От автора: этот рассказ скорее для того, кто любит Одесские обороты речи. Но если их освоить и иногда применять в жизни, то жить станет гораздо веселей.

Одесская квартира, вечереет, Зяма, молодой еврей после променада по Дерибасовской заглянул домой. Его сегодня отпустили из военкомата с медицинского освидетельствования. В армию его не взяли по состоянию умственного здоровья признали негодным. Когда он выходил из военкомата, то старая прапорщиха с титьками пятого размера так его и обозвала, - теперь ты негодник, каких свет не видывал...

В доме было скучно, он включил старый ламповый радиоприёмник и от скуки начал крутить ручку настройки, красная стрелка бегала под прозрачной стеклянной шкалой, а из динамика послышался голос, - внимание! Говорит Москва, в Москве... Зяма поморщился и крутнул ручку, - фу, опять эти москали. Вдруг в эфире затих оркестр и он услышал торжественный голос, - Ахтунг! Берлинер рундфунк берихтет... Зяма пренебрежительно ещё раз крутнул ручку настройки и добавил, а-а, да это, швабы битые кацапами, что-б им не сралось. В динамике раздался голос, - Зараз ви почуете звернення до народу будущео президента Порошенко. ..

Зяма снова поморщился, -да шоб тебе морда... На тебе дулю, купи себе трактор, а на сдачу застрелись, возмутительно прошипел Зяма. Он уже было собрался выключить приёмник как в динамике услышал его любимую радиостанцию, - ша! Одеса имеет сказать пару слов, и зазвучала Тум Балалаука в исполнении Тамараы Гвердцители. Зяма улыбнулся и с гордостью произнёс, -ви хочете песен? Их есть у меня и добавил громкость...! Конечно же Зяма понимал, что это не Одеса передаёт еврейскую народную музыку, а его сосед по улице Иосиф, крутит на своей радио-шарманке чисто еврейские песни. Этот маленький передатчик достался ему по наследству от его папика Танхума, шо в Советские времена почти у каждого уважающего себя поца, был свой передатчик средних волн и они гоняли по нему музыку. Музыки было навалом всякой, ша, по вкусу. Хочешь битлы, хочешь, блатные про мурку, но Зяма уважал больше про анекдоты. Теперь, после майдана их убавилось совсем.

Вдруг из другой комнаты крикнула его мама, - Зяма, сынок, пока молочная лавка не пошла спать, принеси маме кефир!

— Мама, отстаньте, я занят народным творчеством.

— Ой не могу! Сарре с 3-го этажа ты нашел время принести триппер, а маме кефир - ты занят. Хорошо, тогда на ужин ты будешь пить чай, без сахара и заварки...

— Ну ма-а-м, ну правда-же, станьте там и слушайте сюда мама¸ это же музыка наших предков, и вообще ни какого триппера я Сарре не приносил, врёт она, ей просто не понравилось!

Мама подошла поближе к двери комнаты Зямы и тоже присоединилась ушами. Наконец она не вытерпела и кинула в сторону сына, - Зяма, шо стоишь? Давай гуляй быстрее, а то щас пойдешь мыть ноги и ложиться спать без чая! Конечно, на счёт Саррочки я пошутила, но проверить на что ты способен тебя бы не мешало.

Зяма вытянул паузу, дослушал песню, выключил приёмник и понуро подошёл к маме, - деньги давай...

— Зяма, не делай мне беременную голову, пробурчала мать, у тебя деньги лежат на приёмнике, ты шо с мозгами поссорился? Там лежит сдача с прошлого раза...

Зяма развернулся, взял деньги и поковылял на выход, он протянул руку и почти автоматически захватил с гвоздя авоську самолично связанную их про-про-бабушкой в 1920 году из хвоста какой-то белогвардейской кобылы. Он ворчал как его старый дед, который вечно сидит на улице до самой темноты, -вечно вы мама выкручиваете мне мои фаберже своими просьбами.

— Иди уж, проводила его репликой мама, знаем мы ваши перепелиные фаберже...

Он вышел на улицу и подошёл к деду, сидящему на стуле. Он давно не узнаёт своего внука, с тех пор как тот отпустил кудрявые баки и стал носить чёрную широкополую шляпу и чёрный лапсердак с длинными полами.

Дед мирно сидит, опираясь на трость, и глядя вдаль о чём-то мечтает. Зяма, издеваясь над ним, каждый раз спрашивает - АзОхен вэй уважаемый, я дико извиняюсь, кажите, пожалуйста, как пройти до керосиновой лавки?

— Ты шлимазл, отвечал ему дед каждый раз, там давно уж продают молоко и кефир, таки идите прамо молодой человек, как я сижу.

— А далеко ли чапать?

— Пешком сто метров, бегом – пятьдесят, а если я замахнусь своей тростью, то тут рядом, - за углом.

Зяма удивился находчивости старика, который его отшил, навернул на кулак авоську и проследовал своим путём.

Дед кашлянул и ворча вслух пробормотал себе под нос, - да-а-а, с годами всё больше раздражают внуки, расстраивают цены и анализы... Давай канай, канай Зяма, шоб я тебя видел на одной ноге, а ты меня одним глазом.

В этот миг Зяму словно подбросило, он споткнулся, заглядевшись на молодую и пышную Ису и ударившись о жестяной водосток, что торчал от угла дома, заполучил таки красивый синяк под правым глазом.

Подбоченившись, Иса подошла к нему усмехнувшись, спросила, - Замочка, крошка моя одноглазая, ты слышишь, как пахнут мои новые духи, которые мне купил ваш родной дедушка Танхум Измаилович!? Я ему за это дала подержаться за мою правую грудь...

— Ну конешона чую! Шо я по-твоему слепой что-ли? Вставая и растирая боль вокруг глаза, Зяма добавил, - у тебя есть, что мне ещё казать!? Что ты мне строишь глазки, я что тебе кооператив должен построить?

— Дурак ты Зяма, у меня ещё ни кто левую грудь не гладил, намёк понял?

— Та понял, понял, а шо не понять, ты только кажи Исочка, правда ты опять виходишь замуж или на Дерибасовской народ так веселится?

— Таки вихожу, вихожу, тока по чуть-чуть...

— Понял, не дурак, тада тока скажи Исочка почем стоит это мясо четвёртого размеру, шо можно у тебя потрогать?

— Почему не кажу?! Кажу, мы с тобой разве поссорились? Для тебя даром, хоть до утра трогай...

— Ой, Иса, я тебя знаю, я не хочу домой идти от тебя утром с «пустыми» фаберже, оставьте меня жить Иса, угомоните свои таланты.

Она заботливо подала ему из своего кладчика зеркальце и улыбнулась, - и кто тебя так сглазил милок!?

— Та мой дед меня так любит..., шо ни кажет, то таки сбудется.

— Ой Зяма, не морочьте мине то место, где спина заканчивает свое благородное название, не ужели он обладает таким даром, ему уж поди за 70 лет?

— Ой Исочка, я щас уйду за маминым кефиром, но сначала имею вам сказать кое-что секретное. Во первых, Ви делаете меня смеяться, а во вторых, с этим дедом можно не просто рядышком вздремнуть, но ещё отменно выспаться.

Иса сначала удивилась, а потом сделала оскорбительное лицо, повернулась, куда шла домой, и презрительно повернув голову в сторону Зямы ответила, - Зяма, я тут стою и трачу на тебя время, пошёл ты в жопу, и вообще мне неинтересно ходить с Вами по одной Одессе раз ви такой сухарь. Потом остановилась и добавила, я интеллигентная женщина, и кажу вам, что ви поц, чудак, на букву М!

Зяма по своему слабоумию так и не придумал, что этим хотела сказать Исочка, тоже отвернулся от неё и направился к молочке, прикрыв глаз ладонью, - интересно думал он, что за новое слово моц, и что оно обозначает, а может это мудак?

Молочный магазин был совсем рядом и Зяма двигал в его направлении не спеша, проглатывая то, что ему сказала Иса. Его терзали мысли, а может он зря отказался от ночи с ней, он понимал, что сейчас придёт домой, и опять начнутся мамины расспросы, когда он принесет в подоле ей маленького еврейчика и внука? Вдруг его кто-то окрикнул на той стороне улицы.

Он оглянулся, это старый и уважаемый Борис Рафаилович Кац идёт с палочкой, еле передвигая ноги, он обращается к нему,

— Зямочка, это ви или я вижу только ваш макинтош, ви случайно не в булочную?

— Я в молочку, уважаемый.

— Ну тогда за мной будите, мне туда тоже надо...

Вот же до чего евреи хитрые, подумал про себя Зяма, и почтительно приподняв шляпу, кинул на ту сторону улицы, - да уважаемый, конеЧно!

Очередь шла быстро, просто все разбирали вечерний кефир и йогурты. Зяма тоже двигался прижимаясь к какой –то женщине. Он думал о Исе с грудью четвёртого размера и забыл о дистанции.

— Юноша, да не прижимайтесь ко мне так... Ви же не хотите стать папой? Зяма очнулся и посмотрев на барышню, которая сделала ему замечание добавил, да больно надо, ви же бледная, как спирохeта, кто на такую кинется!?

Спирохeта не полезла за словом в карман и тут же в Одесском стиле отвесила, - ой юноша, не надо мне делать нервы, у меня их есть кому портить. Если хотите, я вам щас сделаю шкандаль, и вам будет весело...

Она схватила пару пакетов с кефиром, рассчиталась с продавцом и зло посмотрев на Зяму, пошла к выходу. Он загляделся на неё, испытывая некоторое расстройство под своей шляпой...

— Так вы будете покупать или мне забыть вас навсегда, кинула продавщица по ту сторону прилавка, - не задерживайте очереди красавчик... Зяма расплатился, забрал свой кефир для мамы, уложил в бабушкину вечную авоську и подался к выходу. Не успел он закрыть за собой дверь, как кто-то резко снял с него его шляпу, положил на его темечко пакет с кефиром, обратно одел шляпу, и со страшной силой пришлёпнул сверху кулаком!

Раздался хлопок, кефир растёкся по его голове со всех сторон и даже попал в рот, стекая по подбородку на грудь и в спину.

Ну что за жизнь пошла, хуже прежней, только успел подумать про себя Зяма, как увидел перед собой ту самую бледную тётку из очереди.

— Это тебе за Спирохeту, меня вообще-то зовут Розочкой. Она гордо повернулась к нему спиной и исчезла за поворотом.

Когда Зяма подходил к дому, дед посмотрел на него ещё издали и спросил, - о-о Зяма, это ты в цирк ходил? Я ведь тебе показывал другую дорогу.

— Нет, я ходил в молочный магазин...

— Тогда почему у меня такое впечатление, что тебя обделала целая стая попугаев? Или ты таки сделал, шоб какая-то Мойша приятно вспоминала, как ты стоял за ней в очередь с оттопыренным крючком?

Пока Зяма оправдывался перед дедом, во дворе вдруг раздался голос соседки из окна балкончика, -добрый вечер, Сарра Абрамовна! Как ваша головная боль?

— Ой и не спрашивай, ушел где-то за кефиром и до сих пор нет.

— Иду я мама, иду! Ты же знаешь, что на Дерибасовской не ходят, на Дерибасовской гуляют постепенно!

Зяма зашёл домой положил сетку с кефиром на кухонный стол и умывшись молча подался к Исе. Только она могла сегодня утешить его неудачный день.

— Зяма, строго спросила его мама, ты сегодня опять дома не ночуешь!?

— Мама не смей мне возражать, я иду делать тебе внука.

— Зяма, я и не возражаю, я молчу раз так...

— Тогда мама убери мнение со своего лица.

Утро... Зяма счастливый от ночных утех обнимается с Исочкой.

— Ну что Зямочка, ты уже знаешь меня со всех сторон, когда у нас с тобой будет свадьба?

— Ой милая Иса, как я на тебе женюсь, ведь когда тебя нету дома, соседи про тебя такое говорят!..

— Ой, когда меня нету дома, пусть они меня таки бьют!

— Исачка, давай лучше я сегодня вечером приду ещё, а то жениться за раз как-то не по мне, давай лучше по чуть -чуть, как тебе самой нравится...

Зяма договорился с Исой на вечернюю встречу и пошёл домой. При выходе из квартиры ему встретился его школьный друг Ноах, который жил за стенкой у Исы.

— О-о-о, Зяма, здравствуй, это не ты всю ночь таки кричал у меня за стенкой?

— Иса.

— Рожает?

— Нет. Беременеет.

— Поздравляю, значит у вас через шесть месяцев будет маленький Зямочка!?

— Ноах, с чего ты взял, я же не стахановец, я могу тока за девять месяцев!

— А-а-а, ну раз так, то замнём этот вопрос, я что-то попутал, хе-хе... Ты лучше скажи Зяма, мне глупому Ноаху, это правда, что тебя вчера облили кефиром в молочном магазине?

— Меня?! В магазине?! Та какой там магазин – так, лавка какая-то! Ты лучше скажи – А ты уже устроился?

— Нет, еще работаю. Но если тебе Иса родит через шесть месцев, то ты Зяма точно уже устроишься...

Тем временем, мама уже сварила кашу для своего любимого сыночка Зямы, и чтобы скоротать время до его прихода начала опрашивать своих соседок прямо с Балкона:

— Роза, мой Зяма у тебя?

— Чего бы он у меня был?

— Римма, мой Зяма у тебя?

— Нет.

— Рахиль, мой Зямчик у тебя?

— У меня его нет, а шо случилось?

— Да сказал, шо по блядям пойдет, и нет его.

— А шо, мы бляди?

— А шо, спросить нельзя?

Наконец Зяма появился дома и умывшись под рукомойником, накинул на грудь салфетку в ожидании завтрака. Мама наложила ему полную миску каши, приправила маслом и спросила, чего он так задержался.

— Ты что сына, так долго перелазил через тело своей невесты?

— Ви шо маму, спешите скорее чем я? Я это делал не спеша, чтобы людей не насмешить, но когда повстречал Ноаха, что живёт за стенкой у Исы, понял, что завтра может стать ещё хуже. Он за стенкой слышал, как я торопился и сказал, что после такого марафона у Исы ребёнок будет уже через шесть месяцев.

— Зяма, ты сегодня был у Исы, что имеет красивую тазобедренную композицию и живёт за углом?

— Да мама, а что?

— Таки та Исочка с размером четыре уже давно понесла от твоего деда Танхума. Видно, что она хочет во что бы то ни стало перейти запретку! Вот умница, вот бикса... Дай мне время, я её мозгами её-же задницу вымажу! Хорошую ты мне здесь маляву раскатал сынок, спасибо тебе... Говорила я папе, что Иза активистка, нельзя авторитетному гражданину Одессы связываться с прохожими тёлками. Совсем под старость барагозным стал.

— Не понял мама, ты что-то имеешь против Изы? И что это за феня такая вдруг из тебя вылезла, как из курицы яйцо?

— Зяма, твой дед авторитетный гражданин Одессы! Через него проходит много хрустов на общаг, а он связался с биксой, а тут ты ещё!... Сымай давай штаны, обрезать буду под корень, дэцэл не воспитанный, в ДК тебя отправить надо за то, что связался с Исой!

— Мама, ну ни кипятись, если нельзя, так и кажи, - Зямочка, нельзя с этой трахомой в постель ложиться, я другую тебе найду. Вот делов-то!

— Вот и молодец Зяма, я сама тебе найду жену, если ты уже вырастил женилку. А отца Танхума я жучить буду крепко, а то активистка Иса тут нам может душняк устроить.

— Мам, ну почему ты так разговариваешь иногда, что я тебя вроде понимаю, а вроде и нет? Ты же еврейка, а не москаль!

— Не сынок, я простая жужу. И потом добавила, - правда это было давно, до твоего рождения, но я у папиных подельников в авторитете и не позволю разрушать наш честный бизнес. Завтра же подженю тебя голуба моя...