Автор GеоrgАndеrsоn
Примечание от автора: Большое спасибо ЕdRidеr73 за разрешение завершить сюжет с его персонажами.

*****

Закончив читать письмо, я вспомнил наш разговор накануне вечером, который так беспокоил меня весь день. Я предполагал, что Вера имела в виду нечто конкретное, о чем она мне не хотела рассказать, несмотря на наше обещание всегда рассказывать друг другу ВСЕ. Я не смог это разгадать, что ж, теперь я знаю.

Но как она могла решиться на все это? Как она могла сказать, как ей было жаль, а потом сделать это со мной? Как она могла говорить о любви и прощении, а сама настраивала эту жестокость? Как можно говорить о любви и делать такое? И самое главное, я не понимаю теперь, смогу ли я остаться в браке с женщиной, которая могла спланировать и осуществить что-то столь хладнокровно жестокое?

Вера, очевидно, ожидала, что я разозлюсь и развлеку их вместе с приятелем своей реакцией на это дерьмо, тем, что буду бушевать по комнате, пока они слушают это в кафе Dеnny s. Но к моему собственному удивлению, я даже не чувствовал гнева, только глубокое и пронзительное чувство невосполнимой утраты. Я никогда больше не смогу думать о Вере или чувствовать ее так, как всего полчаса назад. Вначале мне казалось, что я просто уйду и больше не вернусь, но это было бы несправедливо по отношению к нашим дочерям. Тут я вспомнил слова ее письма: «Независимо от того, что ты сделаешь, я это заслуживаю»... Да, это верно. Спасибо за идею. И я обратился к слушающей аудитории через планшет:

— Что ж, Вера, ты получила то, что хотела. Вернее, то, что ты сказала, что хотела. Надеюсь, когда все будет завершено, ты будешь уверена, что это того стоило.

— Как ты и сказала, что МАНИПУЛИРОВАЛА мной, чтобы я пообещал простить тебя за все это. Ты права, это было отвратительно. Но ты должна понимать, что манипулятивное обещание это обман — это вовсе не обещание, поэтому я не считаю его обязательным. Что касается того, что это я дал тебе разрешение так унизить меня, ничего не подозревая об этом — тогда скажи мне, как далеко ты собиралась зайти?

Ты хладнокровно сидишь там в кафе со своим писателем-приятелем Гэри и слушаешь, как вырывается мое сердце. Поздравляю — это сработало. Надеюсь, для вас это было достаточно весело и драматично. Но ты сделала больше. Ты заставила меня усомниться во всем, что я думал о тебе, потому что я никогда не мог представить тебя такой эгоистичной, жестокой и беспринципной по отношению к кому-либо, и особенно к тому, кого ты утверждала, что любишь. Очевидно, я всегда ошибался.

Вера, мы женаты почти десять лет. Это лучшие десять лет моей жизни. Я всегда буду благодарить тебя за это. Мне жаль, что ты выбрала такой способ положить этому конец...

Тот пистолет, который ты спрятала, был одним из пары. Другой сейчас у меня в руке. Прощай, Вера.

То, что прозвучало как громкий взрыв, было на самом деле тяжелой книгой в твердом переплете, ударившейся о деревянный пол с большой скоростью. Думаю, это была энциклопедия TCP / IP, но я точно не помню. Все получилось довольно артистично — шум, похожий на выстрел, я грохнулся на пол и лежал неподвижно.

Я лежал и лихорадочно думал: ей потребуется около 10 минут, чтобы добраться сюда из кафе, может быть, 8, если она поедет, как маньяк. Я лежал неподвижно пять минут, чтобы убедиться, что она уже не слушает через планшет, что тут происходит, затем тихо встал. Я отложил книгу, освободил для себя место в шкафу, вошел и прикрыл за собой дверцу.

Мне не пришлось долго гадать, будет ли моя любительская игра такой же «реалистичной», как ее. Не прошло и двух минут, как я услышал, как хлопнула входная дверь. Вера кричала мое имя. По восхитительной иронии, ее планшет снова начал играть их с Регом сцену. Диалог ее реалистично воображаемой неверности был идеальным фоном для ее отчаянных воплей. Она ворвалась вверх по лестнице, мимо сломанной двери, в нашу спальню и замерла, в поисках меня. На мгновение мне показалось, что я услышал вторую пару шагов, но, возможно, я ошибался.

Я намеревалась подождать в шкафу не более 15 минут (в ее письме говорилось: «Надеюсь, это не продлится дольше 15 минут»), а затем раскрыться. Запись остановилась, и она просто начала рыдать. Я слышал, как она ходила по комнате, а затем села на кровать.

— О, Рег, что я наделала? Он обманул меня. Боже, что я наделала... он ушел?

Я услышал, как другое тело, тяжелее Веры, село на нашей кровати. Погодите, что он делал в нашей спальне? Ее рыдания стали приглушенными, как будто ее лицо было спрятано в рубашку. Мужской голос пробормотал что-то, чего я не мог уловить. Постепенно ее рыдания утихли. Еще один шум — тихий вздох Веры. Шорох от постельного белья. Шум, который издает матрас, когда на нем ерзают люди. Да ладно, они бы не стали делать это здесь и сейчас, или я не прав?

— О, Рег... что мы делаем? Я не понимаю, что я делаю...

Теперь она тихонько стонала, как во время прелюдии. Маленький нервный женский смешок.

Снова шевеление и шорох.

— О, Боже, именно так...

Легкие сосущие звуки говорили мне, что Вера явно получала оральное внимание, и ее стоны сказали мне, что она это не остановила.

Конечно, я знал, к чему все это приведет. Почему я их не остановил? Во-первых, из-за полного отсутствия сопротивления Веры было очевидно, что если я остановлю их сейчас, они только перенесут это на другой раз. Что еще более важно, это означало, что мне уже никогда не придется пересматривать решение, к которому я уже был более чем на полпути. Поэтому я тихо стоял и слушал, как моя жена своими стонами прикончила то, что осталось от нашего когда-то почти идеального брака.

— Позволь мне убрать это.

Должно быть, это был планшет Веры. Интересно, это записывается? Я слышал, как опускается молния. Я слышал хлюпающие звуки, которые издают пальцы в мокрой киске. Я слышал, как моя жена тяжело дышала между стонами. Я слышал, как Рег встает с кровати; слышал, как шуршит и падает на пол одежда, лязгает пряжка ремня по твердой древесине; услышал беспокойное движение Веры.

Они оба вдруг захихикали, и начали шептать строки из этой адской пьесы:

«Ты еще не разделся?»

«Уже»

«Тогда иди сюда»
...

Матрас снова заскрипел...

— АААА! Да! Дааа!

Слезы текли по моему лицу, я услышал все, чего ждал, открыл дверцу шкафа и вышел. Никто из них даже не заметил. Моя прекрасная Вера — ну, больше не моя — была раздета догола и лежала на спине в нашей постели, ее руки и ноги были широко раскинуты, открывая приглашение мужчине над ней. Который явно принял приглашение и держался жесткими руками, вонзаясь глубоко в нее. Я наблюдал, как он вытащил почти полностью, а затем врезался в нее со всей своей силой, ее возбужденный крик почти заглушил влажный чмокающий звук, когда тела сталкивались. Снова и снова он долбил ее, неумолимо колотя по сдавшейся и широко растянутой киске.

У меня никогда не было возможности наблюдать за Верой в пылу страсти. Она была потрясающей. Даже сейчас у меня было несколько минут, чтобы посмотреть и оценить ее красоту, когда ее стройные, подтянутые ноги обвились вокруг Рега и крепко прижались к нему. Я не был возбужден, но она была так прекрасна, что какое-то мгновение я наблюдал. По-прежнему незамеченный, я сделал полдюжины снимков на камеру телефона для развода: мои последние воспоминания о Вере.

— ПРИВЕТ, ВЕРА! — мне пришлось крикнуть, чтобы привлечь их внимание: — А ты видимо Рег, — добавил я во внезапной тишине.

За этим последовала классическая сцена открытия «неправильных людей в постели», Рег дважды упал, пытаясь надеть штаны. Это было бы смешно, например для кино, если бы не было так грустно. Наконец, Рег выскользнул за дверь. Вера уставилась на меня, тяжело дыша, как пойманная рыба, и почему-то попыталась прикрыться...

Я понял, что любой разговор должен исходить от меня:

— Пора за девочками, — сказала я Вере. — Я заберу их и поведу на

пиццу, как ты предлагала. Тебе нужно привести себя в порядок и прибраться. Я повернулся и вышел из комнаты. Вдруг я вспомнил кое-что и вернулся:

— Да, еще, советую забрать мой пистолет у Рега. У него нет на это лицензии, и если его поймают, с ним, то могут случиться плохие вещи.

Я улыбнулся, когда звонил в криминальную полицию и сообщал о не зарегистрированном огнестрельном оружии. Откуда я узнал, что это у Рега? Все просто: она сказала, что его нет в доме, и Рег единственный, кому она доверяет.

Она очнулась и обрела голос, когда я был примерно на полпути вниз по лестнице. Кажется, я слышал, ее сдавленный крик и как она бросала вещи. Но в ее письме говорилось, что она убрала из спальни все ценное, поэтому я не волновался.

Наши дети замечательные. Они могут отвлечь вас практически от всего. Нам действительно удалось хорошо провести время, поскольку мы втроем развлекались за пиццей, а после пошли на детскую площадку. Минди действительно спросила, где же мама; я сказал ей честно, что мама занята, ей нужно кое-что сделать.

Когда мы вернулись домой, странной машины уже не было на подъездной дорожке, а динамики Рэга и сломанная дверь спальни были у тротуара. Вера прибиралась. Когда девочки легли в постель, она разрыдалась и взорвалась, разумеется шепотом:

— Как ты мог так поступить со мной? Ты понимаешь, что у меня был нервный срыв? Это была просто пьеса. А ты слишком остро отреагировал. И ты же ОБЕЩАЛ простить меня!...

... и дальше, и дальше она шептала, шептала, пока наконец, ей пришлось сделать паузу, чтобы перевести дыхание.

— Ты серьезно? — перебил я. — Ты забыла, что сама дала мне разрешение сделать это с тобой!

Я намеренно использовал точные слова из ее письма «НЕЗАВИСИМО ОТ ТОГО, ЧТО ТЫ СДЕЛАЕШЬ, Я ЭТО ЗАСЛУЖИВАЮ»

Вера открыла рот, но ничего не смогла сказать. Я читал об этом, но никогда раньше не видел, в реальной жизни это было не смешно.

— Ты все это даже написала. Позволь мне прочитать это тебе. Я вынул ее письмо из кармана, открыл его и прочитал:

«Я надеюсь, что ты сделаешь все, что захочешь. Единственное, что я хочу предотвратить, — это чтобы ты не причинил вред самому себе — или не причинил боль кому-то другому и не отправиться в тюрьму».

А потом: «Независимо от того, что ты сделаешь, я этого заслуживаю».

Я сложил письмо и посмотрел ей прямо в глаза.

— Но знаешь, теперь все это — прощение, разрешение, твоя игра — больше не имеют никакого значения. Помнишь, как вчера вечером ты сказал, что никогда не сделаешь ничего из того, что я не мог бы простить? Теперь ты это сделала, или ты еще настолько не в себе, что не помнишь этого?

Вера побледнела и упала на колени, когда вдруг вспыхнуло в ее голове, что то такое, что она все же сделала сегодня, и теперь это конец ее счастливому браку.

— Гэри, ты не можешь — ты же на самом деле не думаешь о...

— Вера, зачем эти слезы. Мы оба всегда знали, что ни один из нас не сможет справиться с неверностью другого. Мы оба согласились с тем, что единственный раз для любого из нас будет конец.

— Но Гэри, у меня был нервный срыв, я была разорвана, я плохо соображала, и он просто воспользовался мной...

— Знаешь, я думаю, ты просто заигралась в свой театр абсурда. И ты думала достаточно четко, чтобы вспомнить точные строки из своей пьесы, которые вы шептали перед твоей изменой. Но ты ни разу не сказала ни слова о том, что нужно остановиться или ты не можешь, или мы не должны. Ты не пыталась остановить его, ты даже помогала ему раздеть себя.

У нее хватило совести покраснеть и опять разреветься. Я напомнил ей:

— Ты же знала, что он хотел этого все время, верно?

Выражение ее лица говорило мне, что она плохо понимает, и я объяснил:

— Кто предложил тему для вашей пьесы? Кто заставил вас тратить недели на то, чтобы постоянно и в реалистичных деталях воображать свою собственную супружескую измену с ним? Кто именно тебя «подталкивал», чтобы вы продолжали играть вместе? Когда ты не могла придумать мотив для измены мне, кто дал тебе его — ты назвала это «совершенно больным», но все равно использовала... Это убедительно? И кто был тут, чтобы помочь тебе, когда ты решила сделать это со мной? Наконец, ради кого ты впервые в нашем браке нарушила правило, согласно которому мы всегда все рассказываем друг другу?

— Но Гэри, это правда, но все, что я хотела, это получить твою настоящую реакцию на мою пьесу...

— НЕТ, — перебил я. — Что ты действительно хотела, так это поиграть и причинить мне достаточно сильную боль, чтобы нам пришлось разыграть реальную сцену прощения, подобную тем, что были в пьесах твоих сокурсников. Это то, для чего ты меня подставила; вот почему ты манипулировал мной прошлой ночью.

— Ты снова прав, я этого хотела, — наконец призналась она. — И я не могла сказать тебе вчера вечером, потому что это должно было быть неожиданным сюрпризом, чтобы сработать. Теперь мне очень жаль, что я не была полностью честна, но ты же понимаешь, почему?

— В своем письме ты сказала другую ложь.

— Какую?

— Ты написала, что сожалеешь. Возможно, ты действительно сожалела, когда писала это письмо.

— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. И ты опять прав, даже когда я сидела в кафе и мы слушали тебя, я совсем не сожалела: я была рада, что мой план сработал и я была так нетерпелива ожидая прощения. Но я понимала, что возможно позже я пожалею, и думаю, это то, о чем я написала. И мне действительно очень жаль сейчас...

Она остановилась.

— Гэри, пожалуйста, мы можем поработать над этим вместе, мы сможем пройти через это, — голос ее дрожал.

Мой голос перестал работать совсем, поэтому я просто покачал головой.

— Но Гэри, это случилось только один раз, я была не в себе, этого больше никогда не повторится, — отчаянно умоляла Вера. — Я люблю тебя! Я люблю только тебя! Пожалуйста, ты должен мне поверить.

Шок от пьесы, возбуждение от действия, внутренняя боль от того, как другой мужчина трахает мою жену с ее полного разрешения и удовольствия — все прошло. Осталась только тупая боль и всепоглощающая грусть. «Какая потеря...», — подумал я. «Какая ужасная, трагическая, бессмысленная потеря».

Я сказал то, что нужно было ей сказать:

— Я верю, что любишь, но видимо недостаточно, чтобы сказать мне правду и не предать меня.

Я видел, как надежда стекает с лица Веры. Это остается самым печальным зрелищем, которое я когда-либо видел. Я продолжил, не смотря на комок в горле:

— Недостаточно, чтобы сдержать свое обещание рассказывать мне все. Недостаточно, чтобы быть доброй и отзывчивой. И, наконец, недостаточно, чтобы просто оставаться верной. Да, я верю, что ты любишь меня, Вера. Но недостаточно... Ты хотела трагедии и драматизма, ты это получила в полной мере.

ПОСЛЕ.

Гэри съехал и на следующий день подал на развод. Он подал прошение о полной опеке над девочками и каким-то невероятным образом получил ее. Его начальница попросила прощения и предложила ему повышение, как и говорила Вера. Он сказал ей, что не может простить ей ее участие в разрушении его брака, и попросил вместо этого перевод в другой отдел. Она печально согласилась.

Гэри так и не смог забыть Веру. Он встречался с интересными женщинами несколько раз после развода, но это только убедило его, что Вера — действительно была единственной женщиной, которую он когда-либо хотел. Он с головой окунулся в воспитание дочерей, став образцовым отцом-одиночкой. Даже когда девочки были слишком молоды, чтобы им рассказывать о том, что сделала их мать, они инстинктивно чувствовали, как сильно она причинила вред их отцу, и пытались исправить это. Когда они стали старше, Гэри попросил своего психотерапевта рассказать им всю историю. В тот вечер они пришли к нему, обнимались и плакали, потом дали торжественное обещание, которое потом неуклонно соблюдали: «Мы сделаем тебя гордым, папа, и мы никогда не разобьем твое сердце».

Через десять лет после развода Гэри слушал прощальное выступление Минди на выпускном вечере средней школы. Младшая сестра Керри села рядом с ним, указав на свой вклад в ее речь и заверив его, что через два года она добьется большего успеха.

— Откуда ты знаешь? — спросил он, улыбаясь ей.

— Это просто. Минди поможет мне написать это, а она станет еще на два года умнее, чем сейчас.

Эхо слов Веры, ее голос и улыбка, а также глаза Керри, похожие на глаза ее матери, все еще были достаточны, чтобы Гэри заплакал. Керри взяла его за руку обеими руками и сжала.

— Мы никогда не подведем тебя, папа. Мы любим тебя.

Рег «утешал» Веру еще несколько раз в течение некоторого времени. Они разыграли пьесу Рэга, которая включала в себя успешное и неоднократное соблазнение некогда верной жены, на этот раз при включенном свете. Эта пьеса тоже получила пятерку и более продолжительные овации, чем пьеса Веры: и класс, и преподаватель сочли такой финал более реалистичным.

Рег обнаружил, что на сценических уроках много целеустремленных девушек, и он записался повторно на еще четыре курса, каждый раз соблазняя новую привлекательную, молодую замужнюю партнершу. Преподаватель знакомила его с подходящими партнершами, потому что ей нравилось смотреть, как он разрушает один брак за другим, помогая доказать (ей, во всяком случае), что «патриархальный институт» находится на последнем издыхании. Электронная книга Рэга «Как соблазнить «верную» жену» стала бестселлером в Интернете.

Роман Веры с Регом длился около двух месяцев, пока он не бросил ее, чтобы сосредоточиться на своей следующей — красивой, молодой, замужней, мечтающей стать драматургом. Время от времени она сталкивалась с Гэри, он мешал ее встречам с дочерьми; и каждый раз она заново переживала о том, что потеряла. В итоге она переехала в другой город, чтобы избежать его. Она устроилась редактором на неполный рабочий день и встретила коллегу, который пообещал помочь ей в карьере и в конце концов они поженились.

Решимость Веры хранить верность не получила взаимности, и она неоднократно терпела унижение, будучи обманутой. Сначала она приняла это, как будто это было ее покаянием за то, что она сделала с Гэри. Когда она наконец начала выяснять с ним отношения, он прямо сказал ей, что, если она разведется с ним, она никогда не найдет кого-то, кто смог бы удовлетворять ее так, как он и он позаботится о том, чтобы она никогда не нашла работу по своему диплому. Вера использовала свое образование и навыки, чтобы получить интересную работу в другой компании, а затем развелась.

Вера присутствовала на выпуске Минди, сидя в одиночестве на дальнем конце верхнего балкона, где бывшая семья не могла ее видеть. Несколько дней спустя Минди получила конверт без обратного адреса, но с запиской внутри:

«Дорогая Минди,

Поздравляю с окончанием школы и тем, что вы закончили свою учебу в числе первых. Мне понравилось ваше выступление. Надеюсь, вы не возражаете, что я пришла, и что мне понравилось, как другие люди говорят о том, какая вы замечательная. Пожалуйста помните, что я тоже горжусь вами.

Я уверена, что вы уже знаете, что я сделала с вашим отцом. Это было непростительно. Не проходит и дня, чтобы я горько об этом не сожалела. Он был и остается лучшим человеком, которого я когда-либо знала. Я скучаю по нему, тебе и твоей сестре каждый день.

Я не думала, что всего один акт, но эгоистичный и жестокий, может опустошить моего любимого человека, которого я должна была знать лучше. Но даже одна такая ошибка — может, и это стоило мне всего, всего что я любила. Пожалуйста узнай это из моего горького опыта... Будь всегда доброй и честной.

С любовью, мама.»

* * * * *