— Ты тут? – Аня приоткрыла балконную дверь, близоруко щурясь в вечерних сумерках.

— Да, - я затушил окурок в стеклянной пепельнице.

— Устал? – жена облокотилась бедрами о ручку кресла и нежно потрепала меня по волосам.

— Не настолько, чтобы не исполнить пожелания моей ненаглядной.

Она улыбнулась, нервно дернув уголком губ.

— На самом деле, я хотела с тобой поговорить.

— О чем?

— Дай сигарету... а хотя, нет... не надо...

В открытое окно балкона устало дышал теплый июльский вечер. Мною овладело беспокойство. Жена заметно нервничала в последние дни, никак не решаясь начать какой-то явно трудный для нее разговор. Больше всего я боялся услышать про развод. Не могу сказать, что к подобным опасениям были какие-то явные предпосылки. Нас по-прежнему связывали хорошие супружеские отношения, насыщенная интимная жизнь и взаимопонимание. Но всё же была некая заноза. Какой-то маленький саднящий осколок, засевший в душе с той самой ночи, который в тайне друг от друга никак не давал покоя нам обоим. Прошло уже более трёх лет, но время оказалось не самым лучшим лекарем.

После минутного молчания Аня повернулась ко мне.

— Илюш... я знаю, что мы договорились не вспоминать этого... - начала она, и у меня кольнуло в груди, - но мне кажется, что такое решение было ошибочным. Это моя, и только моя ошибка. Я надеялась, что всё забудется, и как-то само собой рассосется. Но жить с этими скелетами в шкафу дальше просто невыносимо, особенно теперь, когда... - жена пресеклась и отвела тревожный взгляд.

— Анют, не нервничай, - я взял её теплую ладонь и погладил, - Что за скелеты тебя беспокоят и почему именно теперь?

— Я говорю о Габриэле...

У меня непроизвольно нахмурились брови.

— Ты действительно хочешь снова вспоминать об этом?

— Подожди, не перебивай! Я решила рассказать тебе всё, что было. Ты должен это знать, чтобы между нами не было больше никаких тайн. Знаешь, это настолько ужасно, что после услышанного ты можешь решить расстаться... Именно по этой причине я и боялась с тобой говорить... Но лучше один раз всё расставить на свои места, чем продолжать эти недомолвки. В любом случае, я приму твое решение, каким бы оно ни было. Мне бы хотелось рассказать тебе всё, что случилось той проклятой ночью... всё без утайки...

Я не стал больше перебивать супругу, давая ей возможность выговориться. С удивительным хладнокровием она начала вырывать из памяти глубоко засевшие там осколки пережитого, во многом подтверждая уже известные мне подробности.

— Скажу тебе правду: я была возбуждена. Даже очень. Только не подумай, что я сама отдалась ему. Я сопротивлялась, как могла. Попади мне под руку нож, я, не задумываясь, бы вонзила его в этого гада. Но... я не могу объяснить как... в общем... он завел меня настолько, что... я кончила...

Аня испытующе посмотрела мне в глаза и продолжила:

— Я понимаю, что тебе дико это слышать... тебе кажется, что я вела себя как последняя шлюха... да, наверное, так и было...

— Анют, ничего подобного мне не кажется. Кроме того... то, что было... я всё это давно знал...

В воздухе повисло напряжённое молчание. Аня непонимающе наморщила лоб.

— Знал?

Теперь пришло моё время открыть карты и признаться в полученных от Итальянца письмах. Супруга выслушала эти откровения с совершенно белым лицом и медленно опустилась на небольшой стульчик у балконной двери. Мне показалось, что её несколько раз передернуло от тошнотворных позывов. Прикрыв ладошкой рот, она отвернулась к стене и замерла.

— Ань! Анютик! – я перепугано вскочил с кресла и обнял жену за плечи, - Что с тобой?

— Всё нормально, сейчас пройдет... Получается, ты знал обо всём с самого начала и не говорил мне...

— Мы договорились не поднимать эту тему. Я видел в какой ты депрессии была в те дни.

— В те дни да. Ну а потом? Почему ты не рассказал об этом позднее?

— Я не хотел снова заставлять тебя вспоминать...

— Мда... наверное, ты прав... я сама решила сделать из всего тайну и окунула нас... в эту лживую трясину. Что еще он написал тебе? Он рассказывал, как обманул меня, уверяя, что это ты всё подстроил?

— Да.

— Как же ты жил со мной всё это время, зная правду? Ведь это омерзительно...

— Я отлично жил с тобой, Анют. И буду жить дальше. И никуда не отпущу!

Жена прикусила губу. Её веки едва заметно дрогнули, но она тут же мотнула головой, сбрасывая мимолетный порыв.

— У тебя остались эти письма с фото? – хрипло спросила она.

— Нет. Я всё удалил.

Аня прикрыла глаза, а я вытряхнул из пачки еще одну сигарету и закурил. Мы помолчали несколько минут, пока супруга переваривала свалившуюся на неё информацию. Потом она повернулась и жадно вдохнула насыщенный табачным дымом воздух.

— Я так долго набиралась решимости, чтобы рассказать тебе это... а ты, оказывается, всё знал и даже фото видел... Знаешь, такой дурой я себя еще никогда не ощущала...

— Прости...

— Нет, нет! Я тебя не виню! Сама виновата. Теперь мне важно только одно: я не противна тебе после всего произошедшего?

— Анют, - я затушил недокуренную сигарету и приобнял жену, ласково погладив её по щеке, - Ты для меня самая желанная женщина на свете. И хватит себя винить. Во всем, что произошло, виноват только этот подонок. Очень хорошо, что ты решилась на откровенный разговор. Теперь, по крайней мере, между нами нет никаких тайн.

— Я люблю тебя, родной, - Аня уткнулась носом мне в плечо.

— Пойдем в квартиру. Уже темно.

— Подожди. Давай еще постоим. Тут так хорошо...

Мы подошли к окну и облокотились о край рамы, разглядывая яркие огни вечернего города.

— Ты не искал его? – спустя несколько минут спросила Аня.

— Кого?

— Габриэля.

— Искал...

Руки непроизвольно сжались в кулак. Мне очень не хотелось говорить об этом, но раз уж мы решили окунуться в ледяную прорубь откровений, то придется рассказывать всё.

После нашей недолгой переписки, Габриэль пропал окончательно. Почтовый ящик, с которого он слал письма, был удален, как и аккаунт его матери в социальной сети. У меня не оставалось никаких зацепок для начала поиска. Тем не менее, я часто наводил справки о нем у общих знакомых, надеясь добыть хотя бы какие-то крупицы информации. Всё было тщетно. В конце концов, когда я уже отчаялся и попытался отпустить прошлое, судьба вдруг преподнесла неожиданную встречу. Это было весной во время недельной командировки в Москву. На второй день я отправился в торговый центр недалеко от гостиницы, чтобы присмотреть какой-нибудь подарок для моей ненаглядной. У одного парфюмерного прилавка ко мне подошла продавец-консультант, чтобы помочь с выбором. Что-то в её внешности мне показалось знакомым, но, не имея привычки присматриваться к чужим людям, я не обратил на это внимания. Однако, после минутного обсуждения достоинств тех или иных духов, она вдруг сама обратилась ко мне:

— Илья?

Только сейчас я более пристально всмотрелся в её лицо.

— Оксана!

Узнать её было нелегко. Даже под внушительным слоем макияжа были заметны многочисленные морщинки, испещрившие бледный лоб, слегка прикрытый редкой чёлкой. Тусклые, воспаленные глаза, аккуратно обведенные черной тушью, были покрыты частой сеточкой капилляров, и не могли скрыть какой-то безнадежной усталости, поселившейся в них. Тем не менее, я заметил, что она рада меня видеть.

— Как ты здесь? – стараясь совладать с разрывающим грудь сердцебиением, спросил я, - Разве вы не в Италию уехали.

Оксана грустно опустила взгляд:

— В Италию ездил Габриэль, а я всё время жила в Подмосковье.

— Вы расстались?

— Нет... ну, то есть, расставались на некоторое время... Илья, ты извини, но мне надо работать. У нас не любят личных разговоров в рабочее время. Если хочешь, запиши мой телефон. Созвонимся как-нибудь, может, заедешь к нам в гости. Думаю, Габриэль будет рад.

Ждать долго я не мог. Мы встретились вечером. Я подкараулил Оксану после работы и навязчиво напросился в гости. Она долго не соглашалась, ссылаясь на то, что дома не убрано, и она устала после рабочего дня. Просила перенести посиделки на другой день. Однако, я соврал, что завтра рано утром улетаю в Красноярск и в следующий раз буду очень не скоро. Нехотя, Оксана согласилась, и мы вместе пошагали к остановке, чтобы отправиться в Мытищи, где они с мужем снимали квартиру. По дороге я осторожно расспросил свою спутницу о событиях, произошедших со времени их внезапного отъезда. Первое в чем я убедился, была полная неосведомленность Оксаны о происшествии с моей женой. Она думала, что Габриэль благочинно с нами попрощался перед отъездом, и рассказал о своих намерениях ехать в Москву, чтобы потом перебраться к маме в Турин. Я слушал рассказ своей бывшей одноклассницы и всё больше жалел эту бедную женщину, которую угораздило полюбить такое чудовище.

Итальянец снял квартиру в Подмосковье и, оставив супругу без средств, сам улетел к матери, устраивать быт. Оксана бегло поведала о том, как крутилась первое время, подрабатывая в клининговой фирме, чтобы только оплатить аренду квартиры. Даже поесть сносно у неё не всегда получалось, из-за чего развился гастрит. Габриэль пропал без вести почти на полтора года, лишь изредка удостаивая супругу непродолжительными звонками. Его неожиданное появление в Мытищинской квартире было не менее подлым. Заявился он также без какого-либо предупреждения сильно пьяным, без гроша в кармане, и с одной дорожной сумкой за плечом. Громко ругал матом свою мать, обзывая её такими словами, что Оксана не решилась пересказать. Заявил, что больше не желает видеть, ни её, ни Италию, но не посвятил жену в причину такой неожиданной размолвки. Потом его гнев перекинулся и на саму Оксану. Габриэль напал на неё с претензиями к вымышленным изменам. Всё более распаляясь, он в пьяном угаре избил жену, а на утро опять куда-то пропал из дома.

— Я тебе это всё рассказываю, потому что ты его единственный друг и сможешь как-то поговорить с ним. Только не распространяйся про наш разговор. Он несчастный человек и ему сейчас не легко, - Оксана поплотней запахнула поношенное кашемировое пальто, вздрогнув от порыва пронизывающего ветра, - Он говорил, что вы переписываетесь, значит ты знаешь о том, что произошло.

— От него уже давно не было писем, - процедил я сквозь зубы, уже опасаясь за своё самообладание при встрече с этим «несчастным» человеком, - а что произошло?

Оксана взглянула на меня украдкой:

— На некоторое время он вроде взял себя в руки. Попытался найти работу. Мы опять стали семьей, ходили в кино, в парк. А потом... он загулял. Начал беспробудно пить. Приводил в квартиру каких-то девиц. Я закрывалась на кухне, потому что боялась снова быть избитой, и слушала их пьяные крики, смех, стоны... он любил их прямо на нашем диване. Ну, да ладно... я уже простила. Не простая судьба ему выпала. Потом он связался с какими-то байкерами и пропал. Мне позвонили только через неделю из больницы. Оказалось, что Габриэль уже несколько дней лежит в реанимации. Они ехали на мотоцикле по трассе и попали в аварию. Девушка, которая была за рулем, погибла, а Габриэль... сильно пострадал... сломал позвоночник... я думала он написал тебе об этом...

— Оксан, - я с трудом проглотил стоящий в горле ком, - я бы хотел сам поговорить с ним. Не сообщай, что я приехал. Пусть это будет сюрприз.

Она отперла оббитую пошарпанным дерматином дверь квартиры и впустила меня в темную тесную прихожую.

— Ты уж извини. У нас совсем не убрано. Я не успеваю из-за работы...

— Ничего, ничего. Это ты меня извини, что свалился как снег на голову.

— Надо было взять чего-нибудь, - вдруг спохватилась Оксана, - вы же столько лет не виделись, наверное, захотите отметить встречу!

— Оксан! – я торопливо достал бумажник, - Ты местная и лучше меня знаешь, где тут у вас что продается! Возьми деньги, купи хорошего коньяка. А мы пока поговорим с Габриэлем... вспомним былые времена.

— Хорошо... я быстро. Только ты не шуми сильно, Габриэль может спать. Он почти не двигается. Если вдруг там будет плохо пахнуть, ты ни чего не делай. Я сама всё уберу, как вернусь.

Когда дверь закрылась, я разулся и прошел по квартире. Под ногами скрипнул старый, рассохшийся паркет с затертым, местами до древесины, слоем потемневшего лака. Слева была маленькая кухонька с большой бахромой пожелтевшей от дыма и жира паутины в углу полотка. На старой чугунной батарее стояла небольшая кастрюлька, накрытая махровой салфеткой. Я прошел мимо, направляясь к единственной в квартире закрытой двери, из-под которой выбивалась тусклая полоска электрического света, и слышался звук работающего телевизора. Тело стала бить неукротимая дрожь. С минуту пришлось простоять в полумраке, стараясь совладать с собой. Но потом я не выдержал напряжения и просто с силой толкнул дверь, окунаясь в облако табачного дыма, перегара и какого-то необъяснимого смрада, свойственного нечистоплотным людям. В углу негромко бубнил старый ламповый телевизор, транслируя новости. Небольшая настольная лампа под плотным тканевым абажуром хорошо освещала заваленную грязными тарелками тумбочку и часть кровати, на которой лежал худой до истощения лохматый старик, по пояс прикрытый одеялом. Я узнал Габриэля, только когда он приподнял отекшие веки, взглянув на меня живыми, красивыми как прежде, карими глазами. Изуродованное травмой лицо со слегка смещенными костями черепа особенно ужасно выглядела в причудливом искривлении теней, падающих от лампы. Впалые темные глазницы, казалось, стекли вниз, раздуваясь мешками нижних век, а густо заросший острый подбородок топорщился во все стороны слежавшимися колтунами грязной бороды.

— Ты?! – прохрипел он, ошалело озираясь по сторонам, словно проверяя, не сон ли это.

Я молча шагнул в комнату, вступая в круг света.

— Ты, - он хрипло рассмеялся, морщась при этом от боли, - Я уже и перестал ждать тебя... а это ты...

Глаза инвалида хищно сузились, а костлявые руки жадно смяли серую простынь, словно пытаясь приподнять одряхлевшее тело.

— Знаю зачем ты пришел. Убить хочешь?

Я подошел ближе и поднял с небольшого столика, заваленного какими-то медицинскими бутылками, тюбиками, и пачками от таблеток, небольшой кухонный нож. Габриэль усмехнулся и сглотнул слюну, двинув сильно выдающимся на худой шее кадыком.

— Только делай это быстрее, - равнодушно произнес он, - давай без церемоний.

Мне было трудно говорить, но я постарался, чтобы голос звучал как можно более спокойным:

— К сожалению, я не могу тебя убить, дружище.

Розовый шрам, рассекавший его щеку от виска до подбородка, нервно дернулся, а губы стали совершенно белыми.

— Что?

— Не могу...

Глаза Итальянца вдруг вспыхнули яростью. Пальцы затряслись, а из уголка рта потекла струйка слюны.

— Ты тряпка! Тварь! Убей меня, как хотел! Ссышь? Ты только в письмах герой?

— Заткнись! – я с силой воткнул нож в деревянную тумбочку рядом с его головой, так что на пол со звоном посыпалась посуда. Габриэль замолчал, с ненавистью глядя на меня, - Я не могу тебя убить, потому что ты уже... мертв! Ты давно умер, Габриэль, но сам того не понимаешь. Прощай.

Мне оставалось несколько шагов до двери квартиры, в которую как раз входила Оксана, сжимая в руке бутылку коньяка, когда в спину ударил какой-то нечеловеческий, демонический рык:

— Ыыыааааа! Стой, су-у-у-ука!!! Убей меня!!! Убей меня, тварь!!! Ты забыл, что я сделал с твоей женой?! Ты забыл как я трахал её?! Ты не мужик, Илья! Ты тряпка и дерьмо!!! Я не хочу жить!!! Сделай то, зачем пришел, не позорься! Олень рогатый!!!

Я остановился, глядя в перепуганные глаза Оксаны. Мы так и замерли в полутемном коридоре, слушая эти звуки преисподней, доносящиеся из комнаты.

— Ты кричал, что убьешь меня, если встретишь? И что? Где твоя смелость? Где твоя мужская гордость, ссыкло?! Твоя Анька, наверное, по рукам пошла?! Ты уже привык, что её дерут все кому не лень и во все щели?! Д-а-а-а-а у неё ненасытная дырка!!!

Итальянец вдруг захлебнулся тяжелым грудным кашлем, натужно хрипя, и Оксана тут же быстрой ланью проскользнула мимо меня, на ходу открывая бутылку.

— Габби, успокойся! Тише... тише... вот держи. Держи стакан. Сейчас... сейчас... выпей... сейчас полегче станет... успокойся... всё хорошо...

— У-у-у-й-д-и...с-с-с-у-у-к-а... - прошипел Габриэль и замолчал, наверное, заливая нутро коньяком. Я тихо обулся и вышел в подъезд. На душе было так пусто и противно, что захотелось самому хватить чего-нибудь горячительного. Уже на улице меня догнала Оксана.

— Илья! Подожди! Я всё слышала! Зачем ты к нам пришел? Зачем ты врал мне?

— Извини, Оксан, - я достал из кармана свою визитку и вложил женщине в ладонь, - я сам не знаю, зачем всё это было нужно... вот возьми. Если тебе потребуется какая-нибудь помощь, то обязательно звони. Хорошо?

Женщина как-то сникла, ссутулилась, и растерянно уронила визитку на мокрый тротуар.

— Прости его, Илья, - еле слышно произнесла она, - Он несчастный человек со сложной судьбой... прости...

Некоторое время я молча смотрел, как сгорбленная фигура некогда красивой и жизнерадостной девушки, обреченно удаляется по тротуару в сторону безликой хрущёвки, где на третьем этаже в тускло освещенном окне блуждали отблески работающего телевизора. Лишь когда Оксану проглотил темный туннель подъезда, мне хватило решимости повернуться и быстрым шагом, переходящим на бег, исчезнуть из этого ужасного места.

— Какой кошмар... - прошептала Аня, проведя ладонью по лицу.

— Теперь я рассказал тебе всё.

— Какой кошмар... - снова повторила супруга, - Илюш, я пойду лягу. Мне что-то плохо.

Я проводил её в комнату и прикрыл балконную дверь.

— Нет, нет! Оставь открытой. Мне нужен свежий воздух.

— Что с тобой? Может скорую вызвать? Ты белая, как мел.

— Всё хорошо, Илюш. Сейчас пройдет. Сделай, пожалуйста, чаю.

Когда я вернулся в комнату с горячей кружкой, Аня уже сидела на диване. Румянец вернулся на её лицо, прихватив с собой и легкую улыбку.

— Спасибо дорогой! – кивнула она, принимая ароматный чай, - Но у меня осталась еще одна тайна, которую ты тоже должен знать. Она взяла меня за руку и потянула вниз, принуждая сесть рядом. А потом положила мою ладонь себе на живот и тихо прошептала на ухо:

— Ты слышишь?

— Что?

— Он говорит, что против того, чтобы папа курил дома...