Повернув камеру под углом, я немного засомневался, не слишком ли ярок свет. Я шагнул прямо к ней, выхватил экспонометр и поднес его к ее плечу. Стоя под таким углом, я мог видеть почти всю ее грудь. Пытаясь сосредоточиться на чтении стрелки, я услышал еще один негромкий смешок.

Я отступил назад.

— Что?

Она покачала головой:

— Ничего.

— Нет, давай говори, - сказал я, прячась за камерой.

— Ну, - снова ее голос звучал немного застенчиво. - Это просто... просто я заметила, как ты сейчас был взволнован. И я бы хотел сказать тебе, что я польщена.

Я остро ощущал свою эрекцию с тех пор, как она впервые появилась в дверях, но что-то в моем волнении не позволило мне осознать, что она тоже могла видеть выпуклость в моих шортах. Опять же, она так сочувствовала моей очевидной реакции…

— Не беспокойся об этом, Джимми. Думаю, я была бы разочарован, если бы ты не был взволнован.

Она сделала паузу, ее пальцы чуть забарабанили, когда она прижала их к голеням.

— Честно говоря, я тоже нахожу все это чрезвычайно волнующим. Просто я девушка, и со мной тебе не так легко это понять. Но я действительно хочу это сделать.

Теперь в ее голосе появилась сильная хрипотца.

— Я хочу сделать это правильно. Ты тоже не сдерживайся. Если ты хочешь, чтобы я что-то сделала, просто попроси. Я сделаю все, что ты захочешь. Это будет наша маленькая игра.

— Хорошо, Синт. Тогда просто дай мне минутку, дай мне подумать над кадром.

Я уже был в таком состоянии, что мне становилось трудно вспомнить формулы для настройки камеры. Сидя вот так на кровати, она была такой потрясающе женственной. Все в ней взывало ко мне. Я не хотел просто видеть ее. Я не хотел просто запечатлеть ее на пленку. Честно говоря, я хотел прикоснуться к ней. Я хотел сказать ей, чтобы она сняла этот топ и эти трусики тоже, чтобы я мог увидеть ее полностью обнаженной. Мое сердце бешено колотилось, ладони были потными и холодными, а выпуклость в моих шортах была абсолютно как камень. Казалось, комната превратилась в размытое пятно.

И все же каким-то образом мне удалось сдержаться и сохранить контроль анд своими действиями. Я сбросил f–стоп и попытался сфокусироваться на изображении в видоискателе, но свет снаружи отражался в ее волосах, заставляя ее казаться светящейся. Дрожащей рукой я щелкнул затвором, а затем услышал свой голос, говорящий, что я прошу ее лечь и повернуться ко мне лицом. Она сделала так, как я просил, томно потянувшись и подняв одно колено. Все в том, как она двигалась, в том, как ночнушка облегала или не облегала ее, она определенно показывала мне себя, дразнила меня. Идя ва-банк, во рту у меня пересохло, я подошел и посмотрел на нее сверху вниз. Она улыбнулась мне и сказала:

— Я же говорила тебе: просто скажи мне, чего ты хочешь.

— Вот, позволь мне сделать это, - сказал я. - Стой спокойно, вот так.

Я словно со стороны увидел, как мои руки потянулись вниз, и я взял пальцами мягкое кружево выреза, потянув его так, чтобы оно соскользнуло с ее плеч.

— Чуть наклонись, - проинструктировал я, - но оставь свои ноги такими, какие они сейчас. Да, вот так, просто так.

Затем я потянул верх еще немного вниз, пока не открылось ее декольте, где ее груди прижались друг к другу. Я остановился, по какой-то причине запаниковав, когда в поле зрения появился край ее левого соска.

— Все в порядке, - сказала она, глядя вниз, а затем снова на меня. - Я же сказала тебе, что давай. Делай, что хочешь.

Я потянул ткань вниз еще немного и мои пальцы коснулись ее тела. Я не хотел, чтобы был виден весь сосок, и обнажил только верхушку. Почему-то я знал, что так будет лучше. Но я все-таки наклонился и разгладил ткань ее трусиков вокруг бедер, отчего складки между ее ног выделились еще больше. Затем я побежал обратно к камере, проверил видоискатель и каким-то образом сделал снимок. Мы сделали еще два, в немного разных позах на кровати, и каждый раз мои руки и глаза становились все смелее, когда она так охотно позволяла мне позировать и поправлять ее ночнушку именно так, как я хотел, чтобы получить максимальный эффект. Затем в порыве вдохновения я заставил ее сесть на подоконник и повернуться так, чтобы свет, сияющий вокруг ее груди, осветил ночную рубашку и почти заставил ее исчезнуть.

Потом я заставил ее встать, раскинув руки и ноги так, чтобы свет освещал все вокруг нее. Для этого снимка я решил использовать вспышку, чтобы заполнить всю фронтальную деталь, которая была бы скрыта в тени из-за контраста светлого и темного. На изображении, которое я увидел вспышкой в видоискателе, Синт с таким же успехом могла быть полностью обнажена передо мной. Я живо помню теневой образ очертаний пучка волос, спрятанного у нее между ног. Казалось, все это время мое возбуждение все нарастало и нарастало, превращаясь во что-то на грани выхода из-под контроля. То, как мы разговаривали, то, как она соглашалась с каждым моим предложением, но при этом вносила свои собственные предложения, между нами стало похоже на танец, когда она пыталась понять, как она может двигаться, как она может позировать, как она может дразнить меня, оценивая свой успех, наблюдая за моей реакцией. К тому же мне так долго было тяжело, что, казалось, мне стало трудно дышать. Я проверил количество экспозиций.

— У меня осталось всего два кадра.

Синтия отошла от окна и подошла прямо ко мне, слишком близко. Она легонько положила палец мне на плечо. Ее глаза изменились. Когда мы только начали снимать, снаружи, раньше, они были светлыми, почти пастельно-зелеными, но теперь они приобрели блестящий, огненно-изумрудный оттенок, как у дракона или русалки, только что вытащенной из моря.

— Скажи мне, если я ошибаюсь.

Ее палец скользнул вниз и очертил круг на моей груди.

— Но я представляю себе этот последний снимок и свет за моей ночной рубашкой, - она взяла другую руку и потянула ткань между грудями.

— Ты, вероятно, могли бы видеть этот материал насквозь, не так ли? Это было так же, как если бы я был голой?

Мне не нужно было отвечать. Она так легко читала по моему лицу.

— Ты собираешься проявлять сам, не так ли? Ты не собираешься отнести негативы в какую-нибудь лабораторию?

Я яростно покачал головой. Синтия водила пальцем вокруг и вокруг по моей груди.

— Тогда что, если мы сделает эти последние два кадра au natural?

Она впилась своими нефритовыми глазами в мои.

— Ты захотелось пойти ва-банк и пройти весь путь. Я в игре, если ты в игре.

Я не знаю, как мне удалось заговорить, но кое-что получилось.

— Да, - пробормотал я.

Мой собственный голос звучал так глухо и сухо в моих ушах.

— Конечно, если ты хочешь.

Она убрала свой палец и отступила назад, продолжая смотреть мне в глаза. Я чувствовал какое-то странное удовлетворение, исходящее от нее, когда она смотрела на меня.

— Ты должен попросить меня, - сказала она, чуть задыхаясь.

Я сглотнул, и ощущение покинуло мои пальцы, превратившись в холодное покалывание в пальцах ног.

— Сними для меня свою ночнушку, Синт, - произнес я. - Я хочу, чтобы ты позволила мне увидеть тебя... Позволь мне увидеть тебя голой.

Она ответила мне этой улыбкой – и ничто никогда не могло быть более захватывающим, чем эта улыбка.

— Сделай это для меня, Синт, - просил я. - Сними это с себя. Дай мне посмотреть на твое тело.