Пролог

— Сегодня ночью я поведаю тебе самую древнюю легенду нашего рода, о дивная юная Касун-Амын, дочь вождя. Легенду о Богине.

Тонкие узловатые пальцы старика расплетали длинные косы юной девы, расчесывая черные как смоль волосы деревянным гребешком. Очаг в центре хижины неярко догорал, бросая на стены любопытные тени, извивающиеся в танце древних духов. Девушка сидела неподвижно, глядя прямо перед собой и вслушиваясь во вкрадчивый голос старика, который погружал ее в состояние покоя и невесомости.

В хижине было жарко и по гладкой коже юной девы, на которой была лишь набедренная повязка, сказывались крохотные капельки пота, оставляя за собой ровные дорожки-ручейки.

Юная Касун-Амын, дочь вождя готовилась к самому главному обряду в своей жизни. На рассвете этого дня она станет женщиной.

Дева слушала витиеватую речь шамана, отдавшись во власть его пальцев, что расплетали ее тонкие косы — символ чистоты и нетронутости. А за пологом хижины томились в ожидании исполнения обряда двенадцать лучших воинов племени в полном боевом раскрасе. Двенадцать юных нимф были приставлены к воинам, чтоб подогревать и не дать остыть пламени страсти, бушующем в мужских телах.

— Это было на заре времен, много солнцестояний назад, когда на наш мир обрушился гнев небес, — так начал свой рассказ старец, не прекращая расчесывать волосы юной девы...

1.

Шторм бушевал почти всю седмицу, на пару с ураганом, который выворачивал с корнем деревья, срывал с мест дряблые хижины, в которых давно угасли очаги. На этот раз небеса не были милостивы и карали людей, посмевших нарушить законы, со всей своей строгостью.

Когда-то люди жили в добре и согласии друг с другом. Они охотились, рожали детей, менялись товаром, вместе переносили невзгоды и отражали нашествия хищников. Но потом серая тень пробежала между племенами, началась вражда и зависть, ненависть и гнев. Тучи возмездия нависли над людьми некогда дружных племен. И словно подогревая эту вражду, несчастья и неудачи одни за другими настигали селения: неурожаи, засухи, непрекращающиеся ливни, вулканы, извергающие потоки лавы и покрывающие все вокруг толстым слоем пепла. Хищные звери напуганные гневом небес почти в открытую нападали на ослабленных людей. В мужчинах угасала детородная сила, а женщины из десяти едва одна-две могли выносить плод. Вот тогда-то и настала великая буря.

Затишье, которым сменилась буря, пугало не меньше самой бури, и только спустя полдня, самые смелые из тех, кто уцелел, выбрались из укрытий, чтоб осмотреться, во что превратил гнев небес их землю.

2.

Арун всегда отличался смелостью и дерзостью, он единственный из всего племени Мха бросил вызов сыну вождя Караучу и почти одолел его (и одолел бы, но вместе с силой, Арун обладал умом и находчивостью, и он понимал, что этой победой наживет себе немало врагов в племени, потому он схитрил и отдал победу поединка сыну вождя).

Арун пробирался сквозь бурелом веток и поваленных стволов к побережью, чтоб посмотреть осталось ли что от лодок, на котором племя Мха ловило рыбу. Именно он первым и обнаружил Богиню.

Никто из племени, даже шаман Чху, самый древний в племени, никогда не видел Богиню, но все знали, как она выглядит. По многочисленным наскальным рисункам и старым преданиям шаманов.

Арун сразу понял, что перед ним Богиня Амил, самая молодая и красивая из Божественного племени. Лежащая навзничь на берегу, наполовину погруженная в песок намытый волнами, она либо низверглась с небес, либо была выброшена на берег словно рыба.

Юноша сразу упал на колени и склонился в поклоне, выпростав руки вперед и уткнувшись лицом в мокрый крупный песок, пахнущий морем. Он боялся пошевелиться и даже перестал дышать, и лишь когда от недостатка воздуха стало темнеть в глазах, Арун позволил себе осторожный вздох. Юноша еще долгое время лежал неподвижно, но так и не ощутил никакого внимания со стороны Богини. Тогда воина и осенила догадка, что Богиня может нуждаться в его помощи. Превозмогая страх, молодой мужчина аккуратно поднялся, воткнул копье острием в песок и осторожными шагами приблизился к Богине.

Она была нага. Она была огромна. Она была неподвижна. Арун мягко ступал босыми ногами на песок, обходя величественное создание. Размерами мощный воин был едва больше ладони Богини.

Богиня была безмолвна, и лишь приглядевшись можно было заметить, как приподнимается ее грудь от слабого дыхания.

Осмелившись, юноша приблизился вплотную и положил ладонь на предплечье Богини. Он ощутил, как она вздрогнула, и через эту связь в голове у человека пронесся калейдоскоп немыслимых ярких образов. Кожа Богини была гладкой и прохладной.

Арун оказался прав в своих догадках, Богине требовалась помощь, и он тут же бросился выполнять волю или просьбу Богини. Ее мучила жажда.

Воин скрылся в перелеске, где быстро смастерил из плотного широкого листа подобие большой воронки, которую наполнил до краев водой из лесного ручья.

Следующая задача оказалась уже не такой простой. Богиня лежала без движения, и юноше пришлось взобраться на ее тело и приблизиться к голове, чтоб влить тоненький ручеек воды в приоткрытые губы этого небесного создания. Глаза Богини дрогнули и приоткрылись.

Когда вода закончилась, Арун последовал обратно тем же путем и продвигаясь от шеи к животу он не мог не залюбоваться двумя правильными холмами ее грудей с ровными круглыми сосцами. Юноша устыдился, ощутив прилив желания в свое естество и испугался, что Богиня почувствует это и прогневится на вольнодумца, но этого не произошло. Напротив, Богиня молча поблагодарила молодого воина за утоленную жажду и одобрила прилив его мужских сил. Ведь не зря именно Богиня Амил покровительствовала красоте, деторождению, и связи противоположных начал: женского и мужского.

Арун хотел освободить тело Богини от песка, но она так же молча остановила его. Один он мог сделать не так много, а вот с подмогой они справились бы гораздо быстрее, это понимал и сам воин, и хотя ему очень не хотелось оставлять беспомощную Богиню одну на морском берегу, он не мог ослушаться ее приказа. Подхватив оставленное копье, Арун помчался в селение оповестить свой народ о неожиданной находке и привести всех кого сможет для помощи Богине.

3.

Почти добравшись до селения, превратившегося в руины Арун остановился как вкопанный, так внезапно перед ним появился шаман Чху и молча посмотрел в глаза молодого воина.

— Я говорил с духами, с обрывками ветра, с падшей листвой и брызгами моря, — глухо и медленно проговорил Чху. — Они поведали мне что сотворилось. Страшная беда произошла. Богиня Амил покинула Племя богов и назад ей пути нет. Она лишь хотела вразумить нас, людей ставших друг другу зверем, поэтому и пришла. Но назад ей не возвратиться. И тут ее ждет только смерть.

— Мы должны попытаться помочь ей, о Великий! — Арун вздернул подбородок и подался вперед, но взгляд шамана тут же пресек его норов.

— О да! Юноша! Мы должны. И главной помощью будет выполнение воли Богини. Я уже отправил гонцов в соседние племена с этой грустной вестью. Нам нужно остановиться, оглянуться и одуматься. Кем мы стали и что мы творим. Нам нужно начать жить как прежде, в мире, согласии и любви.

— А как же Богиня Амил. Неужели нам нужна столь большая жертва, чтобы образумиться?

— Ей нужна наша любовь и мужская сила, которая почти иссякла в мужчинах, отравленных бесконечной войной. Только это сможет позволить Богине окрепнуть и найти силы на обратный путь, в Племя богов.

— Нельзя медлить, о Мудрейший. Позволь тот час отправиться к Богине, и я...

Невидимый взмах ладони шамана вновь пресек речь молодого воина.

— Не все так просто. Что может жалкий человек, думающий о мести и злобе? Вначале нужно пройти обряд. Обряд очищения и любви. К рассвету Ты, и еще одиннадцать самых сильных воинов каждого соседнего племени: Леса, Камня, Болота, Ветра, Ночи, Моря, Реки, Степи, Зари, Тумана и Зноя, одиннадцать воинов, так же как и ты прошедших обряд очищения и любви отправятся к Богине и передадут ей всю любовь наших племен.

— Но до рассвета...

— С ней будут наши люди. Они очистят ее от песка и листьев. Они вымоют ее молочной водой. Они соорудят укрытие от палящего зноя. Они утолят жажду и голод Богини. Они подготовят ее... А нам с тобой нужно отправляться на обряд.

4.

Чудом или молитвами духов большая хижина шамана осталась нетронута бурей. Внутри было прохладно, тускло горели факелы. Пахло душистыми травами и порошками, ароматическими дымами и парами — голова Аруна закружилась от изобилия запахов, а кончики пальцем начало приятно покалывать. В центре хижины располагалось широкое ложе, устеленное широкими мягкими листьями. У изголовья ложе сидела Ара одна из приемных дочерей шамана и разминала что-то в ступке. Она бросила быстрый взгляд раскосых глаз на воина и тут же опустила лицо. Шаман что-то резко сказал ей на незнакомом языке, и молодая девушка вновь подняла глаза на воина. На этот раз взгляд её задержался на более долгий срок и в конце Ара даже улыбнулась губами, раскрашенными яркой красной краской.

Аруна порадовала эта улыбка, он и сам уже забыл те беззаботные времена, когда женщины могли улыбаться вот так открыто, не пряча свою радость под маской страха и горя, и не тупить взор в землю.

Девушка была полностью нага, как и принято во время обряда. Ее тело было окрашено разноцветными узорами, маленькие груди пританцовывали в такт движениям работающих рук. Арун стыдливо отвел глаза, но голое тело девушки напомнило ему прекрасную наготу Богини, и юноша ощутил, как естество его вновь окрепло и налилось. Арун уже и позабыл каково это — наливаться желанием от вида женщины. С тех пор, как племя Зноя напало на племя Мха и перебило половину населения, включая и жену Аруна — длиннокосую Харайю, с тех пор мужчинами племени Зноя руководило лишь возмездие и жажда крови врага.

— Сначала мы очистим твое тело, — сказал шаман, возвращая молодого воина из тяжких воспоминаний в полумрак хижины, заполненной колдовскими запахами. — Мои младшие дочери Ира и Ора вымоют тебя, затем старшая Ара нанесет на тело специальный порошок хий, чтоб духи древних могли видеть тебя из своего мира.

Арун бросил взгляд в дальний конец хижины, где так же потупив взор переминались с ноги на ногу две обнаженные девы. Их кожа была покрыта густым слоем серо-желтой краски, скрывая явную наготу, но не прикрывая форм, изгибов и углублений женского тела, так знакомых молодому воину.

Рядом стоял большой чан наполненный водой, в который Арун ловко забрался, избавившись от набедренной повязки. Теплая молочная вода приятно расслабляла тело, а нежные девичьи руки смывали с него грязь и пыль, песок и пот. Ора терла кожу воина грубым мочалом из болотной травы, а Ира тут же омывала ее теплой водой, пахучей приятными цветами и травами. Девы словно кружились вокруг воина в танце, одновременно омывая его могучий торс, касаясь тела упругими горячими грудями и страстно выводя песнь-мантру на незнакомом Аруну языке. Нежные голоса, сладкие прикосновения, тонкий запах дыма от неведомых трав всколыхнули в голове воина приятные картины и видения. Все то черное и злобное, что копилось в его душе таяло, уступая место хорошему и приятному. И девичьи прикосновения становились все более откровенными, превращаясь порой в объятия и воин перестал стыдиться своего естества твердого словно сук железного дерева, горячего, как угли в очаге шамана. Мужчины племени Мха всегда славились размерами мужской дубинки, у некоторых она вырастала почти до колена, что считалось хорошим признаком для продолжения рода. Арун был не исключением и если затянувшаяся война загнала глубоко мысли о наслаждениях и продолжении рода, то обряд очищения возвращал их обратно. Девы продолжали кружиться, и уже недвусмысленно поглаживали и массировали дубинку воина двумя руками. Мягкая ткань коснулась глаз Аруна и на затылке он ощутил легкие пальцы третьей девушки — Ары.

— Обрати свой взор внутрь себя. Живи ощущениями. Съединись с духами, — вещал негромко нараспев шаман, посыпая вокруг пахучий порошок, от которого снова приятно кружилась голова.

Девы помогли Аруну выбраться из чана и под руки провели к ложу, на которое шаман велел ему лечь. Голова воина удобно расположилась на животе Ары снова сидящей у изголовья, а его шея касалась мягких волосков, растущих у девушки на ладонь ниже пупка.

Он больше ничего не видел. Только чувствовал, слушал, ощущал. Воин слышал голоса людей, пение дочерей шамана и его глухое бормотание, слышал шептание духов и смех, такой звонкий и яркий смех его Харайи. Но было что-то еще. Арун слышал зов. Это Богиня звала его. Зов был слаб и еле пробивался сквозь иные шумы, но воин крепко ухватился за него, как за протянутую руку и больше не выпускал из виду. Он знал, что прямо сейчас готов идти на этот зов и даже с завязанными глазами он придет к Богине, ни разу не оступившись, не свалившись в яму и не наткнувшись на заблудшего хищника.

Девичьи руки, натирая его тело краской, так же ласкали его кожу своими прикосновениями, а потом, Арун ощутил как тонкие пальцы коснулись его тверди и потянули двумя руками кожицу к низу, оголяя его капюшон и обнажая алую плоть. Спустя миг воин ощутил, как губы неуверенно коснулись краешка оголенной глади, а затем, уже более уверенно облизнув край его дубинки, втянули в рот, плотно обхватив горячим колечком губ.

Ара, тем временем, закончив раскрас лица воина, поглаживала его голову, лоб и шею. Она пела песнь, монотонно раскачиваясь и с каждым разом прикасаясь женским началом его разгоряченной кожи.

Нежные и тонкие губы сменили более пухлые и мягкие, но теперь естества воина касался и язык — шершавый и проворный.

Арун знал. Ощущал. Чувствовал. Обряд вступил в силу. Действо началось. Он очистился. Он стал зрим для духов, которые теперь могли наполнить его силой. Знаниями. Умелостью. Но чтоб наполнить любовью духи не подходили. Любовь живет лишь в живых людях, имеющих душу и плоть. И племя Мха собралось, чтоб наполнить Аруна любовью, словно жертвенник наполняют кровью. Любовью, которую он всю без остатка отдаст Богине, пусть даже это будет стоить ему жизни. Допустить гибель Богини — значит обречь все племена на вымирание. Арун — избранный и он не подведет свое племя и Богиню. Он выполнит это испытание.

И пока все слишком юные и все старые или увечные для участия в обряде обитатели племени Мха работали подле Богини — очищая и омывая ее, около хижины шамана собралась оставшаяся часть людей. Мужчины и женщины детородного возраста, кто может зачать и выносить дитя.

И они любили друг друга, забывая в этом танце страсти и движении жизни — боль потерь, пламя войны, слезы утрат. Мужчины соединялись с женщинами, наполняя их сосуды своей любовью, своим соком, своим семенем. Отдавая все без остатка жаждущей Богине, а затем женщины приходили в хижину и раскрывали свои сосуды перед Аруном, позволяя уже ему полностью заполнять их, достигая самого дна и впитывая в себя всю любовь. За одной женщиной входила следующая, и казалось, вереница их нескончаема. И пусть в каждую из них воин погружался лишь единожды, на короткий миг, замерев, чтоб в момент единения создать контакт и передать через него, как через проводник женскую силу Богине. Этого мига было достаточно, и с каждой очередной женщиной сила и энергия воина крепла и возрастала. Они были все такие разные, тесные до боли, широкие, обволакивающие дубинку воина приятным теплом, очень влажные или почти сухие, глубокие и такие, дно которых настигалось почти сразу. Они все были такие разные, но каждая хотела отдать часть себя воину, чтоб он нес частицу каждого из племени Мха Богине. Ора и Ира участвовали в этом непростом обряде, помогая женщинам опуститься на колени или на корточки и направляя не утратившую твердь дубинку воина в распахнутое лоно наполненное любовью. Ара в свою очередь своей аурой и песней охраняла покой воина от недобрых духов и ненужных мыслей, расположив его голову на животе между распахнутых бедер и придерживая ее ладонями.

Когда утомленный воин ощутил жажду, две молодые кормилицы напоили его молоком своих грудей, поочередно прикладывая набухшие сосцы к пересохшим губам и отдавая все до последней капли. Такова была их дань Богине.

Обряд закончился, когда рассвет лишь зарождался, и в серой мгле можно было различать темнеющие ветви деревьев. Люди разошлись. Шаман отправился к остроугольному камню, просить сил у духа солнца. В тишине хижины остался лишь Арун и три дочери шамана. Когда с глаз воина была снята повязка, девы предстали перед ним уже в ином раскрасе. На теле каждой был нарисован лик одного из богов. Раскрас был сделан так, что груди представлялись глазами, а низ живота с женским началом олицетворял рот. Теперь уже сестры по очереди соединялись с избранным воином, вскармливая ненасытных богов его силой, чтоб те не гневались на изгнанную Богиню и приняли ее обратно в Племя богов.

5.

Арун снова вышел на пляж, где накануне обнаружил Богиню Амил. Людей не было, все покинули берег до того как Богиня пробудится. Ее нагое тело было вымыто, покрыто поблескивающим маслом цветов, чтоб солнце не могло опалить нежную кожу. Вокруг Богини был построен навес из широких листьев. Рядом на песке люди оставили дары: фрукты и лиственные чаши, наполненные водой и плодовым соком.

Как и прежде избранный воин почтительно опустился на колени и склонился перед Богиней.

Ее призыв подняться он ощутил в голове, а после и глас Амил достиг его ушей — нежный и бархатистый, переливающийся нотами и теплом пронзающий кожу. Слушать этот глас уже было наивысшим наслаждением для обычного смертного человека.

— Подойди Арун!

Воин быстро поднялся и приблизился, боясь поднять взор и посмотреть. Но мощь, исходящая от Богини была настолько сильна, так манила, что лучше было умереть, но хоть раз взглянуть на нее. Юноша поднял глаза и... ничего не произошло. Он просто был ослеплен красотой Богини. А она смотрела на него. Едва улыбаясь и немного изогнув необычной формы бровь (совсем не такую как у женщин племени Мха).

Богиня была во много раз больше человека. Осторожно обхватив его рукой, она оторвала Аруна от земли и поставила себе на грудь, как раз между двух возвышающихся полушарий, увенчанных алыми сосцами из которых скудно сочилось прозрачное молозиво. Арун разглядывал Богиню, забыв про страх. А большие ореховые глаза Амил с интересом разглядывали юношу. Брови ее более густые к переносице и утончающиеся к вискам, то приподнимались, то опускались, то сдвигались к центру, словно существуя независимо от хозяйки. Правильный нос и ровная линия красивых губ, длинные волосы более темные к центру и плавно переходящие в светлый цвет к концам так же венчали красоту Богини Амил. Она была так Прекрасна, что глядя на нее нельзя было думать о чем то ином.

— Ты принес мне то, что я ждала? — прошептала она.

— Да, о Великая! — воин опустился на колено, склонив голову и в этот момент Богиня пошевелилась. Арун, чтоб не упасть и удержать равновесие расставил руки в стороны и удержался, уперев ладони в груди Богини. И в тот же миг, через этот контакт, как и в первую их встречу, поток информации от Богини потёк в голову молодого воина, сменяясь чередой цветных картин. Одновременно волна желания пронзила воина, и он не в силах был сдерживать ее. Его стремительно набухающая дубинка показалась из-под набедренной повязки, и это не укрылось от Богини, заинтересовав ее.

— Ты настоящий великан там! Я наслышана про детородную силу племени Мха, но теперь убедилась воочию, что это правда.

Слова Богини смутили молодого мужчину, он не в силах был поднять глаза на нее и ощущал, как горят раскрасневшиеся щеки, но желание его не ослабло, а напротив. Дубинка воина словно бы завибрировала, а через миг все прошло.

— Еще не время. — Прошептала Богиня. — Ты еще слишком слаб. Но ты наберёшься сил и сможешь дать мне то, в чем я так нуждаюсь. А сначала я сама хочу поделиться с тобой своей силой. Подойди сюда! — Амил обхватила ладонями правую грудь. Розовый сосок был больше головы воина, а его торчащий кончик почти с кулак мужчины. Из отверстия в центре сосца струилась белая жидкость. Богиня чуть сжала грудь пальцами и поток увеличился, превратившись в живой чудодейственный родничок.

— Пей — шепнула Богиня и Арун приник к истоку, жадными глотками поглощая священное молозиво. Горячая жидкость обжигала горло, но с каждым глотком воин ощущал прилив сил, мощь, энергию. Его вены наливались кровью, тело становилось еще крепче. Воин пил и не ощущал насыщения, и теперь уже он сам обхватил мощными ладонями нежную плоть сосца и сдавливал его вместе с богиней, чтоб струйка не иссякла. Утоляя жажду Арун не заметил, как дубинка воина, и без того немалая, раздалась вдвое, став размером с его мускулистую руку.

Амил снова подхватила мужчину, и нежно держа в пальцах, поднесла к лицу. Ногтем другой руки она подцепила набедренную повязку и сорвала ее с воина. Внушительная дубина пульсировала прямо напротив губ Богини и ее рот разошелся в улыбке. Кончиком языка она дотронулась до алой головки размером с мощный кулак человека, однако для Богини дубинка Аруна была едва ли не меньше ее мизинца.

— Отдыхай и набирайся сил. Вечером будет большой праздник, а в полночь ты объединишься с одиннадцатью воинами других племен, чтоб провести обряд единства, любви и мира.

С этими словами Богиня снова вернула Аруна на песчаный берег и прикрыла веки с трепещущими ресницами, давая понять, что разговор окончен. Позади Аруна уже ждал шаман Чху.

— За перелеском разбит большой лагерь. Ты можешь отдохнуть, подкрепиться и поразмышлять в синем шатре. Он твой. Мои дочери прислужат тебе. К рассвету ты больше не будешь прежним Аруном, коим был всегда. Теперь ты избран Богиней. Ступай.

Подхватив валяющуюся неподалёку набедренную повязку, воин быстро надел ее и схватив копье, стремительным шагом пошел к перелеску.

6.

За деревьями действительно был разбит большой лагерь. Воин поразился, как, учитывая недавнюю бурю, люди сумели соорудить все это, как успели добраться и разместиться представители других двенадцати племен. Его размышления прервала Ара, самая мудрая из дочерей шамана, встретившая Аруна у полога синего шатра.

— Не погружайся в ненужные тебе думы, воин. Время в хижине шамана течет иначе, чем за ее пределами. Ты думал, миновала лишь ночь, но для тех, кто был снаружи, обряд длился гораздо дольше. И каждая женщина, пришедшая тогда к тебе, за тот миг единения с тобой отдала один год своей жизни. Тебе нужно отдохнуть телом, очиститься мыслями, наполниться огнем. Тебя ждет непростой обряд, но ты Избранный!

Из темных углов шатра им навстречу вышли две сестры Ира и Ора. Теперь раскраса на их теле не было, как не было и ничего прикрывающего наготу. И даже волос в тех причинных местах, которые женщина оголяет лишь перед мужем — так же не было. Арун впервые видел девушек в такой полной наготе, раньше так изображалась только богиня Амил. Вопреки усилиям воли, дубинка воина вновь начала наполняться жгучим желанием и раздаваться в размерах.

— Не противься желанию. Сейчас тобой повелевает Богиня. Слушай ее! — нараспев говорила Ара, скинув накидку и оставшись точно так же нагой, как сестры.

Девушки запели звонкую песнь на незнакомом языке и пустились в плавный пляс вокруг воина. Они танцевали, но каждое движение, каждый шаг, каждый взмах имел какую-то связь с воином. Прикосновение девичьих грудей, рук, губ ощущались то там, тот тут. Аруна усадили на ложе из мягких листьев, подали кубок с кисло-пряным напитком. Каждая по очереди коснулась губами его губ и при этом танец продолжался, пение лилось,

переплетая голоса юных дев в длинную косу видений. Воин ощутил неимоверную усталость и едва прикрыл на миг глаза, как упал мертвецким сном. В тот же миг девы умолкли и возлегли подле, окутывая его своими нагими телами, прикрывая от черных мыслей и злобных духов.

Когда Арун пробудился, дев подле него уже не было. Воин ощущал неимоверную силу, энергия просто переполняла его, а еще он чувствовал просто животный голод.

Тут же появилась одна из сестер в темно-синей тунике, плотно облегающей нагое женское тело и принесла целую корзину со снедью. Воин жадно набросился на еду, запивая ее хмельным пряным соком. За пологом слышался шум, гомон, праздничная атмосфера. Били бубны, шаманы племен призывали духов.

Когда Арун завершил трапезу, сестры нанесли на его тело специальный раскрас, преимущественно в желтых, красных и коричневых тонах. На выходе его уже поджидал шаман Чху.

— Ты славно подготовился. Боги и духи на твоей стороне. А теперь ступай к Богине. Она призывает тебя.

7.

Смеркалось. Вокруг Богини горели костры и факелы. Люди торжественно наряженные и раскрашенные исполняли ритуальные танцы. У женщин всех племен были оголены их материнские груди, что допускалось только раз в году, в день урожая. В отдалении племена готовили еду и угощали всех.

Арун приблизился в Богине Амил. Она величаво восседала на берегу, немного раздвинув согнутые в коленях ноги, ступнями упирая их в песок. Люди украсили ее лодыжки и запястья венками из пестрых цветков. Венок побольше был у Богини на голове.

Амил прижимала к груди двух воинов, которые жадно пили из ее сосцов божественное молозиво. По красно-оранжево-желтому окрасу Арун понял, что это избранные воины из других племен.

Другие избранные воины танцевали танец на песке, там где восседала Амил, вблизи ее женского лона. Иногда то один, то другой воин подходил к священному женскому началуБогини, и касался ее откровенно-открытой плоти, терся о нее лицом и воинской дубинкой, ласкал руками, целовал. По лицу Богини было видно, что это приносит ей удовольствие.

Когда Богиня закончила вскармливать оставшихся воинов, он протянула обе руки к Аруну.

— Я ждала тебя!

Она усадила воина себе на грудь. Кончиком языка коснулась краешка его воинской дубинки. Ее дыхание обдувало воина теплым ветром.

Амил опустила воина к низу живота и нежно прижала его к своему лону. Воин ощутил жар и влагу, легкую вибрацию, исходящую от плоти.

— Когда ты вернешься в следующий раз, я соединюсь с тобой, и ты заполнишь меня. — Арун видел в глазах богини желание и страсть.

В полночь Шаман Чху увел избранных воинов и шаманов других племен вверх по берегу в небольшую лагуну. Там тоже горели факелы, и прямо на берегу был очерчен круг. Тут до участников обряда почти не доносились шумы праздника.

Избранным воинам завязали глаза. Сдернули с них повязки. Забрали у них копья. Нанесли на губы приторную зловонную смесь, от которой забился нос, слезились глаза под повязкой, но вмиг прояснился разум. Воинов уложили в круг, головами к центру в форме солнца и шаманы начали свой обряд.

8.

А около Богини тем временем кипел другой ритуал. Ритуал Единой жизни. По пять мужчин и пять женщин от каждого из 12 племен образовали вокруг Амил два круга. Все были обнажены, раззадорены танцами и легким питьем. Затвердевшие мужские дубинки подрагивали в нетерпении. Богиня хлопнула в ладоши и ритуал начался. Малый круг — женский, который был ближе к Амил, двигался в сторону восхода солнца. Внешний же круг образовывали мужчины, которые двигались в противоположную сторону, в сторону заката. Оба круга двигались в едином танце, под ритм барабанов и песен. Богиня вновь хлопнула в ладоши. Оба круга остановились, и каждый мужчина сплелся в танце любви с женщиной, напротив которой он встал, глубоко погружаясь в ее сосуд. Так племя Леса соединилось с племенем Ветра, племя Камня с племенем Тумана и так далее. Очередной хлопок Богини призвал пары разомкнуть объятия и вновь двинуться в танце, теперь уже в противоположные стороны. С каждым новым хлопком вереница останавливалась и мужчина соединялся с очередной женщиной, как и женщина, впускала в себя с каждым разом другого мужчину. Кто-то уже наполнял женщину своим семенем и сразу был готов сделать это вновь. И снова танец продолжался. Многие женщины сочились мужским соком, и им приходилось удерживать его в себе пальцами, чтоб не пролить на землю, пока очередной воин не погружался в нее, добавляя частицу своей жизни...

Ритуал завершился с первыми лучами солнца. Пары, утомленные танцами обессиленно падали на песок, но и тут продолжали движение своей страсти и любви.

Богиня так же легла на песок, отдавая всю себя людям. Каждый мог коснуться ее, прижаться, мог целовать и ласкать ее плоть, отдать ей свое семя... Каждый хотел коснуться Богини, принять в себя частичку ее, но и ей отдать себя, если не полностью, то самую лучшую свою часть.

Мужчины терлись телами о влажные женские губы Богини, заряжая тем самым мужскую силу себя и своих будящих поколений.

Женщины взбирались Богине на грудь, чтоб омыть свои женские тайны молозивом, сочащихся из набухших сосцов Амил, что придавало женщинам крепость материнства и жизнестойкость потомства.

К полудню люди покинули пляж, оставив Богиню под навесами из широких листьев и под надзором десятка охранников и двух шаманов.

9.

Арун лежал на мокром песке, ощущая голой кожей каждую песчинку этого берега. Плотная повязка не давала проникать в глаза ни отблескам костров, ни ярким звездам небес, но несмотря на это перед глазами возникали разноцветные всполохи, преобразуясь в какие-то образы... Губы уже онемели, и от них это ощущение распространялось по всему телу. Шея, грудь, руки... Арун перестал чувствовать себя, словно паря в небе. Отдалённый шум моря, монотонное пение шаманов и гул барабанов. Все затихало и удалялось, сжимаясь в крохотную белую точку.

А потом наступила боль. Сразу в каждой клетке его невесомого тела. До ушей донесся крик, и его собственный, и других избранных воинов. Когда боль стала невыносимой, Арун лишился чувств, падая в испепеляющий вулкан невиданных образов.

Воина пробудил назойливый луч солнца, пытающийся пробиться сквозь плотно сжатые веки. Раскрыв веки Арун долго всматривался в синеву бескрайнего неба, в парящих в небе птиц. Шум моря был тих а само море казалось теперь каким-то маленьким, не таким величественным. Переведя взгляд и глядя перед собой, Арун удивился. Шаман Чху вдруг стал таким крохотным, что целиком помещался у воин на груди, словно севший передохнуть воробей.

— Это не я стал маленьким. Это ты вырос, юноша, — голос шамана прозвучал издалека. — Обряд удался, духи были на нашей стороне. Теперь ты полубог. Поторопись, Богнина Амил ждет тебя. Тебе нужно наполнить ее силой и сопроводить в племя Богов и остаться там подле нее.

— А где другие избранные? — Арун старался говорить тихо, но голос его прогремел по всей округе.

— Они все в тебе. Ты в каждом из них. Вы все едины. Но твой образ преобладает. Такова воля богини. А сейчас ступай. Не медли. И прощай! Этот случай многому научил наши племена, на много поколений вперед. И все произошедшее мы будем передавать как легенду, перенося из поколения в поколение.

10.

Солнце закатывалось, когда Арун повстречал Амил, сидящую на берегу. Воин хотел привычно преклонить колени, но Богиня остановила его.

— Ты теперь, как и я. Ты не должен больше преклоняться передо мной. Подойди же ближе. Мне хочется ощутить тебя. Ощутить и снаружи и внутри. Восполни меня той силой, что передали тебе женщины племен. И я верну тебе ее вдвойне. Дай мне то семя, что передали тебе мужчины племен и я верну тебе его вдвойне. Дай мне то тепло, что вложили в тебя шаманы племен и я верну тебе вдвойне. Будь моим. И будь со мной.

Арун слился с Богиней Амил на песчаном берегу, погружаясь в глубины ее женской тайны и с каждым разом наполняя ее словно морской пеной, живительной силой людей.

Когда погасли все звезды, и забрезжил рассвет, полубог и Богиня, уставшие от любовных обрядов, но наполненные силой и энергией взявшись за руки вошли в пучину моря, пока оно не поглотило их полностью, раскрывая им врата в племя Богов.

С тех далеких пор все двенадцать племен живут в мире и любви. А во славу Богини Амил и Аруна раз в двенадцать лет только избранная дева — старшая дочь вождя проходит обряд жизни и любви.

Эпилог

Юная Касун-Амын, дочь вождя ожидала на мягком ложе. Она была нага, тело ее было раскрашено нежными голубыми, сиреневыми и белыми цветами. Глаза прикрывала повязка из тончайшей невесомой, но плотной ткани.

Вокруг девы безмолвно выстроились двенадцать избранных воинов. Каждый готов был отдать ей свое семя. Каждый готов был ее наполнить. Дубинка каждого подрагивала, налившись горячим железом.

Касун-Амын не показывала волнения, но оно бурлило в ее теле словно вулкан. Вновь и вновь она вспоминала легенду о Богине, и тогда ей становилось спокойнее. Все что она делает, делает во благо. Все ради Богини. Все ради племен.

За хижиной резко умолк монотонный стон барабанов. Полог в хижину закрылся. Затрепетали огоньки. Обряд начался!