— Помните, Вы творцы, мастер наставительно поднял кверху палец, только вы сами можете увидеть в Богине свою Мать, а в Матери свою Богиню.

Закончив наставление, Свадхи-Продма-Малиматхи (в миру Синичкин Петр Михайлович) сгорбился и перестал быть представителем Неба и Мастером в Тантре.

— Практикуйте, ребята, практикуйте всегда и везде, иначе все напрасно, он устало улыбался и смотрел, как ученики сворачивают коврики, собирают вещи и тянутся к выходу. Легко принимать восхищение, когда говоришь о Великом и Божественном, очень трудно любить всем сердцем тех, кто повернулся спиной и идет к выходу.

Я шел по улице и размышлял о Мастере и Тантре. А еще о практике, Тантру невозможно практиковать одному без партнеров, иначе все бессмысленно, получится, как водитель без автомобиля.

Мастер говорил, что если в чем-то затрудняешься, то надо просто спросить, словом, сердцем, действием. Последнее эффективнее всего. Совершить поступок и посмотреть, как через иллюзию дурных фантазий проступает реальность. Сейчас мне нужна была Мать, женщина с которой я не стал бы спать в самом страшном и абсурдном сне, но в ходе медитации мне нужно было увидеть в ней Богиню, самую привлекательную и желательную для меня женщину в этой вселенной. Я шел и перебирал в голове страшных и старых дам и способы сделать их них объекты для практики. Ничего конкретного в голову не приходило.

— Здравствуйте, Кира Феликсовна, поздоровался я со своей квартирной хозяйкой.

— И тебе не хворать, квартирант, хозяйка была женщиной ехидной и вредной, на язык быстрой и насмешливой, ты, наверное, денежки принес, долги свои.

— Какие такие долги, возмутился я, ничего не должен, все в срок плачу.

— Ну, мог бы пару раз заранее заплатить или на чай выдать оплату за месяц или два, хозяйку явно забавляла моя реакция.

— Да что такое Вы говорите, возмущению моему не было предела, но внезапно вспомнилось, что надо просто спросить.

— Если Вам деньги нужны, то можете побыть натурщицей, я заплачу по ставке, было очень страшно, но я заставил свой язык произнести эти слова. Во, как получилось, теперь растерялась хозяйка, она сосредоточенно вытирала полотенцем тарелку и молчала. Старый халат еле сходился на груди невероятно большого размера, руки были толще, чем мои ноги и очень широкие плечи. Она повернулась к полке поставить тарелку, и я увидел зад, на каждой половинке я мог бы спокойно поместиться-улечься и еще был бы запас по пять сантиметров с каждой стороны.

— Да Вы не подумайте ничего такого, решил я внести ясность, вы ведь по возрасту как моя мать и ничего такого и. .. никто не. ... Хозяйка развернулась как ужаленный медведь, мгновенно и неожиданно, гневный и бешеный взгляд уперся в меня, я сбился и не смог продолжить фразу.

— Значит, я такая старая, что никому и в голову не придет ничего такого, она внезапно успокоилась и усмехнулась. Ты мне скажи, это я значит раздеться должна и позировать, а может мне в трусах можно остаться, а ты там все придумаешь и нарисуешь сам? Она хлопнула себя по необъятному пузу.

Я на мгновение представил, как додумываю и дорисовываю содержимое скрытое последней преградой и мгновенно поймал микропросветление, не существует такой медитации, чтобы из моей хозяйки в трусах я смог сделать Богиню. Я чувствовал, что закружилась голова, терять было уже нечего и я замотал головой.

— Нет, обнаженную натуру рисуют как есть и как видят, БЕЗ ТРУСОВ!

— А хорошо, тряхнула головой хозяйка, рисуй. Сколько там мне денег полагается?

— Деньги, что такое деньги? А если помочь студенту, посидеть, попозировать, теперь уже охамел я и решил немного потроллить бабушку.

— Вон, статую поставь и пусть она тебе забесплатно тело показывает, кивнула хозяйка на бюст К.Маркса, его пользовали вместо гнета на ведре с соленой капустой.

— Хорошо, договоримся, примиряюще поднял я руки, через пол часика заходите ко мне, я попробую нагреть комнату печкой, не замерзнете.

Я сидел за мольбертом в полной готовности уже через десять минут. Полемический запал и кураж пропали без следа, было страшно, и чего я разухарился, спрашивается?

Хозяйка пришла минут через сорок, вплыла горой на которую накинули простыню с четырехместной кровати. Встала на пороге, - и куда мне лечь?

— Присаживайтесь, Кира Феликсовна, к дивану мы подошли вместе, простыня была отброшена в сторону и мне поплохело от обнажившегося вида. Хозяйка опустилась, скрестила руки, прикрываясь, - ну рисуй, студент.

— Нет, Кира Феликсовна, повернитесь чуть к окну, мне надо, чтобы свет правильно падал, ручку вот так положите, чтобы грудь на ней лежала и смотрите вон туда, на книжную полку, чтобы голова у Вас все время поднята была. Зафиксировал тело в правильном положении и подтащил большое зеркало в рост человека, сейчас я мог смотреть и на оригинал и на отражение. Перед зеркалом никто не сможет игнорировать себя, вот пусть и пялится на него вместо меня. А мне доступны все виды, с разных сторон. Удивительно, но глупости и сомнения из головы убежали, я забыл о них и в ход пошли рефлексы, вбитые на сотнях уроков и занятий в Академии.

План действий был прост и незатейлив, сделать несколько эскизов и потом сидеть медитировать, время от времени создавая видимость работы. Карандаш оставлял на бумаге линии и постепенно проявлялось изображение. Я вспомнил гениального чеха Яна Саудека, он правда фотограф, ему еще труднее, он не мог убирать лишнее, фотография не рисунок. Но ему удается взять сто килограммов пожилой женщины, сфотографировать и вытащить из зрителя извращенное желание и интерес, которые были запрятаны в таких глубинах психики, что сам обладатель о них ни сном ни духом не ведал.

Что –то получалось, но при любой попытке добавить деталей, закончить рисунок, как будто увиденный образ исчезал. Я забыл про медитацию, пробовал снова и снова, не обращал внимание на изменение позы модели. Хозяйка совсем расслабилась, сидела прямо передо мной, откинувшись на спинку дивана, раскинула в сторону руки, отвисшая грудь болталась на уровне живота, расставила ноги. Никогда не бритые заросли между ног скрывали интимные подробности. В какой то момент она стала неотрывно смотреть на меня, выражение лица изменилось и непонятно от чего по моей спине пробежали мурашки. Вернулось чувство, что меня поймали за подглядыванием и сейчас отведут к родителям, чтобы пожаловаться.

— Что, не получается? Да подойди поближе и посмотри, не бойся, не укушу, она усмехнулась со знакомым ехидным выражением. Я немного успокоился, улыбается – значит не сердится, не опасное, и подошел почти вплотную. Стоял с карандашом и листком бумаги, уставился как дурак на ее пизду, под волосами угадывались большие складки и расщелина.

— Наверное, пока там, в подробностях, не рассмотришь, лицо нарисовать не получится. Она еще шире развела ноги и приподняла их. Теперь было все видно по максимуму, клювик клитора, большие половые губы, щель между ними, капелька жидкости.

— Потрогай ручкой, я разрешаю, она обхватила себя, как обняла. Грудь лежала на руках и свешивалась. Медленно, заморожено, рука потянулась вниз, оттуда тянуло калориферным теплом. Что я делаю, нельзя, ну я и козел, мысли толкались как утренняя толпа из автобуса.

БАХ! Палец и клитор встретились, я замер от факта произошедшего. Еще час назад я скорее поверил бы в падение неба, чем соприкосновение моего пальца и пизды Киры Феликсовны. Но факт наличествовал, соприкосновение продолжалось, хозяйка закрыла глаза и как-то неожиданно неуверенно полускомандовала-полупопросила «Погладь».

Все, тело начало жить своей жизнью, не обращая внимания на панические вопли мозга. Я выпал из реальности и возвращался к жизни на короткие секунды осознания.

Палец надрачивает и натирает ее клитор. Там все большое и просторное. Четыре мои пальца легко помещаются в ее влагалище, а большой палец старается размазать и раздавить чувствительный бугорок. Очень много жидкости, вижу как на простыне появляются следы от капель. Одна за одной, кап-кап, интересно, а можно реалистично нарисовать пиздяную капель, как то не по правилам русского языка звучит, звучит не по правилам, а капель вижу, ты о чем думаешь, предводитель всех баранов, а о чем должен? О безопасности, конечно! О, презерватив надо одевать? Она же старая, ничего ей не будет, и в столовой работает, там проверяют и заставляют лечиться, если что, расслабься.

Ой, бугорок из лесного ореха вырос до грецкого, этакий мини член. Новая волна дурного возбуждения накрыла меня. Опускаюсь на колени и беру его в рот. Толстенький такой, как у мальчика, от такой неожиданной мысли чуть в обморок не упал, это кто такой, вообще, во мне скрывается и мог подобное подумать? Сильно засасываю, тру языком, прикусываю и наверное это зря. Меня как цунами накрыло, хозяйка что-то простонала и свела ножки. Ага, ножки, ага маленькие такие, каждая толще меня. Ничего не вижу, ничего не слышу, весь обхвачен конвульсиями плоти. Вот даже не могу сказать, нравится мне или нет? Слишком непривычные ощущения, попробуйте представить, как сосете клитор и Вас целиком охватила гора плоти. Я все чувствовал в реальности, но в голове не помещалось и осознать, что это со мной наяву не мог.

Фух, ноги раздвинулись и я на свободе. Впервые осмеливаюсь посмотреть ей в лицо. Страшно, если честно, морщины, глаза закрыты, черные мешки под ними, губы закушены. Руки не размыкает, только приподняла вверх, сиськи тоже поднялись, торчат в потолок, надулись, как полуспущенный воздушный шарик, который сжали рукой и он выпятился упругим пузырем под тоненькой пленкой кожи с синими венами.

Опустил вниз штаны, член, который по идее никогда не мог встать на такое, стоял как миленький.

Вот же он лицемер. Ну и иди в пизду. Пошел, только вот результата видимого нет. У Киры Феликсовны ничего в лице не изменилось от моих дерзких и размашистых движений. И у меня впечатление, что теплую тряпочку между ног приложили, теплую и неподвижную. А-аа, вот же сука, мне что, туда шваброй залезть, чтобы она как-то среагировала. Впиваюсь в сиську губами, за вторую хватаюсь рукой и кручу сосок. Какое же там все полужидкое, но бабушка реагирует всхлипом и спазмом там, внизу. Ага, знай наших. Сосу, кручу, щиплю, истязаю, и грызу как щенок грелку. Женские руки теперь обняли меня и вдавливают куда-то внутрь водяного матраса, дышать нечем, пытаюсь оттолкнуться, руки проваливаются по локоть в мякоть ее живота. Удалось, удалось отстраниться и вдохнуть кислорода, а заодно ужаснуться количеству засосов на сиськах. Синие и багровые пятна усеивали грудь во множестве.

Я попытался увеличить темп своих стараний внизу. Ноль эффекта. А если менять направление и амплитуду. Тоже ноль. А если. .. если вынуть и попробовать другим путем. Сказано – сделано, смотрю, планирую как осуществить задуманное реально, но слишком толстый слой тела на путях проникновения.

— Кира Феликсовна, а Кира Феликсовна, а повернитесь на коленочки, вот так вот, поворачиваемся, поворачиваемся, становимся, ножки расставляем, совсем другое дело, вот она, почти на виду, черная дыра желания в образе зажмуренного глаза. А мы ему навстречу другой глазик, выпученный и красный, толкаем, проталкиваем, ручкой помогаем, смазочкой увлажняем, затолкали беднягу, на всю длину затолкали. И опять почти никакой реакции. Я в сердцах и раздражении со всей своей дури ладонью по необъятной белой поверхности - Ба-бах. И сразу отклик и стон удовольствия, какая же Вы мазохистка, уважаемая Кира Феликсовна. Удары, шлепки и щипки посыпались на бедную задницу непрерывно. Я даже вытащил на секунду член, чтобы наклониться и укусить, сильно и безжалостно. Дрогнуло большое тело, распрямилось и сползло с дивана.

— Ты зачем это сделал, мне больно, повернулась спиной к зеркалу и попыталась рассмотреть, что там так болит.

— Тим, ты где? Дверь распахнулась и показалась физиономия моего друга Толяна. Из-за того, что я не успел кончить, его вина выросла до космических масштабов. Он, блин, своим клитором ответит, или что там у него?

(Продолжение планируется)