Прости меня Господи, ибо я согрешил. И в этот раз согрешил я изрядно.

Человек, конечно, удивительное создание. Еще совсем недавно насиловать свою маму во сне казалось мне чем-то невообразимым, а осознание, что я совершил подобное, просто сводило с ума. Но прошел всего месяц и наши ночные занятия стали привычными, если не сказать обыденными. Что любопытно, при свете дня я все еще не находил её сексуально привлекательной, как и в принципе женщин слегка за 50, но вот ночью, в полубессознательном состоянии, я желал её теплой и нежной плоти без всякой меры.

За прошедшие четыре недели это случилось уже шесть раз, примерно в тех же рамках, что и до этого: я неосознанно гладил маму по попе, ласкал грудь и дразнил её большие сосочки, трогал бёдра, а если она лежала на спине, то и ее вагину сквозь трусики. Единственное заметное изменение за эти дни – я больше не стеснялся запускать руки под её нижнее бельё, ощупывая и лаская её голое тело в любом месте, где мне того захотелось. Дважды, если не считать первый раз, мы целовались с языком, и дважды я кончиками пальцев трогал ее влажные половые губы и горошину клитора. Один раз я попробовал вставить ей в попу кончик своего пальца, но она тут же отодвинулась и накрылась одеялом, чем вызвала у меня небольшой прилив разочарования.

Она все еще не открывала глаза и практически не шевелилась, лишь тяжело дышала и иногда сдавленно постанывала, если мне удавалось нащупать особо чувствительные места. Я же до сих пор не знал, действительно ли она продолжает так крепко спать, или же просто притворяется. С одной стороны, она всегда была жуткая соня, и я, ещё когда учился в школе, мог спокойно смотреть телевизор с ней в одной комнате, без риска её разбудить. В те годы мне было реально сложно до нее добудиться, и иногда она даже от будильника не просыпалась – приходилось буквально тормошить её вялое тело в течение пары минут, прежде чем она не откроет глаза.

Из-за этой её сонливости я не был до конца уверен, что она знает про наши ночные шалости, а потому не поднимал эту тему. Мама же вела себя совершенно обычно. Даже слишком обычно, если можно так сказать.

В комментариях к моей прошлой исповеди писали, что это не удивительно, как мама стонет от моих грубоватых и неосознанных ласк, и что ее вагина становится такой влажной. Мол она же одинокая женщина и у нее есть потребности. Вот только она не была одинокой женщиной, у нее был Миша, коллега по работе. Хороший, в общем-то, мужик, веселый и душевный, с прямыми руками и хорошим чувством юмора. Он развелся пару лет назад и с тех пор регулярно оказывал моей маме знаки внимания. Сказать по правде, раньше я был этому даже рад.

Вот только не теперь. Когда я пару недель назад вернулся домой и застал у нас в дома Михаила, выходящего из ванны в одном полотенце, я не чувствовал радости. Я чувствовал злость. Он улыбался и шутил как обычно, пожаловался на то, что у него дома отключили горячую воду из-за какой-то аварии, а я едва сдерживался, чтобы не врезать ему по его улыбающейся морде. Я ушел в комнату, а одевшийся Миша прошел на кухню пить чай с моей мамой, и я слышал, как они разговаривали и смеялись. А ещё я чувствовал в комнате сильный запах секса.

Я понимал, что не имею права на ревность, но я ревновал. Это было хорошо, что моя мама встречается с кем-то, тем более с хорошим человеком, который о ней заботится и который, по всей видимости, в принципе не ровно к ней дышит. Но каждый раз, как она поздно возвращалась с работы, мое настроение портилось до предела. Собственно, именно после одного из таких её поздних возвращений я и попробовал вставить палец в другую её дырочку.

Однако не считая этой не самой рациональной ревности, все в моей жизни было хорошо. Об этом не прочитаешь в интернете или в журнале МАКСИМ, но такой резкий переход за грани дозволенного, как инцест, невероятно бодрит и прочищает голову. Все тело наполняется просто огромным запасом энергии.

Я стал бегать по утрам, а после записался в спортзал, чтобы выплескивать эту энергию хоть куда-то, и хотя поначалу было сложно, но тело в итоге вспомнило упражнения, и я стал достаточно быстро терять вес и приходить в форму. До титула Мистера Вселенная мне еще далеко, да и пузико мое все еще со мной, но уже в меньших масштабах, а двигаться стало в целом заметно попроще.

Вот только голова все еще была слишком свободной, и мысли о том, что я делаю по ночам с телом родной матери хоть и стали привычны, но так и не стали нормальными. В итоге я нашел работу – специалисты с восьмилетним опытом из Москвы в наше захолустье возвращаются не часто, так что это было в разы проще, чем я думал: ни проверок СБ, ни нескольких раундов собеседований – просто пришел, увидел, получил место. Платили мне, конечно, вдвое меньше, чем в столице, но и каких-то существенных расходов у меня в жизни теперь не было, так что денег хватало с головой, а по местным меркам так я вообще был богачом. Работа при этом была в разы проще того, что я делал раньше, так что я не напрягался от слова совсем, и при этом был на коне.

Единственной ложкой дегтя в этой сладкой бочке меда была Женя. Восемнадцатилетняя пацанка, что устроилась в эту же фирму незадолго до меня параллельно с учебой в университете. Она мне все мозги просто выела своим феминизмом, и словно бы жила под девизом «ни дня без угнетения». Что иронично, при всех своих жалобах на патриархат и мужские домогательства, сама она вечно ходила в каких-то непонятных шароварах и безразмерных кофтах, красила волосы в бирюзовый цвет, да и подстрижена была как пацан – половина головы выбрита, другая половина коротко острижена. В итоге я сильно сомневаюсь, чтобы её хоть раз действительно домогались.

Удивительно, правда, то, что у нее ещё и парень был. Невысокий, пухленький парнишка в очках и жиденькой бородкой, он был явно из тех, что заказывают латте с миндальным молоком и спрашивают разрешения перед первым поцелуем. В принципе, только такие ребята, наверное, с пацанками вроде Жени и могут встречаться.

Сразу же после моего появления в офисе Женя вцепилась в меня своей радфемовской хваткой. Тут, отчасти, была и моя вина, конечно, но в свою защиту скажу, что я же не знал, что она такая долбанутая. В один из первых дней я просто подошел воды попить у кулера, где как раз стояла она, и именно в этот момент вода и закончилась. Меня воспитали хорошо, так что я предложил свою помощь и потянулся уже к новому бутылю с водой, когда эта ненормальная грубо отпихнула меня в сторону и установила новую бутыль самостоятельно.

– Мне помощь не нужна, – сказала она с таким вызовом, будто я её чем-то глубоко оскорбил. – Женщины тоже могут быть сильными, знаешь ли.

С этими словами она прямо в офисе задрала немного свою кофту и показала свой живот, а точнее весьма впечатляющие кубики пресса. Видимо, она ожидала комплиментов и восхищения, а не моего безразличного пожатия плечами. Тут, конечно, я сглупил, и мне бы просто молчать в тряпочку, но я не удержался и добавил, что тренировки тренировками, но у среднего мужика все равно от природы мышечная масса всегда будет больше. Думаю, не стоит удивляться, что с тех пор я был записал в главные враги феминизма, а наша офисная фемка избрала меня главной целью своей пропаганды.

Такая в итоге у меня и получилась рутина: работа днем в компании мускулистой феминистки, спорт по вечерам, а после тихий отдых с мамой возле телевизора. Ну и периодические ночные шалости с её спящим телом, конечно же. Эти шалости теперь всё чаще заканчивались тем, что я терся своим до предела возбужденным членом напрямую о ее бедро или мягкую, немного дряблую попку, параллельно посасывая её мокрый язык или жадно нюхая её волосы. Пару раз мне везло, и получалось понюхать её подмышки..

В принципе, не считая постоянного дребезжания слегка долбанутой на голову феминистки и того, что кончать я все равно ходил в ванную, я был весьма доволен своей жизнью. Я чувствовал себя живым, ощущал возможность свернуть горы, а будущее рисовалось мне самими яркими красками. А потом я изнасиловал Женю.

Началось все с сущей малости – с празднования дня рождения фирмы. Я на тот момент и двух месяцев там не проработал, да и все эти провинциальные застолья в мелких конторах не люблю вообще ни разу, но меня все равно позвали в добровольно-принудительном порядке. Поели, выпили, еще поели, снова выпили – все, как и ожидалось. Неожиданность поджидала в конце, когда вдруг выяснилось, что в фирме есть традиция: убирают всегда те, кого наняли последними. Угадайте с трех раз, кто эти двое счастливчиков.

Уборка шла небыстро, так как убирался я практически самостоятельно, в то время как Женя кривила носом. Ну понятно, это ж угнетение, не для того её роза цвела. В принципе я был бы даже и не против, но она не могла молча позволить мне наводить порядок, ей непременно надо зудеть у меня над ухом про, чтобы вы думали, естественно феминизм и угнетение.

– А парень твой не будет тебя ждать? – спросил я в итоге, надеясь, что она вот-вот свалит.

– А ты чего спрашиваешь? Изнасиловать хочешь?

– Да кому ты нужна.

Она помолчала немного, и я чувствовал, как её взгляд сверлит мне спину.

– Никто меня не ждет, сама дойду. А любому уроду, что ко мне яйца подкатит, я эти самые яйца и оторву. Я тайским боксом занимаюсь.

– Да как скажешь.

По всей видимости, мой ответ её не устроил, так что она схватила меня за руку, крепко сжала.

– Не веришь?

– Да верю, верю, – сказал я абсолютно спокойно. – Руку только отпусти. Я доделать уже все хочу и домой пойти.

Она не отпускала, так что мне пришлось вырвать у нее свое запястье силой. Вцепилось она крепко, и была действительно сильной для девушки, вот только я один хер в полтора раза её больше, и против природы не попрешь. Хотя Женя, казалось, была искреннее удивлена, что я оказался сильнее. Она попробовала схватить меня снова, но я оттолкнул ее.

– Мужло тупое, – сказала она.

Я хотел ей сказать, чтобы она была поаккуратнее в выражениях. У меня был знакомый мент, который как-то обмолвился, мол все эти навыки рукопашного боя в реальной ситуации ничего не стоят и забываются после первого же пропущенного удара, и куда разумнее и проще просто носить с собой перцовой балончик. Вот это всё я хотел ей сказать, но вместо этого просто от души врезал ей ладонью по лицу.

Пощечина вышла знатная, звонкая, и щека у нее тут же покраснела, а на лице появилось обиженное детское выражение.

– Ты..., – начала она.

– Что? – спросил я, и ударил её с другой стороны.

Она отступила, я же наоборот приблизился к ней, загнал её к стенке.

– Ну и где твой кикбоксинг?

Она вся как-то сжалась, стала казаться мне ещё меньше, чем есть на самом деле. Попыталась ударить меня, но слишком медленно, я легко отвел её руку в сторону и невольно, на автопилоте, ударил кулаком ей в живот. Просто по школьной ещё привычке. Ударил даже не в полную силу, но она сложилась пополам, заплакала. И этим, почему то, разозлила меня ещё больше. И вот это вот жалкое, сопливое нечто смотрело на меня свысока и портило мне нервы целый месяц? Было даже как-то противно.

Я схватил её за шею, рывком прижал к стене. Желая, чтобы мои слова были как можно более убедительными, я приблизил свое лицо к её заплаканному личику, и сказал медленно и спокойно:

– Ну вот и всё. А гонору то было. Поняла теперь свое место?

Она попробовала вырваться, но я надавил ей на горло сильнее, и рывком вернул её голову обратно к стене. По её расширенным от страха и заплаканным глазам я точно знал, что ей было больно и страшно.

– Я тебе вопрос задал.

– Да, – кое-как проблеяла она. – Поняла.

Она дрожала всем телом, точно испуганный кролик, и пальцами у неё на горле я чувствовал, как быстро бьется её сердце. А потом я увидел её маленькие, слегка приоткрытые губки и в следующее мгновение поцеловал её. В каком-то смысле я сам этому удивился даже больше, чем она, а уж она-то удивилась очень и очень сильно. Сперва замерла, точно в камень обратилась, пока мой язык вовсю исследовал внутренности её рта, а после начала сопротивляться, попробовала меня отпихнуть.

Сперва я отбивался от её цепких ручек, но вскоре мне это надоело, и новым ударом в живот я заставил её успокоиться. Она застонала от боли, я добавил ещё пару ударов, и после этого она стала куда спокойнее. А я смог использовать освободившуюся левую руку, чтобы залезть под ее кофту.

– Не надо, – пропищала она. – Пожалуйста.

Но мне уже было все равно, и я хотел лишь поставить эту мелкую пизду на место.

Приятный сюрприз – моя ненавистная молодая феминистка не носила лифчика. В принципе с её крошечными грудками он ей, наверное, был и не нужен, но меня это открытие завело необычайно, и я с большим энтузиазмом грубо помял обе её маленькие сисечки. Впрочем, всю её трогать в принципе было очень приятно: молодое, упругое тело, спортивное к тому же. Особый вид удовольствия, конечно, трогать все эти мышцы и жесткий рельеф молодого, накаченного тела.

Не менее приятно было сжимать ее тонкую шейку и чувствовать, как её напряженное горло с трудом пропихивает новые порции воздуха, пока я сосал и кусал её губы. Целовалась она, кстати, так себе – очень вяло, без огонька. Когда же она начала уже откровенно хрипеть и задыхаться, я отпустил её шею и вместо этого стал ощупывать её промежность сквозь шаровары. Она дежурно протянула свое жалобное «не-ет», но физически никак в этот раз не сопротивлялась.

Столь покладистое поведение грех не вознаградить, так что я тут же стянул с нее эти уродливые штаны. Тут меня ждало два неожиданных открытия. Во-первых, но наша мисс «я против угнетения и объективации женщин» ходила на работу в черных кружевных стрингах, но, что ещё важнее, эти стринги уже порядочно так промокли от ее возбужденных соков.

– Да тебе это нравится, – удивился я.

– Нет!

– Столько разговоров про сильных независимых женщин, а на самом деле ты просто мелкая блядина, которая хочет, чтобы ее к стенке прижали и трахнули хорошенько.

– Не правда.

Я даже спорить не стал, просто снова поцеловал ее, а свободной рукой схватился посильнее за ее промежность, от чего она тут же изогнулась и выдавила из себя сдавленный стон. А стоило мне навалиться на нее всем телом, как стон получился громче.

Я помял её пизду какое-то время сквозь трусики, после чего отогнул их в сторону и хорошенько смочил два своих пальца ее смазкой. Оставив в покое её губы, я грубо вставил ей эти два пальца ей в рот и дал ей попробовать себя на вкус, как доказательство того, что она возбуждена. Она моментально начала их сосать, хотя я её об этом и не просил, причем очень интенсивно, от чего мое собственное возбуждение возросло многократно. Казалось, что штаны вот-вот лопнут вокруг моего члена.

– Интересно, а твой парень знает?

– Не надо! Отпустите меня, пожалуйста. Я больше не буду.

– Ну, если ты ему ничего не скажешь, то я тоже не буду.

Вытащив пальцы из ее рта, я одобрительно похлопал её по щеке, от чего она сжалась в ужасе, хотя в этот раз было совсем не больно. После этого я стянул с нее кофту, которая постоянно мешала и уже порядком мне надоела и, сделав шаг назад, приказал ей раздеваться. Она колебалась пару секунд, но в итоге подчинилась и сняла сначала кроссовки с носками, а после, бросив на меня затравленный взгляд, и свои кружевные стринги.

Абсолютно голая, посреди нашего офиса, пока сам я оставался абсолютно одетым – могу только представить, насколько это было для нее унизительно. Полагаю, она никогда не испытывала большего унижение, во всяком случае до тех пор, пока я не скомандовал ей встать на колени. Женя так и сделала, причем без раздумий, словно именно этого она и ожидала и была готова к такому повороту. Сказать по правде, она меня даже удивила, так как не только встала передо мной на колени, но ещё и открыла рот и высунула язык.

Сильная и независимая девушка явно наслаждалась тем, что я использую ей как дешевую блядь. Однако хоть я в тот момент и не хотел ничего сильнее, чем пропихнуть свой член ей в горло и заставить её давиться собственными слюнями, здравый смысл взял вверх. Совать член между зубов феминистке и в лучшие то времена не самая лучшая идея, а с учетом сложившихся обстоятельств так тем более. Однако что мне нравится в феминистках, так это тот факт, что в пизде у них никаких зубов нет.

Впрочем, я не хотел торопиться, тем более раз эта малолетняя блядина так жаждет унижений. Так что я начал с того, что крепко схватил её за горло и за волосы, плюнул в ее открытый рот. Она зажмурилась, но проглотила. Тогда я плюнул ей на лицо – исключительно из любви к искусству, а после надел ей на голову её же собственные трусики – получилось забавно, и я немного посмеялся, а она густо покраснела.

Тогда я, ухмыльнувшись, прижал ее голову к полу и хорошенько отшлепал её маленькую подкачанную попку линейкой. Удары были не сильные, не осталось даже следов, но шлепки получились звонкие. Она в итоге потекла даже ещё сильнее, стала тяжело дышать и даже немного подалась в мою сторону. Естественно, что я не удержался, и шлепнул ее рукой, и вот тут она уже взвизгнула, а после третьего шлепка попыталась закрыться. Мазохистской она, по всей видимости, не была, но я все равно шлепнул ее еще пару раз – просто чтобы она знала, что мне безразличны ее желания. А потом я расстегнул ширинку на своих брюках.

– Пожалуйста, не надо, – вновь заскулила она старую песню. – Я девственница. Не надо.

– Да ладно? – удивился я.

За волосы я поднял ее на ноги и уложил раком на ближайший стол, после чего присел позади нее на корточки и пальцами раздвинул в стороны ее половые губы. Судя по тому, как там все сразу начало сжиматься и пульсировать, такой бесцеремонный осмотр её только порадовал. Однако она действительно была девственницей.

Ну что ж, я все же был хорошо воспитан и решил пойти навстречу маленькой блядушке. Тем более, что у феминисток есть ещё одно замечательное свойство – в заднице у них тоже нет зубов.

Смочив в ее вагинальных выделениях указательный палец, я помассировал им колечко ее ануса, от чего она, конечно, сильно напряглась, но ничего против не сказала.

– Будешь напрягаться, и будет больно, – предупредил я.

– Пожалуйста, можно я лучше вам отсосу, – теперь мы перешли на уважительное «вы». – Я не умею, но постараюсь, честно. Я буду очень хорошо сосать.

– Я вроде не спрашивал твое мнение, верно?

Не сразу, но у нее получилось расслабиться, и я медленно ввел палец в нее целиком, покрутил немного, из-за чего Женя стала дышать быстрее, а мышцы внутри ее попы немного напряглись. Когда я вытащил палец обратно, он был чистым.

– Ну что ж, тебе повезло. Раз ты так хочешь, я не буду забирать твою девственность и вместо этого использую твою попку. Как тебе идея?

Она промолчала.

– Или ты все-таки предпочитаешь порвать свою целку?

– Нет, не надо, – она сжалась, задрожала. – Давайте в попу.

Я ухмыльнулся и легонько шлепнул ее по дрожащей заднице.

– Ваше желание услышано, миледи. Вот только сам я еще не определился. Возможно, если ты будешь меня умолять, выбор станет более очевидным. Как думаешь?

Она снова начала плакать и мне пришлось всерьез шлепнуть ее по заднице, чтобы вернуть ее в правильный настрой.

– Пожалуйста, – захлебывалась она сдерживаемыми слезами. – Пусть это будет анал.

– Разве ж так умоляют? Ты даже не на коленях.

Содрогаясь всем телом от беззвучных рыданий, она медленно сползла на пол, встала на колени.

– Пожалуйста...

– И ты даже не поцелуешь мне ноги, – я сделал шаг вперед. – Зачем я вообще парюсь...

– Нет, нет, я... я поцелую.

Уже не в силах сдержать слезы, она подползла к моим ногам, кое-как нагнулась ниже, чмокнула мне ботинок.

– Лижи.

Она подчинилась беспрекословно.

– Умоляй.

– Пожалуйста, – она постоянно всхлипывала, как будто бы с трудом могла даже дышать, не то чтобы говорить. – Умоляю. Займитесь сексом с моей попой, умоляю вас.

Пока она была занята выписыванием моих ботинок и неуклюжими, какими-то я бы даже сказал детскими просьбами трахнуть ее в задницу, я снова плюнул на нее сверху: один раз попал на голову, второй раз на спину. Третий раз вышел неудачным, и я промахнулся, попав на пол.

– Досадно. Придется тебе это слизать.

Она уже не спорила, но впрочем и не умоляла, лишь всхлипывала и делала то, что ей говорят. Впрочем, сдержать брезгливости на лице, слизывая мой харчок с грязного пола, она не смогла и скажу вам честно – это одна из самых возбуждающих вещей, чт оя когда-либо видел.

– Ладно, достаточно. Подставляй свою задницу.

Не поднимая головы, она оттопырила свою попку кверху и руками раздвинула в сторону круглые, накачанные ягодицы. Я неспешно пристроился сзади, и, пальцами используя ее вагину как чернильницу для смазки, стал ее готовить. Сначала смочил в ее выделениях один палец и немного разработал ее дырочку, а потом, когда палец стал ходить более или менее свободно, смочил и вставил уже два пальца. Когда три пальца стали чувствовать себя в ее дырке более или менее свободно, стало понятно, что великий момент настал.

Перед тем, как вставить член, я потерся немного о ее пизду, от чего она, конечно, знатно напряглась. Одно неловкое движение, и я бы нечаянно порвал ее целку – от осознания этого мое возбуждение только усилилось, но я был намерен сдержать свое слово, и как настоящий джентльмен в итоге всё же вставил член в женину задницу.

Она вскрикнула, попробовала отодвинуться вперед, но я держал ее крепко, и медленно трахал ее, постепенно загоняя член все глубже и глубже, пока не натянул ее жопу полностью. Стенки ее ануса меж тем отчаянно сжимались и разжимались, массируя мой член, пока сама Женя тихонько скулила от боли и сдавленно плакала.

Переведя дух, я взялся за нее серьезно, и стал ритмично трахать ее попку, любуясь ее здоровым, спортивным телом и слушая короткие вскрики, всхлипы и тихие стоны, которые были вызваны толи болью, толи удовольствием – подозреваю, она и сама уже не знала. Чтобы она не привыкла к ощущениям и продолжала стонать, я трахал ее то быстро, то медленно и глубоко, иногда практически вытаскивал член и резко загонял его обратно. Больше всего мне нравилось вынимать его полностью и потом без малейших усилий вставляя обратно даже без помощи рук, показывая моей игрушке какой гостеприимной может быть ее потерявшая невинность попка.

В какой-то момент Женя не могла больше лежать жопой кверху и просто распласталась на полу. Я не обратил на это особого внимание, и придавив ее мелкое тело всем своим весом, а также крепко сжав её тонкие запястья, просто продолжил долбить ее измученное тело. Она жаловалась, говорила, что не может дышать, пробовала спихнуть меня, но в итоге просто сдалась и лежала смирно, пока мой член насиловал её некогда узкую дырочку. Когда я начал кусать её плечи, она лишь пискнула.

Почувствовав приближение оргазма, я усилил натиск, стал просто бешенным. Женя откровенно орала от боли, что раздражало и сбивало настрой, так что в итоге я обоими руками схватил ее за шею и сдавил её хрупкое горлышко действительно сильно. Стало заметно тише. Собственно, моя невольная подстилка даже не могла ничего сказать, просто хрипела и дергалась, пока моя сперма толчками заполняла её изнутри. Она закашлялась, когда я ее отпустил и поднялся на ноги. Сама она вставать не торопилась, и так и лежала на грязном полу с растраханной, незакрывающейся и болезненно красной дырищей, из которой медленно сочилась моя сперма. Типичная жертва изнасилования.

Я смотрел на нее: на синяки у нее на руках и на шее, на мою сперму внутри её порванной дырки, покрасневшие от шлепков ягодицы и следы от зубов у нее на плечах и спине. Смотрел и понимал, что теперь я в её власти. Все, что ей будет нужно – это написать заявление, и никакой суд меня не оправдает, будь она там хоть дважды мокрая и трижды сабмиссивная.

Очевидным решением было убийство. Но тут бы возникла целая куча новых проблем, не говоря уже про то, что я был бы главным подозреваемым. Вторым вариантом было разыграть удивление и говорить, что она сама этого хотела, но даже если бы это была правда, никто бы мне не поверил – тут народное мнение всегда на стороне женщин. Что, конечно, не справедливо, но что поделать, в таком вот мире мы живем. Оставалось только извиниться и просить прощения в надежде на лучшее.

Но просить прощения у этой использованной дырки с трусами на голове было выше моих сил. Пару минут назад я дрочил её телом и протирал ей пол, а теперь должен делать вид, будто её мнение для меня что-то значит? Так что я решил, что помирать, так с музыкой, и присев рядом с ней, я снял стринги с ее головы, а бирюзовыми её волосами вытер свой член. Трусики же я сжал в комок и засунул в ее зияющую дырку – всегда хотел так сделать, да всё случая не было.

Поднявшись и приведя свою одежду в порядок, я сказал ей, все еще лежащей без движения:

– Я свою часть уборки сделал, вторая половина за тобой. Ключи на ресейпшене, как закончишь – закроешь тут все. Понятно?

Она не ответила, и носком ботинка я пнул ее в бок. Женя заскулила, сжалась калачиком, начала хныкать.

– Понятно?

– Да, я поняла, – всхлип. – Я закрою.

– Ну вот и умничка. Теперь, что надо сказать тому, кто трахнул твою маленькую, похотливую жопку?

Она посмотрела на меня с полным непониманием в заплаканных глазах. Я же в ответ пнул ее по заднице, и она снова вскрикнула.

– Воспитание у тебя, конечно. Нужно сказать «спасибо».

– С-спасибо, – выдавила она из себя, опуская взгляд. – Спасибо, что трахнули мою похотливую жопу.

– Ну вот и молодец. Можешь же, когда хочешь, – я поставил свою ногу прямо напротив её лица. – Ну все, целуй и я пошел.

По всей видимости боясь сделать что-то не так, она осторожно приблизилась к моему ботинку, поцеловала его, а потом, спустя мгновение, вдруг начала облизывать.

– Похвально, но это лишнее. Доброй ночи.

Так я и ушел. Она что-то сказала мне в след, но я уже не услышал.

Дорогу домой я точно не помню, так как был занят: обдумывал план побега. В принципе, если ты изнасиловал феминистку, то это, пожалуй, лучший вариант дальнейших действий, так как полагаться на удачу тут будет довольно глупо. Серьезно, эти девчата с цветными волосами заявления на изнасилования пишут, даже если их за коленку потрогали, каков шанс выйти сухим из воды после того, как вставил одной из них член в задницу и заставил слизывать свой харчок с пола? Вопрос с подвохом, так как шансы считай что нулевые.

А в тюрьме, как говорят, насильников шибко не любят.

Мой план был простой: выдоить все имеющиеся карточки и со всей доступной наличкой дать деру в соседние страны, желательно в южном направлении. Почему-то я был уверен, что сделать поддельные документы у наших южных соседей будет попроще. Ну а после этого хорошо будет где-то затеряться, найти себе работу без официального трудоустройства и жить дальше, по возможности не отсвечивая и меняя страну проживания почаще. Жить и оглядываться через плечо каждый день. Мечта.

Мысль о том, чтобы вложиться в хорошего адвоката я отбросил сразу: тут не адвокат нужен, а волшебник, чтобы от такого отмазать при явных уликах. На волшебника мне бы денег точно не хватило. Однако и убегать я тоже не хотел, не от этой мелкой сучки уж точно.

К тому моменту, как я пришел домой, мама уже крепко спала. Я принял душ и тщательно вымылся, после чего закинул одежду в стиральную машину и поставил режим основательной стирки – уменьшить количество улик против меня в любом случае не помешает. Потом сделал себе ромашкового чая, чтобы успокоиться, и быстро посмотрел, где поблизости есть круглосуточные банкоматы. Все это время я ждал, что вот-вот услышу шаги на лестнице, а после тяжелый стук в дверь.

Я уже начал собирать вещи в сумку, когда почувствовал глубокое презрение к себе. Не потому, что я изнасиловал восемнадцатилетнюю пигалицу или дрочил по ночам свой член о бессознательное тело собственной матери, а именно от этого желания сбежать. Это было разумно, учитывая обстоятельства, но меня тошнило от этой разумности. Я замер над полусобранной сумкой, стал думать, когда вдруг услышал шорок на лестничной площадке. Я вскочил, не сразу при этом заметив, что держу в руках молоток, готовый драться даже если за дверью будут менты.

Но за дверью никого не было, и в квартире и за её пределами царила ночная тишина.

– Да похер, – сказал я тихо.

Распаковал вещи, молоток положил на тумбочку рядом с входной дверью и пошел спать.

Заснуть, правда, не получилось, так что я просто лежал, разглядывая потолок и ожидая того, что вот-вот начнется. Что именно начнется я представлял себе крайне смутно, но чувствовал себя готовым, как бегун-олимпиец за секунду до старта.

Мама, однако, спала как всегда крепко, лежа на боку и повернувшись ко мне спиной. Оттопырив в мою сторону свою большую попку. Было немного странно, что наша с ней история закончится вот так, без какой-то кульминации. Но, как говорят французы, такова жизнь.

Никакой сонливости у меня не было и мама не казалось мне привлекательной – просто немолодая женщина, что родила и вырастила меня, и сама мысль о том, чтобы трахнуть её вызывала инстинктивное отвращение. Я даже потрогал член для верности, но он действительно был вялым, без малейшего следа эрекции.

Тем не менее, я положил руку на мамину задницу, погладил её немного. Делать что-то подобное, находясь полностью в сознании и отдавая полный отчет своим действиям, было дико, и одновременно немного волнующе. Мама же никак не реагировала на мои поглаживания, и продолжала спать даже когда я немного сжал её попку через одеяло.

Возбуждения у меня по-прежнему не было, я совсем не хотел ласкать мягкое, дряблое тело моей мамы, и точно знал, что буду жалеть обо всем. Но в то же самое время, я был уверен, что если уеду мотать срок в тюрьме и не попробую её в полном создании – буду потом жалеть об этом не меньше. А как говорилось в старой рекламе: «если нет разницы, то зачем платить больше?».

Действуя медленно и осторожно, я залез под её одеяло, начал аккуратно гладить её бедра, попу, руки и талию, тщательно прислушиваясь к её дыханию. Когда я убедился, что не потревожил её сон, то прижался к ней плотнее, в позе ложечки, и, уткнувшись носом ей в затылок, стал массировать её большую, обвисшую грудь сквозь мягкую ткань ночнушки.

Возбуждение не приходило, хотя сердце у меня стучало как бешенное. Я оставил мамину грудь в покое, стал поглаживать бедра, мять попку, нюхать её волосы, нежно целовать в шею и возле уха. Чувствовал я себя при этом странно, даже немного противно, но продолжал ласкать маму с методичной настойчивостью. В какой-то момент я даже облизнул её ухо и засунул туда свой язык – почувствовал вкус ушной серы и скривился от отвращения, но вот маме это, похоже, понравилось, так как дышать она стала чуть чаще.

Устав от однообразия и малого набора возможностей в этой позе, я повернул маму на спину. Погладив немного для верности её бедра и живот, я подождал, пока её сон снова станет крепким, а после уже уделил внимание ее груди. В особенности большим сосочкам, которые быстро стали затвердевать от моих прикосновений. Облизнув мамину шею и поцеловав ключицу, я глубоко вздохнул и перешел очередную черту, медленно потянув нижний край ночнушки вверх. Мама заворочалась, но в итоге у меня получилось оголить полностью её большие, но некрасиво растёкшиеся по телу сиськи, и сразу же, не давая себе времени передумать, я стал сосать и облизывать эти крупные, твердые соски.

Если бы мама проснулась в этот момент, то мне бы было уже сложно объяснить ей происходящее или сделать вид, что я тут не причем. И может быть дело в адреналине, а может в том, что я просто люблю переступать через новые грани, но мой член начал потихоньку оживать. Желая закрепить успех, я поднял мамину руку и жадно вдохнул аромат из её подмышки, после чего тут же провел по ней языком. Я почувствовал жесткие волосики, а вместе с тем и соленый вкус маминого пота, и это действительно завело меня сильнее.

Окончательно наплевав на любую осторожность, я снял трусы и стал тереться своим полутвердым членом о мамино бедро, рукой нежно лаская её вагину сквозь трусики, пока целовал ей грудь и посасывал соски. Когда же мама начала постанывать, мой взгляд стал будто прикованный к её сухим, потрескавшимся губам. Облизнувшись, я начал целовать её, стараясь смочить своей слюной её губы, облизывая их и практически сплевывая в мамин рот. Она вяло отвечала на мой поцелуй, и находясь полностью в сознании, я теперь был уверен – она крепко спит. Однако трусики её уже стали мокрыми, а соски затвердели в камень, и пусть даже во сне, но она меня хотела. Хотела мой член.

Есть такая штука с границами, которые просто нельзя переступать – как только ты переступишь хотя бы одну, остановиться уже невозможно. Я откинул мамино одеяло в сторону, осторожно поднялся, и действуя неспешно, но хладнокровно, как профессиональный сапер, стянул со своей спящей мамы её простые хлопковые трусики с маленьким декоративным бантиком спереди.

Я стоял над ней с крепким членом в полной боеготовности, стоял у очередной границы и понимал, что после такого я точно сойду с ума. Нельзя трахаться со своей мамой и при этом не поехать кукухой, это было совершенно мне очевидно в тот момент. И в то же время абсолютно безразлично.

Я медленно раздвинул мамины ноги, после чего приблизился и глубоко вдохнул запах её горячей, пульсирующей от возбуждения дырочки. Мелькнула мысль, что это просто удивительно, как я в свое время вышел из этого узкого, жаркого переплетения мышц, и вместо того, чтобы отбросить эти мысли, я сосредоточился на них. Крутил их у себя в голове все время, пока пробовал пизду моей мамы на вкус.

Это было отвратительно и превосходно, что-то настолько плохое, что просто за гранью осознавания и я как будто бы даже чувствовал, как мой мозг тает от перегрева, пока я кончиком языка нарезал круги вокруг маминого клитора. Вкус женской смазки, немного мочи, пота, её феромонов. Я чувствовал, как напрягается её тело всякий раз, как я медленно провожу своим языком вдоль всей её истекающей похотью вагины, слушал тихие её стоны, которые громом звучали в ночной тишине, и ждал, что в любой момент она встанет, посмотрит на меня с ужасом и отвращением у нее между ног. Я планировал, как в этом случае начну отлизывать ей изо всех сил, как вставлю в её изнывающую от похоти пизду сразу два пальца и буду быстро трахать её ими, до тех пор пока она не кончит. Часть меня даже надеялась, что она проснётся.

Однако она лишь слегка ворочалась и тихонько постанывала, часто охала так характерно по-матерински, и этим лишь подстегивала мое возбуждение. В каком-то смысле, она сама виновата в том, что я в итоге вставил свой член в неё.

Вагина у мамы показалась мне достаточно просторной, особенно после узкой жениной попки, но зато очень нежной. По ощущениям, как будто трахаешь воздушное мокрое облако, очень теплое и шелковистое, которое ласкает твой член сотней легких поцелуйчиков. И которое, по совместительству, является твоей спящей мамой.

Если не считать жопы одной голодной до унижений феминистки, это был мой первый секс без презерватива за долгие, долгие годы, можно даже сказать десятилетия, так что мне стоило большого труда не загнать член на всю длину в первое же мгновение. Тем более, что мамина горячая дырка была более, чем гостеприимна. Серьезно, никогда не чувствовал чтобы кто-то был такой горячей внутри, просто печка какая-то, влажная порочная печка. Однако я все равно входил медленно, давая маме возможность привыкнуть к моему члену и не проснуться.

Лишь когда я вошел полностью и подождал пару минут пьяный от аморальности моего поступка, я взялся за дело всерьез. На остатках силы воли я сдерживался, чтобы не начать трахать мамину дырку изо всех сил, как мне того хотелось, и вместо этого я двигался медленно, нежно. И боже мой, это было незабываемо.

Трахать женщину почти вдвое старше тебя, свою родную маму, во сне, без презерватива, фактически насилуя её – как много табу можно нарушить за один раз. И каждая презираемая мной норма морали ощущалась великолепно. Я не говорю, что вам тоже стоит изнасиловать свою маму, конечно, да вам наверняка и не захочется физически, не будет возбуждения. Так что не трахайте своих матерей, друзья, не надо. Но если что, знайте, что это очень и очень приятно, незабываемый кайф. Попробуйте что ли на фотографию своей мамы подрочить неспешно и с полным осознанием, для дегустации так сказать, и там как кончите, так сразу и поймете о чем речь – реально трахать свою маму ощущается точно так же, но в десять раз сильнее.

Хотя такое, конечно, сложно понять, у нас в мозгу просто сценария нет для такого развития событий, мозг банально выключается в какой-то момент. Я реально потерял себя на определенном этапе, и в процессе начал целовать маму, сосать ей сиськи, покусывать за соски, облизывать ей шею и подмышки. В какой-то момент я даже оставил ей на шее засос – вот уж чего точно не стоит делать, пока насилуешь свою маму во сне. И совершенно точно не стоит кончать в её нежную, беззащитную вагину.

Я сам не знаю даже, как так получилось и воспоминания у меня на этом моменте самые мутные. Я помню, как трахал её, облизывая её ушко и удерживая на краю сознания мысль сохранять медленный темп и не кончать внутрь. По ряду очень важных и веских причин. А потом мой член пульсирует, накачивая мамину дырку густой спермой, которую хрен знает, как теперь от туда доставать. Я к тому же на тот момент изрядно пропотел, и мама была не только с моей спермой внутри, но и вся в моем соленом поту, и, что тоже, конечно, вау – с парой засосов на шее.

Слава всем богам, что она хотя бы не проснулась.

Я медленно вытащил из нее свой член, что было отдельным и крайне приятным удовольствием – как будто тысячи ласковых и нежных рук мягко погладили его на дорожку, и осторожно надел мамины трусики обратно на нее. Оставалось лишь надеяться, что после Жени я не успел накопить достаточно спермы, и она успеет высохнуть внутри мой мамы до утра. И что она не забеременеет от меня.

Второй раз за день я пошел мыться. Я не очень хорош в изнасилованиях, у меня их было только два, но, по всей видимости, помыться сразу после – это мой фирменный почерк теперь. Спать после этого мне, конечно, не хотелось, так что остаток ночи я провел здесь, набирая этот самый текст. В этот раз это даже не исповедь, это признание, и признание мое таково: я не раскаиваюсь.

Это явно будет потом веская улика в моем деле и в легкую +5 к моему сроку, но да пошло оно все. Мне ни секунды не жаль за содеянное, я этим немного даже горжусь. Я побывал очень и очень далеко за границей общепринятой морали, дальше, чем многие из вас когда-либо будут. И знаете что?

Мне там понравилось.