«Мы можем справиться с этим самостоятельно», — охотно сказала Дарья. Она была права. Конечно, мы могли бы справиться с этим. С тех пор, как мне было около девяти лет, мы с мамой совершали ежегодные походы по реке на большом катере. Правда, мы всегда ходили на эти прогулки с дядей Анатолием и тетей Маргаритой, и это была проблема, связанная с предстоящим отпуском.

Отец дяди Анатолия умер, поэтому ему и моей тете пришлось отправиться на север на похороны и закончить скорбные дела. Яхта была забронирована и внесен депозит. Вопрос был в том, поедем ли мы с мамой сами? Мы, конечно, могли физически справиться с катером, и мать, как всегда, была в восторге от нашего отпуска на реке.

Она, возможно, была несколько более заинтересована в нашей поездке, чем обычно. Я был менее ревностным. Мысль о двух неделях наедине с матерью на катере, путешествуя по особенно отдаленной части реки, как-то беспокоила меня. Как будто перспектива всколыхнула во мне те чувства, те стремления, которые сознательному уму удалось подавить. В этот момент я не мог определить, что заставило меня колебаться по поводу плаванья на яхте. Было просто легкое чувство опасений.

Я посмотрел на мать и увидел ее красивые, но странные серо-зеленые глаза, устремленные на меня. С тех пор, как я был ребенком, у меня были амбивалентные чувства к этим глазам. У них было гипнотическое качество. Как будто она могла читать чьи-то мысли. С одной стороны, я любил заглядывать в них, но в то же время боялся того, что она увидит во мне. Оглядываясь назад, я задаюсь вопросом, сможет ли она прочитать те желания, которые я сам не мог или не хотел признавать.

Я должен объяснить, что в то время мне было двадцать лет. Матери, которую я обычно называл ее именем, Дашей, было тридцать шесть. Мое рождение было результатом небольших сексуальных экспериментов со старшим мальчиком в той же школе, когда моя мать была старшеклассницей.

Я никогда не знал и не стремился узнать, кто мой отец. Я полагаю, что его семья, должно быть, была хорошо обеспечена, так как деньги продолжали выплачиваться моей матери до тех пор, пока я не начал свою трудовую жизнь.

Даше, как я сейчас ее называю, предложили но она отказалась от аборта. Она была столь же непреклонна в том, чтобы меня усыновили после моего рождения. В результате мои бабушка и дедушка взяли на себя мое воспитание в течение первых лет моей жизни, в то время как Даша продолжала учиться. Я узнал, что в течение моего первого года она кормила меня грудью.

В то время она была больше похожа на старшую сестру, чем на мать. Когда мне было около пяти лет, Даша начала брать на себя все больше и больше материнских обязанностей. Когда мне было восемь лет, она получила диплом бухгалтера, и мы переехали в свой собственный дом. С тех пор она взяла на себя исключительную ответственность за мое воспитание, но аспект наших отношений как со старшей сестрой продолжался.

Когда я вступил в период полового созревания и стал более интенсивно осознавать себя как сексуальное существо, я время от времени задавался вопросом, как и когда у Даши могут быть какие-либо сексуальные отношения. Я никогда не видел каких-либо мужчин. Если Даша действительно занималась сексуальной активностью, она держала ее подальше от глаз и звуков от меня. Я должен признаться, что я не был столь же осмотрителен в своем сексуальном поведении, и мама, должно быть, имела больше, чем намек на мою личную жизнь.

Наши отношения как матери-сестры и сына-брата были очень близкими. Я очень любил маму и знал, что это чувство было взаимным. С детства и до подросткового возраста я всегда очень гордилась тем, что у меня такая молодая мама. Когда я приводил домой друзей из школы, мне было забавно видеть, как они смотрят со смесью удивления и сексуального желания на мою очень привлекательную мать.

В то время, когда была занята организацией предстоящим отпуском на реке, я решил по двум причинам, что это, вероятно, будет моя последняя поездка. Во-первых, в двадцать лет идея семейного отпуска уже не привлекала. Я хотел быть свободным. Во-вторых, это означало две недели сексуального воздержания, так как я был бы отрезан на две недели от моих обычных сексуальных партнеров. Следовательно, когда я впервые услышал, что мои тетя и дядя не смогут приехать и присоединится к нам в плавание на катере в отпуске, я подумал, с небольшим облегчением, что плавание на катере будет отменено.

Теперь стремление мамы к плаванию на катере заставило меня немного стыдиться собственного отсутствия энтузиазма. С ее проницательными глазами на меня и моим чувством неловкости, чтобы заставить меня чувствовать себя виноватым, я, наконец, согласился, что мы должны совершить это плавание.

Наша поездка началась в субботу утром. Город, из которого мы начали движение на катере, был последним из близко заселенной сельской местности. С севера города и в течение следующих ста шестидесяти километров река проходила через малонаселенную местность, ее берега были заросшими большими деревьями, выросшими после последнего великого ледникового потопа.

Здесь можно было быть очень изолированным от окружающего мира, который казался таким же старым, как само время, единственным контактом с внешним миром был один из пяти скитов, которые были между нашей отправной точкой и следующим городом на севере. Нам нужно было взять с собой хотя бы недельные запасы продовольствия.

Сидя за рулевым пультом катера, я слабо слышал стук дизеля, который лишь изредка звучал громче, когда открывалась кормовая дверь главной каюты. Мы шли вверх по течению со скоростью около тридцати километров в час, а вниз по течению со скоростью немного большей.

Главная каюта катера состояла из трех спален, двух с двуспальными кроватями и одной с парой двухъярусных кроватей, а также основной зоны, которая сочетала в себе пульт управления, камбуз и каюту. Кроме того, были довольно просторные передние и задние палубы, а задняя палуба использовалась для рыбалки и с лестницей, которая опускалась в воду для пловцов.

Через пару часов последние населенные пункты остались далеко позади. Пока я управлял катером, Даша убирала наши припасы и готовилась к ужину. Мы покинули город в полдень, и у нас был обычай прекращать путешествие около трех часов дня. Это давало нам время поплавать, прогуляться по лесу, выстроившемуся вдоль берегов, или попытать счастья на рыбалке.

Ее непосредственные задачи были выполнены, и мама встала рядом со мной у штурвала. Я сидел, и это уравняло ее грудь с моим лицом. Это, должно быть, случалось много раз раньше в предыдущих поездках, но впервые я интенсивно осознал их красоту. Она не носила бюстгальтера и не нуждалась в нем. Ее грудь двигалась таким тонким, чувственным образом, к которому они склонны, когда необузданны.

Ее близость позволила мне уловить аромат ее тела. С детства это очаровывало и радовало меня. Я никогда не знал, чтобы мама использовала духи или дезодоранты. Ее восхитительный аромат тела исходил от марки мыла, которое она использовала, и которое придавало ей антисептический запах. Это было лишь незначительно, но передавало ощущение чистоты. В детстве я обнимался с ней, чтобы уловить этот прекрасный запах. Теперь, когда воспоминания мне напомнили о тех ранних днях, я обнаружил, что новое ощущение добавилось, когда я почувствовал шевеление в своем паху.

Я стремился подавить чувства, которые начинали распространяться во мне, напоминая себе, что Даша, в конце концов, моя мать, какой бы молодой и восхитительной она ни была. Я пытался отвлечься, указывая на особенности пейзажа, через который мы проходили. Моя попытка звучала вынужденно и искусственно для моих ушей.

К счастью, как только мой член начал затвердевать внутри моих шорт, Даша указала на небольшую группу уток, плавающих у берега. Если это не очень сильно уменьшило мою неловкую физическую проблему, это, по крайней мере, означало, что внимание мамы было в другом месте и, возможно, не заметило бы моего растущего затруднительного положения.

Когда мы обогнули излучину реки, утки исчезли из поля зрения. К счастью, Даша решила сделать еще несколько остановок, и с комментарием: «Я полагаю, мы должны подумать о том, чтобы остановится в ближайшее время», она покинула мою сторону.

Я начал искать подходящее место, чтобы причалить катер. Для тех, кто не знает этих катеров на нашей реке, я должен кратко объяснить их конструкцию.

Они построены таким образом и имеют прямоугольную форму. Способ швартовки катера заключается в том, чтобы взять нос не коснутся берега, либо не заземлятся на русле реки. Затем катер связывают четырьмя тросами, сначала кормовым тросом вверх по течению, чтобы удерживать лодку против течения.

Частично отвлекшись от своего сексуального возбуждения, я вскоре нашел подходящее место для катера и начал бежать к берегу. Даша стояла рядом с кормовым тросом вверх по течению, и как только мы коснулись берега, она спрыгнула и прикрепила трос к корявому старому дереву. Когда трос затянулся, я выключил двигатель и присоединился к маме, завязав другие тросы.

Нас охватила тишина. Есть что-то таинственное и вековое в тишине нашего места. Некоторые люди пугаются, когда впервые испытывают это; некоторые даже сошли с ума. Можно поверить, что призраки древних людей этого континента до сих пор охотятся в этих лесах, а у тех, кто, как и я, любит эту землю, могут начать проявляться первобытные страсти. Тонкий слой так называемой «цивилизации» отпадает, и появляется более примитивное «я».

Мы с мамой стояли и слушали. Отдаленный звук ветвей деревьев. Мягкий шорох зверей, движущихся в кустах.

Как будто мы стояли среди первобытных звуков Эдема, но вдруг Даша прошептала: «Смотри, Дима». Она указала, и я увидел змею, скользящую в реку и начавшую волнообразно пробираться на другой берег.

Я подумал: «Да, в Раю всегда есть змея».

— Пора нам тоже искупаться, — засмеялась Даша, и мы поднялись на борт и спустились на корму.

Я опустил короткую плавательную лестницу, когда мама разделась. Когда я повернулся, она стояла передо мной голая.

Мы всегда плавали обнаженными во время наших речных путешествий, поэтому я видел ее обнаженную красоту много раз раньше. Тем не менее, никогда прежде ее женская прелесть не переполняла меня так сильно.

Раньше с нами всегда были дядя и тетя, и их присутствие каким-то образом отвлекало меня от того, что теперь так сильно поразило меня. Теперь, глядя на маму, я как будто вижу ее в первый раз. Ее проницательные глаза смотрели мимо меня в этот момент, волосы каштанового цвета естественными волнами падали на ее плечи. Полный рот, большая упругая грудь с эрегированными сосками, длинные стройные ноги с треугольником лобковых волос в верхней части бедер, а сквозь волосы лобка можно было увидеть твердо расщепленное влагалище.

Я был совершенно смущен. Мой член снова начал подниматься, и, чтобы спрятать свое замешательство, я нырнул в реку. Когда моя голова поднялась над водой, я увидел, как Даша спускается по плавательной лестнице. Ее спина была ко мне, и я увидел ее твердые высокие ягодицы. Она со смехом упала в воду и уплыла.

Некоторое время я плескался, но понял, что должен выйти из воды раньше мамы. Моя эрекция все еще была тяжелой и ноющей. Я не мог вынести ее, чтобы увидеть чувства, которые она вызывала во мне.

Я поднялся по лестнице и вошел в каюту. Высушив себя, я натянула шорты и попыталась расположить свой член так, чтобы они не показывал что он возбужден. Это было не очень успешно.

Я решил попытать счастья на рыбалке. Когда я установил удочку, Даша поднялась по лестнице из воды. Я старался не смотреть, но это не помогло, потому что мама подошла ко мне и посмотрела через плечо. Одна грудь прижималась к моему голому плечу. «Как я мог думать, что это рай», — подумал я, это ад.

«Собираешься попробовать порыбачить?» — спросила Даша. «Я попытался ответить, но мне показалось, что в горле был комок, и все, что мне удалось, это: «Да».

«Я иду гулять», — продолжила Даша, спускаясь в каюту, а через несколько минут сошла на берег. Я видел, как она начала идти по берегу и исчезла среди деревьев.

В одиночестве я пытался смириться со своими дикими эмоциями. Я говорил себе снова и снова: «Она твоя мать, а не какая-то знакомая девушка. Ты не можешь так себя чувствовать по отношению к ней». Но я чувствовал себя так.

Наконец, я сдался и спустился в каюту, чтобы мастурбировать. Это принесло некоторое облегчение, но мысль, желание все еще были в моей голове.

Я вернулся к рыбалке как раз в тот момент, когда Даша вернулась на борт катера и начала последние приготовления к ужину. Моя рыбалка до этого момента была еще менее успешной, чем мои попытки выбросить секс и Дашу из головы. Она позвала меня, что еда готова, и с чувством трепета я спустился в каюту.

Мама переоделась в простое платье, которое свободно свисало с нее. Возможно, это скрыло ее тело и дало мне немного покоя, но вместо этого это еще раз ожесточило меня, потому что платье, казалось, свисало с точек ее груди таким дразнящим образом, что оно вызвало ярость воображения в моей голове.

Еда была съедена в том, что для нас было необычной тишиной. Я старался не смотреть на маму, но осознавал, что время от времени ее пронзительные серо-голубые глаза были сосредоточены на мне, и, казалось, горели в моей душе. «О Боже мой! — подумал я, — она знает, что я думаю и чувствую».

Я изо всех сил пытался съесть пищу. Как только трапеза закончилась, я поспешил навести порядок, чтобы занять себя. Еще перед нами был вечер. Я знал, что должно последовать.

С самого детства мы с мамой играли в нашу любимую игру Скрэбл это настольная игра, в которой от двух до четырёх играющих соревнуются в образовании слов с использованием буквенных деревянных плиток на доске. Даже без обсуждения, пока я умывался, Даша достала доску и плитку. Обычно мы бы сыграли две, а может быть, и три игры. В эту ночь мама принесла мне благословенное облегчение, когда она сказала после первой игры: «Я чувствую усталость, я думаю, что я пойду спать».

Я быстро согласился, я убрал игру и привел в порядок каюту. Когда я закончил, Даша опустилась в воду и крикнула, что я тоже ополоснулся перед сном. Я обернулся, чтобы увидеть, как она идет по проходу голой. Как будто этого было недостаточно, она пришла и, поцеловав меня, сказала: «Спокойной ночи, дорогой!». Возбуждение ревело во мне.

Надеясь дать себе достаточную легкость, чтобы хотя бы заснуть, я мастурбировал в душе. Это совсем не помогло. Я проснулся, пытаясь смириться с безнадежным беспорядком, которым я себя чувствовал. Мне хотелось бежать, покинуть лодку и идти не знал куда. Мысль о двух неделях этих мучений была почти невыносимой, но я должен остаться.

Я снова мастурбировал, и, таким образом, сумев немного расслабиться, я, наконец, заснул.

Даша, нежно встряхнув меня, разбудила меня. «Давай, дорогой, пришло время нам продолжить наш путь по реке».

Я не хотел просыпаться. Я не хотел встречать наступающий день, зная, что близость мамы и изоляция, в которую мы проникали, будут означать для меня эмоционально. И все же встать я должен.

Завтрак был съеден в тишине, и теперь я чувствовал напряжение между нами. Мама, как и я, казалось, избегала зрительного контакта. Я подумал: «Она знает, как я себя чувствую, и теперь ей неудобно».

После завтрака Даша запустила мотор, а я развязал катер, а затем мы снова направились вверх по течению реки.

Мы проходили через красивые пейзажи, но, к сожалению, я не был в настроении наслаждаться этим. Мама тоже казалась озабоченной. Проведя час за штурвалом, она сдала мне управление катером и села на переднюю палубу, казалось бы, потерявшись в раздумьях. По прошествии еще одного часа она снова встала за штурвал, и так прошел день. Мы оба, казалось, были заперты в своих собственных мыслях.

И снова около трех часов дня мы сделали остановку. Мы плавали, и после этого я попробовал ловить рыбу, но ни у кого из нас, казалось, не было никакого желания что-либо делать. Все это казалось невероятно противным, и я начал думать, что попытаюсь обсудить с Дашей поворот назад и возвращение домой.

Я не выполнил эту мысль, потому что во время ужина я снова был ошеломлен.

Мама искупалась в реке во второй половине дня, и я последовал ее примеру. Когда я вернулся в каюту, я был ошеломлен. Стол был накрыт так, как будто мы находимся в дорогом ресторане. Белое сукно, салфетки, разложенные столовые приборы и две свечи, горящие в вечерних сумерках. Прежде всего, было платье мамы.

У нее было надето очень прозрачное индийское сари, через которое можно было поймать дразнящие проблески ее груди и темного треугольника ее лобковых волос. Я думал, что мой разум взорвется.

«Тебе нравится мое платье?» — спросила она. «Я купила его специально для нашей поездки с тобой».

Я изо всех сил пыталась ответить, но, наконец, мне удалось выдавить из себя: «Это прекрасное платье, мама!».

Почти сразу я понял, что впервые за многие годы назвала ее «Матерью». Я думаю, что она тоже поняла это и улыбнулась.

Элегантность еды была, к сожалению, потрачена на меня впустую. То, чем я наслаждался, было этой прекрасной женщиной, сидящей напротив меня. Она больше молчала, но я не мог ответить на ее попытки поговорить. Тем не менее, эти попытки были нелегкими для нее. Я слышал нервное напряжение в ее голосе.

В тот вечер не было игры как обычно. Вместо этого мама предложила нам расслабиться под музыку. Зная, что я не смогу сконцентрироваться на игре, я с готовностью согласился на ее предложение.

Используя кассетный проигрыватель катера, она поставила некоторые из концертов Баха Бранденбурга. Хотя некоторые могут подумать об этом как об интеллектуальном упражнении в оценке музыки, для меня, к сожалению, они всегда были очень чувственными работами, и я уверен, что мама знала это. Они ничего не сделали, чтобы снять сексуальный стресс.

После часа прослушивания музыки в темноте я сказал, что пойду спать. Даша сказала, что не будет спать некоторое время.

Опять же, не было никакой надежды на легкий или ранний сон, но в конце концов я задремал.

Как долго я спал, я не знаю, но меня разбудила смена погоды. Когда я лег спать, погода была спокойной и тихой, вода едва рябила. Проснувшись, я понял, что один из тех внезапных штормов, которые порождает река, разразился ревом.

Река действовала как своего рода воронка для ветров и, казалось, увеличивала их интенсивность. Теперь катер вздымался и напрягался у своего причала, и я слышал, как дождь обрушивается на крышу катера. Я взглянул в окно иллюминатора, но в темноте бури я ничего не увидел.

В этот момент я подумал, что услышал, как меня зовут. Я вслушался и услышал снова: «Дима». Я встал с кровати и, обернув полотенце вокруг своей талии, вышел в проход. Было темно, но я мог видеть свет под дверью каюты мамы. Снова раздался голос: «Дима».

Я постучал в ее дверь каюты, и она сказала: «Входи сынок».

Войдя, я увидел, что она была голой и стояла на коленях на кровати у раскрытого окна иллюминатора катера.

«Дорогой, — сказала она, — не мог бы ты закрыть это окно иллюминатора для меня? Кажется, что он застряло, и ветер дует прямо внутрь каюты».

В этом я мог убедиться сам, так как в каюте были разбросаны более легкие предметы.

Стараясь не смотреть на нее, я подошел к окну иллюминатора. Мама была очень близко, и я чувствовал манящий аромат ее тела. Я очень хорошо осознавал ее женственность и ее близость. Окно иллюминатора было одним из тех, которые скользят вбок, и казалось, что оно стало под углом, поэтому оно было заклинило. Я боролся с ним какое-то мгновение, затем он соскользнуло боком и закрылось.

Все еще не глядя на нее, я сказал: «Хорошо?»

«Спасибо, моя любовь», — ответила она, и я заставил себя покинуть ее каюту.

Я только что добрался до двери чтобы выйти, когда под шумом бушующей бури, и самым слабым шепотом мама сказала: «Не уходи, детка!».

Я не был уверен, правильно ли я понял её слова. Я был поражен, потому что термин «ребенок» перестал использоваться ею, когда мне было десять лет, и я протестовал когда она меня так называла.

Я повернулся назад, на этот раз глядя прямо на нее, и во второй раз в тот вечер назвал ее «мамой». — Да, мама?

«Я понимаю, дорогой», — сказала она. «Все в порядке. Бояться нечего». Сказав это, она вышла из положения на коленях и вытянулась на кровати. Ее взгляд был устремлен на меня, серьезный, но тревожный.

Это был поворотный момент. Если я интерпретировал ситуацию неправильно, я был в опасности разрушить отношения с тем, кого я очень любил. Мои эмоции бушевали, соответствуя шторму, который бил по катеру, который теперь яростно раскачивался на волнах реки. Я хотел говорить или двигаться, но я, казалось, был парализован как в речи, так и в подвижности, за исключением того, что я раскачивался в движении качки и подбрасывания катера

Я стоял, глупый и неуверенный. Затем мама снова взяла на себя инициативу и, протянув руку, взяла мою. Она потянула меня к кровати рядом с ней и без преамбулы положила мою руку между бедер.

Я был в шоке. Я чувствовал, что ее внутренние бедра промокли. В моем предыдущем опыте общения с женщинами я знал, что их влагалища становятся влажными, но никогда не знал ничего похожего на состояние мамы. «Боже мой, — подумал я, — как она попала в это состояние?».

Тогда я понял. Все время, пока я мучился над своим собственным сексуальным возбуждением, она переживала одну и ту же борьбу.

Я слышал, как она говорила, очень мягким и низким голосом. «Дорогой, я так долго хотела тебя. Я пыталась, я действительно боролась с этим, но я больше не могу бороться. Пожалуйста, пожалуйста, моя любовь.

Больше не было никаких сомнений, никаких колебаний. Мама раздвинула ноги, и я оказался между ними. Ни у кого из нас не было сил ждать. Мы слишком долго были возбуждены. Мама, как я узнал позже, хотела меня с того момента, как я вступил в половую зрелость. Она страдала намного, намного дольше, чем я.

Не было ни прелюдии, ни ожидания. Мы оба были слишком перегружены нашей отчаянной потребностью в сексуальном освобождении, чтобы сдерживаться. Головка моего члена приблизилась к ее влагалищу. Ее рука потянулась вниз, чтобы направить меня к нему.

Когда я проник в ее теплую влажную расщелину, она немного застонала. Затем произошел еще один новый сексуальный опыт. Даша была очень тугой, но кроме того, когда я вошел в нее, я почувствовал, как мой член схватился, как будто в тиски. У нее мощная вагинальная мышца, и она не только схватила меня этим, но, казалось, втягивала меня в себя все глубже и глубже.

Мы оба были настолько возбуждены, что все закончилось в одно мгновение. За ее маленьким визгом быстро последовали крики экстаза и мои стоны, когда я ввел свой член в нее. Насилие шторма снаружи теперь соответствовало страстной интенсивности нашей первой сексуальной связи. Когда дождь бил по крыше каюты, я бил членом в маму, когда она сжимала и расслабляла свое влагалище в ритме моих движений. Мало того, что мы были в жестоком союзе друг с другом, но наша встреча, казалось, перекликалась со свирепостью природы, бушующей на реке.

После того, как я эякулировал в нее своё семя, я не мог заставить себя уйти. Опять же, мы, казалось, были в согласии с природой. Когда мы, казалось, нашли момент покоя и легкости после мучений наших сексуальных стремлений, буря начала утихать.

Я лежал в ее теплой кровати, обнимая милое женское тело, пока мой член снова не стал эрегированным. На этот раз мы продержались дольше, наши движения были менее яростными. Мы смотрели друг другу в глаза, улыбаясь и произнося слова любви и желания.

Когда все закончилось, я в конце концов ушел. Я сделал это почти с сожалением и полностью вопреки моему обычному поведению после секса. Когда я эякулировал с другими женщинами, моим желанием было встать, одеться и уйти. Не так было с мамой.

Как будто я пил у вечно текущего фонтана сладкой воды, и сама жажда, которую я стремился утолить, на самом деле усиливалась. Она была источником, к которому я когда-либо хотел бы вернуться.

Когда я лежал рядом с ней, обняв ее, мама повернулась ко мне, улыбаясь. «Я вся потная, дорогой. А как насчет искупаться?»

Мы пошли и искупались вместе. Когда я мыл ей грудь, мне напомнили о том, что до сих пор я не прикасался к этим вкусным кусочкам. На самом деле, не было никакой любовной игры вообще. Я с тревогой задавался вопросом, будет ли мне позволено это наслаждение, или мама, испытав меня до сих пор, не захочет идти дальше. Моя тревога вскоре успокоилась.

Я не был уверен, что будет дальше. Когда мы вернулись на катер, я вошел в каюту, мама сказала: «Разве ты не проведешь со мной ночь?» Мне не нужна было второй раз приглашать. В тот вечер мы занимались сексом еще дважды.

Я проснулся утром и обнаружил, что мама покинула каюту. Лежа в её каюте, я услышал, как она пела на камбузе. Выглянув из окна иллюминатора каюты, я увидел, что буря прошла и светит солнце. Поверхность реки была похожа на стекло, которое лишь изредка разбивалось рыбой, прыгающей за насекомым.

Я поднялся и пошел к ней. Она была одета в платье, которое, казалось, свисало с ее груди, и когда я подошел к ней сзади, я протянул руку и обхватил их. Сквозь ткань они чувствовали себя твердыми и теплыми. Она отвела мои руки и повернулась, чтобы поцеловать меня. Когда ее мягкие губы коснулись моих, они разошлись, и ее язык вонзился мне в рот. Я ответил и снова потянулся к груди, мой член застыл, когда я это сделал.

Мама прижала нижнюю часть живота ко мне, вращая бедрами. Я больше терпеть не мог. Я поднял ее и отнес обратно в каюту к кровати, снял платье и, уложив ее на спину, подошел к ее груди, взяв сосок в рот, в то время как моя рука искала ее клитор.

Нежно сося ее сосок, в то время как мой палец вращался вокруг ее клитора, мама начала извиваться и кричать с теми маленькими визгами восторга, которые я теперь узнал. Она испытала оргазм до того, как у меня появился шанс войти в нее, но она ещё не раздвинула ноги, чтобы принять меня.

На этот раз мама не сгибала свои вагинальные мышцы вокруг моего члена, а лежала тихо и расслабленно, излучая прекрасное чувство любви.

Я взял ее очень медленно, останавливаясь время от времени, чтобы улыбнуться ей и погладить ее лицо и грудь, на что она издавала с нежными маленькими стонами и говорила: «Я люблю тебя, моя дорогой, я люблю тебя так сильно». Я мягко опорожнил себя в нее своё семя, говоря свои собственные слова любви и страсти к ней.

Мы долго лежали, просто гладя и целуя друг друга, пока мама не встала и не сказала: «Дорогой, все это перед завтраком. Я думаю, что нам лучше немного поесть, прежде чем мы займемся сексом».

Она была права. Я был поражен тем, что мне удалось наполнить маму своей спермой так много раз, и задавался вопросом, как долго я могу так продолжать. Прошло уже пять раз с тех пор, как мы начали посреди ночи заниматься сексом. Я слышал, что женщины могут продолжать половые сношения гораздо чаще, чем мужчины, поэтому я задавался вопросом, смогу ли я удовлетворить маму.

После завтрака я поднялся на переднюю палубу. Весь мир, казалось, был создан заново. Я носом ощущал ароматом реки, как будто я снова ребенок, испытывая все в первый раз. Я слышал пение птиц на деревьях и звук воды в реке.

Я начал процедуры, необходимые перед тем, как отправиться в путь. Как я это сделал, мама сказала: «Давай сегодня далеко не пойдем. Просто час или два, а затем остановимся». Я понял, что это значит.

Мы отправились в путь, и вскоре я искал другое подходящее место для швартовки. Я нашел одно на стороне вверх по течению от излучины реки с красивой песчаной отмелью. Когда я пришвартовал катер нос катера погрузились в песок. Мы были на мелководье.

К тому времени был очень теплый день, поэтому, как только мы пришвартовались, мы были готовы к купанию. Мы пошли на корму, а я опустил трап. Теперь мы не носили одежды, поэтому мы спустились прямо в воду. Воды было только чуть выше пояса ниже кормы, поэтому мы плескались и выплывали в более глубокую воду и обратно.

В какой-то момент, когда я встал у кормы, мама подплыла ко мне и, обхватив ноги вокруг моей талии, начала целовать меня. Я ответил, засунув свой язык в ее восхитительный рот, и мой член поднялся.

Почувствовав это, мама соскользнула вниз, чтобы вставить в нее мой член, и мы занимались любовью, когда я стоял в воде, и она двигалась вверх и вниз на меня, частично поддерживаемую водой и частично поддерживаемую мной.

«Димочка, ты понятия не имеешь, как часто в прошлом я хотел сделать это с тобой. Пожалуйста, сделай это, дорогой», — прошептала мне на ухо мама.

Мое количество сперматозоидов, по-видимому, немного восстановилось, но мне удалось удержаться от попадания в нее около десяти минут. Когда я, наконец, кончил, мама шептала в моем ухе: «Дорогой, дорогой, я люблю тебя, я люблю тебя. Вложи все своё семя в меня, пожалуйста...»

Когда я закончил, она прижалась ко мне немного дольше, затем оторвалась и проплыла несколько метров. Повернувшись, она посмотрела на меня. В этих захватывающих глазах был вопрос, но я не мог его интерпретировать и боялся его задать. Она немного вздохнула, вернулась ко мне, нежно поцеловала в губы и забралась обратно на катер.

Я плескался еще немного, а затем вернулся на катер. Я заметил, что мама одела платье, чтобы отправиться на прогулку. Кажется, что на катера всегда есть какая-то работа, поэтому я проверил уровень топлива и масла в двигателе и перевязал пару тросов, которые ослабли.

После некоторой общей уборки катера я вспомнил, что видел неисправную лампочку на крыше над передней палубой. В шкафу было несколько запасных лампочек, поэтому, достав один из них, я достал один из стульев каюте и, стоя на нем, начал работу по замене лампочки. Будучи внешним светом, лампочка заржавела и ее было трудно вытащить из гнезда. Пока я боролся за то, чтобы освободить лампочку, мама вернулась на борт. Она постояла, наблюдая за мной некоторое время, а затем наткнулась на то, что я встал на стул и взяла мой член в свою руку. Она некоторое время гладила мой орган, затем, взяв головку члена в рот, начала сосать. Я стоял на стуле, очарованный и восхищенный. Через несколько минут она начала скользить по моему члену по всей длине все дальше и дальше в рот, и когда я выстрелил своей спермой, она начала ее глотать. На этот раз я кончил не очень много, и когда я закончил, мама отступила, посмотрела на меня и, улыбаясь, спросила: «Тебе это понравилось, моя любовь?»

Я признаю, что к этому времени я чувствовал себя несколько физически истощённым, хотя и в экстазе, со всем сексом, который у меня был. Тем не менее, мне удалось улыбнуться, и я выразил свой энтузиазм соответствующим образом.

В конце концов, мне удалось выполнить задачу по замене лампочки, и, как уже было около полудня, мы сели поесть. Мало что было сказано во время еды, и когда мы закончили, мама сказала: «Почему бы тебе немного не поспать». Я подумал, что это хорошая идея, и направился в каюту. Когда я это сделал, мама крикнула: «Почему бы нам не разделить одну и ту же каюту до конца поездки, дорогой? Используй мою». Я переспросил маму: «Серьезно?», и лег на ее кровать.

Мама убрала страсти прошлой ночи, сперму и свои женские жидкости, которые пропитали простынь, и, лежа на свежей простыне, я погрузился в полудрему.

Именно в такие моменты, когда защита эго подавлена, похороненные мысли всплывают на поверхность. Вещи о себе, которые обычно мы стремимся не признавать, кажется, захватывают наши мысли.

Я переживал самый интенсивный сексуальный контакт в своей жизни. Ничто в моей сексуальной жизни до этого времени не соответствовало тому, что у меня было с мамой. Тем не менее, наша любовь была настолько интенсивной, наша потребность настолько требовательной, что мы едва коснулись границ сексуальных возможностей. Перед нами была открыта большая чувственная местность для исследования.

В будущем мы будем... но было ли будущее?

Я мог бы назвать ее «Дашей». Наши отношения, возможно, долгое время были больше похожи на младшего брата и старшую сестру, но на самом деле она моя мать. Мысль пронеслась в моей голове: «Мы совершаем инцест. Мы нарушаем закон государства и моральный закон».

Другие мысли дрейфовали из глубины. Я всегда любил ее, но теперь эта любовь стала чем-то другим. Или он всегда был там с тех пор, как я стал сексуально активным, но подавленным? Были ли эти другие девушки и женщины моей попыткой отойти от моей реальной сексуальной цели?

Теперь я сосал те груди, которые дали мне мое первое питание в жизни. Я проник в то таинственное место, где началась моя жизнь и через которое я вышел в мир. Я стремился оплодотворить... Боже мой, я стремился оплодотворить матку, которая была моим собственным источником зачатия...

Должно быть, я погрузился в более глубокий сон и был милостиво освобожден от дальнейших полусознательных размышлений о моей ситуации.

Мама, трясущая меня, разбудила меня. «Проснись, дорогой, проснись, ты мечтаешь».

— Что...? пробормотал я.

«Ты звал, дорогой меня!».

Был поздний вечер, так что я, должно быть, спал два или три часа. Я мог вспомнить свои прежние полусонные фантазии, но о своих снах я не знал.

Мама, теперь уже голая, сидела рядом со мной на кровати. «Что это, моя любовь?» — спросила она. «То, что мы делаем, беспокоит тебя? Это потому, что я твоя мать?»

— Да, — ответил я прямо.

«Послушай, Димочка, — продолжила она, — я занимаюсь с тобой сексом по двум основным причинам. Во-первых, я годами отказывала себе в полноценной сексуальной жизни, и мне нужна такая любовь. Во-вторых, я хочу, чтобы моя сексуальная жизнь была с мужчиной, которого я люблю и желаю. Ты и есть тот человек. Скажи мне, что ты не любишь меня, что ты не хочешь меня сексуально, и мы остановимся. Можешь ли ты сказать мне это?»

— Нет, — ответил я.

«У нас есть много дней, будет вместе. То, что мы знаем друг о друге сейчас, означало бы, что мы были бы в аду, если бы не выражали нашу любовь друг к другу. Мы должны повернуть назад и, вероятно, не сможем снова жить вместе. Ты хочешь этого?»

— Нет, мамочка. Мое использование слова «мать» снова, я не думаю, ускользнуло от её внимания.

Она смотрела на меня этими красноречивыми глазами. Я почувствовал их силу. Она продолжила: «Ты плоть моей плоти. Я зачала тебя, взращивала тебя в своем чреве и кормила тебя своей грудью. Я совершенно эгоистична в том, что касается тебя. Ты мой!

Я люблю тебя как мать и сестра, и теперь я люблю тебя как женщина. От меня ты получишь все, что женщина может дать, если хочешь этого. Я приняла свое решение. Ты должен сделать свой выбор. Я не прошу тебя отвечать сейчас, но за время до того, как закончится наш отпуск, я хочу узнать твоё решение. А пока давайте наслаждаться друг другом».

Она перестала говорить. «Люби меня, Димочка», — прошептала она и раздвинув ноги поднесла свою киску к моим губам.

Мне не нужно было говорить, чего хочет мама. Действительно, я сам этого желал. Обстоятельства нашей любви до сих пор обходили меня оральным сексом, но теперь, когда она раздвинула пальцами свои внешние половые губы, я положил руки ей на бедра и потянул ее вниз на своё лицо.

Я почувствовал вкус ее прекрасной женственности, когда ее жидкости сексуального возбуждения начали течь по моему лицу. Мой язык подошел к ее отверстию любви, стремясь проникнуть в ее глубины. Затем я приблизился к ее клитору, лизнул и укусил его. Она начала растирать свое влагалище о мое лицо, и я услышал, как она начала свои пронзительные крики: «О Боже мой... нет, нет, я не могу этого вынести... не заставляйте меня... пожалуйста, не заставляйте меня!». Затем, когда ее оргазм ударил, ее голос изменился на более глубокую ноту: «Да, о да... да... не останавливайся... сделай меня... не надо...» Наконец она громко закричала, и я почувствовал, как она расслабилась.

Даша отстранилась от меня и снова легла рядом со мной. Теперь я был полностью возбужден, и я ласкал и сосал ее груди. Она отстранилась, затем опустилась и взяла мой член в рот. Это продолжалось недолго. Я хотел... нуждался в том, чтобы проникнуть в нее. Я перевернул ее на спину и, найдя ее отверстие любви, вошел в нее, ощущая тиски ее влагалища.

Мама сказала: "Ты мой!". Теперь я утверждал свою власть. "Ты будешь моей". Мама сказала: "Ты плоть от плоти моей". Действительно, и теперь мы будем одной плотью. Никто, кроме меня, не будет обладать ее телом. Я возьму всю ее любовь и отдам ей всего себя.

После этого мы приготовили еду, а когда закончили, снова легли в постель.

В своих криках во время оргазмов она взывала к Богу, но, скорее всего, то, что мы делали, было делом рук дьявола. В ту ночь дьявол получил свою дань!

Мы оба были вне себя от любви и похоти. Как будто мы оба хотели проникновения в ее лоно, возвращения в мое родное место. Мама снова и снова кричала: "Глубже, любовь моя, глубже, я хочу всего тебя, каждую частицу!". И я входил в нее со всей силой, на которую был способен.

В это темное время мы дали полную волю нашей страсти. Ничего не было запрещено, и утром я смотрел на ее бедное тело. Ее шея и плечи были отмечены моими любовными укусами, ее губы и соски были в синяках. Ее влагалище, должно быть, болело от того, как его использовали.

Мое тело также было покрыто следами ее зубов, а спина истерзана ее ногтями. Мой член был в кровавых подтёках от ее диких укусов. Наша безумная страсть была исчерпана. Мы оба лежали обессиленные.

Мы уснули.

Я проснулся около полудня. Оставив маму спать, я поднялся на палубу катера взял себе пару бутербродов с сыром. Я вышел на корму, чтобы поесть, наблюдая за течением реки. Утки стояли в ряд вдоль ствола старого дерева, упавшего в воду. Они ныряли, и плавали. Я был немного обеспокоен тем, что мы потеряли почти два дня пути, так как нам нужно было добраться до далекого города вверх по течению за свежими припасами, а обычно это заняло бы не менее шести дней, начиная с нашего нынешнего места.

Когда мама проснулась, я обсудил с ней ситуацию, указав, что нам придется увеличить время в пути или вернуться на базу для пополнения запасов. Она сразу же наложила вето на возвращение на базу и предложила пройти по реке лишние часы. Она хотела, чтобы мы плыли еще дольше, чем я предлагал, чтобы мы добрались до города как минимум за четыре дня, а затем медленно вернулись обратно. На этом мы, наконец, согласились.

После бурной страсти предыдущей ночи между нами возникло чувство сдержанности, застенчивости. После того, как мы так бурно обнажились друг перед другом, мы, возможно, чувствовали себя уязвимыми.

До сих пор именно мама делала большинство шагов. У нее хватило смелости открыть то, чего мы оба желали. Теперь я почувствовал, что должен заявить о себе. Мы оба были по-прежнему обнажены, я подошел к ней и нежно погладил ее волосы. Именно сейчас на первый план вышел другой аспект любви - нежность, прикосновения и объятия.

Я осторожно втащил ее обратно в каюту и уложил в кровать. Очень мягко я начал целовать ее. Лоб, сладкие ямочки у основания шеи, мягкий изгиб плеч и углубление пупка. Я перевернул ее и поцеловал ее анус.

«Возьми меня туда, если хочешь, дорогой», — сказала мама. «Но, пожалуйста, будьте очень нежным».

— Я буду, — прошептал я. У мамы никогда не было анального секса, и поэтому в этом смысле она пришла ко мне как девственница.

Мама двигалась, чтобы дать мне лучший доступ, лежа на кровати с ногами на полу каюты.

Я раздвинул ее ягодицы, чтобы открыть ее розовое отверстие. Хотя ее влагалище болело, она все еще выделяла свои любовные жидкости. Я взял часть её соков на палец и смазал ее анус, затем вставил палец в него, медленно и осторожно исследуя его. У нее не было никаких признаков дистресса, поэтому я вставил второй палец. Тем не менее, она казалась непринужденной.

«Войдите в меня сейчас, моя любовь», — тихо сказала мама. «Но когда я скажу тебе, возьми меня быстро!».

Я направил свой член над ее анусом, а затем медленно скользнул им в него. Это было даже плотнее, чем ее влагалище, поэтому мне пришлось оказать некоторое давление.

Внезапно она громко сказала: «Теперь, моя любовь!».

Я крепко схватил ее за бедра и со всей силой вонзился в нее. Она закричала от боли, и я начал отстраняться от испуга на крик мамы.

— Нет, дорогой, — ахнула она. «Оставайся, но не двигайся, пока я не скажу!».

Я оставался неподвижным в ней, но жаждал снова вонзиться в нее, чтобы выстрелить в нее своей спермой.

А потом она сказала: «Двигайся сейчас, дорогой, но очень медленно!».

Я начал входить и выходить из нее, медленно, как она просила, пока она не закричала: «Быстрее, дорогой, быстрей, быстрей». Я кончил в нее.

Когда я отошел от нее, я заметил некоторые следы крови на моем члене. «Ты истекаешь кровью, моя любовь!», — сказал я ей виновато.

«Все в порядке, дорогой, это не страшно!», — ответила мама. «Теперь ты взял меня в каждое отверстие. Я открыта тебе для всего, что ты захочешь в будущем!».

Несмотря на ее слова, я знал, что должен быть осторожен с ней в течение следующих нескольких дней. Ее влагалище, должно быть, болело, а анус имел маленькие кровоточащее ранки. Я думал, что не буду подходить к ней в течение следующего дня или двух. Я не принял во внимание сексуальные потребности мамы.

Мы оставались пришвартованными до конца дня. Я думал, что вернусь в свою собственную каюту той ночью, но когда пришло время ложиться спать, я не мог заставить себя сделать это. Это может ранить чувства мамочки. Но в ту ночь я не сделал ни одного шага, чтобы вступить в сексуальный контакт с мамой.

Должно быть, это было около часа ночи, когда я проснулся и почувствовал, как мама нежно массирует мой член. Она увидела, что я проснулся, и, наклонившись надо мной, улыбнулась и сказала: «Что это, ты больше не хочешь меня». Затем она нежно поцеловала меня.

«Я не хочу причинять тебе боль, любовь моя!», — сказал я.

Она немного рассмеялась и сказала: «Есть еще вещи, которые мы можем сделать, например», и она взяла мой теперь пульсирующий член в рот и сосала, пока я не кончил.

Когда я закончил, она сказала: «Теперь ты будешь спать намного лучше, дорогой!», и снова засмеялась.

Я спал, как она сказала, намного лучше.

На следующее утро мы начали наш рывок по реке к городу.

В сексуальном плане мы были очень воздержаны, имея только один половой акт, и это очень нежный, потому что у мамы все еще все болело.

На следующий день нас задержало на несколько часов у одного из порогов. Я решил, что на следующий день мы должны прибыть в город довольно рано. Мы поддерживали наше относительно умеренное сексуальное взаимодействие.

На следующий день мы подошли к городу. Город на самом деле находился не на главной реке, по которой мы путешествовали, а на той, которая впадала в основной поток. Поэтому сразу за древним скитом мы взяли левую ветку, и пришвартовались в городе на пристани.

Остаток дня мы ходили за припасами, а вечером, надев одежду, пообедали в местном ресторане.

Вернувшись на катер и ложась спать, мы довольствовались одним довольно спокойным половым актом.

На следующее утро мы отправились в обратный путь. Теперь у нас было свободное время, поэтому нужно было только путешествовать на короткие расстояния каждый день. Это было так же хорошо, так как мама теперь выздоровела и стремилась возобновить более активную сексуальную связь со мной. Я также увеличил количество сперматозоидов и был очень готов и способен удовлетворить ее потребности.

Мы путешествовали, гуляли, плавали и ловили рыбу, но, прежде всего, мы любили, и по мере того, как дни приближались и мы приближались к нашему дому, вопрос об этой любви все больше вставал. Что должно было произойти, когда мы придем домой?

Как я уже говорил, я всегда любил свою мать, но теперь эта любовь перешла в любовь и желание мужчины к женщине. Ни один из моих предыдущих сексуальных переживаний не соответствовал тому, что у меня было с мамой.

Учитывая количество сексуальных контактов, которые у нас были, можно было бы подумать, что срочность могла уменьшиться. Это не так. Каждый сексуальный контакт с мамой только обострял аппетит к ней. Когда приближался наш последний день на катере, я знал, что мы должны обсудить будущее.

Обсуждение состоялось не в последнюю ночь нашего отпуска, как я ожидал, а в ночь перед этим. Это произошло в постели, вскоре после того, как мы занялись любовью. Именно мама открыла тему. Она хорошо рассчитала время, так как я только что кончил в нее, а она испытала оргазм, мы были в на грани сексуального возбуждения и с меньшей вероятностью говорили под влиянием непосредственного сексуального желания.

Она начала со слов: «Дорогой, я собираюсь спросить тебя, чего ты хочешь в будущем в отношении нашего сексуального контакта, но сначала я скажу тебе, чего я хочу».

Я думаю, что она выбрала этот подход, чтобы мне было на что реагировать, и она меньше рисковала чувствовать себя разочарованной, если она не соглашалась с тем, что я хотел.

«Моя любовь, — продолжила мама, — я знаю, что в том, что мы делаем, мы оскорбляем закон и мораль, и многие из наших друзей и родственников будут против. Если они узнают, что произошло между нами, мы, вероятно, потеряем многих из них. Тем не менее, я готова рискнуть этим и многим другим, чтобы отношения, которые у нас были в это отпуске, могли продолжаться».

Она остановилась на мгновение, продолжая: «То, что произошло в прошлом, отношения, которые у нас были с другими, и манера отношений, которая существовала между нами как матерью и сыном, теперь принадлежат прошлому, насколько я обеспокоена. Я тебя люблю; Я люблю тебя очень глубоко. Если это твое желание, отныне я твоя женщина, а ты мой мужчина. Другого не будет. Практические детали нашей совместной жизни мы сможем обсудить позже. Сейчас, я думаю, настало время установить, будем ли мы жить вместе в будущем и как?.

Она перестала говорить и стала ждать, пока я отвечу. Образы будущего крутились в моей голове. Осложнения, семейные ссоры, возможна потеря друзей и, возможно, даже судебные баталии. Я почувствовал приближение головной боли.

Я лежал на спине. Я повернул голову, чтобы посмотреть на нее. В тот момент я знал, что передо мной есть только два реалистичных выбора. Я мог уйти из дома, отделив себя от мамы, или я мог остаться и продолжить наши сексуальные отношения. Зная ее сейчас, я не мог жить с ней без сексуальной связи с ней. Я думаю, что я бы сошел с ума, имея ее так близко и желая ее так сильно.

Я решил попробовать ей ответить на её вопрос!.

«Мамочка, могла бы ты согласиться попробовать жить вместе, все еще будучи любовниками. Если не получится, я могу уйти!».

Мне было несколько стыдно за мою довольно трусливую позицию, особенно перед лицом ее собственного смелого признания в любви и приверженности. В сложившихся обстоятельствах мама восприняла это довольно хорошо. Я и не подозревал, как изменятся эти обстоятельства в ближайшем будущем.

Она вздохнула и сказала: «Хорошо, если ты этого хочешь, но во время этого, как я это назову?» Испытательный срок», в твоей жизни не должно быть другой женщины. Это понятно тебе?»

Я не пытался с этим согласиться. После того, что у меня было с мамой, я не был уверен, что когда-нибудь смогу удовлетвориться какой-либо другой женщиной.

В ту ночь мы больше не занимались любовью.

Сначала, когда мы возвратились домой, никто не знал и не догадывался, во что превратились наши отношения. Главное отличие, которое можно было заметить, заключалось в том, что, поскольку я больше не выходил на улицу встречаться с девушками, я был дома гораздо чаще.

Примерно через месяц после нашего возвращения домой возникли трудности.

Лежа на руках друг у друга сразу после того, как мы закончили заниматься любовью, мама тихо сказала: «Дорогой, я думаю, что у меня будет ребенок».

Как ни странно, я был ошеломлен. Я не использовал презервативы и не спрашивал, маму «о безопасном сексе». Мама ничего не использовала как оказалось!

Количество половых актов, которые у нас были, должно быть, почти гарантировало, что любая женщина способная родить ребенка должна будет забеременеть.

«Что мы будем делать?» заикаясь спросил я маму.

Мы лежали в тусклом свете лампы для чтения, и когда я посмотрел на маму, я увидел блеск слез в ее глазах, и они начали катиться по ее щекам.

«Разве ты даже не рад?» — всхлипнула она.

Будучи глупым, незрелым дураком, каким я был, я не понимал, насколько уязвима женщина в такое время. Даже в наши дни жесткой, самостоятельной женщины в такое время примитивный инстинкт побуждает их искать защиты для себя и ребенка внутри себя. Я растерялся при первой реальной трудности в наших отношениях. Я ненавидел себя за это.

Я обнял ее и спросил: «Ты хочешь иметь этого ребенка, не так ли?»

«Конечно, да, — яростно сказала она, — я хотела тебя, не так ли? Но если ты не хочешь быть частью его жизни со мной, тебе лучше уйти от нас!».

Мне было больно и стыдно, и я пытался извиниться. «Извини, просто этого не ожидал. Я знаю, что должен был предохранятся, но я этого не сделал».

Она смягчилась. Коснувшись моего лица рукой, она сказала: «Ты был таким замечательным любовником, я забыла, как ты молод. Давайте поговорим утром!».

В ту ночь я крепко спал.

К утру я решил, что буду делать. Я нашел маму на кухне. Я подошел к ней, поцеловал, обнял ее и сказал: «Если это то, что ты хочешь, я с тобой. Больше не будет никаких разговоров или «испытательного периода». Я останусь с тобой, и я признаю, что я отец ребенка везде, где это необходимо. Если я не могу быть твоим законным мужем, я буду твоим любовником».

Мама прижалась ко мне, плача, и сказала: «Димочка, мне нужно, чтобы ты сказал это!».

Мы оба плакали.

Первыми, кто узнал о беременности мамы, были мои дядя и тетя. Во время посещения нашего дома они сделали удивительное откровение. Моя тетя, считая само собой разумеющимся, что я отец, сказала: «Дорогие, пришло время. Я начала задаваться вопросом, когда вы двое проснетесь и поймете, как сильно вы любите друг друга. Мы с Анатолием были только удивлены тем, сколько времени это заняло у вас!».

Они знали задолго до того, как наши отношения могли развиваться. Я молча благословил их за их любовь и принятие, и впервые почувствовал искреннюю гордость и надежду стать отцом.

Я не буду вдаваться в то, как развивалась наша жизнь, скажу, что по примеру моей матери я стал бухгалтером. Мать создала свою собственную фирму, и со временем я вошел в нее в качестве ее партнера. Мы работаем из дома, и поэтому у нас есть время, чтобы быть с маленькими Алисой и Борисом, и, без сомнения, с нашим третьим ребенком, который должен родиться примерно через три месяца. Видите ли, наша сексуальная жизнь по-прежнему чрезвычайно активна, и, как говорит мама: Если мы соберёмся сделать еще детей, мы сделаем их....