Мамины подруги собрались на девичник в нашем маленьком доме. Маленький он потому, что среди маминых подруг тощежопых раз-два и обчёлся. В основном все пухлозадые. Это так говорю, чтобы не обижать бабёнок, называя толстожопыми. Сисястые, жопастые, сплошь филе и никакого суп набора. Вот как посидят, примут по граммулечке (Это в их понятии литряк - граммулечка ) и душа песен запросит, а потом и танцев. Вы видели когда-нибудь танцующих бегемотиков? Это то ещё зрелище. Правда эти гибемотихи, как говорит соседская трёхлетка Дашка, смотрятся несколько скромнее. Пол, по крайней мере, остаётся целым. Вот так посидят, попьют, попоют, потанцуют и по домам. И до следующих посиделок. А что ещё остаётся одиночкам?

Когда девицы-красавицы расходились, мама попросила проводить до дома, до хаты Людку Буряеву. Ночь, темно, а она женщина видная. А вдруг на её пути откуда не возьмись окажется охальник-насильник. Женщина слабая, не сдержится и даст ему. А это урон чести. Ха-ха-ха! Да кабы такой дурак объявился, уполз бы от Людки под утро полностью измочаленный.

По большому счёту это Людке надо бы провожать меня, чтобы гопники не приставали. Ну да раз мама просит, то как откажешь.

Маму понять можно. Она действует с точки зрения полезности для своей кровиночки, для своего сыночка. И никакие моральные терзания её не посещают. А уж про мою совесть и мораль лучше не поминать. Откуда у молодого парня, которого мучает постоянный спермотоксикоз, гиперсексуальность и прочие "прелести" молодого организма взяться моральным терзаниям? С одной стороны вроде бы и низзя взрослых тёток на кукан насаживать, а с другой стороны глянуть - так кто же это делать будет? Опять же не насильник я, не сволота какая, а, скорее помогаю страждущим и стенающим в ночной тиши в холодной постели одиноким женщинам. И мне хорошо, и им прекрасно. Само осознание того, что их стареющими телами не побрезговал молодой парень, отдал им весь пыл и жар молодости, окружил любовью и лаской, страстью и нежностью даёт им право на высокую самооценку: Могём, бабоньки, кружить головы и завлекать мужичков! И пусть не лежат штабеля ухажёров у наших ног, но есть ещё что-то, что привлекает внимание. И раз уж молодой старается, как может и умеет, почему бы не помочь ему, не поделиться своим опытом, не отдаться ему, полностью раскрепостившись?

Так что, отбросив все моральные препоны, считаю себя едва ли не спасителем от одиночества маминых подруг. Правда замечать стал, что их завлекаловки стали походить друг на дружку, стали каким-то однообразными, похожими. То ли девчата, наслушавшись подруг, решили, что не стоит изобретать что-то новое, то ли просто мозгов не хватает, то ли считают, что лучшее - враг хорошего. Да мне фиолетово. Просто иной раз смешно становится смотреть, как взрослые тётки стараются придать началу наших отношений что-то вроде случайности: не виноватая я. Хотя, если вспомнить, то есть такие, которые не строят из себя невинность, просто набрасываясь, как голодающий на кусок хлеба. Но и те, и другие, раздевшись, теряют остатки стыдливости и вытворяют такое, что вспоминаются анекдоты про то, как ведут себя в постели взрослые женщины, думая, что это в последний раз.

Чтобы придать какое-то приличие нашим встречам, придумывают разные причины. То надо что-то сделать, то, как сейчас, проводить, то ещё какую-то нужность именно во мне. И я слегка прихамел. Если раньше стеснялся, не зная, как вести себя со взрослыми тётками, то теперь точно знаю, что им надо и не рассусоливаю. Тем более, что мама учила: Ты мужик. Не жуй сопли. Захотел - поставил раком, задрал подол и вдул. А трусы сами слетят. Моральный кодекс строителя коммунизма гласит, что человек человеку друг, товарищ и брат. Или сестра. А что друзья, что товарищи, что родственники просто обязаны помочь, подставить плечо или что-то иное, не оставить в беде один на один с проблемой. Вот и вся мораль. Вот и помогаю в меру сил и возможностей. Ну да это вроде как отступление от рассказа.

Пока рассусоливал на тему морали, вот уж Людкин дом. Дошли. И ни насильников, ни гопников не встретили. Похоже выходной у них сегодня. Людка двери отпёрла, распахнула

— Проходи, будь, как дома. - И в туалет. Видать выпитое наружу просится. И кричит оттуда, сквозь неплотно прикрытую дверь. - Вов, есть будешь?

Дура, что ли? На столе было столько еды, взвод голодных солдат-первогодок прокормить можно. К тому же девчата собрались не есть, а пить. А я ещё до их попойки наворотил себе в тарелку жрачки и в свою комнату, как хомяк в норку. Не люблю быть в компании пьяных тёток. Обцелуют, обслюнявят, общупают, затискают. Ну их. По одиночке с ними общаться всяко приятнее.

— Ты что, Люд? Пузо полное.

— Тогда в комнату иди, я сейчас.

Ясен пень, что не в кухню. У Людки дома я как-то был с мамой, так что ориентировался свободно. Дорогу в спальню враз нашёл. На кровать присел, проверил в кармане наличие резиновых средств защиты. Какие-то из маминых подруг не терпели резину, а кто-то просил надевать. Некоторые от них просто фанатели, доставая из своих запасов изделия со всяким приблудами в виде пупырышек, как на початке кукурузы, с бахромой, с усиками и прочими причиндалами. Я же не могу знать, что Людка предпочитает.

Людка зашла в спальню, плюхнулась поперёк кровати

— Пипец! Наплясалась - ноги не держат. Ляжки, по-моему, натёрла. Вов, посмотри.

Что-то новое. Потёртостями бёдер я еще ни разу не занимался. А вдруг и правда натёрла? Помню как-то мама не натёрла, на солнце припалила. Ёкэлэмэнэ, как она мучилась. Ходила словно на ходулях. Благо у неё отпуск был и не надо было идти на работу.

Людка ноги расставила, юбку задрала. Посмотрел на полные ляжки, погладил. Перемычка трусов прикрывала самое для меня интересное. Ну и ладно. Людкины ноги разведены широко, ткань трусов натянулась и на ней явно проглядывало влажное пятно. Раньше бы подумал, что не сдержалась и в трусы псыкнула, теперь точно знаю, отчего появляются такие пятна на трусах. Как раз по этому пятнышку погладил то, что прятали трусы. Людка говорит

— Вов, там же не ляжки.

— Ляжки целые, а вот здесь могут быть потёртости.

Людка рассмеялась, оттянула в сторону трусы

— Вов, откуда взяться потёртостям, если тереть некому? Смеёшься, что ли. Вов, не надо так пальчиками.

— Почему?

— Захочу.

— А я где? За сто вёрст?

— И что, почешешь?

— Нет. Натру до мозолей.

Людка аж подпрыгнула

— Ну ты и наглец! За базар ответишь?

— Трусы снимай.

Людка молоденькой козочкой стрибанула с кровати, мигом избавилась от юбки и от трусов, Я помог стянуть майку и расстегнуть лифчик. А как с меня слетела одежда, я даже и не понял. Просто вот она была и нету. И я уже голенький, с Людкой обнимаюсь, целуемся, тискаемся. Это уж как положено. Надо же хотя бы приблизительно изучить выпуклости и впуклости. К тому же, целуя женщину, ощупывая её, внимательно прислушиваешься к её телу. Вот провёл рукой по внутренней поверхности бедра, она вздрогнула. Ага, значит здесь у неё чувствительное место. Это намного позже я узнал, что такое эрогенные зоны и как их определять. Только к тому времени я всё это узнал на практике. А уж когда Людка увалилась на кровать, задрав ноги, самая эрогенная зона оказалась в полной моей доступности.

Ещё не встречал женщины, которой бы не нравилось, когда трёшь головкой меж губок и по клитору. А потом ещё рукой конец придержать и легонько постукать по губкам и по клитору, словно отряхиваешь с нежного цветка капли росы.И снова меж губок до клитора. Потом занырнуть в мокрую пещерку, потыкаться там в темноте в поисках выхода, найти его и выскочить для вдоха: Фууу, как там жарко! И снова по тому же сценарию. Людка взвыла

— Вовка! Скотина! Хватит вокруг да около! Ты в дырку попади!

Да легче лёгкого. Тут не то, что дырка, тут дыра. Захочешь, да не промажешь. Вот и попал враз. Людка подмахивает, утробно хекает при каждом толчке. Видать сомнения её гложат по поводу моих сил, а может просто так привыкла, но руку протянула и клитор трёт.

Замычала, выгнулась дугой, едва не встав на мостик, расслабилась, растеклась по постели

— Бляяяя...

Немного полежала, попробовала приподняться. Помог, протянув руку. Людка на торчащий член смотрит. Удивлённо так спрашивает

— Ты не кончил?

И тянется руками. Ага, так я и дался. У меня, как в музее, табличка: Руками не трогать! Знаю я некоторых, которым лишь позволь, так враз начнут мять, крутить, вертеть, а то и в рот потянут. А ведь коли и не сломают, так откусить враз могут. Ну уж нет. Но пасаран! В переводе на русский: Ни хрена у вас не выйдет.

— Люд, успею. Или ты больше не хочешь?

Людка оторвала жопу от кровати, так высоко подпрыгнула от возмущения

— Это я не хочу? Это я не хочу? А кто обещал до дыр истереть? Я? Или ты? Вот и три. Ой, Вов, не сейчас! Пить хочу и писать. Не знаю чего больше, но...Оййй! Мамммаааа!

Прижимая ладошкой письку и скрестив ноги, засеменила в сторону туалета. Добежит? Не добежит? Успеет? Не успеет? На пол нассыт? Не нассыт. Бля, успела, не дала дальше погадать.

Свет из прихожей попадал на кухню и потому в кухне был полумрак. Как раз для интима. Свет на кухне не включали по нескольким причинам и одна из них та, что за столом мы с Людкой сидели голенькими от слова совсем. А вторая состояла в том, что еда в полумраке казалась вкуснее. Было что-то таинственное в этом полумраке, что-то напоминающее детство и юность. Вот в таком же полумраке мы танцевали с девочками, щупали их и целовались, когда нам удавалось собраться у кого-то на квартире. Тихо урчал магнитофон, пары двигались в танце, кто-то обжимался по углам, ахи, вздохи, недовольный шепоток некоторых девочек, когда кавалер засовывал руку слишком уж далеко, сладострастные стоны тех, кто позволял рукам кавалера чуть больше воли.

Мы поели. Сытно и вкусно. Людка налила чай.

— Варенье. Малиновое. Сама варила.

Прямо телеграфное сообщение или стихи товарища Маяковского. Варенье? Из малины? А подать его сюда. Намазал Людкины соски вареньем и начал слизывать его, шумно запивая чаем. Людка возмутилась

— Думаешь я так не могу?

Нет, у меня нет желания, чтобы Людка слизывала размазанное по моей груди варенье.

Плохо я о ней думал. Мои зародыши титек остались в неприкосновенности. Людка просто взяла со стола банку варенья, присела передо мной на корточки и макнула вялый член, который сел огурчиком прошлогоднего засола, прямо в банку. И принялась слизывать с него варенье, запивая чаем. После чая во рту у неё было горячо. Но приятно. Только вот мой безмозглый братец крепко спал и никак не реагировал на Людкины ласки. Мне даже поплохело. Он что, на сегодня выполнил план и ушёл на законный выходной? Или просто ему не нравится то, что с ним делают? Что-то ещё? Об импотенции я не думал. Да я и слова-то такого не знал. Видимо всё же братан крепко вздремнул, потому что после очередного попадания Людке в рот проснулся, взбодрился и сильно напыжился, раздувшись от гордости. А как иначе, когда тебе такие почести, когда тебя облизывают и даже сосут. И мигом заполнил Людкин рот, чего она явно не ожидала, хотя и старалась достичь именно такого результата. Приподнял Людку с корточек

— Люд, ты посмотри в окно, полюбуйся на ночной горд. Красота-то какая.

— Да что я там не видела?

— Нет, ты посмотри.

До Людки что-то дошло. Она наклонилась к окну, о подоконник опёрлась.

— Так?

— Так. Люд, нравится тебе вид?

Плечами пожала

— Обычный вид. А тебе?

— А мне нравится. Я просто любуюсь.

— Моей жопой?

— Угадала. Приз в студию.

У всех баб разные разрезы пирожков. У одной будто сделан хирургом со стажем тонким скальпелем. У другой будто хозяйка резанула кухонным ножом. У Людки пьяный плотник топором рубанул. А зашить никто не догадался. И губки разные. У одних плотно сомкнуты, с небольшими валиками губ. У других валики крупные, через трусы выпирают. У третьих валиков будто нет совсем. У нашей химички, которую задолго до нас прозвали Перекисью, были такие губы. Нет, не там. На лице. Когда она злилась, они собирались в тонкую ниточку и казалось, что пропадали с лица совсем. Если бы не помада, хрен бы угадал, что у неё есть рот. Когда она о чём-то задумывалась, её губы собирались в курячью жопку. Вот у Людки как раз была жопа нашей перекиси. Точь в точь, один в один. А пирожок, да просто целый пирог, шёл, казалось, от пупка и до этой курячьей попки. И пока Людка стояла, облокотившись о подоконник, растянул ягодицы отчего вход в пирожок раскрылся, головка сама нашла вход и я резко двинул задом.

— Аййййююююю! Ещё так!

Вытащил из Людкиной манды этого безмозглого беспредельщика и снова ткнул его головкой ко входу. Раз! Людка ахнула. Два! Достал до печёнок, вон как заверещала, сракой завертела. Три! Поехали!

Людка стоит, растелешилась, как корова, замерла, задницей не пошевелит, лишь мявкает что-о. Просит

— Вов, Вова. Давай на кровать пойдём, не могу уже так стоять.

— Так кончай и пойдём.

— Я кончай? - Людка возмутилась. - Ебёшь и не смотришь. Я давно уже кончила и тебя жду. Сам кончай и пойдём.

Странно. Я и не приметил, как она кончила. Внимательнее надо быть, чутче относиться к народу. Только вот странности сегодня на каждом шагу. То стоит, то вставать не хочет, то вот не могу кончить. Вроде есть позывы. Кажется вот-вот, сейчас, ещё чуток, а в ответ тишина и сплошные фиг вамы.

На кровати и правда лучше. Людочка стоит на четвереньках, попу выставила и даже подмахивает. И я стараюсь, долблю Людкину рану, залечиваю давнюю травму. Долго долбил. Нет, ничего не помогает. Тогда прошу

— Люд, в рот возьми. Не могу кончить.

— Что раньше молчал? Давай сюда своего упрямца. Щас так насосу, враз кончишь. Только не в рот.

— Почему?

— Не знаю. Но не надо в рот.

Надо, не надо. Это как получится.А сосать Людка не умеет от слова совсем. На что уж я не особый знаток, да только и мне понятно, что её познания в этом деле на нуле.

— Рот шире открой.

— Мгммм...Мммгаммм...

Трудно говорить с набитым ртом. Но постаралась разинуть пошире. Взял её голову руками и стал насаживать на член. Не шибко далеко, но и не так, как она сосала. Ммммм! Извини, подруга, так получилось.

Людка вытирает подбородок, губы.

— Просила же не в рот.

— Ну вышло так. Извини.

— Извини, извини. А я половину проглотила.

— И что теперь? В желудке зародыш получится?

— Дурак! Всё, не хочу больше ничего. Давай спать.

И не спрашивает о том, не потеряет ли меня мама. У меня уж стало создаваться впечатление, что мама сдаёт меня в аренду своим подругам. А может она и денежку какую с этого имеет? А налоги в мою пользу кто платить будет? А зарплату работнику сексуального фронта? Я тут стараюсь, можно сказать не ем, не сплю, выкладываюсь полностью, а прибыль кому-то. Надо бы экспроприировать эксплуататоршу эту.

Утро туманное, утро седое... У меня уже в привычку стало входить просыпаться в чужих постелях в обнимку с женщинами. Бля, попрыгунья-стрекоза. Или стрекозёл-попрыгун. Так, пожалуй, точнее. Людка спит, жопой ко мне прижалась. А вот это она зря. У меня с утра тут стоячок такой небольшой образовался и требует он моего самого пристального внимания. Не особо долго думал над вопросом куда бы мне его пристроить. Аот же рядом лохмашка Людкина. С утра влажная, мягкая, тёплая. Вот и снул мальчишку своего в ту лохмашку погреться. Людка потянулась, замычала сладко

— Уммм...Медленнее.

И ножку приподняла для удобства. Моего, конечно. Да мне всяко удобно, лишь бы доступ к дырочке заветной был.

— Воооввв, на спину хочу лечь.

Легла и сразу растеклась. По крайней мере у меня создалось такое впечатление, что её тело стало подобно чему-то желеподобному. Накачиваю её своим насосом, как мячик, она вся колышется от любого толчка. Всё ходуном ходит: и титьки, и живот и всё-всё. И никаких признаков активности. Строго следует совету расслабиться и получить удовольствие. Я вот лежу, а ты старайся, меня ублажай. Мне и самому интересно, зацепило можно сказать. Не приходилось раньше финтифлюкать такую аморфную женщину.

Казалось бы с утра пизда более сочная. мягкая, расслабленная, скользишь в нй безо всякого трения, головка почти не ощущает ничего, а вот поди ж ты, кончил. Вначале почувствовал знакомый приход. Головка налилась так, что кажется будто прямо сейчас взорвётся. Засвербило в ней и отдалось где-то в заднем проходе. Ну, ещё чуток! И вот очередной качок, замереть, упираясь головкой в матку, лобком в Людкин лобок и всё, выстрел из главного калибра.

Вытащил уставшего паренька из глубины Людкиной сокровищницы, выдавил из него последние капельки на её лохматый лобок, об него же и головку обтёр. И рядышком с Людкой лёг. Она обняла, гладит.

— Устал? Да что я спрашиваю, дура. Устал, конечно, вон как вспотел. Ты полежи, отдохни.

— А ты куда?

— Покушать приготовлю. А то без сил и домой не доберешься..

Ржёт, кобыла свеже выебанная. За то и по заднице получила.

— Ой! Свидание отбил.

— С кем?

— С тобой, с кем же ещё.

— Тогда не страшно. - И пропел. - Позови меня в гости, я к тебе прямо сразу приду.

— Точно? Тогда в субботу собираемся на девичник у Захаровой и ты получил официальное приглашение. Ой, Вовка, как мне тебя жалко.

— Поему?

— Эти бляди тебя же на сувениры разберут, порвут на маленькие кусочки. Знал бы ты, какие они ебливые.

— И мам будет?

— Будет. И встанет раком с нами в ряд.

— Ты что? И я её...

— А куда ты денешься. У нас с девками девиз: Всем всё поровну.

— Так мама же.

— В первую очередь голодная баба, а мама потом. Да ладно, шучу я. Только думаю, что она такой шанс не упустит. Думай, голова, картуз куплю. Ладно, лежи пока, пойду на кухню.