилась на мне, на бизнесе, да на всем.

«Он целовался с каким-то пацаном» — прошли слухи по всему городу, уже через 2 месяца его жизни здесь.

«Блять, да почему так получилось то. Че ваще за херня. Как так вышло то вообще» — думал я.

Так и жили. В университет вместе, назад вместе, даже жили, можно сказать вместе. А поговорить публично нельзя, даже смотреть на него нельзя было. Да и посылать его приходилось вместе со всеми. Эхх.

После универа я ехал на работу, говорил с механиками, смотрел бухгалтерию, оформлял заказы, звонил на счет деталей, иногда возвращался домой очень поздно, в пустую квартиру. Темно, пусто, как у меня в душе, нет никого, кто бы улыбнулся, обнял. Так и засыпал на голодный желудок. Но иногда было не так... Я улыбнулся.

Так и летели дни. Я собирался сдавать зимнюю сессию, учился я не плохо. 4 курс было сложно, но я все сдал. Решили отметить с группой в баре. Набухались в хлам. Веселились, танцевали. Я был не очень пьяным, не люблю пить... Ушел я рано, часов в 10 вечера, снег валил тяжелыми хлопьями. Я шел под фонарями, глядел по сторонам, завернул в свой район, увидел картину: трое парней избивают кого-то. Сначала решил мимо пройти, так как узнал одного из них, но тут я заметил знакомый шарф, под их ногами. И меня сорвало, они били Сашу.

«Вот суки»

— Хватит! Заебали, — ворвался я с ударом ноги в драку.

— Бля, Вадим, ты чего? — заорал на меня один из тройки, мой знакомый, — это же тот, пидарас...

Не успел он закончить, я снес ему ебальник. Я бил так как не бил еще ни разу, меня больше тут не было, я был так зол, я не понимал, почему, и зачем. Да я и не хотел понимать. Мне было абсолютно похуй уже. Я заебался играть в эту ебучую игру. Которую, сам же и создал, нехотя, по ошибке. Парни убежали, у них не было выбора, иначе я бы их убил, разорвал. Я бы сжег их нахуй своим гневом. Я и сам горел. Я так горю уже 2 года.

Я бросился к нему, он лежал, свернувшись клубком, закрыв голову руками.

— Саш, ты как? — на нем не было лица лишь гримаса страха, — вставай, пошли.

Я поднял его, и повел домой. К себе.

— Где мать? — спросил я у него, держа его крепко.

— В... в ночь.

«Ясно. Его мать работала сегодня в ночную смену»

Я открыл квартиру, мы зашли, я посадил его на табурет в прихожей, включил свет. специально для bеstwеаpоn.ru Он весь дрожал, губа была разбита, он плакал. Мое сердце разрывалось.

«Мерзкие ублюдки, надо было их все-таки убить»

Я разделся, достал аптечку, присев на корточки пред ним, заглянул ему в глаза. Красные от слез, испуганные, большие синие. Я взял его за руку, поцеловал. Он улыбнулся.

«Черт, почему это так больно»

Я снял с него пуховик, разул его. Целовал его руки, сидя перед ним на коленях. Мы молчали, слова были не нужны, да и что я мог сказать. Прощения я уже просил, я прошу его всегда. Больше же я не могу ничего ему дать.

— Я так больше не могу, Вадим, ты знаешь, — прервал тишину его дрожащий голос.

Он говорил и улыбался своей мягкой улыбкой, а слезы катились из его глаз.

— Знаю, — ответил я, — больно?

— Нет, дело не в этом, просто я устал.

— Я понимаю, — мне, вот кому было сейчас очень больно.

— Понимаешь? Ты всегда говоришь это, ты всегда просишь прощения, но ты... тебе не понять, — он плакал, — я хочу умереть. Я больше не выдержу.

— Прости, — в очередной раз, в сотый, в миллионный, как дурак, сказал ему я, — я поступил плохо. И я буду гореть за это. Мне нет оправданий кроме одного, я безумно, до боли, до горечи люблю тебя... Прости.

«Прошу не плачь, прошу не надо. Я обнял его. Прижался к нему, он сидел на стуле, я стоял на коленях перед ним. Я бы стоял так вечно, на коленях, он значил для меня все, все в этой жизни заключалось в нем. Моя жизнь, она ведь не принадлежала мне больше, да и она не нужна мне была, без него. Я не знал, что можно так чувствовать, так любить, так желать. Если бы он не переехал сюда, он был бы счастлив, а я... я бы, наверное, никогда не был. Это так больно и страшно»

Дело в том, что 2 года назад, это я тот парень, что поцеловал его, тем вечером, во дворе. Я не знал, что нас могул увидеть, я не знал, что из-за этого поцелуя я сломаю ему жизнь. Я не хотел этого, я лишь хотел поцеловать его. Это даже не было осознанно, это был порыв, я не думал тогда. Я ебучий дурак. Но я был так счастлив, что нашел его. Мы были знакомы 2 месяца, но за это время я просто переродился, я хотел общаться с ним, знать о нем все, я такого еще не чувствовал, наверное, это моя первая, сука, настоящая любовь. Как невыносимо знать, что причина, по которой он вынужден все это терпеть заключается во мне.

Я поцеловал его. Он коснулся моего лица своими холодными руками. Мы целовались, я горел. Его губы, такие мягкие, нежные, так приятно. Желание разлилось во мне волнами. Я прижал его к себе. Я всегда трогал его, а он смущался. Я встал, не выпуская его, поднял его тоже. Мы пошли на ощупь, не видя, целовались. Зашли в спальню, я бросил его на кровать. Он упал, начал отползать, я снял кофту, не отрывая от него глаз, расстегнул джинсы.

«Сейчас, я уже здесь. Я унесу твою боль, я выжгу её своими поцелуями, ты не будешь чувствовать никого кроме меня, ты просто не сможешь больше»

Я навис над ним, помог снять ему одежду, впился в него, развел его ноги, наши тела слились. Я почувствовал его эрекцию, прижался своей.

«Я хочу, чтобы ты чувствовал меня. Знал, как сильно я хочу тебя сейчас. Что же ты делаешь со мной?»

Я ласкал его тело своими губами, целовал шею, грудь, торс, этого нежного тела. Я спустился ниже, поцеловал его сквозь ткань трусов. Он дернулся, закрыл руками лицо. Я окончательно раздел его, поглотил губами его член, он не выдержал, из его губ вырвался стон. Он схватил меня за волосы, я ласкал его языком, я двигал головой, насаживаясь на его член. Через пару минуть он выстрелил горячей спермой мне в рот.

«Милашка»

Я проглотил, высосал остатки, кончиком языка, поиграл с дырочкой уретры.

«Это не единственная дырочка. С которой, я хочу сегодня поиграть, — усмехнулся я»

Его член обмяк, я выпустил его изо рта, впился в его губы.

«Чувствуешь? На моих губах — это твой вкус»

Я развел его ноги, не отпуская его губы. Облизал пальцы, коснулся ими его там. Он вздрогнул. Мы давно практикуем это, но каждый раз он боится как в первый. Я медленно начал трахать его пальцами, ловля глазами его глаза. Он задыхался, кусал разбитую губу. Нет, я больше не мог, растянув его, я вошел, сначала медленно, потом ускоряясь трахал его, целуя. Как приятно. Быть в нем. В таком тесном, узком, горячем. Он обвил руками мою шею. Толчок, еще толчок. Стоны, наполняли комнату, по мере ускорения ритма моих бедер. Я впился ему в шею, я хотел оставить след, отпечаток себя, на нем. Он прижал мою голову к себе, я обхватил его член своей рукой. Еще стон. Начал дрочить ему, теплая, слегка липкая смазка, обволакивала его член. Он начал кончать, в этот миг он сжал меня изнутри еще сильнее, и я тоже не выдержал, заполнил его собой. Я вышел, но продолжая лежать на нем, восстанавливал дыхание. Перевернулся, лег рядом. Его грудь поднималась и опускалась, я был заворожен им.

«Я обожаю его настолько, что утопаю»

Я прижался к нему, обхватил его руками, моего бедного, печального мальчика, такого несчастного, такого родного. Почему я раньше не заступался за него?

«Я так хочу уберечь его ото всех, но я даже не смог уберечь его от себя. Если бы я тогда не поцеловал его... Я так хочу украсть тебя, увезти отсюда, спрятать»

— Я люблю тебя, — прошептал я ему, — скоро все кончится, обещаю, я оформляю документы о продаже. И скоро мы уедем.

— Но разве ты сегодня не врезал своему другу, а если они всем расскажут и сделка сорвется — повернулся он ко мне, взяв в руки мое лицо, — ты не должен был заступаться за меня.

— Хах, ты такой милый, — улыбался я как дурак.

— Хватит, будь серьезным, — нахмурился он.

«Буду. Буду любым, каким попросишь»

— Ты поздно вчера вернулся? Опять не ел ничего перед сном? — вдруг сказал он.

— Да, не ел, ты же не пришел. Когда ты не приходишь и не кормишь меня, мне не хочется есть.

— Да, потому что, когда я прихожу, ты хочешь съесть еще и меня.

«Ахахахах. Да. Ты прав. Целиком»

— Поцелуешь меня?

Он улыбнулся.

— Нет.

— Эй, почему? — такая милая у него улыбка.

— У меня губы болят.

— Точно, я же достал аптечку, сейчас приду, не уходи, — я встал.

— Дурак, куда я уйду? — посмеялся он.

Я вернулся, достал вату, перекись. Включил свет. Обработал ссадину на краю его губ. Он улыбался.

— Что смешного? — не понимал я.

— Ты смешной.

«Ну хорошо. Главное что ты смеешься, и тут я вспомнил кое-что»

— Кстати, что будем делать с микробами?

— Что, с какими микробами? — теперь он не понимал.

— Как с какими, с гейскими микробами, которыми ты меня заразил.

— Хахахахах. Я не знаю, наверное, заражать всех остальных.

«Такой милый. Его смех, его лицо. Я взял его за подбородок и поцеловал. Самое родное в моей жизни, самое дорогое. Скоро, совсем скоро, мы уедем из этого серого города и будем счастливы, но на этот раз вместе. Обещаю»