Все, что я слышал от матери последующие несколько недель, это «Ты мне не сын», «Пошел нахуй», «Что я вырастила», и вариации этих выражений. Сам я пытался несколько раз завести с ней диалог, но итог всегда был один и тот же. Впрочем, мне так было проще и легче – если бы Снежанна не агрессировала на меня, а наоборот замкнулась и проводила ночи и дни в слезах и соплях, было бы намного тяжелее даже просто находиться рядом с ней в таком состоянии (Я хоть и мудоеб, но не полный, и чувство вины меня все-таки жгло за те события у Сереги).

Пить мать бросила, даже немного в редкие дни, но начала курить. Причем сразу по половине, а то и целой пачке в день. В основном ее времяпровождение сменилось на стандартное для многих «работа-дом», и ничего более. Походка ее, к слову, немного поменялась – Снежа стала шире ставить ноги при ходьбе, а из ее гардероба полностью пропали брюки, уступив место просторным юбкам. В туалет мать тоже стала частить – в выходные, когда она весь день была дома, порой доходило до моментов, когда Снежанна бегала «по делам» чуть ли не каждые полтора-два часа. (Из туалета, при этом, я часто слышал стоны и тихую, а иногда и не очень, ругань).

И все-таки, похоже, что материнские «всепрощающие» чувства оказались сильнее – примерно на третью-четвертую неделю мать немного остыла. Уже не материлась и не прожигала взглядом полным ненависти, спустя еще небольшой промежуток времени начала сама сухо интересоваться у меня, чем я например был на днях занят, просила сделать что-то по дому и подобное. Я же, увидев эту оттепель, тоже начал действовать – сам начал иногда обращаться к ней, спрашивал как дела на работе, и тому подобную дичь (тему ее частых походов в туалет и полного отказа от штанов я, разумеется, избегал и не упоминал даже вскользь, шоб не пустить по пизде весь прогресс).

Час «икс» наступил лишь спустя полтора месяца такого нашего сосуществования – мы уже вполне со Снежанной спокойно общались по бытовым вопросам, и я решил действовать. Для начала, я продумал в голове достаточно нехитрую «собственную» версию произошедших у Сергея событий, немного отрепетировал мелкие детали, тщательно подумал, как буду себя вести и так далее. Следующим моим шагом было приглашение (нет, бля, не к Сереге на хату опять) – набравшись смелости, я в один вечер пришел домой с крупным букетом роз (плакала половина моей тогдашней подработочной зарплаты) и, вручив его без всяких лишних слов матери, пригласил ее в ресторан (вот тут зарыдала вторая половина моей зп, но делать что-то было нужно, тем более все эти дни я ни на секунду не оставлял желание полностью владеть Снежей, как своей женщиной).

Первая ее реакция, ожидаемо, была вспышкой агрессии и непонимания. Мать послала меня, выпалив, что сначала я ее выебал, а теперь так пытаюсь задобрить, и она ничего не забыла (В чем я сомневался и на все сто был уверен, что часть событий, когда она еще была в полном умате после своих гостей у подружки, вылетела из ее головы, как и в первый раз). Но в ответ на это я напустил на себя крайне виноватый вид, стал плести чушь, как меня каждый день и ночь теперь грызет совесть, и что мне необходимо выговориться, извиниться, и все в таком духе (да и ей тоже не помешало бы высвободить явно накопившееся), а ресторан – просто нейтральная зона, где мы будем в равных условиях и воздержимся от пиздеца вроде криков и битья посуды. В общем, с большим трудом, но все-таки мать я смог уломать на это.

Всю дорогу в такси и какое-то время в самом ресторане мы молчали, лишь назвали подошедшему официанту названия блюд из меню (К моему удивлению, мать взяла бокал вина. Видимо, чтобы немного расслабиться в такой перенапряженной обстановке). Только спустя примерно минут двадцать, она наконец заговорила, чуть понизив голос, чтобы ее слышал только я:

— Ты хотел что-то обсудить?

Я немного замялся, не ожидав от нее вопроса, но затем собрался с мыслями, и сходу решил следовать своему плану.

— Да, про то, что произошло у твоего знакомого. – Я снова слегка затупил, но быстро осекся. – Или кем он тебе приходится там...

— Какого еще знакомого?! – Ее брови поползли вверх от удивления, а на лице вновь появился гнев, но я решил гнуть линию до конца.

— Тот мужик, у которого мы были. Мы ведь пошли туда потому что ты захотела. – Я молил всех богов, чтобы оказалось, что Снежа не помнит начала той ночи. – Ну, и до этого когда я тебя от тети Марины забирал, если мы пересекались с ним на лестнице, он с тобой здоровался всегда по имени, иногда к себе звал.

Глаза матери все еще смотрели на меня с недоверием, но судя по ее виду – она почти целиком проглотила эту наживку (К слову, тут еще ОЧЕНЬ важную роль сыграла моя репутация для Снежи – практически никогда я не был пойман на пиздобольстве, всегда говорил правду, как она есть. Пришел гнутый кочергой – честно говорил, где и с кем пил. Сделал какое-нибудь говно и был спален – признавался что, как, зачем, почему. В общем, заработал себе репутацию раздолбая, но при этом честного, с нулем секретов от матери, так что доверие вызывающего, и очень даже неплохо). Снежа еще какое-то время пристально смотрела мне прямо в глаза, но к подобному я давно привык и держался достаточно уверенно, и вскоре она отвела взгляд в сторону. Пальцы нервно ощупывали бокал вина.

— И.. это не первый раз..? – Бинго. Она повелась, а внутри меня словно цветы расцвели.

— Ну, пару раз мне не удавалось тебя утащить, ты даже больше меня вон. – Я получил прожигающий насквозь взгляд, но в целом то я не врал, и она тогда реально была куда массивнее меня. – И я домой один уезжал, а ты на утро возвращалась. Но вроде все нормально было. А тут ты и меня смогла затащить, говорила что мы еще выпьем.

На глазах у матери выступили слезы и она отвела взгляд в сторону, отпив немного вина.

— Вот как. Допилась до такой... мерзости. Родного сына втянула еще в свой грех. – Казалось, она сейчас разрыдается, поэтому пришлось предпринимать следующий шаг.

— Мам... Для меня, ну... В общем, для меня тогда много чего поменялось. – Я запинался и заикался, и едва сохранял спокойствие. План мой рушился на глазах (Я правда не ожидал от Снежи, что она будет готова надломиться и расплакаться, но, с другой стороны, она теперь свято верила, что Серый ее давний любовник и это она заварила всю кашу по пьяни). – Но я это... В общем, да, ты для меня не совсем мать (Бля, что я тогда нес, мрак).

— Я, наверное, понимаю. Это отвратительно.

— Не не не, я. Я не это имел ввиду. Я хочу сказать, что, ну... Для меня ты теперь женщина. Очень. Нет, САМАЯ красивая и желанная. И я правда, правда очень хотел бы чтобы наши отношения изменились. – Язык уже начинал заплетаться, а Снежа выпучив глаза допивала остатки вина. – У меня были конечно девушки, но... Не было никого лучше тебя. Я не хочу никаких повторений того, что было, как тогда и так далее. Хочу водить тебя в кино, рестораны, гулять по паркам. В общем, кажись, я.. ну, влюбился...

Какое-то время мать молчала, глядя в сторону и всячески избегая зрительного контакта со мной. А затем она просто тихо сказала «Поехали домой», и у меня внутри все оборвалось.

В абсолютно опустошенном состоянии я оплатил наш счет, вызвал такси и мы со Снежей в абсолютной тишине доехали до дома, где я практически мгновенно завалился спать. (Тогда я думал, что это пиздец, и все стало еще хуже. На стену аж лезть хотелось).

Все сдвинулось с мертвой точки спустя почти неделю моего (да и, похоже, не только моего) подвешенного состояния. В тот день я загулял с друзьями и пришел домой только в одинадцатом часу вечера. Пили мы не особо много, так что я даже пьяным себя не чувствовал, но небольшая доза алко в крови все-таки имела свой плюс – я не так сильно охерел, зайдя на кухню.

Снежа снова пила, в этот раз какой-то коньяк, бутылка которого была уже на две трети добита к моему приходу, закусывая это дело шпротами, пустая консервная банка которых также украшала стол. Сама мать вразвалку сидела на кухонном стуле, подперев подбородок рукой, чтобы голова хоть как-то держалась прямо.

— Я.. много думала про ээ твыои слова (Узнаю этот едва понятный бухой диалект). – Она посмотрела на меня мутным взглядом. – Д-девушка д-дыа? Любишь блля, дыа?!

— Мам...

— Н-не мам, блять. Т-теперь – Снежа-анна. – Снежа, шатаясь, встала со стула, одергивая свою юбку и приблизилась ко мне вплотную, источая амбре перегара. Учитывая, что даже без каблуков мать была чуть выше меня – выглядело это немного устрашающе (Мелькнула даже мысль из разряда «Пиздец, допилась, поехала, щас нож или вилку схватит»). – Это ты хотел у-услыашать? Н-ну че молчишь?

Честно сказать, такой мне мать казалась еще более привлекательной – как всегда, строго выглядящая в своих очках, рубашке, юбке, но матерящаяся как сапожник, и пытающаяся вывести на эмоции своим поведением. Я сделал шаг вперед, оказавшись теперь с ней почти что «нос к носу», и положил ей руки на широкую крепкую талию.

— Ма... Снежанна... – Ладони сами поползли вниз, стремясь ей под юбку и стискивая ягодицы со всей силы. А она только сильнее распалялась, продолжая.

— Н-на старух потянуло, дыа?! Захотел в-ввыэстречаться с бабкой?! Еще и шлюхой, по пьяни дающей кому попало! И-ыыспортившей родного ребенка!

Я молча продолжал исследовать пальцами ее зад и с долей удивления осознал, что на матери нет трусиков. Впрочем, когда мои пальцы добрались до ее ануса, я понял, почему она отказалась от белья. Я не видел, как ее дырка выглядит, но на ощупь это было нечто странное – словно выступающий наружу вулканчик, с, на ощупь, не аккуратными, будто рваными краями. А по центру пустота – очко не закрывалось до конца, так и оставаясь разинутым примерно на сантиметр. Видимо, мать просто задолбало менять вечно грязные трусы (Немудрено, с такой разваленной, отчасти и по моей вине, зияющей дыренью), и она полностью от них избавилась.

Сходу, насуху, я с усилием пропихнул в ее жопу сразу два пальца и загнул их, оттягивая вбок стенку кишки прямо за сфинктером, отчего мамины ноги задрожали.

— Ты не блядь, и никого не портила. Я сам этого очень, очень давно хотел. Ты просто сделала шаг первее меня, вот и все. – Пальцы с силой потянули кольцо ануса наружу, оттягивая его край, а выпрямленные безымянный и мизинец, находившиеся снаружи, прямо под материнской пиздой, почувствовали влагу. – Для меня ты - любая, все-равно будешь всегда и во всем лучшей. Всегда.

Однако, похоже, что план матери был равно противоположный моим действиям, и она такой грубостью и резким поведением, наоборот, пыталась оттолкнуть меня, а не сблизиться. Снежанна попыталась отстраниться, забормотав что-то про «Не надо», «Я не это имела ввиду», но меня было уже не остановить.

Я с силой вдавил ее в стену кухни, продолжая елозить пальцами в Снежином очке, и страстно, как не делал ни с одной из своих бывших, засосал ее. Мать сначала всхлипнула, зажмурившись, а затем ее барьеры наконец рухнули, и она ответила мне на мой поцелуй. Пускай ее язык и не был таким ловким, как у давалок-панкушек, но я был на седьмом небе от счастья. Моя вторая рука тоже нырнула ей под юбку, но уже спереди, и теперь я орудовал пальцами в обеих ее дырках, одна из которых (Угадайте какая) уже промокла и теперь издавала причмокивающие и хлюпающие звуки.

Посмаковав ее губы и язык еще немного, я грубо оттолкнул ее в сторону кухонного стола, ставя спиной к себе и надавливая на поясницу. Та самая пустая банка от шпрот, полная масла, целиком пролилась на ее жопу прямо между ягодиц – вонь подкопченой рыбы поднялась знатная, но мне уже было все-равно. Я махом скинул с себя шорты и приспустил трусы, доставая уже давно вставший член.

На сей раз я вознамерился вернуться туда, откуда появился – головка легко скользнула между пушистых, мясистых половых губ Снежанны, увлекая меня в мир блаженства. Правой рукой я тем временем продолжал раздрачивать ее, теперь уже хорошо смазанную рыбным маслом, жопу, постепенно увеличивая количество пальцев в ней и наращивая амплитуду движений. Мама в скором времени начала постанывать от явного удовольствия. Сначала едва слышные, ее стоны становились громче и громче, и я даже начал немного переживать – не подумают ли что не то наши соседи (Привет картонные стены хрущевок).

Когда я вновь дошел до отметки в четыре пальца внутри материнской жопы, мою голову посетила достаточно дурная идея. Не сбавляя темпа движений внутри ее теплой и влажной пизды, я выдернул из очка Снежанны руку, вызвав у нее очередной громкий стон, и начал обтирать кистью рыбье масло с ее ягодиц. Вскоре, моя рука была настолько перемазана этой жижей, что с нее аж падали жирные капли на пол, но я, для уверенности, еще и обмакнул ее в остатки масла в банке из под шпрот.

Мои кончики пальцев снова коснулись краев маминой раздолбанной зияющей дыры, и она, ничего не заподозрив, простонала «Д-даа-а». Но затем я сжал руку в кулак... Вожделеющий стон мигом сменился испуганным пьяным «Не надо, не получится», но я проигнорировал Снежу и с силой надавил кулаком на ее очко. Мать вдруг захрипела и забилась подо мной, словно выброшенная на берег рыба, но я давил и давил, пока... «Чавк!». Мой кулак провалился в ее прямую кишку по самое запястье, хрип прервался маминым взвизгом, а по ее крепким массивным бедрам потекли желтые струи, растекаясь по полу большой лужей.

— Бл-бляа-ать.. Порвало-ось. – Она схватилась одной рукой за ягодицу, а другой вцепилась в мою руку, дергая ее из своего зада, чем только причиняла себе еще больший дискомфорт.

— Все там нормально, правда ты обоссалась. – Я шлепнул ее свободной рукой по кисти, заставляя отпустить меня, и начал двигаться в ней одновременно и кулаком и членом (С моей рукой в кишках ее пизда стала значительно уже, и теперь сдавливала меня как малолетняя писюха, от чего я чуть не сделал себе сына/брата, лишь чудом сдержавшись).

Со временем, Снежка привыкла к ощущениям, и я начал фистить ее куда более интенсивно, едва ли не вырывая из нее руку целиком (В такие моменты она продолжала поскуливать и повизгивать, туго обхватывая мой хуй вагинальными мышцами, и иногда припуская мочой).

Однако, держать такой темп я долго не мог чисто физически, и вскоре резко вытащил из ее пизды член, оросив ягодицы родной матери парой тугих белых струй спермы. Но мама еще не кончила, и это было как-то не честно с моей стороны. Поэтому я начал со всей дури дергать кулаком в ее кишках, иногда вращая им и широко растопыривая пальцы. Мать все это время визжала, как пожарная сирена, пытаясь отмахнуться или ударить меня в грудь. Но, как оказалось, она зря сопротивлялась этой экзекуции – по ее телу пробежала сильная дрожь, и я, уловив сей момент, сделал еще несколько фрикций и с силой выдернул руку из ее нутра.

Мать закричала в последний раз, из ее опухшего очка вновь с громким пердящим звуком выпала кишка, вся покрытая рыбьим маслом и Снежиными, кхм, отходами жизнедеятельности. А затем ее словно хватил приступ – она мелко затряслась, и, как сейчас помню, у нее скрестились ноги и аж пальцы на ногах ломать начало, а спина выгнулась как у горной кошки. Кончала мама ярко, но, к моему сожалению быстро, а оставшееся время просто лежала грудью на столе и тяжело, с сипами, дышала, глотая ртом воздух.

Я подергал ее «бутон розы» и нежно погладил по ягодице.

— Снеж... Ты.. Ты только что кончила от руки в жопе.

Вся блестящая от пота, и кое-где масла, она с выпученными глазами лишь ошалело покивала мне, а затем стала давить на пролапс, запихивая его обратно внутрь своей задницы. На ее раскрасневшемся лице одновременно отражались полный ахуй от того что произошло (Как она потом сказала – на тот момент она практически протрезвела), и, в то же время, едва заметная блаженная улыбка.

Дав Снежанне немного времени передохнуть, я, со всей нежностью и любовью, под руку проводил ее до душевой. Прежде чем закрыть за собой дверь, она ничего не сказала – просто поцеловала меня в лоб, а затем неумело, как девчонка-подросток, облизнула меня от носа и до щеки.