Весна красна. Шагая вдоль многоэтажек, мимо здания элеватора, юная и красивая Баеру шла размеренным и четким совестким шагом уверенной комсомолки, вдыхая прекрасный аромат природы смешенный с вонью крашеных лавок и цветения различных растений, Баеру шла совершенно одухотвореная, радостная отдыху.

Юная азиаточка, шла в облигающей черной юбке и в серой блузке которая натеркла молодые и спелые девечьи сосочки которые были незащищённы бюстгальтером . Красивые чёрные колготки были вишенкой на социалистическом торте революции. Девушка шла с с рабочих отработок домой, чтобы вновь насладится спрятанной за плитой книгой Бориса Пастернака и уйти от этой некомфортной, не романтичной реальности туда, где всегда происходит любовь и нет никакой работы.

Наблюдая за людишкими, Баеру всегда удивлялась их ущербности, как духовной, так и физической . Да, несомненно, они провели самую важную революцию в мире. Выйграли войну у захватчиков, однако ни красоты, ни таланта в их лицах не было. Пораженные яркой, красной оспой безразличия к своим и сладострастной любви к другим, эти безумцы доверили свои сердца злому демеургу, что назвался вождём, дабы хоть как-то оправдать те жертвы, что были возложены в качестве цены за худой мир.

Деревенские, квадратные лица то тут, то там наблюдали за азиатской Афродитой, в их грязных сверкающих похотью глазах, Баеру представала голой, совершенно беззащитной , в извращенных позах, девушка давала свое младое, желанное тело всем коммунистам на потеху, во благо революции, и социалистического порядка который так чтил нравственность. Их грязные стволы проникали в её сочную и узкую от диктатуры дырочку, и словно ссылку в Сибирь, совершали выстрел спермой прямо по авангарду под названием матка.

Но все это были лишь мысли Баеру, которая была вместе с родителями репрессирована в глубокую и черную от пролитой крови Сибирь, чтобы соврешать пятилетки за один день.

Свинцовое небо, лишь изредка улыбалось злым болезненнно-желтыми лучами солнца которое с трагической улыбкой наблюдало за надвигающиеся гибелью агнца.

Баеру быстро шла от похотливых мужских глаз. В сердце грохотало, а в голове, словно пойманная в паутину муха, вертелась мысль " Сейчас пристанут".

Огромное, панелечное здание изрыгало из себя тысячи рабочих людей которые не хотели работать, и делали все сквозь рукава. Звуки громких матов то тут, то там разносились из разных уголков улицы, пугая, словно выстрел винтовок, Баеру, знающую по Платонову чем любят развлекаться честные коммунисты.

Даже весенняя пора не могла побить эту серую безысходность.

Проходя злопулочный многоэтажный дом, Баеру лишь с чистым сердцем выдыхнула с одной единственной мыслью "сегодня без приставаний".

Но как гром среди ясного неба, откуда ни возьмись, словно из воздуха впереди появилась темная фигура. Крупный рабочий со стеклянными глазами, большими как бревна руками, огромной челестью, как у австралопитека и черными от мазута руками.

— Эй, красотка, чё грустная ? Хер сосала не вкусный ? - спросил работяга, идя к Баеру

Девушка лишь испуганно посмотрела на большего, как медведя мужика, который явно шёл не пообщаться о марксистской теории.

— Чё молчишь ? Презираешь меня ? Ты смотри, какая Цаца. Презирет меня ! Совсем охуела. Чё молчишь, сучка недоебаная ? - переходил на гортанный крик рабочий, схватив испуганную до усрачки девушку за плечо.

— Я. .. Я боюсь вас - сказала сквозь слезы Баеру

— И правильно делаешь, сучка. Знавали мы таких как ты, бляденка дворянская, всю Россию ебали, каждого русского зачморили пидоры, вот товарищ Ленин пришел и хуй достал из широких штанин. Чё зыришь на меня ? - говорил с обрывистым криком мужик

— А, откуда вы знаете что я дворянского происхождения ? - спросила девушка, дрожа как осиновый лист.

— А, значит я прав, как узнал ? А по тебе видно, по взгляду твоему проклетущему, по морде твоей шлюшочье, ведь ты проблядешка до сих пор сытные щи хлебаешь, пока я, работяга прошедший Сталинград, дугу Курскую, ебашу тут, как раб на галерах во благу таких сучек, что даже после раскулачивания живут хорошо. Разве за это боролись мы ? Ну а раз ты дворянка, то я, как верный идеалом Маркса накажу тебя.

— прошу не надо ! Умоляю, не убивайте ! Прошу ! Я. .. Я работаю, я много работаю, не дворянка я теперь совсем, прошу, родненький, что хотите сделаю, но не убивайте бога ради.

— О ! Бога вспомнила сучонка. Ладно, не буду я тебя убивать, но вот на колени встань, хочу на тебя в таком виде поглазеть - хитро улыбнулся кривой рабочий

Баеру чувствовала такую печальную и агрессивную грусть, её одолевало то противное, липкое как весенняя грязь чувство, что как деготь прилипало к разодранным и гниющим, душевным ранам и название этому чувству - страх

Девушка с дрожью в ногах встала на колени, прямо в сырую грязь, своими новыми капроновыми колготками.

— Всё ? - с дрожью переходящую в многострадальный плач спросила Баеру

— Всё ? Нетушки, давай как полагает истиной суке, проси прощения за эксплуатацию народа. Причем с чувством, толком, расстановкой.

— Прошу, прощения за эксплуатацию народа.

— Нет, ну это совсем хуйня какая-то, давай лучше ты сними лишнюю одежду, а то я вижу тепло тебе девица красная, слишком, а голенькая ты быстро по Станиславскому сыграешь.

— Но как же - спрашивала обречено девушка - прошу, не надо так !

— Не надо ? А может тогда в котлован ? Хоть чем-то земле нашей поможешь.

Баеру, лишь сквозь слезы несправедливости и моральной угнетенности, начала раздеваться. Сперва она сняла потрёпанное пальтишко, а вместе с пальтишком пошла и блузка после которой оголилось то, что видел только парень Баеру. Рабочему представилась изысканная и желанная часть тела.

— Какие сиськи у тебя, а теперь снимай юбчонку, посмотрим какая жопа у дворянской нечести. Эй ! Анотолич ! Или сюда ! Щас шоу будем смотреть ! - горланил басистый мужской тембр - ты давай, быстрей снимай юбчонку, а то как же, мужики не железные, у всех бабы и так страшные, а ту ты, спасительница. Ну чего ноешь ? Ты радоваться должна, что такая блядь в кой-то веке раз нормальным мужикам помочь сподвиглась, ты навсегда запомнишь этот день - произнес рабочий, взяв за шею девушку - А ну-ка открой то ротик свой, открой-открой, я посмотрю как выглядит блядский рот

— Ну, хвотит - говорила невнятно девушка.

— Хватит ? Я те устрою хватит. Эй ! Ну где вы пентюхи шастаете ? Щас перерыв закончится

Баеру искренне надеялась, что кроме насмешек дальше дело не пойдет. Что девушка просто покажет им себя и быть может, добрые советские люди отстанут от неё и она забудет об этом.

Внезапно, по грязи пошаркала черная тень которая воняла рвотной гнилью.

Вдруг, рабочий тут же заголосил :

— Ой, Анотолич, повезло тебе, смотри кого привел.

— прошу не надо ! Не бейте, не насилуйте прошу вас, родьненькие - кричала девушка, целуя грязный сапог толстого Анотолича, но он лишь усмехнулся и сказал :

— Не то сосешь, сучка ! Спасибо Женька, хороший ты мужик, чую повеселюся я сегодня, на славу марксизма. - говорило толстое нечто в рваных подтяжках и с бутылкой в руках, смотрело на Баеру, так по-дикому и страшно, что даже глаза обычного работяги, что сейчас унижал её были светилом мира по сравнению с злыми очами прораба.

— Конечно, Анотолич веселись, надо наказывать таких.

— Ладно, Женёк, можешь сегодня пораньше отойти, а я пока со шлюшкой разберусь этой. Чё молчишь, сучка ? Вставай давай с грязи будешь приятное прорабу делать !

— Смотри мне, если Сергей Анатольевич хоть одно замечание мне скажет, я тебя изобью и зубы выбью все, поняла ?

— Поняла - сквозь лютую, как огонь дрожь произнесла девушка

Толстый мужичонка Анотолич, схватил Баеру за руку и сильно запыханным голосом произносил всяческие скобрезности, и вел её в жерло самого тартара, что называлась страшным словом "ЗОР" - зона отдыха рабочих.

Проходя мимо сотни рабочих глаза, надеющихся хотя бы раз поиметь девушку каждый работяга что прекращал работать, когда видел подтянутую и красивую девушку азиатку, но с такой модельной, по истине эстетической внешности, что любая русская женщина была по сравнению с Баеру лишь страшной бабой.

— Смотри как глядят стервецы, хотят тебя, хотят поиметь тебя, да так что после этого ты никогда уже ебаться не сможешь. Хочешь этого ? А ? Мужики рабочие, сильные, днём поработают во благо социалистического общества, а ночью будут ебать тебя во все имеющиеся дыры, столько спермы залимонят тебе, что вряд-ли ты отсюда не беременной тройней выйдешь или я, старый мужичок, который просто сделает тебе приятно в тихой узенькой подсобочке, где мы как Ромео и Джульетта уединимся и сольемся в жерле любви. Ну так как ? Что выбираешь ?

Баеру, недолго думаю лишь отчаянно спросила

— А после этого вы меня отпустите ?

— А вот это, зависит только от тебя. Не будешь как бревно валяться и будешь проявлять себя как истинная комсомолка в занятие любви со мной, то отпущу без каких-либо проблем и сам тебя отведу. Будешь плакать и дружка моего бояться, то сразу же позову всю бригаду.

Баеру понимала, что один старый конь, намного лучше чем вся орава этих орков и поэтому согласилась на предложение прораба.

Глава 2 " Сладострастное отвращение"

На улице было холодно, особенно без одежды и Анатолич, от радости что Баеру не стала корчится тут же побежала за вещами и обратно отдал девушке. Даже Баеру была в шоке от доброты мужика, который казался ей демоном.

Но Анатолич просто долго не "любил" как он высказывался. Его жена померла года три назад, а найти новую даму было невозможно.

Все это действо, проходило в маленькой, спрятанной от пошлых глаз подсобке, где часто раньше сидели совестские женщины и курили до того как здесь произошла авария.

Баеру сидела с неверотным напряжением, её сердце стягивал огромный электрический провод под 220 вольт который от малейшего движения мог просто лопнуть. Но дед Анотолич, лишь просто присел.

— Слушай, ты чего такая напряжённая ? Давай, шлюшочка, перестань меня печалить, ты же помнишь о нашем уговоре ? - спросил по доброму дед, наглаживая холодные от дерзкого сквозняка колени девушки - Давай поцелуй меня - шепотом произнес мужчина, схватив по залехватски юную молодку и языком, буровя ей рот, полируя зубы, и обнимая языком.

— М-мм, какая же ты вкусная - говорил мужик, лапая своей рукой за грудь Баеру и проникая сквозь серую блузку

Баеру очень боялась что произойдет дальше, ведь до этого "занятия любви" были лишь только один раз и то это было очень больно. Голова была ватная, а руки от страха и от слов мужчины, сами начали искать золотой стержень.

— Мм, какая умница, ну давай попробуем, раз хочешь, только сними блузку, хочу на сиси посмотреть

Баеру резко сняла блузку и осталась топлес. Она быстро расстегнула ширинку штанов старому мужчине, и так неаккуратно и боязливо взяла в рот хозяйство старика, благо пенис был небольшим, но толстым.

— Уу-уу боже, давай крошка, ласкай его, прими в объятия своего языка его - горланил тихо мужчина то и дело наблюдая то за Баеру то за дверью, откуда происходил гулкий шум.

Девушка же тянуло, ломило внутри.

Рвота надвигалась из чащи желудка, поступала к горлу и так маняще хотела выйти. Но тяга к жизни сдерживала хотелки Баеру и девушка словно питерская путана, сладко и глубоко впускала нежного лохматого друга себе в горло.

— Уу-мамочки, боже щас кончу - стонал мужчина резко выдернув из пасти девушки свой инструмент и, грубо ударяя по губе им, кончил прямо на лицо девушки.

— О боже, крошка ! Давай, теперь моя очередь творить чудеса ! - тихо прошелестел мужичок, взяв за талию Баеру, и сняв с неё резким движением черную облегающую юбку.

— Вах, что за колготки красивые, быстро снимай, быстро ! - кричал мужчина, надрачивая свой маленький и толстый огрызок капитализма

Баеру сняла колготки и осталась в советских кружевных трусиках белого цвета.

— У-уур - замычал мужчина, резко сняв трусики с Баеру.

Перед мужчиной показалась красивая и нежная пися девушки. Млеющий красный бутон буквально смотрел на Анотолича.

— Хоп- крикнул мужчина, впустив толстого друга прямо в недра девушки за славу марксизму, и усадив Баеру прямо на столярный стол.

— А-ах - крикнула девушка, держась за поручни, прикрепленные на столе.

Анотолич стал быстро елозить своим дружком по узкой и труднопроходимой писе, стремясь зайти в маковку девушки

— Ах-да-да ! - Кричала Баеру подмахивая телом ритмичным движением мужчины.

Из подсобке начали доносится крики Баеру и томные мужские стоны вперемешку с ударами деревянного стола по железной стенке помещения.

— Да, давай крошка, боже какая ты тугая ! Ох - кричал мужчина, надрачивая клитор Баеру левой рукой, и еле-еле удерживаясь за ногу девушки правой, мужчина быстро проникал в девушку.

— Да! Да ! Ах-ахаха - кричала Баеру, про себя думая, чем она вообще занимается в добром и социалистическом обществе

Вдруг, Анотолич резко вынул пенис из девушки и сел на старый скрипучий диван, обитый дерматиновым слоем кожи.

— Садись - в спешке произнес мужчина Баеру которая вся запыханная приходила в себя - Теперь Твоя очередь меня трахать, и только попробуй сбавить темп.

Баеру тут же села на красный и горчий бугор мужчины, сев спиной к лицо Анотоличу и принялась двигать бедрами, руками оперевшись на горячие мужские колени.

— Уу- ты так захотела, ну ладно - произнес мужчина цепляясь ртом за шею девушки и держа её за мягкую и упругую задницу, не сбавляя темп вхождения в девушку.

— Ах! Да ! Да-да-да, боже бо-о-же-, кричала девушка почувствовав горячий кол в эрегенной зоне своей писи.

— Ах, точка G, ну сейчас, молись - произнес мужчина резко выдернув член, и быстро подняв девушку и опустив её на холодный, грязный бетонный пол, начал буквально долбить её в ту заветную женскую зону.

— Нет! Нет! Боже ! Я так! Кон-чу !! - кричала Баеру активно подмахивая Белоснежной заднице.

Анотолич стоя на ногах буквально буравил юную красавицу, входя своим красным сверлом в красное коммунистическое зарево девушки, прихватив её длинные черные волосы, и грубо ударяя тазом о задницу девушки, мужчина кричал.

Внезапно, дверь подсобки открылась и оттуда, словно всадники апокалипсиса вышли НКВДшники. В погонах и с оружием в руках с холодным, каменным выражениеи лица, мужчины с автоматами Калашникова взяли голого Анотолича и голую Баеру и вывели на улицу, прямо в многолюдную толпу зевак, которые с интересом наблюдали за обнаженными людьми.

Их кинули прямо на разрушенную кирпичную кладку, смешенную с ядовитой весенней грязью.

Черно-синие е тучи облепили и так свинцовое небо.

Внезапно, на обнаженные разгоречаные тела подул холодный остврфй как лезвие ветер.

Зеваки смеялись, ржали как свинья над Баеру и Анотоличем который хотел было сбежать, но ловким движением сержанта НКВД получил по носу только-только появившемся на вооружение у советов Калашниковым.

Баеру понимала что это её последний день в жизни.

Из подсобке вышел товарищ майор. Грозного вида, крупный мужчина благородного вида, но с каменным лицом объявил :

— За разврат на рабочем месте и занятием любовью с лицом дворянского происхождения вы, Вячеслав Анотолиевич Добронравов, объявляетесь врагом народа ! И преговориваетесь к расстрелу ! - четко чеканил предложение зрелый майор.

— Не надо ! Прошу ! Не хотел я ебать эту суку ! Не надо ! - кричал голый мужчина мочась под себя от страха, но было уже поздно и трое сотрудников НКВД взяли обрюзглое тело Анотолича, а четвертый выстрелил в него.

После, трое сотрудников НКВД пошли к Баеру, но майор отдернул их сказав :

— Об этой суке народ

позаботиться, пошлите парни, нас ждут великие дела ! - сказал майор, потушив сигарету .

НКВДисты уехали, а голая Баеру, осталась на улице, плача и дрожа от холода. Вдруг густая толпа мужиков пошла в её сторону.

— Эй, нимфетка ! Щас мы тебя согреем !- Кричали рабочие

Самые бойкие работяги сняли штаны и резко вствивли свои пенисы в узкую от холода щелку. Другой рабочий резким движением засунул в рот девушки, а два других насильно положили замёрзшие руки девушки на свои хуи.

Было ветрено и шел дождь, но мужчины трахали во все щели бедную Баеру.

— Ах! Да ! Хватит ! Аха ! Боже ! - кричала девушка, принимая двойное проникновение.

Внезапно, начали падать небеса. Земля начала ходить ходуном, деревья начали падать. Здания которое так долго строили строители, начало падать прямо в сторону Баеру.

Девушка проснулась.

Это был дом. Её дом. Не было никаких рабочих и ничего этого не было. Это был кошмар ? Спросила девушка у самой себя ? - очнувшись после яростного ужаса.

За окном она видела лишь Макдональдс и школьников которые тусили под Моргенштерна.

Внезапно, в комнату вошёл он.

Это был Масодов.