Каждый из нас однажды должен познать, что в мире есть правила выше нас. Я познал это, когда мне было восемь лет. Сейчас мне двадцать шесть, но я до сих помню тот случай.

До восьми лет я не знал своих родственников по линии отца. Они жили в другом городе, и об их существовании я знал только понаслышке. Я познакомился с ними, когда однажды летом мы с отцом поехали к ним в гости. Нас приняли очень тепло, и там я познакомился со своей тетей Людой, ее мужем Иваном и их дочерью Женей.

Евгении в то время было семнадцать лет: окончив школу с медалью, она готовилась к поступлению в университет. Высокая Женя с короткими русыми волосами в тонких очках показалась мне настолько взрослой, что я никак не мог воспринимать ее как сестру: она казалась мне тетей или просто родственницей. С самой первой минуты меня удивила ее серьезность: Евгения сидела в шезлонге с книгой, вытянув вперед тонкие ноги. Мой отец сразу пошутил по поводу ее постоянной учебы. Женя улыбнулась краешками губ и со вздохом отложила книгу.

— Только учится постоянно, - пошутил мой дядя, глядя на усыпанную плодами яблоню.

— Да я в апреле ей книгу послал к дню рождения, - улыбнулся папа.

— Да, спасибо, дядя Саша, - уже теплее улыбнулась Женя.

— Ты же у нас в День космонавтики родилась! – засмеялся отец.

Дело было за городом - на даче у наших родственников, поэтому мы сразу пошли есть за общий стол под большую раскидистую грушу. Женя, не выпуская из рук книгу, пошла вместе со всеми. Не знаю почему, но в ее присутствии мне сразу стало как-то неуютно. Дядя и тетя весело смеялись, а вот Евгения казалась мне какой-то слишком строгой. Я почувствовал в ней что-то такое, от чего мне стало неуютно. Глядя на качающееся короткое голубое платье Жени, я вдруг подумал, что не хотел бы остаться с ней один на один за столом. Это было странно: ведь Женя не сказала мне еще ни слова.

Я рос балованным ребенком, которому родители позволяли абсолютно все. Едва сев за стол, я начал капризничать, что не хочу и не буду есть суп. Теперь мне самому противно вспоминать, как отец при всех умолял меня съесть хотя бы несколько ложек супа. Я, давясь и заедая хлебом, съел несколько ложек. Затем я с ногам залез на деревянную скамью, сказав, что мне так удобно сидеть. Мои родственники потакали моим капризам со смехом, как вдруг я обернулся и столкнулся с пристальным взглядом голубых глаз Евгении.

Не знаю почему, но меня пробежал на душе холодок. В этом взгляде было что-то такое, от чего мне сразу захотелось сесть ровно. Но я, естественно, не мог это сделать! Иначе все подумают, что заставили меня. Подумав немного, я минут через пять сам опустил ноги.

После обеда я стал лазить по саду. Меня жутко раздражало, что отец не обращает на меня внимания, и я даже умудрился сломать ветку абрикоса.

— Что же ты творишь! - крикнул отец. - Извинись сейчас же!

— Да не страшно, не страшно, - ответила тетя. - Она и так почти сломана.

Я пробормотал извинения. Затем, обернувшись, снова столкнулся со взглядом сестры. Она ничего не сказала мне, но критически и немного насмешливо осмотрела с головы до ног. От ее взгляда мне снова стало неуютно. Даже трава вокруг показалась невыносимо зеленой...

Наконец, мы пошли на речку. Дядя с тетей шли сзади; отец с Евгенией впереди. Сестра весело рассказывала ему о жизни. Я узнал, что Женя хочет стать химиком и заодно занимается спортивной гимнастикой, имея разряд кандидата в мастера спорта. Глядя на траву, я с неудовольствием подумал, что она очень сильная.

— А как ты учишься? - спросила Женя, пристально глядя мне в глаза.

— По-разному, - махнул рукой отец. - Есть и пятерки. Есть и трояки...

— Да? - сестра снова критично осмотрела меня. Я вспомнил, что она окончила школу с медалью, и почувствовал легкую злость.

На реке все было как-будто замечательно. Мы плескались, а потом загорали. Отец учил меня плавать, и я барахтался в воде, пока он держал меня под животом. Однако я украдкой наблюдал за сестрой. Не знаю почему, но я украдкой наблюдал за сестрой. Меня безумно злило, что она так красиво плывет от берега до берега. Ее темно-синий купальник и темные очки от солнца казались мне особенно противными. И еще мне казалось, что Женя тоже наблюдает за мной. В присутствии сестры я чувствовал себя противным маленьким ребенком.

Два дня все было замечательно. На третий день произошло неожиданное событие. В огороде у тети Люды рос репчатый лук. Воодушевленный игрой, я поломал добрую половину грядки на "средневековые луки" - я ведь играл в "Айвенго"! Отец отругал меня, называя здоровым балбесом, и только тетя Люда, качая головой, сказала, что ничего страшного не случилось. Зато на речке я, спрятавшись за машину, услышал разговор отца с сестрой:

— Дядя Саша, нельзя же так... Он вам на шею сядет скоро! - Они как раз сидели, загорав на брезенте.

— Ну мы его ругаем... - махнул рукой отец. - Ну а что с ним делать?

— Я бы ему ремня дала за такое! - сказала Женя.

— Вот будут свои дети - поймешь, - вздохнул отец.

Я почувствовал ярость. Ни разу и никто не смел меня даже шлепнуть, а тут какая то вооброжуля смеет размышлять о том, не дать ли мне ремня! От злости я зафырчал и пошел к опушке леса. "Совсем обалдела!" - подумал я. Конечно, я знал, что никто и никогда не позволит этой Евгении прикоснуться ко мне. Но всё же на душе стоял неприятный холодок. Какой-то голос подсказывал мне, что с такой сестрой все так просто не закончится.

Через два дня родные уехали в город, а я остался в доме с Евгенией. Она занималась в своей комнате. Я осторожно попытался прокрасться на кухню, чтобы стащить в холодильнике кусок колбасы, как вдруг споткнулся и облокотился на стол. Масленка рухнула и разбилась на мелкие кусочки. Я чертыхнулся, лихорадочно размышляя, нельзя ли списать произошедшее на котов, как вдруг в дверях появилась Женя.

— Разбил? Не ребенок, а наказание! - вздохнула она, поправив очки.

— Я не хотел... Случайно... - пробормотал я.

Ее короткое желтое платье и длинные голые ноги казались мне неприятными.

— Выдрать бы тебя ремнем, ей-богу! - фыркнула Женя, взяв веник и совок.

— Попробуй! - с вызовом сказал я. Что-то взыграло во мне, и я решил ей надерзить.

Евгения прищурилась и посмотрела на меня сквозь стекла очков.

— В свое время - обязательно выдеру, - сказала она тихо и строго. - Ты дождешься!

Я показал ей язык и убежал во двор, но на душе было противно. И потому, что я все-таки виноват в этой истории с масленкой. И потому что... Потому что было во взгляде сестры такое, что казалось мне опасным. "Попробуй, тронь!" - сказал я себе с вызовом. Но какой-то голос внутри говорил, что все не так просто.

На следующий день Евгения уехала в город, чему я был несказанно рад. Мы благополучно вернулись домой, и я почти не вспоминал о сестре-воображале почти месяц. Все изменилось в один августовский день. Родители решили поехать на море. Обычно меня оставляли с бабушкой, но она умерла в прошлом году. Неожиданно отец предложил:

— Слушай, давай его оставим на две недели с Женькой?

— С Евгенией? - удивилась мама.

— Ну, да. Она взрослая девушка и сейчас вполне свободна. Пусть поживет с Алексеем, последит за ним.

— А что, хорошая идея! - подтвердила мама. - Если Женя согласна...

Я почувствовал, как стены поплыли у меня перед глазами. Мне предстоит жить две недели с сестрой зазнайкой? Я вздрогнул.

Однако мое сопротивление было бессмысленным. Сестра приехала через день с чемоданом. Я с неприязнью смотрел, как в нашем доме появились все предметы ее обихода: кипа туфлей и босоножек, платьев, духи и даже шляпка. Противная сестра оказалась куда большей модницей, чем моя мама. Родители сразу выделили ей главную комнату. После объятий и прощаний, они пошли вниз к такси.

— Женя, будь с Лешей построже, - сказала мама.

— Не волнуйтесь, тетя Ира, он у меня будет, как шелковый, - улыбнулась сестра.

Едва закрылась дверь, Евгения повернулась ко мне и сказала совсем другим тоном.

— Теперь смотри и запоминай. Две недели тебя воспитываю я. Если ты будешь вести себя нормально, все будет хорошо. Но если будешь наглеть, то выпорю! Причем сильно.

— Меня нельзя пороть! - презрительно выпятил я нижнюю губу.

— Да? - Женя посмотрела на меня поверх очков. - А мне кажется, что очень даже можно... И не думай, что я шучу! - повернулась она и пошла в зал.

Я скорчил ей вслед гримасу, но мысль о том, что я теперь в ее власти была не самой приятной. Я поплелся в зал и включил телевизор, ища мультики. Сестра зашла ко мне через полчаса. Из-за жары она была в коротком белом платье и босиком. Посмотрев на меня, она холодно протянула мне листок:

Завтрак: 8.00 - 8.30

Обед - 14.00-14.30

Ужин - 20.00

Отбой - 22.00

Дозволительное время прогулок - между ними.

— Но я так не привык! Я не привык вставить летом до десяти! - сказал я.

— Ты валяешься в постели до десяти утра? - с удивлением посмотрела на меня сестра.

— Летом имею право! - посмотрел я на нее с вызовом.

— Дело твое... - пожала плечами Евгения. - Тогда, уходя, я буду оставлять тебе завтрак. Мне надо будет уходить в бассейн!

— В такую рань? - удивился я.

— Не всё же такие лежебоки, как ты! - посмотрела сестра на меня в упор. - Гуляй, сколько хочешь, но сообщай мне, куда пошел. И до восьми быть дома!

— Щас! - фыркнул я с вызовом.

Женька пристально посмотрела на меня.

— Не «щас», а делать будешь, как положено. Запомни это!

Терпеть тиранию этой воображалы я не собирался. Тем более, что она сразу села за телефон и стала болтать со знакомой Машей, которая жила в нашем городе. Кажется, они обсуждали планы на ближайшие дни. "Вот и хорошо", - подумал я. Решив твердо показать этой нахалке, кто в доме хозяин, я решил прийти после девяти вечера. Пусть знает, что я прихожу домой, когда хочу, и следовать ее великим правилам не собираюсь.

Домой я вывалился ближе к десяти: все это время мы с приятелями бегали по соседним дворам. Кое-кто завидовал мне, что я остался совсем один без контроля. А сестра... Ну это так, чисто формально, считай, что никого. Храбрясь, я заявил, что при сестре могу делать, что хочу. Что ее задача - только следить за домом. Гордый сам собой, я возвращался домой к десяти. Как вдруг заметил, что Женя сидит на скамейке у подъезда в коротком синем платье и балетках.

— Явился? - прошипела она. - Где же ты шлялся?

— Что значит, шлялся? - возмутился я. - Я прихожу, когда хочу!

— Я тебе говорила приходить до восьми? - сестра, взяв меня за руку, потащила в подъезд. Черт, у нее, оказалось, жесткая хватка.

— Я не обязан подчиняться твоим дурацким правилам! - фыркнул я.

Лифт остановился, и мы вышли на лестничную клетку. Женя остановилась и посмотрела на меня в упор.

— Ах, не обязан? В таком случае, придется принять особые меры! Кое-кого сегодня вечером ждет хорошая порка. В назидание на будущее, - сказала она.

— Порка? - засмеялся я, войдя в прихожую. - Порка? Да кто ты такая, чтобы....

Я не договорил. Через пару минут в прихожую вернулась сестра. К моему ужасу у нее в руках был черный ремень отца. Я дико посмотрел на ее синее платье, затем на маленькие босые ноги (из-за жары Женька не стала надевать тапки).

— Ты что, серьезно? - спросил я, глядя на ремень.

— Серьезнее некуда, - Женька легко и с удовольствием размяла его в воздухе. - Знаешь, какую он хорошую дает трепку? - улыбнулась она.

— Меня никогда не пороли! - заорал я.

— Что же, восполним этот пробел в твоем воспитании, - сказал Женя.

Взяв меня за руку, она пошла в соседнюю комнату. Я с изумлением смотрел, как мелькают ее маленькие ноги, все еще не веря в реальность происходящего. Я попытался вырваться, но где мне, хиляку, было тягаться с сестрой, делающей сальто на бревне и повороты на брусьях. Мгновение спустя моя голова оказалась зажатой между ее голых бедер. Боже, какие же они сильные! Как тиски. Затем сестра одним рывком спустила с меня шорты и свободной рукой сжала мои руки за спиной.

Я закричал от унижения. Неужели эта воображала увидит мою голую попу? Это не может быть правдой, нет... Но шорты уже болтались у моих ног, а нежная кожа ее жестких бедер крепко сжимала мою шею. Неет...

— Драть буду от души, - предупредила сестра. В тот же миг я услышал в воздухе свист ремня.

— Хлесть! Хлесть! Хлесть!

Я заорал на втором ударе: такой боли я не чувствовал никогда в жизни. Это было похоже на смесь удара и укуса осоки. Боль пронзала мои ягодицы, и я не мог увернуться от нее. Я с криком задергался, но стальные бедра сестры не позволяли мне шелохнуться. Ремень, между тем, со свистом нанес новый удар.

— Аааааа! - заголосил я.

— Что, больно? - раздался сверху голос Жени. - Терпи, будь мужчиной! - Хлесть! Хлесть! Жах! Жах!

— Ааааааа! Хваааат....

— Хватит? - Жах! Жах! - Порка только начата! - Жах! Жах! Жах! - Ну-ка поднимай выше задницу! - Жах! Жах!

— Оооооууууууу! Ааааааа... - я видел перед глазами только ноги мучительницы.

— Будешь орать - заткну рот колготками! - Жах! Жах! Жах! - Я сказала, что выдеру - и буду драть! Жах! Хлесть! Хлесть!

— Ууууу... - скулил я от боли и унижения.

— Хлесть! Хлесть! Жах! - продолжал свистеть ремень.

Из глаз уже сами собой текли слезы. Только сейчас я понимал, что проклятая Женька, которой я корчил рожи, терзает ремнем мою попу, а я рыдаю от боли и унижения, зажатый между ее бедер. И ничто на свете не сможет мне помочь: она будет пороть меня сколько захочет!

— Жах! Жах! Хлесть! Жах! Жах!

— Ооооооооо! Ыыыыыыыеееее! - орал я сквозь слезы. Ноги сестры таяли в воде и боли.

— Я предупредила! - Жах! Жах! - За такое сниму кожу и пущу на босоножки! - Жах! Швах! Швах! - Хорошие, белые! - Швах! Жах! Жах!

— Ооооууууу.... Уууыыыыы... - рука у сестры была тяжелая. Удары были сильными и жгучими.

— Из тебя отменные босоножки выйдут! - Жах! Жах! - И запомни, дрянь: мое слово для тебя закон! - Жах! Швах! Швах!

— Аааааааяяяяя - завопил я. - Женька стала пороть тыльную сторону бедер. Моя предшествующая боль не стоила ничего, по сравнению с тем, что я ощутил теперь.

Жах! Жах! Жах! - сестра нанесла еще три сильных удара, а затем прекратила порку.

Евгения разжала ноги, и я упал на ковер. Заливаясь слезами, я лежал у ее голых ног. Она стояла надо мной, как торжествующая победительница.

— Теперь запомни, - строго сказала сестра. - Пороть буду за провинности постоянно. За эти две недели ты у меня станешь шелковым! А не станешь - замочу розги в соли и выпорю ими. Усвоил?

Я лежал, тихо всхлипывая на ковре.