Превые лучики солнца застали меня, валяющимся в высокой болотной траве на окраине села Юсуповка. Я был в одном жилете и брюках, без сюртука. На удивление, когда я встал и стряхнул с себя мелкие сухие стебельки и травинки, оказалаось, что одежда выглядит еще вполне сносно: хоть сейчас можно было идти к местному управляющему. Да что там к управляющему - за один стол с графом Доброшеиным можно было сесть, не вызвав у его светлости никаких подозрений.

Я пошел вдоль изрытой дождями и крестьянскими повозками дороги по направлению к постоялому двору. Солнце еще только поднималось, на небе ни облачка, болота в низине по правую сторону дороги тонули в сизой дымке утреннего тумана. Наверно, прическа меня бы подвела, - подумалось мне. Непослушная густая грива, запутавшийся клубок не то волнистых, не то курчавых волос - я сам не знаю, как их охарактеризовать, - она и в ухоженном состоянии выглядит везде ни к месту, где бы я ни находился. Даже здесь, практически у края леса, огромный котелок, венчающий мои плечи, смотрелся как неприкаянный корабль дальнего плавания, очутившийся вдруг посреди пруда в одном из царскосельских парков.

— Ваше благородие, господин титулярный советник. Вы представить себе не можете, как я рад вашему появлению, - начал с порога Игнатий. Игнатий был простой мужик, но весьма образованный. Вот даже в этих словах, не столько даже в словах, сколько в манере, в которой это было сказано, было видно, что Игнатий предпочитает деликатно избегать ненужных вопросов, ответы на которые, по крайней мере на его уровне, он давно уже получил.

— Я так, совсем ненадолго зашел, - говорю я, - Как тебе должно быть известно, сегодня мне предстоит встреча с вашим графом. Прошу тебя, любезный мой, вели девкам затопить баньку.

— Брючки, сюртучок отутюжить-с, ваше благородие?

— Брось, Игнатий. Я это не люблю. Такое и сам могу сделать. А вот баньку бы отведал.

— Как скажте-с. Сию же минуту-с, - Игнатий развернулся на своих скрипучих, явно не новых, но хорошо отремонтированных ботиночках, в направлении людской, - Аглая, Дуська, барин Борис Сергеевич с дороги устал, баньку истопить изволят! - ответом было молчание. - Да где же их дурех носит! Право две калеки перехожие, простите Борис Сергеевич, за этими девками глаз да глаз.

Посреди постройки, в коей находилась так называемая баня, стоял большой деревянный чан. От чана шел пар, который, поднимаясь вверх, разползался покрывалом по потолочным стропилам и горизонтальным балкам скатной крыши. Скинув покрывало, я сел в горячую воду. К моему удивлению, несмотря на большое количество пара вода была еле теплой. Это ничего, - подумалось мне, - я хоть и не вампир юсуповский, но мне такое в самый раз. Интересно, моется ли этот замечательный вампир. А если моется - то обязательно ли ему, чтобы вода была достаточно теплой, или ему наоборот ледяную подавай. От этой довольно глупой мысли мне почему-то стало смешно. Вдоволь отсмеявшись, я закрыл глаза и с головой погрузился под воду.

Одна из крестьянок, работавших на постоялом дворе, - то ли Дуська, то ли Аглая, - зашла внутрь с охапкой дров для печи. Я знал, что кто-то зашел, но кто именно - сложно было сказать, так как все мое тело в это время находилось под водой. По образу, вырисовывающемуся в моей голове - это была полная большегрудая девушка с какой-то утварью в руках, - видимо, дрова, что же еще это могло быть.

— Ваше благородие, Борис Сергеевич-с? - услышал я глухой голос, проникающий ко мне, под толщу пресной воды, наполнявшей деревянный банный чан. - Да, нет его тут. Ну, мое дело маленькое. - девушка пошла в сторону печи. Через минуту я тихо вынырнул из воды, вылез из чана и на цыпочках подошел к ней сзади. Согнувшись, Дуська, - а теперь я уже видел точно, что это была именно Дуська, а не Аглая, - закидывала в створку печи мелко рубленные полешки.

— Ай! - взвизгнула девушка, резко обернувшись. - Ну, вы, барин... Вы меня напугали-с.

— Я этого и хотел, - признался честно я, - Я хочу тебя кое о чем попросить, Евдокия. Только никому не слова, - заговорщически сказал я, опершись одной рукой о потемневшую от плесени деревянную бочку.

— Да, меня и просить не надо, - вальяжно сказала Дуська, протягивая свою ладошку, все еще покрытую мелкой древесной щепой и сажей, к моему мужскому естеству.

— Погоди, погоди, - засмеялся я. - Совсем не об этом я хотел тебя попросить...

— Точно-с? Вы уверены-с? - заулыбалась в ответ Дуся, - Да, полноте, вы шутить со мной решили. Давайте я вам сделаю приятно. Никто еще в обиде не оставался, ваше благородие-с. Я там внизу вижу, что вы именно это и хотите у меня попросить. Какое все там у вас твердое уже, - лукаво подмигнула мне на редкость любвеобильная крестьянка.

— Честное слово, Евдокия. Мне это не нужно. Я охотно верю тому, что в мастерстве тебе нет равных среди юсуповских девушек, но это может быть для тебя опасно.

— Опасно... а я люблю опасность, - и девушка, по-звериному осклабившись, обвила мой разбухший, как морской канат, член, своими ловкими бесстыжими пальчиками.

— Черт бы тебя побрал, Авдотья! - прикрикнул я, перехватив ее руку. - Пожалуйста послушай меня. Давай ты мне просто дашь мыло, я опять залезу в этот полуостывший ушат, дабы тебя не искушать, и мы спокойно поговорим.

— Хорошо... Какие интересные у вас руки, ваше благородие. Такие красивые и необычные. И... они как будто бы в тумане, - с легкой опаской сказала Дуська, передав мне кусок мыла и присаживаясь на лавку.

— Забудь, пожалуйста, про мои руки. Это не туман, а пар от горячей воды. И никогда не вспоминай.

Я хорошенько намылился, пытаясь вспомнить, когда же в последний раз у меня была любовная связь с обычной девушкой. В двенадцатом году, наверно, в годы войны с французами. Да, как сейчас помню, - это была прусская помещица из Рейнской провинции. Земля ей пухом, этой милой фрау, но в том не было моей вины. Я тогда и помыслить не мог, к чему могут привести обычные умственные практики. До сих пор мне иногда слышится ее голос среди сотен других, он отчетливо поет молитву, когда в ближайшей церквушке прихожане собираются на заутреню - и я думаю, что рано или поздно она ей поможет. Как говаривал мой покойный батюшка, заядлый охотник - иногда ты ешь медведя, а иногда медведь ест тебя.

— Послушай меня, Евдокия, Авдотьюшка. Милая девочка. Я знаю, что ты сирота и росла без отца и матери. Тебя же Игнатий воспитал, верно?

— Да, а откудова вы знаете?

— Откудова? - я засмеялся, услышав такое приятное моему слуху слово. Словно бы в детство вернулся, - Оттудова, что мне Игнатий сам сказал. Скажи мне пожалуйста, не замечала ли ты за своим гм... приемным отцом, каких-то странностей. Может быть, он иногда посещает какое-нибудь место. Ну, скажем так, необычное место.

— Нужник он слишком часто посещает, - засмеялась Дуся, но вспомнив, что говорит с барином, резко осеклась и испуганно посмотрела на меня. Я не смог сдерживаться и тоже прыснул, махнув рукой - мол, можешь говорит при мне, что вздумается.

— Хорошо, спрошу более прямо. К бабке, своей тетке, часто он ходит? - сказав это, я прямо-таки вживую увидел весьма непристойную сцену. И заканчивалась эта сцена ох, как плохо.

— К бабке на околице которая живет?

— Да, да... К Марье. Марья, как ее там, по батюшке? Алексеевна.

— Не ходит почти никогда, - даже глазом не моргнув, соврала Дуська. Я опять засмеялся и занырнул под воду, пуская изо рта пузыри, полные смешинок.

— Дело ведь серьезное, Авдотьюшка. Я знаю, что ты знаешь. И то, что ты видела. Только ты, смею тебя уверить. Ты мне можешь очень помочь, если сейчас сбросишь с себя этот грязный сарафан, я тебя хорошенько намылю, потом напудрю, надену на тебя чудесное платье, привезенное прямиком из Петербурга. Представь себе восхитительное платье с юбкой из шелка, с пышными рукавами, словно сотканными из облаков. Даже у графини вашей такого нет.

— А вы-то откуда это знаете? - простодушно уставилась на меня Авдотья, покручивая в руке пуговичку сарафана. - Да и не подойдет мне это платье, ваше благородие. Оно будет мне мало-с.

— Оно будет тебе в самый раз... - демонически, чуть ли не с мефистофелевскими нотками, начал я. Но потом я увидел такое, от чего мне стало снова очень смешно. - Черт бы побрал эту Марью! Старая табакерка, она явно не та, кто мне нужен.

— Если она не та, то зачем вам нужна я? - спросила Дусенька. Святая простота. Но девушка неглупая на самом деле, отнюдь.

— Давай теперь совсем начистоту. Ты уже давно думаешь и гм... знаешь, что бабка Марья - старая ведьма. И резонно боишься за нее, ведь она твоя родственница и у нее, скажем так, любовная связь с твоим приемным батюшкой Игнатием. Но вот чего не знаешь ты, а знаю я, так это то, что Марья Алексеевна ваша совсем не ведьма никакая. Да, она разбирается в том, как заготовить на зиму соленые грибы и как этими самыми грибами потом отравить кого-нибудь, когда эти грибы от неправильного засола начнут сочиться ядом. Но она не ведьма.

— Упыриха? Бабка Марья - вомперша? - блеснула внезапным озарением Дусенька. Как жаль, что я не могу поцеловать эту милую девчушку. Ум в простых крестьянских, да притом еще и в женских головках - это то, что не может не возбуждать образованного человека.

— Хорошее предположение. Ты ведь не сейчас до этого додумалась. Но и это, увы, не совсем соответствует истине. Бабка твоя - просто престарелая распутница, прости меня за такое дешевое определение. Немножко хитрая и жадная до золотой монеты.

— Но почему же тогда? - непонимающе посмотрела на меня Дуська, но осеклась, предпочитая все-таки молчать об увиденном.

— Почему у нее склянки с кровью стоят в погребе, от которых вонь идет аж до графской усадьбы? Ты ведь их видела. Да, потому, что ее подставить хотят. А ведь она действительно пила кровь несчастного Игната, но для ее здоровья, надо полагать, от такого чудесного, в кавычках, напитка - только один вред. Немного ей останется грибов насолить, если она вовремя не прекратит эту ерунду.

Авдотьюшка трижды перекрестилась, от чего у меня тут же застонало в желудке. Видимо, мою физиогномию неслабо перекосило, о чем говорило перепуганное лицо Дуськи и то, что она стала пятиться в направлении к выходу.

— А ведь вы сами, ваше благородие. Я давно уже поняла, - сказала она, снова водя щепоткой пальцев в крестном знамении, а другой рукой тыча в меня обвиняющим перстом.

— Это неверное предположение, - сказал я, морщась и опускаясь с головой на дно бассейна. - Иди сюда, моя умница, - вынырнув и убедившись, что она все еще не убежала, я поманил ее пальцем.

— Я никакой не упырь. И никогда им не был. Я приехал сюда, в ваше прекрасное, дышащее весенней свежестью село, только чтобы помочь. И не по своему желанию, а по повелению начальника третьего отделения канцелярии его Величества. Чтобы все было законно, мне придется сначала арестовать вашу тетку Марию. А потом я с ней поговорю: дело не самое сложное, на мой взгляд.

— Какое дело, я ничего не пойму, - услышав имя императора, Дуся немножко успокоилась. Как легко иногда можно запудрить мозги людям, тут и вампиром быть не надо. Этот прием действует не только на крестьян, самые высшие чины дворянства легко подпишут любую бумажку, стоит только потрясти перед его носом именем его Величества, батюшки Николая Павловича.

— Смотри. Сейчас ты помоешься, расчешешь свою русу косу, мы тебя красиво нарядим, и потом мы сядем на бричку и поедем в имение. Там ты все расскажешь графу Михаилу Федоровичу Доброшеину или графине - кто уж там будет дома. Графиня будет, граф сейчас в Москве, оказывается. Вот ей ты расскажешь, что ты видела в окошко избы тем вечером. И другими вечерами тоже. Только необязательно в детальных подробностях, понимаешь? Графиня перетянута корсетом, потому не надо давать ей повод валяться в обмороке.

— А ее потом отпустят? Марью? Да, и позор какой на все село. Нет, никуда я не поеду. - уперлась девушка. Прямо буквально уперлась - полненькие ручки по-боярски встали кулачками на манящие изгибы ее талии.

— Марью отпустят, я тебе обещаю. И позора никакого не будет. Ни для Марьи, ни для Игната, ни уж тем более для тебя. У меня есть, что шепнуть на ушко графине, чтобы она молчала. Все мы не без греха. Но разрешение свое на задержание тетушки вашей она мне просто так не выдаст, что бы я ей на ухо не нашептывал.

— Ну... ладно, - наконец согласилась Дуська. - Что мне делать-то теперь?

Я вылез из чана, немного неловко - из-за чего часть воды выплеснулась на пол. Стараясь не подскользнуться, я тихой лисой подошел к Авдотье и расстегнул пуговицы ее сарафана. Совсем не по-девичьи огромная грудь крестьянки уперлась прелестными бутонами сосков в мой живот. Бедра, словно две больших тонкой работы амфоры, полные меда. Свежее, дебелое, прямо-таки кровь с молоком тело. Кровь... опять эта кровь, как мне надоело это слово. Я был невероятно возбужден, дикое желание пронзало меня, словно разящее копье обезумевшего в битве и потерявшего бдительность спартанца. Однако я знал, что мне нельзя, умом я понимал, к чему это может привести и воля моя была достаточно сильна.

Полностью обнаженная Дуська села в чан. Наши с ней тела вымещали гораздо больше объема, чем я один, и вода потекла через край прямо на каменный пол. Я намылил девушку, стараясь не поцарапать ее своими по последней столичной моде длинными ногтями. Грудь, толстую попку, нежную шею... Помыв все ее углубления и впадинки, я почувствовал, как мое тело наполняется невиданной силой и энергией, а девушка уже начинает клевать носом. Голос ее мыслей как будто уже начал звучать в моей голове и я понял, что начинаю перегибать палку. Вовремя остановившись, я хлопнул Авдотью по мясистой попке и сказал, что пора вылезать. Пришло время Золушке ехать во дворец, а тыкве превратиться в шикарную карету. Тряхнув мокрой косой, девушка встала и пошла обтираться. Я же какое-то время еще сидел в чане, слушая пение иволги за окном, которая пела где-то в десяти верстах, на другом конце леса.

Думаю, что уже сегодня я смогу выйти не след этого умертвия. Кто бы знал, как я сам был голоден.

(конец первой главы. продолжение следует)