Зима совсем не поспевала за календарем. Отшумели новогодние праздники, вступил в силу очередной рабочий год, но гнилая осенняя погода никак не хотела сдавать смену, намереваясь продержаться, наверное, до самой весны. Вот, наконец, ближе к концу месяца землю припорошил снежок, а в начале февраля ударили настоящие морозы. Аккурат к отпуску. И, несмотря на то, что лёд на реке еще толком не стал, Артём решил рискнуть. Собрав весь необходимый скраб и рыболовные снасти, он выехал из города в четверг вечером, разумно полагая, что в будние дни рыбаков не будет, и появится возможность остаться с природой наедине. Впрочем, изначально, совсем уж наедине с природой он оставаться не собирался. Рыбалку они планировали вдвоем с другом. И прикорма купили на двоих. Да вот, как назло, Димка заболел гриппом накануне отъезда. Сколько болезнь его продержит в постели было неизвестно, поэтому Артем не стал откладывать уже утвержденные планы. Шипованные колеса похрустывали по замерзшей глине старой грунтовой дороги, ведущей через бывшие колхозные поля и полуразрушенные ангары зернохранилища к поросшей высокими березами излучине реки. Это место Артему было хорошо известно. Много лет он рыбачил здесь и зимой и летом, досконально изучил дно, безошибочно определяя подходящие для клева ямки и перекаты. Солнце клонилось к закату, ослепляя водителя холодными розоватыми лучами. Пришлось одеть очки. Слева в полях потянулась вереница ржавых скелетов брошенных комбайнов и тракторов, а дальше, за оврагом, выглядывали из-за холма коньки шиферных крыш: дачный поселок, вдоль которого тянулась дорога. Летом, в период отпусков, там довольно людно: стучат молотки, скрежещут пилы, пофыркивает дизельный насос на водокачке, слышен детский смех и задорная музыка. Сейчас – тишина. Только стелится над долиной прибитый ветром синеватый дымок одинокой печи - кто-то всё ж выбрался в такую погоду на дачу.

Артём не был тут, пожалуй, с октября, и уже изрядно соскучился по родному уголку природы. Миновав покосившийся кирпичный столб «пизанской» водонапорной башни, он повернул к поселку. Машина понеслась мимо занесенных снегом домиков с забитыми на зиму ставнями, старых кряжистых яблонь и почерневшего от времени деревянного штакетника забора. Здесь, между двумя огороженными участками земли, был неприметный поворот в редкий березовый лесок, сквозь который дорога выходила на пологий берег реки.

Артём вышел из машины и жадно вдохнул морозный воздух. Термометр показывал двадцать восемь градусов мороза. И это еще только начало. Ночью обещали до тридцати двух. Хорошо, хоть ветер здесь задувал не такой лютый, как в полях. Вечерело быстро. Решив не медлить, Артём достал из багажника бур, палатку, и переносной ящик со снастью, погрузил все это на небольшие пластиковые сани и, переобувшись, отправился к шуршащему на ветру камышу.

***

Олеся с трудом протолкнула толстое березовое полено в распахнутую дверцу гулко завывающей печи, и немного посидела на корточках, завороженно вглядываясь в раскаленные языки пламени. С самого детства её манил этот необыкновенный танец желто-оранжевых всполохов. Тогда в маленьких детских глазенках огонь был живым существом, то скромно пощелкивающим тонким древком спички, вгрызаясь в него слабыми зубками, пробуя на вкус; то вставая во весь рост огромным пионерским костром на берегу ночной реки, извиваясь и танцуя вместе с веселившимися одноклассниками. Он был тёплым, но грустным собеседником где-нибудь в осеннем лесу, когда ходили по грибы, или же веселым помощником по уборке сухой травы на огороде. С каким нетерпением она всегда ждала октября, когда, после теплой солнечной недели, они с отцом собирали с грядок сухие лианы огурцов, опавшую яблоневую листву, поломанные ветки, и пожухлые сорняки. А потом разжигали у дома огромный дымящий костер. И после обеда она еще долго бегала по всей территории двора, поднимая с земли пропущенные веточки, колоски, листочки, чтобы подкормить своего друга напоследок.

Это была золотая пора юности, когда она еще не знала другое обличье огня: беспощадного кровожадного зверя, с рёвом преисподнии вырывающегося из чёрных сопел реактивных установок, рвущего и калечащего родную землю; безумного краснолицего демона, пожиравшего родные с детства дома и сараи, воющего и хохочущего разрывами мин над воплями обезумевших женщин: У-у-у-у-у-у... ХА! ХА! ХА!

Олеся часто заморгала увлажнившимися глазами, сбрасывая наваждение, закрыла дверцу печи и выпрямилась, отряхнув пыльные ладони. В предбаннике, выходившем узеньким окном на восток, уже было темно. Волнистое покрывало снега за окном окрасилось красивыми розовыми оттенками. «Хорошо хоть снег выпал» - подумала девушка, - «Всё ж не так тоскливо». Олеся жила тут с лета. Сначала сестра приютила её в своей двухкомнатной квартире, но девушка сама попросилась на дачу. Во-первых, она чувствовала, как стесняла сестру с мужем и ребенком, а во-вторых, тут ей всё было привычно – дом, баня, огород... всё как там... в прошлой жизни. Даже глубокой осенью, когда уже отключили электричество, и зарядили бесконечные дожди, она наотрез отказалась возвращаться в город, намереваясь перезимовать тут. Весной нужно будет посадить огород, привести домик в порядок, а к лету... к лету она хотела вернуться домой. Пусть уже нет в живых родителей, пусть муж, развращенный войной, превратился в кровожадного головореза. Но ещё есть дом! Есть яблоня, которую садил отец в день её рожденья. Есть кладбище с родными могилами. И она обязана быть там... с ними...

Олеся на секунду замерла. Ей вдруг почудился звук автомобильного мотора. Сестра приезжала каждые выходные, но сегодня был четверг. Да и поздно уже. Накинув на голову шаль и запахнувшись синтепоновой курткой, девушка вышла на улицу. Мороз усиливался, став еще более нестерпимым из-за резкого порывистого ветра. Она обежала баню, и успела заметить два красных огонька габаритных фар, исчезающих за поворотом лесной дороги. Кому это приспичило в такую холодину на ночь глядя ехать к реке? Впрочем, ладно. Жизнь научила её не слишком-то совать нос в чужие причуды. Девушка заглянула в дом, зажгла керосиновую лампу и наполнила печь дровами. Ночь предстояла холодная, надо хорошо протопить комнату. Затем, уложив в пакет чистое белье, она плотно прикрыла дверь, и быстрой трусцой направилась в баню. В парной уже было нестерпимо горячо – всё как она любит. Олеся, повесила куртку на гвоздь, вбитый в стену у входной двери, стянула шаль, и стала распускать косу. Волосы были её гордостью – черные, как смоль, и густые, они переливающимися волнами закрывали всю спину до поясницы. Да и не только волосами могла она похвастать. Красота, пожалуй, ни в чем не обошла Олесю стороной. Гордый прямой нос, узкие скулы, и жгучие карие глаза придавали лицу неоспоримое очарование. Стройное, но по-деревенски крепкое тело, налитая грудь и длинные ноги тоже оказались достойным бонусом от природы. Впрочем, эта красота уже доставила Олесе столько неприятностей, что она давно забыла о самолюбовании. Девушка скинула теплые брюки, кофту и шерстяные носки, сложив всё аккуратной кучкой на деревянной скамье, бросила в угол ночную рубашку с нижним бельём, и с радостным вздохом заскочила в натопленную парилку.

***

Солнце село так быстро, что Артём едва успел пробурить пару лунок и прикормить их. Палатку ставить он пока не стал, так как порывистый ветер сразу же захочет с ней расправиться. Нужно будет вбивать клинья в лед, а он казался очень ненадежным. Бур достигал воды уже на втором витке, и толщина льда в лунке вряд ли превышала пяти сантиметров. Мороз усиливался, ледяное полотно угрожающе трещало по всей реке. Сразу после заката начались первые поклевки. Мощный фонарь хорошо освещал пространство вокруг лунок, но совсем не грел, и стоило снять перчатку, чтобы обновить мотыля на крючке, как пальцы тут же сводило невыносимым холодом. На льду застыли семь хорошеньких подлещиков – первый улов на сегодня. Однако, мороз уже стал забираться и под теплый комбинезон. Не стоило больше тянуть с палаткой. Артём поднялся с ящика, энергично помахал руками и поприседал, чтобы согреться. Он отошел на несколько шагов от обустроенного места, справил нужду на лёд, и шагнул к свертку с палаткой, черневшему на снегу. Где-то на середине реки снова раздался гул трескающегося льда. Он прокатился раскатом по руслу и стих. Поверхность под ногами угрожающе дрогнула, просела, и закачалась, расширяясь от мороза. «Эх, еще бы пару дней подождать...» - Артём не успел додумать свою мысль. Громкий хруст, треск, и кромка льда вдруг оказалась у него перед глазами. Тело сработало автоматически. Едва вестибулярный аппарат подал сигнал о падении в пространстве, руки сами раскинулись в стороны, хватаясь за края полыньи. Все тело моментально свело судорогой, так что даже вдохнуть было нельзя. С трудом совладав с паникой, Артём дернулся вперед и попытался заползти на лёд, но кромка была слишком тонкой, и тут же обламывалась под его весом. Ноги не доставали до дна, да и не могли - в этом месте, была яма метра четыре глубиной. Лед стал ломаться с устрашающей скоростью, Артёму приходилось быстро работать руками и плыть вперед, чтобы оставаться на поверхности. Пар застилал глаза, намокшие ресницы смерзались льдинками, и приходилось широко распахивать веки, чтобы разрывать их. Невероятным усилием он вынырнул из куртки, скинул с плеч лямки комбинезона и, перебирая ногами, отправил его на дно, вместе с тяжелыми сапогами. Тело колотила зубодробительная дрожь – последняя попытка организма противостоять холоду. Совсем скоро силы оставят его и придется догонять свои сапоги, уже заиленные на дне. До берега было метров пятьдесят. Только бы добраться до мелководья, чтобы достать ногами дно. Тогда будет проще.

— П-о-о-о-о-м-о-о-о-о-г-и-т-е-е-е-е! – взревел рыбак не своим голосом. Надежда на то, что в этой глухомани есть кто-нибудь кроме него, была ничтожной, но криком он пытался выплеснуть из себя ужас скорой смерти. Лед продолжал колоться, не давая надежного упора. Он ломал его снова и снова, оставляя за собой длинную полынью, быстро схватывающуюся свежей ледяной пленкой.

— П-п-о-о-о-о-о-м-о-о-о-о-о-г-и-и-и-т-е-е-е-е! – Голос стал хриплым. Он из последних сил рвал связки, долбая окоченевшими локтями лёд. Дрожь была нестерпимой. Во рту появился железный привкус крови от прикушенного языка. Главное – бороться! В борьбе сейчас жизнь. Стоит устать, передохнуть пару секунд, и темная холодная бездна проглотит его. Не было времени даже оглянуться, и Артём не знал, что оставил за спиной уже метров пятнадцать прорубленной полыньи. Еще десяток секунд и правая нога уперлась носком в твердую корягу. Он доплыл до мелководья. Выдавив из себя очередной призыв о помощи, Артём закашлялся и двинулся вперед. По мере приближения к берегу, он старался не выбираться из воды, которая была намного теплее окружающего воздуха. Сначала шел согнувшись, потом упав на четвереньки. Наконец, лед не проломился при очередной попытке опереться на него. За камышами на берегу стояла машина. Нужно было во чтобы то ни стало добраться до неё, залезть в салон и завести двигатель. Он полз по льду, лишь силой мысли заставляя руки и ноги передвигаться. Конечности ниже локтей уже не ощущались, руки превратились в две неподвижные культи. Он подумал о том, как сможет такими руками открыть машину? Как заведет? Ничего, главное – не утонул, а заведет и зубами. Нужно только доползти. Когда до берега оставалось всего метров пять, мозг, как ударом тока пробила мысль: «Ключи!!!». Ключи от машины и телефон были в кармане комбинезона, который он подарил карасям.

В отчаянии руки подкосились, уронив лицо в снег. Артём перекатился на спину, взглянул в ночное небо, и испустил истошный вопль далеким звездам, равнодушно взирающим на него из глубин космоса:

— А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!

Из обледеневших век хлынули слезы, горячими дорожками покатившись по бледным щекам. Он сжался, пытаясь подтянуть к себе ноги и руки. Так стало теплее. Ветер как будто перестал рвать кожу свирепыми порывами. Хорошо! Наверное, вот также хорошо было ему в теплой утробе матери, прижав малюсенькие коленки к груди, сжав кулачки у подбородка. Конец жизни очень напоминал начало, замыкая извечное кольцо мироздания. Булькающий хрип рванулся сквозь посиневшие губы и затих во мраке февральской ночи.

***

Ведро холодной воды, опрокинутое на голову, заставило девушку радостно вскрикнуть.

— Хорошо!!! – зажмурилась она, ощущая, как по распаренному телу расходится приятный жар. Сейчас бы еще чайку. Но и заварка, и горячий чайник ждали в домике – банька была слишком мала для чаепитий. Хорошенько растеревшись полотенцем, Олеся облачилась в свежее бельё, надела теплые кальсоны и кофту. Оглядевшись, она еще раз убедилась, что закрыла воздушную отдушину, поддувало, и заслонку печи, а затем, накинув куртку, выскочила на мороз.

Ветер немного стих. Утоптанный снег звучно скрипел под ногами, добавляя бодрости шагу. У самой двери дачного домика Олеся остановилась. До слуха донесся какой-то странный звук – не то крик, не то вой. А может, просто показалось? Она постояла немного в тишине, ухватившись за деревянную ручку двери. Прислушалась - нет, всё тихо. Даже деревья на ветру скрипеть перестали. Дернув на себя дверь, девушка шагнула на порог. И вдруг:

«о-о-о... и-и-и-и...е-е-е-е-е-е...»

На это раз ошибки быть не могло. Кто-то кричал со стороны реки. Что там могло произойти? Олеся вспомнила, что совсем недавно видела машину, двигающуюся как раз в том направлении. Не раздумывая больше, она схватила огромный колун, стоявший возле поленницы с дровами, и побежала к калитке. Сердце заходилось от страха. Впереди вставал черной стеной березовый лесок, уходящий вниз к пойме реки. Что там могло произойти? Какие-то разборки? Или, может быть, на человека напали дикие собаки, которых тут полно? И в том и в другом случае молодая девушка, даже вооруженная колуном, вряд ли могла оказать существенную помощь. Но сидеть сложа руки Олеся не умела. Перебежав дорогу, она углубилась в лес.

«П-о-о-о-м-о-о-о-г-и-и-и-т-е-е-е-е» - на это раз отчетливее донесся отчаянный призыв.

Олеся бежала изо всех сил, часто соскальзывая на оледенелых кочках. Снег предательски скрипел под ногами, выдавая её приближение за сотни метров. Впереди уже виднелись покачивающиеся на ветру камыши, и темный силуэт припаркованного автомобиля. Замерев на несколько секунд, девушка прислушалась. Криков больше не было, как и других подозрительных звуков. Ни лая собак, ни возни, ни шагов. Только шуршание камыша, да её тяжелое дыхание. Нужно было побороть ужас и двигаться вперед, на этот раз осторожно ступая по рыхлому снежному ковру.

«А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!» - где-то совсем рядом раздался душераздирающий вопль. Олеся вздрогнула и чуть не выронила из рук свое оружие.

— Кто здесь? – вскрикнула она и закашлялась. Голос предательски сорвался. За камышами послышались приглушенные мужские рыданья. Девушка присмотрелась и только теперь увидела далекую дорожку света, отбрасываемую по льду реки. Должно быть фонарь. А чуть правее на реке чернела длинная полынья проломленного льда. Отбросив в сторону колун, Олеся рванулась вперед. Прямо у самого берега на спине лежал мужчина, скрючившись в неестественной позе. Его били судороги, а из горла с паром вырывались спазматические рыданья. Из одежды на рыбаке остались только шерстяные подштанники и свитер, насквозь пропитанные речной водой, уже схватившейся на морозе ледяным панцирем.

— Сейчас, сейчас родной! – Олеся подскочила к мужчине и, обхватив его посиневшие руки ладонями, стала дышать на них, пытаясь хоть немного отогреть. Рыбак, кажется, даже не обратил на это внимание. Его мутный взгляд был обращен мимо девушки куда-то в ночное небо.

— Пошли! Нельзя лежать! – Олеся стащила с себя куртку и попыталась накинуть её на замерзавшего незнакомца, - Пошли! Тут не далеко! Пошли, родной! Там тепло! Чай горячий!

Последние слова, кажется, возымели какое-то действие. Мужчина перевел взгляд на девушку и слабо пошевелился, пытаясь податься вперед. Идти он не сможет – Олеся поняла это, и, расстелив на льду свою куртку, с трудом перекатила на неё неповоротливое тело.

— Держись! – приказным тоном выкрикнула она, - Я тебя дотащу, только держись! Не засыпай!

Тянуть куртку по льду было довольно легко. Но втащив мужчину на берег, Олеся присела на колено, вытирая со лба пот. Кажется, она затеяла невозможное. Покрытая снегом поверхность цеплялась за ткань замерзшими стеблями травы, и небольших кустиков, окаменелыми земельными кочками, и камнями. А впереди еще был подъем по лесной дороге. Мужчина едва слышно застонал, и попытался перевернуться.

— Держись, милый! – подбодрила его Олеся, с новой силой хватаясь за воротник своей истерзанной куртки, - Скоро будем в тепле.

Она тащила свою ношу, практически укладываясь сама на землю, одной рукой вцепившись в ткань воротника, другой подтягиваясь за ветви низкорослых кустов, рывками по пятьдесят-шестьдесят сантиметров продвигаясь вперед. Несмотря на свирепый мороз и отсутствие верхней одежды, девушке стало жарко. Она часто останавливалась перевести дыхание и тут же обрастала клубами пара в безветренном воздухе.

— Я... иду... - с трудом разжав замерзшие челюсти, прохрипел рыбак, - по... моги...

Олеся схватила его одеревеневшую, ледяную ладонь и дернула на себя, пытаясь поднять. Видно было, что мужчина прилагает неимоверные усилия, чтобы встать на колени и распрямиться, но тело слушалось плохо. Сделав неловкую попытку шагнуть, он снова завалился на бок и застонал.

— Попробуй еще! – Олеся подхватила его под руку и потянула вверх, - Тебе нужно двигаться. Давай.

— М-м-м-м! – Скривившись от боли, рыбак встал на ноги и, обхватил Олесю за плечи. Они сделали шаг... второй. Незнакомца мотало из стороны в сторону, словно пьяного. Когда он наваливался на девушку, она еще могла выдержать, уперевшись ногами в снег, но когда амплитуда движений менялась, и мужчина падал в противоположную сторону, приходилось быстро обегать его не давая рухнуть в сугроб. Но, они двигались. Понемногу миновали подъем и выбрались на дорогу. Мужчина шел почти автоматически, глядя себе под ноги и плотно сжав побелевшие губы. Олеся тоже выбилась из сил, но спасение было уже совсем близко. Оставалось только перейти дорогу. Когда они перешагнули порог дома, силы полностью покинули рыбака.

— Ну, вот и всё! – тяжело дыша, прошептала Олеся, - Вот и тепло...

— О-о-о-о-х... - выдохнул незнакомец и рухнул сначала на колени, а потом ничком на деревянный пол.

— Ну, что ты, родной, - засуетилась девушка, пытаясь растормошить гостя, - Вставай. Хоть до кровати дойди. У меня уже сил нет тебя тащить.

Мужчина не отзывался. В хорошо протопленной комнате с непривычки показалось жарко, как в парной. Олеся скинула с себя заиндевелую кофту и, ухватив незнакомца за плечи, проволокла его по полу поближе к кровати. Снять обледеневшую одежду было невозможно, и в ход пошли портняжные ножницы. Разрезав свитер по груди и рукавам, Олеся вырвала его из-под мужчины и бросила к двери. Бывшая когда-то мягкой шерсть рухнула на пол со стуком средневековых доспехов. Той же участи подверглись и штаны. Покончив с одеждой, девушка оставила только нижнее белье, но оно оказалось насквозь промокшим и, поразмыслив, Олеся поборола стеснение, чтобы полностью обнажить бесчувственного мужчину. Она растерла потерпевшему кисти рук и стопы. Стараясь не слишком заглядываться на выставленное напоказ мужское достоинство, размяла закостеневшие мышцы голени.

— Сейчас... сейчас согреешься, - шептала она. В ход пошел шерстяной платок. Стараясь не поранить кожу, Олеся активно растирала конечности и торс. Пострадавший беззвучно пошевелил губами, сделав едва уловимый вдох.

Собравшись с силами, девушка подхватила гостя подмышки и, дотянув до старой деревянной кровати, взвалила на матрас сначала плечи, а потом закинула и ноги. Мужчина по-прежнему не приходил в себя. В голове у девушки лихорадочно всплывали запомненные когда-то методы оказания помощи при переохлаждении. «Хорошо бы растереть спиртом» - вспомнила она и метнулась к шкафам, не питая, впрочем особенной надежды. И сестра, и её муж были ярыми противниками любого алкоголя, и вряд ли держали на даче спирт. Разве что для технических целей. Как и предполагалось, короткий обыск двух шкафов и кладовки не принес никаких результатов. Был, конечно, и еще один способ. Когда-то он даже преподносился как действенный. Ерунда это всё, конечно...но... Олеся задумчиво остановилась с шерстяным платком в руке. Бытует мнение, что можно отогреть замерзшего человека теплом собственного тела. Теоретически – это должно быть верно, но...

Мужчина слабо застонал и дернулся в судороге. Медлить больше нельзя. Из-за глупой нерешительности она может погубить человека. Девушка уверенно откинула платок и начала раздеваться. Оставшись в одной ночной сорочке, она поколебалась еще секунду, решив не доводить дело до крайности, но потом всё же энергичным движением стянула её через голову и подошла к кровати. Стараясь поменьше думать, и ни в коем случае не пытаться оценить ситуацию со стороны, Олеся опустилась обнаженной грудью на мужчину и резким движением руки накинула на себя сверху одеяло.

Он, действительно был холодным, как снег. Девушка постаралась плотнее прижаться к незнакомцу, отдавая ему часть жара, в который её бросило. Спустя несколько минут кожа на щеках мужчины порозовела, и Олеся ощутила телом легкую дрожь. Пытаясь расслабить уставшую шею, она положила голову незнакомцу на плечо и прикрыла глаза, слушая прерывистый стук его сердца. В комнате было очень тихо. Изредка щелкали горевшие в печке дрова, да завывал в трубе ночной ветерок. За полуприкрытой чугунной задвижкой печи плясали языки пламени, оживляя длинную тень от стула, заставляя её подпрыгивать и вытягиваться, словно в попытке заглянуть на кровать, подсмотреть, что же там происходит под плотным верблюжьим одеялом. Как бы не пыталась Олеся отвести от себя неудобные мысли, они упрямо возвращали её в то время, когда рядом ещё был муж, были жаркие объятия, были страсти, не отпускающие ночи напролет. Тогда она была, пожалуй, не в меру пылкой... Тогда всё было по-другому. Кажется, это происходило совсем недавно, а ведь минуло уже больше двух лет. Уже два года она не была с мужчиной. И вот сейчас, плотно прижимаясь к обнаженному крепкому телу незнакомца, девушка вдруг остро ощутила желание. Желание быть любимой и любить. Желание стонать и кричать от счастья. Эта мысль была моментально изгнана из головы на задворки сознания, где, впрочем, засела острой занозой, не желая отпускать Олесю окончательно.

***

Когда звезды разом рухнули вниз, ослепляя Артёма яркими холодными лучами, он вдруг увидел ангела. Белый светящийся ореол не имел четких очертаний, но звал мягким и приятным голосом: «Вставай... вставай, родной! Уже все кончилось! Больше не будет больно! Все хорошо! Вставай...»

Артём попытался подняться, по-прежнему ослепленный ярким сиянием. Белый свет и призрачный силуэт ангела, порхавший впереди – больше ничего. Ног не чувствовалось, он просто летел за светом. Летел на манящий прекрасный голос, зовущий его: «Пошли, родной. Тут не далеко». На миг осенила мысль, показавшаяся вдруг прекрасной: «Я умер!» Не будет больше холода, не будет нестерпимой боли. Теперь всё, и правда, хорошо. Свободный дух устремился за своим проводником. Бывший сначала белым, свет менялся, распадаясь на спектр разноцветной радуги, которая вдруг упала ковровой дорожкой под уже не существовавшие ноги. Оттенки постепенно темнели, набирали контрастность, потом вдруг взмыли вверх тысячами мелких цветных пылинок и растаяли, снова погружая мир во мрак. Повеяло теплом. «Ну вот и всё!» - произнес ангел, обретая человеческие черты, - «Мы пришли...»

Артём приоткрыл тяжелые веки, с трудом пытаясь настроить резкость в расширенных зрачках. Но видно всё равно ничего не было. Пространство окутывал мрак, было жарко и душно. Тело снова напомнило о себе приятной болью в мышцах. Он пошевелил пальцами ног и рук, хотел приподняться, но вдруг ощутил горячее дыхание прямо напротив уха. Кто-то мерно и спокойно дышал. Попытка аккуратно подвинуться преподнесла ещё один сюрприз – рядом лежала голая женщина, обняв его рукой и ногой. С замиранием сердца он ощутил прикосновение обнаженной груди и нежную кожу женского бедра, перекинутого ему через пах. В голове крутилась безумная карусель мыслей в попытке найти логическое объяснение сложившейся ситуации. Он, определенно был жив. Но где он? Рука осторожно проскользнула под одеялом и ощупала спящую незнакомку. Едва касаясь, пальцы пробежались по гладкой спине, нащупали ткань трусиков, обтянувших упругую попу. Судя по всему, это был единственный предмет её одежды. Так же Артём убедился, что на нем самом никакой одежды нет вообще. Их обнаженные тела прикрывало какое-то тяжелое и плотное одеяло. Он попытался освободить вторую руку, но женщина вдруг довольно вздохнула и сильнее прижалась к нему грудью. Она согнула ногу в колене, положив голень аккурат на мужское достоинство, которое тут же стало приятно наливаться кровью. Артем закрыл глаза и попытался ещё раз вспомнить, прокрутить в голове всё произошедшее: лопнувший лёд, мороз, судороги, его тщетные попытки добраться до машины, яркий свет и бестелесного ангела... и вот теперь: теплая постель с незнакомой женщиной. Либо это сумасшествие, либо он потерял память и не может вспомнить чего-то очень важного. На миг пришла в голову мысль, что это какие-то предсмертные видения из прошлого. Когда-то они с женой примерно также валялись в темной и душной пристройке близ Геленджика. Но тогда не было никакого одеяла. Была теплая июльская ночь. Да и грудь у Люды далеко не такая пышная. Он снова открыл глаза и вдруг ухватился взглядом за едва светлеющий проём окна. Появились какие-то ориентиры. Хоть и с трудом, но уже можно было разглядеть небольшой стол со стопкой какой-то посуды, стул, и белый силуэт печи в углу. Нет, это определенно не Геленджик. За окном начинало светать, и Артём решил дождаться утра, чтобы во всём разобраться. Он прикрыл веки. Перед мысленным взором невольно пробежали растревоженные воспоминания пятилетней давности. Они отдыхали тогда на море тремя семьями. Это был первый год после свадьбы. Людмила – высокая худенькая красавица в предельно открытом купальнике, две её подружки с мужьями, и он. Было весело. Особенно через месяц после возвращения из отпуска, когда он встретил на пороге своей квартиры одного из тех самый мужей подружки. Коротким замыканием вспыхнула в памяти эта сцена: ошарашенный мужик с раскрасневшимися щеками и пуговицами на рубашке, застегнутыми через одну, Людка в халате на голое тело, взъерошенная, с перепуганными бегающими глазами, бутылка вина под столиком у дивана, и... использованный презерватив под подушкой.

Да... весело было...

Артём вздохнул. Теплая нега накрыла приятной пеленой сознание, и он на миг задремал. А когда открыл глаза, комнату уже заливало весёлое лучистое солнышко. Жарко пылала печь, то и дело щелкая березовыми поленьями. На единственной конфорке булькала какая-то кастрюля, источая приятный аромат, от которого моментально разыгрался аппетит. В комнате никого не было. Пытаясь совладать с головокружением, Артём приподнялся на кровати и спустил ноги вниз. В животе протяжно забурчало. Очень хотелось есть. Когда вестибулярный аппарат настроился на вертикальное положение, можно было потихоньку встать на ноги. В этот момент дверь со скрипом распахнулась, впуская внутрь клубящиеся морозные облака, а, вслед за ними, порог переступила незнакомая женщина с охапкой дров в руках. Она поспешно притворила дверь, положила поленья на пол, и распрямилась, снимая с головы пуховый платок. Артём даже замер от неожиданности. Женщиной её называть было явно рановато – девушка, притом безумной красоты. Бледный кончик прямого носа контрастировал с румяными от мороза щеками и алыми губами. Незнакомка подняла взгляд и, словно выстрелом, сразила Артёма внимательным прищуром карих глаз.

— Ты чего вскочил? – в испуге вскрикнула она и бросилась навстречу. Артём опешил и снова уселся на кровать.

— Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? – девушка присела рядом на колени, и озабоченно заглядывала в глаза.

— Вроде бы, всё хорошо, - неуверенно пробормотал Артём, с неприятной болью ворочая во рту прикушенным языком, - но я ничего не помню.

— Ты, наверное, рыбачить приезжал, - не вставая с колен, принялась рассказывать хозяйка, - да под лёд провалился. Лёд же тонкий совсем – думать надо было, мороз всего неделю стоит. Я тебя на берегу нашла, мокрого всего и замерзшего. Там и машина твоя осталась. Надо бы в больницу показаться.

— А как я здесь оказался?

Девушка поднялась на ноги и смущенно отвернулась. Она сняла бесформенный старый тулуп, подошла к печке.

— Я тебя принесла, - принимаясь помешивать похлебку в кастрюле, призналась она.

— Ты? – глаза Артёма удивленно расширились, - Как?

— А что ты так удивляешься? – девушка гордо вскинула подбородок, - Я в молодости и мешки с цементом таскала, когда с батей хлев строили.

Артём невольно улыбнулся:

— Я, наверное, потяжелее мешка с цементом.

— Да, тяжеловат, - деловито призналась девушка. Артём заметил, что она периодически кидает на него любопытные взгляды, - но и я уже не девочка. Вот справилась, как видишь. Правда куртку свою испортила.

— Я куплю новую. Ты же мне жизнь спасла.

— Еще чего, - хозяйка возмущенно надула щеки, - я не из бедных, сама куплю.

— А как тебя зовут?

— Олеся, а тебя?

— Артём.

Они помолчали, каждый обдумывая свой вариант продолжения диалога.

— Ты есть хочешь? – девушка постучала ложкой о край кастрюли, стряхивая капли.

— Безумно!

— Это хорошо. Значит поправляешься. Сейчас борщ дойдет, и я тебя накормлю.

— Олеся... - тихо позвал Артём.

— А? – хозяйка вопросительно повернулась.

— Я голый. Это ты меня раздела?

Краска залила лицо, но ответила она спокойно:

— Ну я, конечно. На тебе ж вся одежда в лёд превратилась. И сам бы в него превратился, если б я её не сняла.

— Мне нужно во что-то одеться.

Олеся задумалась.

— Это всё, что осталось, - не сумев сдержать улыбку, призналась она, снимая с печной трубы его семейные трусы в полоску, - остальное мне пришлось порезать.

— И на том спасибо.

Артём распахнулся, и пока Олеся деликатно отвернулась, надел нижнее бельё, укутав плечи одеялом.

Горячий наваристый борщ полностью вернул его к жизни. Обедали молча – он, потому что не мог оторваться от еды, а она не могла оторвать взгляд от него. Парень ей очень понравился: статный, подтянутый, с непокорной шевелюрой каштановых волос и каким-то есенинским складом лица. А, кроме того, Олеся очень любила наблюдать, когда кто-то с аппетитом ел. Но сейчас она любовалась именно тем, как ест он: прихлебывая нижней губой каждую ложку, активно работая челюстью, так что мышцы на скулах ходили твердыми жгутами, и иногда вытирая тыльной стороной ладони скатившуюся из уголка губ капельку бульона. Точно так же раньше ел её отец. Ещё он иногда поднимал взгляд на дочь и весело подмигивал ей улыбающимися глазами с лучиками морщинок у слияния век.

Олеся грустно вздохнула.

— Спасибо, тебе, спасительница! – доев последнюю порцию, произнес Артём и подмигнул девушке, - Если бы не ты, я уже, наверное...

— Не вспоминай про это! – испуганно вскинула руку Олеся, - А то опять беду накличешь! Миновало несчастье и хорошо.

Она собрала со стола посуду и сложила её в алюминиевый таз с водой, стоявший за печкой.

— От тебя можно позвонить? – спросил гость, довольно потягиваясь.

— У меня есть телефон, но он разряжен, - виновато обернулась Олеся, - электричество в поселке на зиму отключают, так, что заряжать негде.

— А ты одна тут живешь?

— Сейчас да. Сестра иногда навещает...

Артём задумался.

— Жена переживать будет? – с участием поинтересовалась девушка.

Губ мужчины коснулась улыбка:

— Я не женат. И на работе отпуск. Если б не ты, то лежать мне замерзшим на льду недельки две, пока собаки не сгрызут.

— Хватит глупости говорить! – всполошилась девушка, гневно сверкнув черными глазами.

— Ладно, ладно, больше не буду, - Артём примирительно выставил ладони вперед, - Олеся, а ты... замужем?

— Уже нет! – резко ответила девушка, и лицо её помрачнело.

— Извини, что спросил.

— А почему тебя это интересует?

— Любопытно. Молодая, такая красивая, и вдруг одна.

— Ой-ой... - хозяйка смущенно улыбнулась и пригладила упругую косу, - Какие комплименты. Ты еще забыл, что готовлю вкусно.

— Не забыл. Просто приберег на другой раз.

Олеся грустно улыбнулась:

— Ну, ладно. Так что мы делать будем? Как ты себя чувствуешь?

— Чувствую превосходно. А вот что делать, пока не представляю. Машина на берегу, но ключи от неё утонули вместе с телефоном. Так что позвонить я тоже не могу. Тут вообще есть какая-нибудь связь?

Девушка отрицательно покачала головой:

— Здесь никто не живет зимой. Даже автобусы не ходят.

— Да у меня и одежды нет, чтобы на автобусе ехать.

— Слушай. Завтра должна приехать сестра. Тогда ты сможешь позвонить кому-нибудь и попросить помочь. А до завтра побудешь у меня в гостях. Как тебе такой план?

— Очень заманчивое предложение, - кивнул гость, - да других вариантов и нет.

— Тогда, отдыхай. Ты баню любишь?

— Б-а-а-а-н-ю? – удивленно распахнул глаза Артём, - Как баню можно не любить?

— Тогда я натоплю.

Весь остаток дня Артём изнывал от безделья у замерзшего окошка, разглядывая в небольшую проталину, как хрупкая девушка, укутанная в теплый тулуп и меховую шапку, чистила снег у дома, колола дрова, и перебирала поленницу. Он уже перемыл в доме всю посуду, вымел и протер до блеска деревянный пол, и даже вытер пыль на шкафу. Несколько раз даже подрывался сам примерить тулуп и выйти во двор, но Олеся категорически запретила пострадавшему это делать, ссылаясь на сильный мороз.

— Ничего, я закаленный, - упрашивал Артём, - хоть топором помашу, а то у нас с тобой всё наоборот – ты всю мужскую работу делаешь, а я женскую.

— После вчерашнего ты даже слишком закаленный, - съязвила Олеся, - сиди дома и жди. Скоро будет баня.

Короткий зимний день быстро подходил к концу. Уже при свете керосиновой лампы Артём помог хозяйке начистить и помыть картошку, а потом, оставив котелок на печке, она проводила гостя на помывку, укутав его для перемещения по двору в ватное одеяло.

Даже в узком предбаннике стояла жара. Артём сбросил одеяло на деревянную лавку, и оглядел тесное помещение – закопченный потолок, обитый листом ДВП, отштукатуренные известкой стены, отвалившиеся куски которой открывали местами потемневшие рейки дранки, напоминающие чем-то кости скелета под лопнувшей истлевшей кожей. В углу под потолком пыльной кучей сбились сушеные дубовые веники. Пахло дымом и дёгтем.

— Забирайся на полку, я тебя пропарю, - кивком указав на дверь парной, сообщила Олеся.

— Раздеться надо сначала, - недоуменно пожал плечами Артём.

Девушка едва заметно усмехнулась уголком рта:

— Так раздетый же! Трусы снимай и вперед.

— Что, прям тут снимать?

Олеся стянула через голову кофту, оставшись в одной ночной рубашке.

— Да, снимай уже, - не сдерживая больше улыбку, торопила она гостя, непроизвольно гипнотизируя мужчину жгучим взглядом черных глаз, - Я уже вчера всё видела.

Артём смущенно нахмурился. Он быстрым движением спустил вниз трусы, бросил их на лавку и заскочил в парилку. Здесь был темно и нестерпимо жарко. Свет проникал только через маленькое окошко из предбанника, где единственным его источником была тусклая керосиновая лампа. Он застрял в дверях, привыкая, но сзади в ягодицу тут же уперлась уверенная ладошка и протолкнула мужчину на узкую полку из раскалённых досок.

— Ну чего ты застрял? Ложись! – по-деловому распорядилась банщица и притворила за собой дверь.

— Горячо... - прохрипел Артём. На самом деле ему было не просто горячо. Казалось, что он попал в жаровню, и больше всего хотелось с криком ужаса выскочить отсюда. Но так опозориться перед девушкой он не мог себе позволить, и с трудом втягивал ноздрями раскалённый воздух, думая лишь о том, чтобы не потерять сознание и не обжечь о доски бережно прикрываемое рукой мужское достоинство.

— Это сначала. Потом привыкнешь, - обнадежила Олеся, возившая с чем-то в темном углу парной, - Давно в баню ходил?

— Давно, - честно признался Артём, - я в квартире живу...

— А я без бани не могу. Как отец сызмальства приучил, так и осталось – жар нужен такой, чтобы кости ломило, да веник дубовый пушистый, - девушка помахала в воздухе распаренным веником и сотни мелких капель разлетелись Артёму по спине, вызывая в теле приятную дрожь.

— А ещё хорошо, если пиво водой разбавить, да на каменку плеснуть! Такой аромат! Как в пекарне после свежей выпечки! – продолжала мечтать Олеся, - Дома-то у нас баня совсем другая была. Загляденье одно, а не баня...

Артём хотел спросить у девушки, почему сейчас она здесь, а не дома? Зачем забралась в такое захолустье, да еще в такую пору? Но заставить себя разговаривать в парилке, где даже дышать надо было медленно, чтобы не обжечь лёгкие, он не решился. Было даже удивительно, как Олеся так спокойно переносит этот невыносимый жар.

Веник угрожающе прошелестел над спиной, больно жаля кожу горячими брызгами.

— Ну, с Богом! – выдохнула Олеся и Артёму, действительно, пришлось вспоминать молитвы, когда разогнанный дубовым опахалом пар коснулся спины.

— А-а-а-а-а-а-а!!! – заорал он во весь голос, уже никого не стесняясь. А Олеся только деловито отдувалась, обрабатывая веником мускулистую спину. Ночная рубашка девушки плотно прилегла к взмокшему телу, уже не являясь зрительной преградой для скрытых под ней прелестей. Махая веником, она попеременно меняла руки, обжигаемые клубами пара. Кажется, с температурой, действительно, немного перестаралась.

— Давай в снег! – скомандовала она, распахивая дверь парилки, и первой выбралась наружу.

Артём, пошатываясь, выскочил за девушкой сначала в предбанник, а потом прямо во двор. Олеся зачерпнула с сугроба большую снежную охапку и кинула её вверх, накрывая снежной лавиной обнаженного мужчину.

— А-а-а-а-а-а!!! – закричал он снова, чувствуя, как по телу разливается неукротимая сила, и, весело махая ладонями, стал осыпать девушку в ответ. Олеся радостно взвизгнула, и после нескольких безуспешных попыток отмахнуться от снежных вихрей, бросилась на Андрея, и повалила его в сугроб. Только сейчас мужчина почувствовал, какая удивительная физическая сила скрывается в этой хрупкой на вид девушке.

— Ах, ты чертовка! – вскрикнул он и зашелся в хохоте, пытаясь утопить девушку в сугробе, чтобы она не смогла закидывать его очередными снежными горстями.

Они боролись и смеялись, как дети на школьной перемене после долгого и нудного урока. Облака пара окутывали распаренные молодые тела.

— Ладно, пошли греться, - позвала, наконец, Олеся, чувствуя, как мороз начинает брать своё.

— У-у-у-х, - восхищенно выдохнул Артём, - вытряхивая из растрёпанных волос комья замерзшего снега, - Вот это банька!

Он уже сумел заставить себя не стесняться наготы, но когда Олеся стянула через голову заснеженную и промокшую ночнушку, снова растерянно забегал глазами по сторонам.

Девушка, заметив смущение гостя, улыбнулась и прикрыла грудь рукой:

— Идем, я еще тебя попарю, да пойду домой готовить.

Ну этот раз парилка уже не казалась такой обжигающей. Артём из деликатности предложил хозяйке свои услуги банщика, и к его большому удивлению, она сразу же согласилась.

— Только ты не жалей, - попросила она, подкладывая руку под нежную грудь, - лупи, что есть силы.

— Попробую, - пообещал Артём, встряхивая веник. Уже сейчас происходило то, чего он давно боялся, но совершенно не предусмотрел до предложения своих услуг. Перед ним лежала молодая, стройная, и очень симпатичная девушка, практически обнаженная, если учесть, что намокшие трусы плотно прилипли к телу и в подробностях облегали все интимные контуры. Как бы он не пытался отвлекаться и сдерживать себя, природное влечение брало свое, демонстрируя явное возбуждение.

— Ну, хватит, спасибо... - пробормотала Олеся, и привстала с полки, - Выйди, я помоюсь.

Прикрывая руками пах, Артём стремительно выпрыгнул из бани и с радостным вскриком снова нырнул в уже разваленный сугроб.

В доме было натоплено так, что было немногим прохладней, чем в бане. Румяный и распаренный Артём, довольно жмурясь, пил горячий чай из огромной глиняной кружки, и поглядывал на сидящую напротив хозяйку. Олеся, оперевшись подбородком о ладошку, задумчиво смотрела в окно на вновь начинающуюся метель.

— О чём задумалась? – спросил её Артём.

Девушка едва заметно вздрогнула и улыбнулась, взглянув на мужчину.

— Да так, в общем-то, ни о чем. Не люблю я зиму.

— А почему ты живешь тут одна?

— Это дача сестры. Я тут погощу до лета, а потом поеду домой.

— А почему летом, а не сейчас?

— По-другому не получается.

— А далеко дом?

— И далеко и близко...

Олеся устало вздохнула, её глаза возбужденно вспыхнули, проникая гостю в самую душу. Она еще немного помолчала, сомневаясь, но потом сделала несколько жадных глотков чая и решилась рассказать. Вся накопленная боль, всё отчаяние и горькое предательство оглушительным потоком хлынули на Артёма. С каждой новой страницей этой летописи, он всё больше и больше поражался непреклонной стойкости сидящей перед ним девушки. Девушки, которая сумела пропустить через душу столько обжигающего страдания, предательства и ненависти, но при этом сохранить в ней тёплые ростки надежды, сострадания, веры в людей, и, конечно же, любви, которой буквально светился её взгляд.

— Вот такая вот история, - Олеся снова улыбнулась, сбрасывая с лица тяжелую пелену воспоминаний, - Ну, а твой дом где?

Артём сглотнул, с трудом проталкивая слова через сведенное горло:

— Я... я живут недалеко... в городе.

— А вот скажи мне, Артём, почему ты до сих пор не женат? Не нашел достойную?

— Я был женат...

Наступило время Артёма доставать нелицеприятные скелеты из шкафа. Он рассказал и про первую любовь, переросшую в супружество, и про наступившую следом измену, и даже про свою затаённую обиду на всех женщин мира.

— Не люблю так говорить, - смахнув со стола невидимые крошки, произнесла Олеся, - но, по-моему, она просто... мерзавка.

— Возможно...

— Я пойду почищу перед домом. Опять нас заметает. Если так пойдет дальше, сестра завтра не доберется.

— Олесь, - Артём поднялся из-за стола вместе с хозяйкой, - Это бессмысленно сейчас, ты же понимаешь.

Девушка устало развела руками.

— Тогда давай ложиться спать. Почищу утром пораньше.

Артём оглянулся на узкую кровать.

— Поместимся?

Олеся утвердительно кивнула и усмехнулась:

— Знаешь, не хотела тебе говорить, но вчера я... мне пришлось согревать тебя своим телом.

— А я думал, мне это приснилось.

— Что было, то было... - застенчивая улыбка тронула губы девушки, поглаживающей ладонью тугую косу, перекинутую через плечо.

— Олеся... знаешь... мне кажется, я влюбился.

Глаза девушки взметнулись на гостя в искреннем удивлении. Кажется, она пыталась прочитать в его взгляде то, что только что услышала. Оба молчали, разглядывая друг друга.

— Я хочу, чтобы ты знала это! - продолжил Артём, в душе проклиная себя за такое неуместное проявление чувств, - Конечно, ты подумаешь, что это глупость. Или, еще хуже, решишь, что я таким образом пытаюсь затащить тебя в кровать. Но, это не так. Я действительно влюбился. И даже представить не могу, как дальше строить свою жизнь, если мы завтра расстанемся.

— Почему ты говоришь всё это именно сейчас? – нахмурила брови Олеся. Но Артём заметил, как заблестели её глаза.

— Я и сам не знаю, - досадно поджав губу, ответил мужчина, - Не мог же я сказать тебе это днём, когда ты рубила дрова, и в бане это выглядело бы глупо... Ну, а сейчас... тоже, наверное, неудачно, но я чувствую, что если не скажу это сейчас, то потом будет уже поздно.

Олеся продолжала стоять с каменным лицом, прожигая несчастного гостя пристальным взглядом.

— Для таких слов не бывает неподходящего момента, - произнесла она тихо, но очень отчетливо, - если, конечно, они сказаны искренне.

— Я знаю. Ты, конечно, сомневаешься в моей искренности. Мы едва знакомы и делать такие громкие признания... прости. Но это не просто слова! Это...

— Артём! В том-то и дело, что мы знакомы всего лишь день! Ты как школьник!

В комнате на несколько минут воцарилась звенящая тишина. Мужчина и женщина стояли друг напротив друга, смущенно потупив взгляд в щербатые доски пола. Наконец, Олеся, произнесла едва слышно:

— Всё дело в том, что я чувствую тоже, что и ты...

— Так ты мне веришь?

Девушка подошла к гостю вплотную, так что он с содроганием почувствовал её горячее дыхание.

— Я верю, - прошептала она, подняв лицо, и почти соприкасаясь с мужчиной губами, - Верю только потому, что если всё сказанное окажется ложью, я уже не найду сил это пережить.

Мелкие стремительные снежинки плясали суматошный танец за обмерзшими стеклами окна, повинуясь порывам ночного ветра, словно жестам невидимого дирижера. По ночному небу, то и дело заслоняя собой восходящий лунный диск, мчались тяжелые рваные тучи. Приближалась сильная метель. Справа от леса небо уже чернело непроницаемым плотным покрывалом, стелющимся до самой земли мутной снежной завесой. Завесой, которая через полчаса скроет еще теплую баню, жалобно всхлипывающую на ветру поржавевшим железом кровли, покосившийся частокол забора у дороги, саму дорогу, и берег реки с брошенной на нём автомобилем. Исчезнет во мраке и дачный домик, самоотверженно укрывая в себе от непогоды трепетный, едва зародившийся, но уже набирающий силу огонёк любви. Наперекор ненависти, боли, и предательству. Наперекор непроглядной вьюге.