Кому как, а мне по нраву ночные смены...

Моя работа подразумевает сменный характер, и вечерняя заканчивается после полуночи, когда город погружается во мрак ночи. Это особая атмосфера, и несмотря на темные краски вокруг, она наполнена своим колоритом. Огни неона видны отчетливо, а если прошел дождь, асфальт отблескивает их отсветом. Истомленные за день от солнца стены домов и стеклянные витрины остыли, трава и цветы на клумбах покрываются первыми капельками росы, источая ночную прохладу.

Твой шаг не растворен в топоте сотен других, не поглощён звуками проносящихся мимо авто; если ты за рулем, то многочисленные перекрестки проезжаешь лишь на мигающий желтый, да порой притормаживаешь на перекрестке, чтобы пропустить припозднившегося путника, которому хочется по скорее добраться в свое жилище и затаиться там до утра...

А я люблю холодное спокойствие ночи. За ее тишину и одиночество улиц.

В юные годы, засыпая, я часто фантазировал, как блуждаю по пустому городу, погружающемуся в вечерние сумраки. Ночью же меня часто посещали сны о том, что Солнце по неведанным причинам покинуло нас, но вопреки предостережениям, мы не окунулись в бесконечную тьму и холод. Мы научились приспосабливаться, заменив дневной свет фонарями и лампами, а солнечное тепло – термобельем и нагревательными приборами. Но стоило на небе появиться Луне, гасло все освещение, поскольку лунный свет даровал нам естественное освещение, которому мы научились радоваться!

Я часто, возвращаясь домой, вспоминаю эти сны, представляя, как жил бы в этих условиях, которые считаю вполне приемлемыми.

Сегодня нет Луны, и я возвращаюсь домой, даже не глядя на небо. С учетом этого обстоятельства, мой путь занимает менее получаса.

А вот в окнах моей многоэтажки, теплиться огонек. Он как маяк, и едва завидев его, я четко двигаюсь на него, точно по курсу, по которому могу идти хоть с закрытыми глазами.

Это Эллина традиция, оставлять ночник в спальне включенным, если мне выпадет ночная смена. «Чтобы с пути не сбился», - так, шутя, объясняла она это, и так сто тысяч раз, завидев свет в окошке, сам же повторяю себя я.

Обе наши дочурки – Вика и Ника – спят крепким сном, и я, входя в прихожую, ничем не тревожу их покоя. Разве что загляну в их детскую, чтобы поглядеть на безмятежные детские личики да подтянуть одеяльца.

Элла по традиции оставляет в термосе кипяток, и пока я на скоро принимаю душ, успевает завариться чай.

Я пью его почти горячим, чувствуя, как от крепкого аромата тело наполняется силой. Несмотря на поздний час, она мне еще понадобиться, и сон не берет меня...

Я легко ступаю в спальню, где томиться в ожидании меня любящая женщина и любимая жена. Не выдержав ожидания, она уснула, и мягкий свет ночника не может пробиться сквозь закрытые веки.

Льняные волосы распущены, лицо мило и прекрасно, а сон будто бы останавливает ход времени. Элла словно помолодела, и глядя на нее я тоже чувствую себя моложе.

Вероятно, она ощущает мое внимание к себе почти физически, поскольку ее веки дрогнули, и в следующий миг я оказываюсь во взгляде ее серых глаз.

Губы потянулись в улыбке, как в знаке приветствия.

Я опережаю ее словами.

— Привет... Спала...

— Ждала... - отвечает она.

Голос столь же мягок, что и свет ночника, но я слышу его столь же отчетливо, что и отблеск маяка в ночной мгле.

Мы ведь оба понимаем, к чему были эти ожидания.

Мы начинаем с поцелуя, ее губы я ощущаю тем четче, чем сильнее затягивается наш поцелуй. По этой части Элле не было равных...

Еще когда мы только встречались, она захватила меня своим поцелуем. Еще впервые целуя ее, я чувствовал, как меня накатывали мужские чувства, а в голове устойчиво зародилось: «Эту девушку определенно не стоит отпускать...»

Конечно, мне нравились (и я встречался) еще и другие претендентки на будущую пару, но ласки именно Эллиных губ позволил мне выбрать именно ее.

Вот и сейчас, всего лишь целуясь, захватывая мои губы своими, она возбуждала во мне мужские инстинкты, и словно бы ощущая это, заводилась еще больше.

Я сбрасываю с нее одеяло, и меня встречает тепло любимого женского тела. Я не владел им с былой ночной смены, а то, что могло произойти обычной ночью – не в счет... За день мы бываем «убиты» своими делами, а ночная смена, даже по возвращении домой, держит меня в тонусе!

Мы лежим вместе, и я целую нежную шею и ушко любимой, не забывая нашептывать о том, что люблю и хочу ее. И если женщины любят ушами, то это точно про мою благоверную. В какой-то момент, разомлев не то от моих ласк, не то от слов, Элла выгибается и стонет так, словно бы я вошел в нее во всю силу и мощь эрегированного органа. В ней не меньше желания, чем во мне, и именно потому, даже задремав, Элла не позволила сну взять себя.

Я задираю верх ее легкого топа, и овладеваю грудью любимой. Нагретые под одеялом и разогретые собственным желанием, ее груди встречают меня возбужденно торчащими сосками, которые я с нетерпением, поочередно, погружаю в рот. Плотно обхватывая то один сосок, то другой, губами, я ощущаю их твердость своим языком. Пусть упругость ее груди уже не та, с годами они обмякли и ужались в размере, но именно эти чудесные груди вскормили обоих дочерей, и я был благодарен Элле, что она пожертвовала собой, своим даром и красотой, ради силы и здоровья наших малюток.

Я заканчиваю ласки ее сосков обязательным сочным поцелуем каждого, и всякий раз, завершая эту прелюдию, до меня доноситься истомленный стон Эллы.

Буквально через стену от нас сопят девчонки, но их сон настолько крепок, что даже более отчетливый звук, едва ли их потревожит. Когда-то мы с Эллой замирали, затаив дыхание, в ожидании того, не привлекли ли мы внимание наших милашек, но... Ночная смена!

Когда я возвращаюсь с нее, девчонок накрывает самая густая и крепкая фаза сна!

Элла ждала меня, и я отмечаю, что трусики на ней отсутствуют, и пока я устраиваюсь между ее ног, она скидывает с себя остатки одежды – изрядно помятый топ.

Ее клитор уже увлажнен желанием и пропитан сохраненным теплом одеяла.

Я влажно и напористо прохожусь языком вдоль ее женского сокровища, словно желая утолить жажду той самой проступившей влагой. Вместе с ароматом ее тела я ощущаю привкус геля для душа с цветочно-ягодным ароматом. Он все равно, что помада на губах любимой, и я налегаю на ее половые губки еще сильнее, точно хочу вкусить скрытый от меня таинственный аромат.

Со третьего-четвертого раза я проникаю глубоко внутрь, ухватывая губами ее клитор, который и сам просится мне в рот.

Порой я ловлю себя на мысли, за которые мне ничуть не стыдно, но ласкать половые губки Эллы мне столь же приятно, что получать от нее благодарный поцелуй. Не понимаю, отчего мужчины чураются этого занятия, которым способны осчастливить любимую!?!

Пока одна моя ладонь лежит внизу ее живота, ощущая чуть уловимые импульсы возбуждения, второй я поддерживаю и оглаживаю ее бедро, ощущая, как разогревается кожа от внутренней ее поверхности к внешней...

Элла проводит мне пальцами по волосам, и я сам чувствую, как они взмокли от тепла постели и волнительного напряжения.

Сегодня я ласкаю ее меньше обычного, поскольку чувствую, что Элла не хочет изливаться вся, не впитав в себя мужского заряда.

Теперь и я освобождаюсь от остатков одежды, и на секунду, буквально встав на дыбы друг рядом с другом, мы просто оглаживаем один одного, пока Элла не делает едва заметного, но психологически четкого движения, пригибаясь.

Я ложусь на спину, открывая ей доступ к моему благородству, и уже Элла оказывается меж моих ног, как менее минуты назад это делал я.

Я оглаживаю ее волосы, которые в свете ночника отливают жемчужными нитями, и чуть наматываю их на ладонь. Элла никогда не возражает, но и я осторожен, дабы не повредить тонкость чувственной материи и не потревожить момента совокупления.

Не то шевеление волос и мягкое поглаживание, не то, что я проделал ранее, расслабляет и располагает ко мне Эллу еще больше, и достаточно быстро мой член оказывается в ее губах, которые раз за разом опускаются вдоль стоящего члена. Точно также, как я владею ее сосками в момент прелюдии, Лена использует в отношении меня, дабы я познал удовольствие!

Я не побоюсь назвать Эллу – совершенной женой! Заботливый тыл в обустройстве домашнего уюта, надежный партнер в вопросах, которые ставят перед нами жизненные испытания и... искусная любовница!

Я думаю про это, чуть приподняв голову, отмечая, как старается Элла, и с ощущением того, как закипают гормоны внутри и без того напряженного члена и его спутниках-яичках, я в голос, жадно, выдыхаю...

— Да!

Иногда я думаю про наших девчонок, Нику и Вику... Они уже почти подростки, им по 10 и 12 лет, во многом разбираются и многим интересуются.

Что если они, однажды, проснувшись, проследуют из своих кроваток на этот мой зов, и выглянут в нашу комнату.

Сумеем ли мы остановиться в тот момент, сумеем ли подыскать объяснения для происходящего? Или... все, на что хватит меня в тот момент, это объяснить, как женщина способна любить мужчину, а верная жена – достойного мужа!

И как бы не ругали за греховность подобного соития эстеты да проповедники, я бы не хотел, чтобы Элла не внимала им даже в присутствии девчонок.

Пусть тоже набираются житейской мудрости, осознавая, насколько всепоглощающей может быть страсть, поддержанная доверием и возросшая из любви.

При этой мысли я вплетаю волосы Эллы в ладонь и крепко перехватываю ее за затылок, вынуждая ее работать напряженней и бойчее.

Но словно бы понимая, что удовольствие от происходящего не должно быть сугубо моим, я тут же разжимаю пальцы, выпуская голову любимой из тисков.

Элла тут же выгибается, глубоко и шумно дыша, ее рот открыт для спасительного глотка воздуха, но вместо него я вдыхаю в ее легкие свой поцелуй, который моя любовь тут же отдает мне.

Она оказывается на мне, и я ничуть не препятствую этому, хотя желания во мне настолько таковы, что хочется по быстрей ввести свой член в нее, чтобы снять накативший зуд и ломящую тяжесть.

Но в Элле сейчас не меньше желания, и я предоставляю это право ей, своей женщине. Как она хороша сейчас, и лишь по ее позе я едва ли не сам ощущаю физическую разрядку, которая так необходима мне.

Элла выгибает спину, расправляя плечи; голова ее запрокинута назад, отчего волосы ниспадают едва ли не до середины спины. Она получает мой член весь, до остатка...

Возвышаясь надо мной, Элла двигает только тазом, точно остальное тело даже не принадлежит ей. Но желания в ней источают особые ритмы, когда она опадает на мне и вновь высоко приподнимается, сопровождая каждое движение хлестом бедер друг о друга.

На очередном подъеме она вновь выгибает спину, являя свою красоту и все еще девичью гибкость. Даже грудь ее в тот момент приняла форму конуса, точно наполнилась молодостью, и соски остро отскочили, вызывая мое к ним желание.

Я чуть тяну Эллу за талию, и она не удерживается, припадая на меня. При этом я слышу ее голос, полный признания и силы воли: «Мой, ты только мой...»

Мой член все еще в ней, а ее заостренный сосок в моих губах.

«Что за женщина!» - буравит мысль мою голову, но сказать ее я не могу, увлеченно охаживая губами ее груди.

Когда волна возбуждения чуть отступила, я принимаюсь плавно насаживать на себя ее вагину, подтягивая поддатливый женский зад назад.

А Элла скользит вперед...

Я вновь припускаю его обратно, мну ее ягодицы, которые в иных обстоятельствах готов расцеловать, а Элла накатывает на меня, балансируя на кончике вибрирующего пениса.

Я чувствую, как повинуясь моим рукам и нажиму, ее тело, точно пластилиновое, отступает, а ее мягкие губки достигают почти основания моего члена, но затем, точно в борьбе, Элла двигается назад, и я едва ощущаю ее самой головкой.

Эта тяга затянулась, и Элла первой предлагает «мировую».

— Как ты хочешь?

Она соскальзывает с меня, и выжидающе смотрит.

Я разворачиваю ее к себе задом, и обхватываю ладонями ее талию.

...Как же она извивалась на мне еще каких-то несколько минут назад...

Вдоль позвонков явно видны капельки пота, и я снимаю их ладонью.

Элла уже стоит по-собачьи, озираясь назад, но прежде чем войти в ее приоткрытые губки, я припадаю губами к ее спине, звонко целуя ее между лопаток, точно между крылышек. И вторгая свой член в ее лоно, я губами провожу вдоль ее горячих плеч.

Элла смахивает волосы с лица, оставляя открытой одну ее сторону. Именно ею мне удается довольствоваться, когда я шепчу ей о том, какая она у меня красивая и любимая. За это Элла отвечает мне толчками зада и внутренним сжатием упругого лона.

В какой-то момент я замираю, даже затаиваю дыхание, и мои догадки подтверждаются: не я вхожу и буравлю ее, а Элла скользит вдоль моего члена, то глубоко погружая мой член в себя, то замирая почти на кончике пунцовой головки.

Не желая прерывать начатого ею, я пытаюсь поймать ее ритм, подстраивая под ее движение назад свое – вперед. Таким образом, чтобы она вобрала в себя весь мой член...

Я яростно, толчками вбиваюсь в нее, вгоняя не просто разгоряченную мужскую плоть, а свою страсть и желание, похоть и любовь...

Элла глубоко стонет, да и я не стесняюсь своих истомленных возгласов, и в тот миг мы даже не думаем о детях, которых можем разбудить своими эмоциями и актом любви.

Взбалмошная мысль снова настегает меня: что если бы девчонки тайком уже наблюдали за ними?

Как папа имеет маму, стоящую в позе лошадки...

Но то, что смешно со стороны, для нас имеет иной смысл!

Что дурного и предосудительно в том, что мужчина занимается любовью с женщиной?! Тем более, со своей! Любящий муж с любимой женой, благоверная супруга с преданным супругом...

Эта мысль увлекает меня настолько же, насколько укрепляется мой животный инстинкт, требующий срочного выброса гормонов.

И лишь слова Эллы, слетающие с ее нежных губ, сдерживают меня:

— Стой... подожди... Еще не. .. сейчас... чуть... чуть...

Она говорит это в голос, не боясь быть услышанной, и я повинуюсь ей, не желая прослыть несдержанным «скорострелом».

Я выхожу из нее, но все же теряю несколько крупных капель, которая моя женщина подхватывает едва ли не в полете своей ладонь...

Я держу свой член в руках, поддавливая головку, чтобы она не выстрелила зарядом накопленной спермы, и лишь слова любимой помогают мне совладать собой и не поддаться искушению.

— Потерпи... ш-ш-ш... Хочу с тобой...

Она кладет мне руки на плечи, ухватывая своими губами мои.

Еще миг, и я снимаю кулак с одичавшей плоти, испытывая некий внутренний оргазм, который постепенно отступает внутрь члена, чтобы взбудоражить мошонку.

Ведь я точно знаю, что это не конец, и я точно знаю, что задумала Элла.

Она уже легла на спину, предлагая мне себя.

Простая миссионерская поза, но именно в ней мы когда-то познали друг друга, и в ней была наша классика отношений!

Мой член уже рвется в бой, подпитываемый потоком неизрасходованной влаги, но я до последнего оттягиваю этот момент, чтобы насладиться вкусом ее сосков, чье тепло с упоением вдыхаю.

Элла берет меня за голову и подтягивает к своему лицу.

Ее ладонь чуть липкая от моей же спермы, но я не обращаю на это внимания.

Я размашисто двигаю задом, глубоко вникая в нее, и Элла вздрагивает каждый раз все сильнее, чем я вбивая в нее свой ствол!

Прерывистый стон-оклик сопровождает это событие, и перемешивается с моим признанием:

— Как же... Я. .. хочу... тебя!

— Давай... Давай...

Одной рукой она обтягивает мне талию, в то время как вторая крепко сжимает мое плечо.

— Мой... Ты мой...

Боже, как же эти слова многое значат для мужчины.

Не всегда верно, что лишь женщины любят ушами.

Именно это признание, больше, чем иные слова, помогаю мне ощутить свою значимость, и я орошаю ее лоно зарядом своего семени, не потрудившись предварительно извлечь пульсирующий член.

Какое-то время мы просто громко стонем, лежа рядом друг с другом, при этом я все еще обласкиваю тело любимой, точно снимая с него истому.

Я смотрю на ее лицо. Кажется, силы оставили нас, но Элла улыбается мне глазами, и лишь потом – губами.

— О, мой бог...

— Чудо-женщина, - отвечаю ей я, и мы прижимаемся друг к другу.

Утро заставит нас мчаться по своим делам, и событие ночи раствориться в дневной суете... Вечер, ожидание следующей ночи... Тут уж как получиться...

А впрочем, не стану торопить события...

Дождемся ночной смены!