ГЛАВА ПЯТАЯ

СОПУТСТВУЮЩИЙ УЩЕРБ

На Рождество 2007 года я разделил свое время между Питером и Николь. Лос-Анджелес и Нью-Йорк большие города, крупные мегаполисы, но вне этого определения, я не думаю, что вы могли бы найти два места на земле, более чуждые друг другу. Это было бодрящее посещение обоих городов в течение декабря в прошлые годы.

Нью-Йорк часто был снегом, холодными ветрами, угрюмыми таксистами и пьесами; Лос-Анджелес несколько дней спустя был погодой с 70 градусами, проститутками в горячих штанах на боковых улицах и последними премьерами фильмов. Обычно нам удавалось прогуляться по Венис-Бич и насладиться дощатым настилом, мускулистыми и роликовыми коньками.

Я думал об этом, сидя в логове Николь и Саймона в их кондоминиуме на 23-м этаже с маленькой Калабрией. Несмотря на имя, она была самым красивым ребенком, когда-либо жившим на земле, или самой красивой маленькой девочкой. Естественно, я был предубежден. Остин был самым красивым мальчиком, а теперь он стал самым умным и красивым малышом на земле.

На самом деле, в тот момент Калабрия тоже была малышкой. Она извивалась, пока я не отпустил ее, и она, пошатываясь, направилась к ожидающим ее рукам отца Саймона. Он схватил ее за задницу, скорчил гримасу и сказал Николь: "Я думаю, ей нужно переодеться, дорогая. Разве вы не хотите продемонстрировать превосходную связь между матерью и дочерью?

Она только рассмеялась и сказала: "Нет, дорогой. Мне бы и в голову не пришло вмешиваться в связь между отцом и дочерью. А ты иди развлекайся."

Он скорчил гримасу, но поцеловал дочь, подхватил ее на руки и повел в спальню. Моя темноволосая дочь, которая была так похожа на свою мать, что мне было больно смотреть на нее, сгорбившуюся на диване, положила свою руку на мою.

— Ты худеешь, папа, и выглядишь. .. усталым. Как дела?

— Я знаю, что мы разговариваем, но ты ничего не можешь сказать по телефону. Ты мог бы умереть, но при этом был бы весел и рассказывал бы мне забавные истории о банке, и ты никогда не дал бы мне знать, что происходит на самом деле.

— Я в порядке, Николь.

— Ты прекрасно знаешь, как мало это мне говорит. Как ты на самом деле? Я, почему-то не думаю, что ты когда-нибудь забудешь. .. маму?

Я высвободил свою руку из ее и поднял обе свои в жесте капитуляции.

— Что тут переживать, детка? Она ушла, вот в чем дело. Преодоление этого ничего не меняет. Знаю я это или нет, но она все равно ушла. Она всегда будет уходить, а жизнь продолжается. Так и должно быть. Я хочу увидеть, как маленькая Калабрия сводит с ума тебя и Саймона, когда она тащит домой какого-нибудь грязного парня, покрытого татуировками и пирсингом.

Она одарила меня грустной полуулыбкой.

— Я знаю, что это произойдет, папа. Я не должна тебе этого говорить.

— Что?

— Я обещала маме...

Я ничего не мог с собой поделать.

— С ней все в порядке? Она не...больна?

— Не физически.

— Что ты имеешь в виду?

— Она заставила меня пообещать.

Я просто смотрел на нее. Я был здесь достаточно долго, я имел дело с достаточным количеством людей, которые не хотели говорить, которые боялись новостей, которые я приносил, которые не хотели, чтобы я знал, как сильно они облажались, чтобы знать, что сказать.

— Николь, ты сама заговорила об этом. Ты хочешь мне рассказать. Что бы это ни было, ты, должно быть, думаешь, что для твоей матери будет лучше, если я узнаю об этом. Неужели твое обещание важнее благополучия твоей матери? Что бы это ни было, ты знаешь, что я не причиню ей вреда. Даже сейчас я никогда не причиню ей вреда.

Она шмыгнула носом, и я увидел, как по ее щеке скатилась первая слеза.

— Она сказала мне несколько месяцев назад. Может быть. .. может быть, мне следовало сказать тебе, но она заставила меня пообещать. Ей казалось - это было так важно для нее, что ты не знаешь.

Я просто сидел и смотрел на нее.

— Она ушла от него. Через два месяца - через два месяца после того, как она бросила тебя и переехала в Чикаго, чтобы быть с ним. Это было меньше, меньше чем через месяц после того, как пришли документы о разводе.

— Он - Келли? Ричард Келли? Она бросила его?

Она облизнула губы, мокрые от слез.

— Она сказала, она сказала. .. они только что поняли. .. все кончено. Он вернулся к своей жене, и она...

Это до меня дошло.

— . ..и она не вернулась ко мне. Она никогда даже не думала об этом, не так ли?

Она не смотрела на меня.

— Ты можешь сказать мне, детка. Я большой мальчик, и правда. .. правда всегда лучше. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Как бы ни было тяжело, это лучше, чем ложь.

Наконец она посмотрела мне в глаза.

— Она сказала, она сказала, что никогда больше не хочет тебя видеть, она хотела начать новую жизнь вдали от тебя. Она сказала, что ты никогда не проверишь ее, возможно, никогда не узнаешь, и она не хотела. .. не хотела...

Она закрыла лицо руками.

Я сел рядом и обнял ее.

— Она сказала, что не хотела, чтобы ты знал, потому что ты попытаешься вернуть ее. Она сказала, что ты никогда не переставал любить ее, и она не хотела снова причинить тебе боль. Она просто. .. она просто не хотела тебя больше видеть.

Это было так просто, как только может быть, никаких вторых мыслей для Мэри. Я был частью ее прошлого, частью, которую она никогда не хотела видеть.

— Прости, папа, но я знала, что она говорит мне правду. Я видела это в ее глазах. Ты все еще любишь ее. Если бы ты знал, что она покончила с ним, ты бы так и сделал...ты бы снова пошел за ней, и она бы просто снова причинила тебе боль. Если бы я рассказала тебе, это причинило бы боль вам обоим. Я сделала это не только для нее, но и для тебя.

— А Питер знал?

— Да, мы говорили об этом. Это было к лучшему, что ты не знал.

Я обнял ее.

— Ты можешь простить меня? Я не знала, что делать. Я сделала то, что считала лучшим.

Я снова обнял ее.

— Я знаю, что ты это сделала, детка, и у тебя нет причин чувствовать себя виноватой. Если бы ты сказала мне, это ничего бы не изменило. Как ты и сказала, она никогда не собиралась возвращаться. Наверное, я знал это с самого начала, но нет ничего лучше, чем ткнуться носом в правду. Спасибо, что рассказали мне. Если у меня и были какие-то мечты наяву, то теперь они исчезли.

Это было за две недели до Рождества. Я знал, окольным путем, как дети разрабатывали свои расписания, что Мэри будет с Питером до Рождества, пока я буду с Николь, и она будет с Николь после Рождества, пока я буду навещать Питера. Я прилетел в Лос-Анджелес 27 декабря. Питер смог договориться о трех выходных, и мы поели в модном ресторане Лос-Анджелеса и обменялись подарками под все еще зеленой живой рождественской елкой в их гостиной.

Мы не ложились спать после того, как Остин лег спать, чтобы я мог насладиться им, а затем Марлена, симпатичная рыжеволосая девушка, которая работала медсестрой в больнице, где практиковал Питер, прежде чем она отучила его от холостяцких привычек, отвела Остина в постель и оставила нас вдвоем смотреть в большое панорамное окно на довольно хороший ночной пейзаж Лос-Анджелеса. Дом стоял на холмах, но не настолько высоко, чтобы слишком беспокоиться о оползнях.

— Николь сказала мне, что рассказала тебе о маме и о нем.

— Да.

— А также то, что я знал и помог сохранить от тебя тайну?

— Да, но не кори себя. Как я и сказал ей, зная, что это не имело бы никакого значения. Ты выполнял волю своей матери, и это не причинило мне никакого вреда. Не из-за чего чувствовать себя виноватым.

Он сделал глоток безалкогольного пива из охлажденной кружки Coors и, не глядя на меня, сказал: "Я не чувствую себя виноватым, папа. Я не думаю, что это принесло бы вам какую-то пользу. То, что я чувствую, печально, печально для вас обоих."

Я просто смотрела на него.

— Мы оба?

— Да.

Он посмотрел на меня.

— Ты можешь солгать Николь, но я знаю лучше. Ты все еще любишь ее. Возможно, ты трахаешься с дамами в Джексонвилле, но ты не двигаешься дальше. Я знаю тебя, вот что больно. Ты мужчина с одной женщиной, и я не думаю, что ты когда-нибудь сможешь двигаться дальше.

Я только пожал плечами.

— Ты, наверное, меня раскусил, но я знаю, что твоя мать, вероятно, расстроена из-за того, что произошло между ней и ним. В конце концов, она многое отдала, чтобы быть с ним, но она все еще красивая женщина. Она, вероятно, уже в других отношениях, или будет в них. Она будет не одна.

— Ты ошибаешься, и именно это так чертовски бесит!

Я посмотрела на него, задаваясь вопросом, что вызвало внезапный сильный прилив эмоций.

— Мы видели ее пару раз, когда она была с ним. Один раз она приехала сюда, а в другой раз Марлена улетела в Чикаго с Остином. Мы оба думали об одном и том же.

Я подождал его.

— Она не была счастлива, папа, я не думаю, что она когда-либо была счастлива. У Марлены сложилось такое же впечатление. Она прямо спросила ее, влюблена ли она в него. Она пыталась понять, почему бросила тебя ради него, но мама только покачала головой. Затем я поговорил с ней по Скайпу через несколько дней после развода.

Он сделал еще глоток и посмотрел мне в глаза.

— Я знаю, ты мне не поверишь, это бессмысленно, но она была несчастна. Она говорила. .. она говорила так, как будто собиралась разрыдаться после каждого другого слова, и это придавало происходящему смысл.

Это было что-то новенькое.

— Что? Что случилось?

— Николь тебе не сказала?

Когда я покачал головой, он сказал: "Через неделю после того, как она сказала нам, что они с Ричардом расстались, она позвонила нам из Сан-Франциско. Она получила еще один перевод. Она там уже больше четырех месяцев.

Я сделал большой глоток бренди "Наполеон" в своем бокале и не смог удержаться, чтобы не сказать: "Ну, в любом случае это имеет смысл. Она переезжает в Чикаго, чтобы сбежать от меня, а затем продолжает двигаться на запад, в Калифорнию. Я думаю, что единственный способ, которым она могла бы уехать еще дальше - это отправиться на Гавайи."

— Я думаю, она пыталась убежать от вас обоих. Хотя я могу это понять.

Я с любопытством посмотрел на него.

— Я думаю, что, когда она думает о тебе, она понимает, от чего отказалась, а когда она думает о нем, она понимает, какой пустой тратой времени, какой ошибкой все это было.

После еще одной минуты молчания, что еще оставалось сказать после этого, он отвернулся от меня, чтобы посмотреть в зеркальное окно. Наши отражения колебались в лунном свете снаружи.

— Я знаю, я знаю, папа, что ты, должно быть, удивлялся...

— Интересно?

— Почему я так тяжело воспринял то, что узнал о маме и том парне. Я имею в виду, что мне не 15, я взрослый мужчина. Я знаю, что вы взрослые, и я знаю, что родители расстались, но я вел себя так, как будто был эмоциональным подростком.

— Оглядываясь назад, да, я немного задумался. Ты всегда был таким спокойным, рассудительным, как я.

Он обернулся и посмотрел мне за спину, на дверь, ведущую на второй этаж, где у них были спальни.

— В то время я даже не понимал, что это такое. Я знал, что взорвался, но прошло несколько недель, когда до меня наконец дошло. Мне было страшно.

— Боишься?

— Ты и мама - наша опора, моя и Николь. Многие мои друзья пережили один развод, некоторые два или три, со всем дерьмом, которое связано с этим: твои родители ссорятся и хотят, чтобы ты выбрал сторону, а папы пытаются подкупить тебя подарками и втиснуть недели жизни в выходные, а мамы каждую минуту рассказывают тебе, какой кусок дерьма твой отец. Вы, ребята, просто плыли по течению. Ты всегда был рядом с нами.

— Когда я встретил Марлену и стал серьезным, первое, что я начал спрашивать себя, была ли она похожа на маму, и она такая. Ты, вероятно, этого не видишь, но она такая. Она любящая и забавная, и она чертовски горячая, и я ни секунды не беспокоился о ней, даже когда она работала с кобелями, которые привыкли трахать каждую медсестру и женщину-волонтера на расстоянии вытянутой руки. Она честна, вот в чем дело. Было несколько раз, когда ее влекло к парням. Она рассказала мне об этом, и я трахал ее до тех пор, пока она не оправилась, но я знал, что она никогда не будет действовать за моей спиной. Я знал, что если она когда-нибудь захочет уйти, она достаточно уважает меня, чтобы сказать мне об этом.

Он сделал глоток безалкогольного пива, которое для меня не что иное, как ароматизированная вода, но его никогда не соблазнял алкоголь, и это было хорошо для человека его профессии.

— Потом. .. потом случился Ричард Келли. Я пытался, я действительно пытался заставить маму объяснить мне, КАК это произошло, но она так и не смогла.

Поэтому я иду на работу и стараюсь сосредоточиться на пациентах и вскрывать мозги людей, не беспокоясь о Марлене и парнях, с которыми она может встретиться. Сейчас она занимается домашним хозяйством, но она ходит по магазинам, а я использовал супермаркеты в качестве главных охотничьих угодий для новых игрушек для траха.

Она водит Остина к педиатрам и специалистам, и там есть ребята. У нее все еще есть сертификат медсестры, и время от времени ей приходится проходить короткий курс или ходить на семинар, чтобы поддерживать его, и там есть парни.

Он посмотрел на мое отражение в стекле.

— Знаешь, я доверяю ей, папа, действительно доверяю, но я бы поставил свою жизнь, положил голову на гильотину на пари, что мама никогда не посмотрит на другого мужчину.

Я играю в эти маленькие психологические игры в своей голове. Я представляю себе тот день, когда Марлена войдет в кабинет после того, как уложит Остина, или, может быть, он вырос и пошел на свидание, и она скажет мне: "Питер, я встретила кое-кого и ухожу от тебя". Наверное, я прокручиваю в голове эти маленькие сценарии, чтобы посмотреть, смогу ли я продолжать дышать, продолжать работать, как ты, после того, как моя жизнь закончится.

Он снова остановился на мгновение.

— Мама украла мою уверенность. Она отняла веру в то, что "счастливое будущее" может когда-либо стать реальностью. Бывают дни, когда я ее так сильно ненавижу. Я никогда не смогу поверить, что мы с Марленой останемся вместе, и это убивает меня.

Я дал ему немного времени.

— Ты знаешь, что тебе нужно пройти через это, не так ли? Ты слишком умен, чтобы не заметить этого. Если ты продолжаешь задаваться вопросом, продолжай видеть ее измену в своем воображении, продолжай видеть тот день, когда она войдет и скажет вам, что покидает тебя, это станет самореализующимся пророчеством. Ты это сделаешь.

— Я не знаю как.

Я подошел к нему сзади и положил руку ему на плечо.

— Ты такой же разумный человек, как и я, Питер. Ты знаешь, что в этой стране миллионы пар, сотни миллионов по всему миру.

Миллионы из них распадутся, сердца будут разбиты, а жизни разрушены. Это случается, но помни и осознай, что миллионы из них пройдут через это и никогда не будут искушены, никогда не будут испытаны.

Тем не менее, другие миллионы будут проверены и, возможно, упадут, но они вернутся и заставят свои браки работать.

Жизнь - это игра чисел, и вам просто нужно предположить, что вы станете одним из миллионов счастливчиков.

Допустим, ты один из тех, кому не повезло. Допустим, что однажды в год или через 36 лет Марлена войдет и скажет, что уходит от тебя. Скажи, что она разбивает тебе сердце. Ты бы пожалел, что женился на ней? Ты пожалеешь, что появился Остин? Ты пожалеешь хоть об одной минуте своего времени с ней?"

Он долго молчал.

— Нет, не думаю, что я бы это сделал. Ты когда-нибудь жалел, что женился на маме?

— Ни на одну минуту. Послушай, Питер, мы никогда не сможем узнать будущее. Если бы я знал 36 лет назад, что меня ждет, и у меня был бы шанс увидеть, какими будут эти 36 лет, я бы не сделал ничего другого, кроме как держать ее подальше от той поездки, где она встретила Ричарда Келли."

***********************************

ГЛАВА ШЕСТАЯ:

ТРУДНЫЕ ВРЕМЕНА

Я знал, что это ошибка, но ничего не мог с собой поделать. Я отправил ей электронное письмо на ее старый адрес электронной почты, предполагая, что она сохранила бы его для продолжения бизнеса.

Я написал:

— Мэри: Николь и Питер только что проболтались. Не вини их. Это был тяжелый секрет, и они хорошо поработали в течение четырех месяцев. Я не знаю, что мое мнение или забота что-то значат для тебя, но мне жаль, что у тебя с Ричардом ничего не вышло. Я знаю тебя, и я знаю, что даже если ты не можешь мне сказать, он что-то значил для тебя. Ты не из тех женщин, которые готовы пожертвовать жизнью ради мимолетных острых ощущений.

Питер сказал мне, что не думает, что ты счастлива. Он довольно умный человек - я думаю, это от меня. Если он прав, я просто хотел сказать тебе, что ты можешь написать мне в любое время о чем угодно. Мы всегда могли поговорить о чем угодно.

Мы не вместе, я смирился с этим. С этого момента у нас будет отдельная жизнь, но мы были друзьями, а также любовниками, мужем и женой. Несмотря на все, что произошло, я все еще считаю себя твоим другом. Здесь нет никаких строк или условий. Напиши мне, если захочешь о чем-нибудь поговорить.

Хью.

Я так и не получил ответа. Я действительно не ожидал этого. Просто я чувствовал, что должен это сделать.

Жизнь продолжалась. Я перестал встречаться, потому что идея завязать отношения с кем-то из банка или банковского сообщества или с кем-то, с кем мне, возможно, придется общаться, казалась все менее и менее отличной идеей. Онлайн - место встречи для одиноких людей казалось лучшей идеей. Я мог бы встречаться, встречаться и зажигать, и мне не приходилось бы ежедневно сталкиваться с несчастными, разочарованными или отвергнутыми женщинами. Это казалось идеальным образом жизни.

Я познакомился с милыми, интригующими женщинами на Рыбном рынке, как некоторые его называли. Некоторые отчаянно нуждались в мужьях, некоторые просто хотели отличного траха после того, как их мужья или близкие люди сказали, что они никакие в спальне.

Я держался подальше от охотниц за мужьями, но убедил нескольких дам, которые, возможно, не были такими пышными или стройными, как десятилетия назад, что в правильных руках они все еще могут сжечь простыню, и было несколько дам, которые никогда не оказывались в моей постели, но стали друзьями.

Это были дамы, с которыми я мог поговорить, обменяться шутками в Интернете и пойти в Центр исполнительских искусств Таймс-Юнион в центре Джексонвилла на местную постановку бродвейской пьесы и, возможно, выпить позже, не ожидая оргазмов после этого.

Бизнес шел своим чередом, но на национальной арене раздавался тревожный гул, а ипотечный рынок и сектор жилищного строительства задрожали, когда начали ощущаться первые толчки приближающегося землетрясения. Надвигалось что-то плохое.

Гейл и Кофе, и более мудрые головы, чем мои, встретились и начали готовиться к надвигающейся буре. Плохие вещи действительно приближались, даже если большая часть банковской индустрии и деловых кругов продолжала свистеть мимо кладбища, но Гейл была такой же упрямой, как и ее дед. Она училась у него на коленях и была готова сделать все необходимое, чтобы сохранить Охотничий бренд живым для следующего поколения.

Что касается меня, то я был топориком, мускулами. Я закрыл банки на пузыре. Я обращался к кредитам, которые уже были мертвы, но не похоронены, лишены права выкупа, руководил продажей и ликвидацией компаний, которые либо всегда были плохими идеями, либо стали плохими идеями. Я закрыл инвестиции и в каждом случае пошел на наличные деньги по акциям и другим опционам.

Я потратил много времени на закрытие слабых банков, увольнение людей и покупку новых банков, укрепление позиций и увольнение людей. В тот год я уволил много людей. Я сказал мужчинам среднего возраста, что их должности стали излишними, и им придется выйти во враждебный мир и начать новую жизнь для себя. Некоторые из них не дожили до того дня, когда я сказал им, что они уволены. Один упал замертво с сердечным приступом, выходя из того, что когда-то было его офисом. Двое из них покончили с собой таким образом, что, по их мнению, не могли аннулировать крупные полисы страхования жизни для их семей. Одному парню это сошло с рук, другому - нет.

Это не был теплый и пушистый период ни в моей личной жизни, ни в бизнесе. Однако бизнес, даже банковский бизнес - это не сухие бухгалтерские книги и зеленые тени для век, которые есть у людей снаружи - это убийство или смерть, выживание наиболее приспособленных, одетых в костюмы и галстуки. Это все еще природа, красная в зубах и когтях.

Наступило и прошло еще одно Рождество 2008 года: новый президент, новый мир во многих отношениях.

Питер спросил меня: "Есть ли в твоей жизни кто-то особенный, папа?

— Нет, у меня приличная светская жизнь. Есть дамы, которые являются хорошими подругами. Они заставляют меня смеяться.

— Принимаешь какие-нибудь меры?

— Достаточно.

— Подробности?

— Извращенец.

— Он один из них, не так ли? - с улыбкой спросила Марлена, подойдя к Питеру сзади и положив голову ему на грудь. Затем она усмехнулась и сказала: "Слава Богу."

Я просто посмотрел на своего сына, и он посмотрел на меня, когда поцеловал макушку своей жены, и я почувствовал себя лучше из-за них двоих. Я думал, что он уже оправился от раны, нанесенной неверностью его матери, и был рад, что кто-то это сделал.

Николь задала мне тот же вопрос, но более вежливо.

— Ты счастлив, папа? Есть ли кто-нибудь особенный?

— И да, и нет. У меня есть друзья, я выхожу в свет. Я не одинок. У меня есть работа, люди в банке, работа, которая занимает около 60 часов в неделю. Это не плохая жизнь.

— Честно?

— Честное слово. Это не так хорошо, как моя жизнь с твоей матерью, но это так хорошо, как может быть жизнь без нее. На самом деле, мне сейчас 60, я не собираюсь снова жениться, не собираюсь больше растить детей. Настоящая часть моей жизни - вы, ребята -осталась позади. Я готов быть любящим дедушкой. Не беспокойся обо мне, Николь. Я в порядке.

Она ничего не сказала, но я мог сказать, что она хотела, чтобы я спросил.

— Как поживает твоя мать?

— Нехорошо.

— Физически?

— Отчасти она похудела. Она выглядит старше. Она никогда не выглядела на свой возраст. Она начинает выглядеть на свой возраст.

— У нее была тяжелая пара лет, детка.

— Тяжелее, чем у тебя?

— Может быть! Помни, я был невинной стороной. Разбить чье-то сердце, обмануть его, прожить две жизни - это не может быть легко. Потом мы расстались. Потом она рассталась со своим новым парнем, и с тех пор у нее был кто-нибудь в течение года?

— Она ходила на свидания, я знаю, но никого серьезно.

Какая-то часть меня была счастлива услышать это. Я хотел, чтобы ей было больно, но поставил себя на ее место. Если бы это был я десять лет назад, и я был тем, кто изменял ей почти год, и мне пришлось бы встретиться с ней лицом к лицу и признаться в том, что я сделал, это, вероятно, убило бы меня.

Легко быть невинной стороной. Если бы вся вина, вина и стыд были на мне, особенно если бы я все еще испытывал к ней какие-то чувства, это бы меня разорвало. Если она человек, то должна испытывать чувство вины за то, что сделала с человеком, который ее любит.

— Я не знаю, что я могу сделать, детка. Некоторое время назад я отправил ей электронное письмо, сообщив, что по-прежнему считаю нас друзьями и что она всегда может поговорить со мной. Я так и не получил от нее ответа.

— Это правда, папа? Ты все еще думаешь о ней как о друге после всего, что случилось?

— Да, мы всегда были не только любовниками, но и друзьями. Не было никого, с кем я мог бы поговорить о чем-либо так же легко, как с ней. Я ценил ее советы, ее ум. Она всегда могла рассмешить меня, каким бы плохим ни был день. Если бы мы не были женаты, не были любовниками, я думаю, мы были бы хорошими друзьями. Там просто что-то. Я не знаю, как описать это лучше, чем это.

— Ты не мог бы снова стать ее другом, папа?

— Ей не нужна ни моя дружба, детка, ни моя любовь. Яснее этого не может быть.

— Ей нужен друг, папа, ей нужен ты. Она никогда не скажет тебе и не даст тебе знать, но она умирает, умирает внутри. Она не та женщина, которую мы всегда знали. Не мог бы ты попытаться связаться с ней для меня и Питера? Я знаю, тебе будет трудно, но ты можешь сделать все, что угодно.

Помнишь, когда я была маленькой? Ты сказал мне, что никогда не будет ничего, о чем я могла бы попросить, чего бы ты не сделал, и никогда не было ничего, о чем я просила бы, чего бы ты не сделал. Я действительно думала, что если попрошу тебя схватить луну и принести ее мне, ты каким-то образом это сделаешь.

— . ..и я бы так и сделал, но это...

Я посмотрел ей в глаза, увидел ее мать и понял, что никогда не смогу ей ни в чем отказать, даже если знаю, что это невозможно.

— Я постараюсь поговорить с ней, Детка. Я сделаю все, что в моих силах.

Я отправил ей электронное письмо на следующей неделе и обнаружил, что она изменила свой адрес электронной почты. На ее сервере не было такого адреса электронной почты. Я набрал номер офиса Макдэниелов в Сан-Франциско, позвонил и попросил поговорить с мисс Мэри Медоуз.

— Могу я сказать ей, кто звонит, сэр?

— Хью Дэвидсон.

— Пожалуйста, подождите.

После ДОЛГОГО молчания в трубке раздался приятный голос: "Извините, мисс Медоуз нет в офисе."

— Ну, могу я оставить сообщение на ее голосовой почте?

Снова долгое молчание.

— Мне очень жаль, сэр, но ее голосовой почтовый ящик полностью заполнен.

— Ну, могу я оставить вам сообщение?

— Мне очень жаль, но у меня четыре звонка. Не могли бы вы позвонить позже?

Она была недоступна через 10 минут после открытия своего офиса, за 10 минут до обеда, через 30 минут после обеда и за полчаса до закрытия бизнеса. Повторите это в понедельник, вторник, среду, четверг и пятницу. Добавьте к этому, что ее голосовой почтовый ящик всегда был полон или на грани срыва. Естественно, они не могли опубликовать ее адрес электронной почты, поскольку это противоречило политике компании.

Я пытался в течение двух недель, прежде чем, наконец, усталый, когда-то дружелюбный голос сказал: "Мне жаль, что у вас так много проблем, сэр, но это деловой офис. Я ненавижу быть грубой, поэтому, пожалуйста, извините меня, но ваш звонок стал чем-то вроде проблемы. У нас есть люди, которые звонят по деловым вопросам, и мы действительно не можем позволить себе быть осажденными личными звонками для наших сотрудников."

— Откуда ты знаешь, что это личное? Я никогда не говорил тебе, зачем звоню. Это может быть бизнес.

После еще одного долгого молчания: "Мне очень жаль, сэр, но вы ставите меня в очень затруднительное положение...неловкое...положение. Пожалуйста."

Я знал, что это так. Она была просто секретаршей, выполнявшей приказы своего босса, которые должны были полностью закрыть меня. Мэри не уступила ни на дюйм, даже не позволила мне объяснить, зачем я звоню. Я вспомнил, что она сказала Мэтту Генри: никаких контактов, никаких сообщений. Она даже не хотела дышать тем же воздухом, что и я. Она не хотела находиться в одном городе.

Я мог бы прилететь в Сан-Франциско и войти в парадную дверь главного офиса Макдэниелса, но я знал, что никогда не пройду мимо фаланги секретарей, сотрудников и охраны, которую она бросит, чтобы отогнать меня. Чем больше я думал об этом, тем больше злился. Потребовался день, чтобы достичь критической массы. Мало того, что она разрушила мой мир, разбила мое сердце, оставила меня одного в лунном свете с призраками и тенями, пока она сначала трахалась с Ричардом Келли, а затем со своими неизвестными парнями. Она даже не могла проявить элементарную порядочность, чтобы признать мое существование. Как будто для нее я уже умер.

Поэтому на следующий день, среди моего гнева и отчаяния, всего на несколько минут я выпустил демонов. Я отправил сообщение по электронной почте на адрес общей связи для офиса McDaniels в Сан-Франциско. В тот момент мне было все равно, сколько секретарш, лакеев или коллег видели это.

— Мисс Медоуз. .. Мэри, или, лучше сказать, Ты Сука! Это твой бывший муж, человек, который любил и лелеял тебя в течение 36 лет, прежде чем ты решила превратиться в шлюху и трахнуть какого-нибудь молодого мужчину. На случай, если ты забыла, я тот человек, который никогда тебе не изменял.

Я прошу прощения за то, что пытался позвонить и поговорить с тобой. Очевидно, мысль о том, чтобы услышать мой голос, настолько неприятна, что ты неоднократно заставляла секретаршу лгать мне. У тебя не хватило элементарной порядочности самой подойти к телефону и сказать, что ты не хочешь со мной разговаривать. Почему я удивляюсь? То, что у тебя нет порядочности, не должно было удивлять. Я заставлял себя верить, что ты была порядочной женщиной в течение 36 лет, но это всегда было ложью, не так ли? Ложь, потому что ты всегда была изменяющей шлюхой. Я просто никогда не позволял себе этого видеть.

Я был слишком ослеплен любовью, которую, я уверен, ты не понимаешь, потому что я уверен, что у тебя никогда не было ни минуты любви ко мне за все наши годы вместе.

Я оглядываюсь назад и вспоминаю, что ты принадлежала другому мужчине, когда сосала мой член и позволяла мне трахать тебя. Ты изменяла мужчине, за которого собиралась выйти замуж. Из-за того, что ты изменяла мне, я заставил себя поверить, что это была просто непреодолимая страсть, которая привела тебя в мою постель, но наш брак начался с предательства с твоей стороны.

Я предполагаю, совершенно уверен, будучи хладнокровной сукой, какой ты являешься, что ты приняла сознательное решение, что у тебя будет лучшая, более выгодная жизнь со мной, чем у твоего бывшего жениха. Ты знала, что я пришел из-за денег, и заключил пари, что езда на моих фалдах приведет тебя к комфортной жизни, что и происходило более 30 лет. Никогда не было ничего, чего бы ты хотела, чего бы я не давал тебе добровольно. Я подарил тебе двоих детей, которых ты любила, если только ты не врала и об этом тоже.

Оглядываясь назад, я не могу не задаться вопросом, был ли Ричард Келли первым мужчиной, которого ты сосала и трахала, притворяясь моей любящей женой. Я был таким идиотом. Я знал, что тебя так много времени не было, что ты была сексуальной динамо-машиной, и я действительно верил, что ты хранила целибат все те долгие ночи, которые проводила вдали от меня.

Теперь я действительно верю, и это не просто гнев и злоба, что ты изменяла мне столько лет. Я думаю, что твоя история о том, как ты месяцами сопротивлялась Ричарду, была чушью собачьей. Я думаю, что в ту самую первую ночь ты отсосала ему член и позволила получить то, что обещала мне наедине.

Я думаю, что ты лгунья и обманщица. Я думаю, что ты эгоистичная, бессердечная сука во всех смыслах этого слова. Оглядываясь назад, даже если бы это стоило мне Питера и Николь, я хотел бы, чтобы ты решила, что твой гарвардский жених был лучшей долгосрочной ставкой, чем я. Лучше бы ты никогда не притворялась, что влюбилась в меня. Я жалею, что у меня не было возможности встретить любящую, добрую и верную женщину, которая стала бы моей женой. Я жалею, что потратил большую часть своей жизни на женщину, которая существовала только в моем воображении.

Теперь уже слишком поздно. Мне почти 60. Не будет никакой возможности заново пережить свою жизнь и найти лучшую жену или, возможно, просто честную шлюху, которую я мог бы трахнуть и знать, в чем заключается сделка.

Когда я уходил от тебя, в тот день, когда ты, наконец, была честна со мной, я поблагодарил тебя за годы, которые ты отдала мне, и пожелал тебе всего хорошего. Ты должна знать, что я лгал. Я рад только тому, что твой парень наконец устал от тебя, вышвырнул твою стареющую задницу и вернулся к своей жене. Я слышал твою историю, но уверен, что моя более достоверна.

Ты стареющая, увядающая глупая красавица. Ты стареешь, твоя внешность меняется, и ты действительно веришь, что 45-летний мужчина хочет начать с тобой новую жизнь? Ты поверила в его чушь и оставила верного мужа на несколько месяцев хорошего траха.

Ты все еще привлекательная женщина, в определенном смысле, поэтому я думаю, что ты можешь продолжать заниматься проституцией, хотя твои клиенты будут становиться старше и более отчаянными с течением времени. Я могу только надеяться, что твой отчаянный поиск нового секса приведет тебя к тому, что ты заболеешь одной из самых уродливых, болезненных или, возможно, смертельных сексуальных болезней.

Когда ты уйдешь, я хочу, чтобы ты знала, что я приду на твою могилу. Я приду не к твоей постели, чтобы простить тебя, пока ты еще жива, а к твоей могиле, чтобы помочиться на землю, лежащую над разлагающимся телом худшей женщины, которую я когда-либо имел несчастье знать.

Ты никогда не узнаешь всей глубины ненависти, которую я испытываю к тебе, и это главное сожаление, с которым я живу каждый день.

Хью.

Я написал это в пылу страсти и, не задумываясь, нажал клавишу отправки. Буря эмоций захлестнула меня, но главными из них были - освобождение и облегчение. Раньше я был благородным и любящим и простил женщину, которая вырвала мое сердце, но то, что я действительно чувствовал, содержалось в словах, которые я выбил всего за несколько минут. Я молил Бога, чтобы она все еще была способна пострадать от меня, потому что я хотел причинить ей боль.

На мгновение я подумал о том, чтобы уничтожить Ричарда Келли. Я мог бы это сделать, независимо от его политических связей или власти его семьи. Все эти годы я был человеком-топором, разрушителем жизней, карьеры и сообществ, мой собственный родной интеллект поддерживался силой сотен миллионов долларов, контролируемых семьей Хант.

Я мог бы убить его, мог бы разрушить его брак, если бы он действительно вернулся к своей жене. Я мог бы оставить его банкротом и на улице, или где-нибудь в камере, где его трахают в задницу самые большие, самые подлые человеческие монстры, которых я мог бы собрать.

Я несколько часов обдумывал эту идею. Гейл поддержала бы меня, и это можно было бы сделать, не оставляя отпечатков пальцев. Затем, неохотно, я отбросил фантазии. Я не был таким человеком. Я не хотел становиться человеком, который мог бы сделать это ради личной мести. Ужасные вещи, которые я совершал, я совершал бесстрастно. Людям, чьи жизни я разрушил или причинил боль, я причинил вред только в рамках своей работы.

Существовала черта, которую я не хотел пересекать, не сейчас, надеюсь, никогда.

Потом у меня было время пожалеть о словах, которые я послал Мэри. Я чувствовал себя лучше, чем когда-либо за последний год. Эти слова были в моем сердце с того момента, как она рассказала мне о Ричарде Келли. Я чувствовал то, что чувствуешь, когда тебя тошнит, потом тебя тошнит, и тошнота проходит.

Нет, я чувствовал себя плохо, потому что представлял, что подумали бы Питер и Николь, если бы увидели это письмо. Это повредило бы им так же, как и их матери, но было слишком поздно, сообщение исчезло. Я почему-то сомневался, что это была та помощь, на которую надеялась Николь, но иногда даже величайший чудотворец терпит неудачу и я пытался восстановить контакт с Мэри. Вина лежала на ней.

Я так и не получил ответа по электронной почте. Питер и Николь никогда не показывали, что знают об этом, и ни один из них не настолько хороший актер, поэтому она никогда не говорила им, хотя я предполагаю, что она должна была знать об этом. Это было все равно, что бросить камешек в колодец, и он исчез без звука, без ряби, как будто его никогда и не роняли. Еще раз стало ясно, что я просто больше не существую для Мэри.

Жизнь продолжалась. Жилищный, банковский и экономический кризисы, потрясшие страну, стали реальностью. Большинство банков по всей стране дрожали и дрожали, и директора банков подали в отставку или к ним обратились федералы, желая узнать, сыграли ли они свою роль в возникновении кризиса.

Федералы начали вынюхивать что-то вокруг нас, но не потому, что мы попали в беду.

Мы были одним из немногих крупных банков в стране, который стоял как скала. Наши книги были хорошими, наши кредиты были надежными, а наши клиенты были защищены. Гейл Хант и ее Совет директоров не хотели принимать никакой федеральной помощи, кредитов, гарантий, ни малейшего намека на федеральный контроль через федеральные нити, привязанные к деньгам, которые должны были поддержать другие банки.

Это вызвало большой интерес в определенных кругах, и к нам приходили безымянные, но очень влиятельные люди, желавшие, говоря очень простыми словами, ткнуть пальцем в наш очень процветающий финансовый пирог.

Я присутствовал на одной встрече с Гейл, Перси, Бобби, двумя другими директорами, человеком из неназванного важного федерального агентства и двумя высокопоставленными чиновниками ФБР. Встреча началась сдержанно, а затем довольно быстро переросла в плохо завуалированные угрозы со стороны федералов. Банк Ханта был финансовым центром, но он не был суверенным правительством Соединенных Штатов. Для всех заинтересованных сторон было бы лучше, если бы Банк мог работать в гармонии с политикой и целями федерального правительства. В интересах гармонии Банк должен будет принять федеральное финансирование и федеральный надзор за своей деятельностью.

Гейл дала понять, что этого не произойдет. Федеральный чиновник посмотрел на нее так, словно она сошла с ума, и сказал, что она красивая женщина и что красивые женщины не преуспевают в федеральных тюрьмах из-за внимания со стороны мужчин и женщин-охранников и заключенных.

— Мне бы не хотелось, чтобы это случилось с таким энергичным человеком, как вы, сказал ФРС, но политические различия между частным бизнесом и правительством неизбежно сводятся к моменту выбора. Сделаете ли вы то, о чем мы просим, или нарушите закон и откажетесь от своей свободы и будущего роста этого банка, которому ваш дед посвятил свою жизнь?

Она просто посмотрела на него на мгновение, затем встала. Федерал с любопытством посмотрел на нее.

— У меня личный кабинет в другой комнате - спокойно сказала она. - Не могли бы вы пройти со мной? У меня есть кое-что, что я хотела бы вам показать, и мы можем обсудить этот вопрос дальше.

Они вышли вместе и через десять минут вернулись. Федерал не сказал ни слова, просто махнул ребятам из ФБР, и они вышли. Мы так и не получили от него ответа.

У нас продолжали появляться посетители, но они были низкого уровня и очень вежливы.

Я так и не узнал, что Гейл сказала или показала неназванному федералу, но в 80-е годы, когда сначала мафия, а затем южноамериканские преступные элементы попытались проникнуть в банковский бизнес, старик Хант просто позвонил по телефону, и внезапно они ушли.

Я знал, что он был умным человеком. Ему нравилось узнавать секреты и прятать их для дальнейшего использования. Меня никогда не интересовало, какие секреты он хранит. Я подумал, что было бы здоровее притвориться, что я ничего о них не знаю.

Мы подошли к лету 2009 года, и мне позвонила Николь, сообщив, что Брэнди Саммерс, ее лучшая подруга и наша почти приемная дочь, выходит замуж в Нью-Йорке. Брэнди была гибкой рыжеволосой девушкой, которая была лучшей подругой Николь до того, как ее родители пережили жестокий развод летом 1994 года.

В середине развода у ее матери диагностировали особенно злокачественную форму рака молочной железы, в то время как ее отец переехал в Бразилию после того, как влюбился в 24-летнюю аспирантку, с которой познакомился во время преподавания курса в Университете Северной Флориды.

У Брэнди не было других близких родственников, и с одобрения ее матери, доброго пренебрежения ее отца и согласия далеких бабушки и дедушки по материнской линии, 15-летняя девочка переехала к нам и жила с нами в течение трех лет, пока она не уехала в колледж с Николь. Она была настолько близка к тому, чтобы быть дочерью, не имея кровных уз.

— Она познакомилась с одним замечательным парнем из Бостона. Он профессор колледжа, преподает английский. На самом деле он некоторое время жил и преподавал в Джексонвилле. Он разведен, и она познакомилась с ним, когда он пришел в частную школу, где она преподавала последние пять лет. Она начала сопротивляться. После всех придурков, с которыми она была связана на протяжении многих лет, она была очень застенчива, но она по уши влюблена. В любом случае, она хочет свадьбу в июне. Она собирается сделать это в доме декана школы, где она преподает, и она хочет, чтобы ты был там, чтобы выдать ее, как ее отец.

Через мгновение я должен был спросить: "Я польщен, но как насчет ее отца?"

— Она не слышала о нем уже пять лет. Именно тогда он написал ей по электронной почте, что у его новой невесты только что родились близнецы и что с ними и его работой в Сан-Паулу у него просто не будет времени поддерживать с ней связь. Как будто этот сукин сын поддерживал связь с тех пор, как покинул страну. Нет, ты самое близкое, что у нее есть к отцу. Она хочет тебя.

— Конечно. Я буду рад отдать ее. Дайте мне знать время, и я буду там с колокольчиками и очень хорошим свадебным подарком.

Три дня спустя мне снова позвонила Николь, и я понял, что это плохие новости, прежде чем она сказала больше, чем несколько слов.

— Папа, я не знаю, как спросить об этом, но. ..

— Что?

— Бренди хотела, чтобы вы оба присутствовали на свадьбе. Ты же знаешь, как она была близка с мамой.

Я знал. Как бы сильно она ни любила меня как суррогатного отца, Мэри была ее матерью во всем, кроме крови. Брэнди нуждалась в женщине в тот период своей жизни, когда она стала молодой женщиной, и Мэри была рядом с ней.

— Мне кажется, я знаю, что ты собираешься сказать. Скажите мне.

— Брэнди не. .. я не. .. Я не могла поверить, что мама этого не сделает...она не сможет забыть прошлое. Но...

— Она не придет, если я буду там.

— Мне так жаль, папа.

Я думал об этом только мгновение. Это был день Брэнди, самый важный в ее жизни, и она нуждалась в Мэри больше, чем во мне.

— Скажи Брэнди, что я буду там в душе и навещу ее и ее нового муженька позже в этом году. Скажи ей, чтобы она сделала для меня хорошие фотографии, хорошо?

— Хорошо, папа - и я услышал, как она плачет.

Это было теплое июльское воскресенье, и дом декана представлял собой большой старый уютный фермерский дом в северной части штата Нью-Йорк, превращенный в особняк 21 века. Он находился в центре того, что когда-то было яблоневым садом. Гости припарковались вокруг, и задний двор был превращен в часовню под открытым небом.

Я приехал на такси, тихо вошел, когда знал, что большинство людей собираются на церемонию. Я стоял у заднего окна и наблюдал, как Бренди и ее чуть более низкорослый жених-профессор обменивались клятвами под яблоней, стонущей красными плодами.

После клятв была очередь на встречу и приветствие, и я проскользнул в конце, держа ее свадебный подарок, завернутый в зеленую и синюю бумагу. Семья и близкие друзья стояли по обе стороны от счастливой пары. Брэнди подняла глаза и поняла, кто я.

— Хью - почти закричала она, а затем подбежала ко мне. Пока она бежала, я посмотрел за ее спину, на высокую женщину с каштановыми волосами, одетую в легкое летнее платье из прозрачной ткани и вышитых цветов. Услышав зов Бренди, она перевела взгляд с женщины, пожимавшей мне руку, на меня.

Может быть, Николь и Питер были правы, и у нее была тяжелая жизнь в последние почти два года. Может быть, она постарела и потеряла блеск молодости, тугую кожу и ясные глаза, которые заставляли ее казаться на десять лет моложе, чем она была, но если и так, я не мог этого сказать.

Мы смотрели друг на друга, должно быть, десятилетия. Я не мог отвести от нее глаз, а она ни на дюйм не отводила взгляда ни в ту, ни в другую сторону.

Потом Брэнди оказалась в моих объятиях, и я опустил взгляд, чтобы поцеловать ее в лоб. Мы болтали. Когда я снова поднял глаза, высокая темноволосая женщина исчезла.

Я познакомился с молодым профессором Брэнди, поговорил с Николь и Саймоном, съел один кусок пирога, а затем извинился. У меня были срочные дела в Джексонвилле, я прилетел только поздороваться, и мы увидимся позже.

Когда и Брэнди, и Николь отказались верить в эту ложь, я посмотрел на море незнакомцев и сказала: "Впереди еще много свадебных торжеств. Мэри больше не выйдет, если я буду рядом. Я не собираюсь портить тебе жизнь. Я был здесь, поцеловал тебя, познакомился с твоим молодым человеком, а теперь пора уходить."

Собираясь уходить, я вспомнил о пакете, который принес с собой, и отдал его Брэнди, попросив ее положить его в стопку свадебных подарков, которые они откроют позже. Она покачала головой и сказала: "Нет, Хью. Это от тебя. Я хочу увидеть его сейчас."

Как ребенок, рвущийся в подарок рождественским утром, она уничтожила упаковку. Николь, Саймон и новый муж Брэнди смотрели на нее с удивлением. Затем она поднесла фотографию в рамке к полуденному солнцу и заплакала.

Николь взглянула на него, заплакала и обняла ее.

Саймон и муж Брэнди просто посмотрели на фотографию, а затем поняли, что это было. Снимок был сделан, когда мы с Мэри были любящей парой, между нами стояли две почти взрослые дочери и Питер. Это была рождественская фотография, сделанная в давно минувшие времена.

Я обнял ее в последний раз, сказав: "За хорошие воспоминания, которые у нас были", а затем я ушел, и на обратном пути в Джексонвилл я закрыл глаза и увидел ту кареглазую, темноволосую леди в кружевах и цветах, похожую на остаточное изображение новой звезды, которая выжгла себя на вашей сетчатке. Я не мог стереть этот образ, но на самом деле не хотел.

********************************************

Продолжение следует...