На улице было жутко промозгло и я страшко замерз. Мои ноги промокли насквозь в тоненьких ботинках, и если бы мама узнала об этом, она бы жутко испугалась. Я не хотел ее пугать, поэтому терпеливо ждал под дождем, еле укрывшись под тонким козырьком подъезда. Мамы не было уже полчаса, хотя обещала не более пятнадцати минут. Надо было сегодня не заморачиваться, а ехать сразу домой, но продукты у нас кончились, осталось лишь две картофелины и кусок хлеба, а я уже кашлял две недели, и мама хотела купить мне пачку максиколда и еще каких нибудь таблеток от кашля. Я представил, как буду лежать под теплым покрывалом на диване со стаканом горячего максиколда, а в телевизоре будут идти Мстители 2, и нетерпеливо потопал мокрыми распухшими ногами.

Мы бы поехали сразу домой, и не было бы изнуряющего ожидания возле подъезда, но мама, заглянув в кошелек, вдруг повернулась к таксисту и отрывисто назвала другой адрес. Таксист пожал плечами, развернулся и дал по газам.

— Я не долго – мама ободряюще сжала мою руку, а я приуныл. Мама будет работать в такую погоду, когда даже собаки попрятались по своим углам. Когда мы подъехали, мама попросила меня подождать в машине, но таксист, подозрительно на нас посмотрев, потребовал расчет и умчался в темноту. Мама вздохнула, взяла меня за руку и повела в подъезд. Мы поднялись на третий этаж и тут она обернулась ко мне:

— Подожди меня здесь – она умоляюще посмотрела на меня – я очень быстро вернусь, этот человек никогда не задерживает меня больше пятнадцати минут.

— Мам, я не маленький, мне уже восемнадцать лет – я вырвал руку – возвращайся быстрее.

И вот я стою уже больше сорока минут, из подъезда меня почти сразу же выгнала какая то бесноватая бабка, и чувствую, что медленно замерзаю. Я представил, как в войну немцы обливали пленных ледяной водой на морозе и сказал себе, что я тюфяк, и некоторым людям бывает гораздо холоднее. После такого самовнушения мне действительно потеплело. Я задумался о том, как людям в войну было холодно и голодно, и не сразу заметил, как хлопнула долгожданная входная дверь, и мама вышла, оглядываясь по сторонам. Увидев меня, она охнула и схватила мои озябшие руки своими теплыми ладонями.

— Ты совсем продрог – она в ужасе смотрела на меня – ты теперь точно сильно заболеешь! Она терла мне руки правой рукой, а левой судорожно шарилась в сумке в поисках мобильного телефона.

— Мам, ты вся расплылась – я кивнул на ее освещенное в свете фонаря лицо, красивая красная помада была смазана чуть ли не на щеку, а тушь стекла в уголки глаз.

Мама отмахнулась и вытащила, наконец, телефон.

— Этого дурака как назло прорвало именно сегодня – мама прижала трубку к уху – алло, девушка, мне такси на Комсомольскую, 14...Спасибо.

Мама со стуком захлопнула телефон и повернулась ко мне: - Я думала, как обычно подергаю его за пипку 5 минут, получу деньги и к тебе, а тут его прорвало. Полчаса на мне ерзал, никак не мог закончить – мама виновато смотрела на меня – под конец я не выдержала, сдернула резинку и так ему всосала пипку, что он сразу от меня отстал.

Я представил, как мама, торопясь, изо всех сил всасывает мужику его пипку, как мужик испуганно выпучивает глаза и хватает маму за волосы в попытке спасти свое достоинство и хихикнул. Мама заговорщицки подмигнула мне – Во, во, сразу запищал и завозил ручками по простыне, будет знать, как со мной связываться!

Наконец подъехало такси, мы сели в удивительно теплый салон, я прижался к моей самой лучшей маме на свете и сразу задремал. Проснулся я уже возле дома, мама, оказывается, уже успела заехать в магазин и аптеку!

И вот я сижу на диване под теплым пледом, в руках горячий стакан с максиколдом, а по телевизору идут Мстители 2. Мама, чувствуя себя виноватой, носится по квартире, греет воду, жарит яичницу с ветчиной, шурудит в коробке с таблетками.

— Высовывай ноги – мама притащила тазик с горячей водой с горчицей. Я сунул ноги в тазик и замер от удовольствия. И все таки я никак не мог согреться, я трясся мелкой дрожью в теплой квартире, и мама все время обеспокоенно посматривала на меня.

— Значит плед не помогает – мама выпростала меня из под одеяла и сунула руку ко мне – кошмар, живот и спина совсем холодные! Она в ужасе шарила внутри пижамы по моему телу и тут ее глаза еще больше расширились: ледяным было не только мое тело, но и все прилагающиеся к нему придатки.

Она решительно тряхнула головой и приказала: - Раздевайся! Быстро! Я в отупении начал снимать с себя пижаму – И трусы тоже. Сама в это время уже скинула с себя халат, стянула белье и решительно полезла ко мне, не сводя встревоженного взгляда. И вот я уже лежу, прижатый теплой тяжестью бархатного тела, вдыхая запах свежего шампуня и чувствовал, что наконец согреваюсь.

— Тебе лучше? – она внимательно посмотрела на меня, потрогала лоб и внезапно сунула руку мне в промежность – Там еще сплошной лед. Мама внезапно развернулась, перекинув через меня ногу, и оказалась ко мне задом, тут же предупредительно прикрытым пледом. Я почувствовал разочарование, что не успел разглядеть толком ни мамины сиськи, свисающие чуть ли не до пледа, пока она лезла на диван, ни задницу, пока та разворачивалась прямо перед моим лицом. Не то, что я был извращенцем, хотящим собственную мать, хотя она и имела провоцирующую к этому профессию, но поглядеть нахаляву женское голое тело я бы никогда не отказался, кто бы это ни был.

Мама лежала на мне валетом, согревая меня своим теплом, но я забеспокоился, как она будет дышать там, под пледом. Я хотел приподняться, как вдруг у меня закружилась голова от неожиданного прикосновения: я внезапно понял, что все мое хозяйство вместе с яйцами, уютно расположилось у мамы во рту.

Я замер, вытянув ноги, а мама по-прежнему лежала на мне. Внезапно я решительно приподнял край пледа и вперил взгляд в ее задницу, находящуюся в десяти сантиметрах от моего лица. Я смотрел и смотрел, чувствуя, что жутко возбуждаюсь. Мама, поняв, в чем дело, уже активно работала под пледом, который ходил ходуном. Я резким движением сбросил плед на пол, обнажив мамино голое тело. Совершенно обезумев, я впился ртом в ее промежность, обсасывая все, что мог ухватить губами, упиваясь пахучим соком. Мама ерзала на моем лице, в свою очередь насаживаясь на мой член жарким ртом. Так продолжалось не более минуты, как вдруг я почувствовал, что кончаю.

Я изливался и изливался, чувствуя вину перед мамой, ведь я слышал, как она поперхнулась, судорожно глотая мою сперму. Я вспомнил, что мама говорила, что никогда не позволяла клиентам кончать себе в рот, и почувствовал, насколько я ей дорог.

Тут я представил сегодняшнего дядьку с его выпученными глазами и поневоле захихикал. Из под пледа показалось мамино раскрасневшееся удивленное лицо, она взглянула на меня, и тоже вспомнив тот эпизод, прыснула от смеха. Так и смеялись мы, лежа в нашей квартире, на удобном диване под теплым пледом, я совсем согрелся, и не было в мире ни маминых клиентов, от которых она иногда приходила домой заплаканная, пряча синяки и засосы, ни нашего безденежья, ни иных проблем, а было только тепло, спокойствие и мир.