В здравии

IN HEALTH автор NoTalentHack

«Мы потрясём мир глубиной нашей неблагодарности» - принц Феликс Шварцбергский

— -----------------------------------------

Я обнаружил, что обычно нас губят мелочи, мелкие детали, которые остаются незамеченными или не комментируются: губительный мелкий шрифт; тонкий, соблазнительный взгляд между супругой и поклонником; клятвы, которые, кажется, так легко сдержать, что ты понимаешь, что они уже нарушены слишком поздно.

Мы все понимаем, почему говорится «к худшему», «в бедности» и «в болезни». Я думаю, что «к лучшему» и «в богатстве» требуют немного большего понимания, но мы все читали о победителях лотереи, которых погубила их внезапная удача, или о преуспевающей паре, обнаружившей, что соблазны их нового статуса разрывают их на части.

Но «в здравии»? Я никогда не предвидел, что это произойдет.

Я всегда относился к тому типу людей, которые верят в подготовку. Это привила мне моя мать, мой отец был хорошим человеком, одним из самых добрых и лучших, которых я когда-либо встречал, но он мог быть взбалмошным. У него я научился своему, возможно, чрезмерно развитому чувству сострадания. «Делать добро для тебя ничего не стоит, Нейт, но для кого-то это бесценно», - говорил он, когда мы помогали в столовой для бедных или организовывали доставку одежды для нашей церкви.

Однако от моей матери, от женщины, которая всегда следила за тем, чтобы наше домашнее хозяйство шло как по маслу, чтобы все вовремя добирались туда, где им положено быть, чтобы никогда не было сомнений в платежеспособности или безопасности нашей семьи, я получил глубокую признательность за понимание, что для всего нужна подготовка. Я всегда был благодарен своим родителям за эти подарки, которые они мне подарили, за эти двойные добродетели - подготовку и сострадание. До очень мрачного периода в моей жизни они служили мне хорошую службу.

До того, как мы поженились, мы с Хлоей говорили о вещах, которые могли бы произойти в нашем браке. Мы обсуждали, что будут значить для нас наши клятвы. Мы планировали, как справимся с внезапными поворотами судьбы, к добру или к худу, как справимся с необходимостью переехать и оставить свои семьи, сколько детей мы хотели бы иметь и когда. Особенно мы говорили о неверности и о том, сможет ли наш брак пережить это.

Дело не в том, что я не доверял своей жене, или она не доверяла мне. Она была привлекательной женщиной, и я знал, что у нее много поклонников. Когда мы познакомились в колледже, она была бегуньей, по сути, звездной спортсменкой. В старшей школе она установила рекорд штата в беге на 5 км и все еще была элитной спортсменкой. Она не была самой красивой в школе, и она тратила свое время на то, чтобы беспокоиться о времени забега, а не о макияже или прическе. Но она с лихвой компенсировала это длинным, стройным, загорелым и подтянутым телом, прекрасными зелеными глазами и вьющимися от природы каштановыми волосами.

У меня не было иллюзий относительно того, какие шансы у нас с ней были, но мы подружились на втором курсе. Я знаю, что некоторые парни показывают пальцем и кричат: «френдзона», но я никогда не думал об этом с такой точки зрения. У меня было несколько подруг, и поскольку я в первую очередь относился к ним как к друзьям, у меня также не было проблем со свиданиями. Женщинам, похоже, нравилось, что я вел себя так, как будто они были принцессами, а не потенциальными завоеваниями.

Переход, который мы с Хлоей совершили от «просто друзей» к «друзьям с привилегиями» и «о, я думаю, мы теперь встречаемся», был довольно стандартным для студенческой жизни. Мы оба встречались с кем-то другими, мы оба расстались примерно в одно и то же время, и, выражая сочувствие, мы начали смотреть друг на друга так, как раньше не смотрели. Это не был какой-то великий роман, но нам это пошло на пользу.

На самом деле, это здорово для нас. Несмотря на наши различия, а может быть, и из-за них, мы быстро полюбили друг друга. Ее напористость вдохновила меня на то, чтобы не сдаваться на уроках, мое сострадание научило ее быть более великодушным победителем и более милосердным проигравшим.

Она не так сильно верила в подготовку, как я, сосредоточившись в основном на том, что ей абсолютно необходимо было сделать, но обычно этого было достаточно, нельзя каждое утро вставать в четыре утра, чтобы тренироваться, не имея желания планировать заранее. Я присоединился к ней, хотя и сильно, очень сильно отставал от нее, и в результате моя физическая форма улучшилась.

Разговоры, которые мы вели, приближаясь к браку, о верности, клятвах и планах, стали легкими, как только я продемонстрировал ей их важность. Тогда они относились к категории «достаточно важных, чтобы воспринимать их всерьез», как и её режим тренировок. К тому времени, когда мы поженились, через год после окончания колледжа, все думали, что мы будем парой, которая продержится до нашей золотой годовщины и далее.

Но, как говорят? - «Хочешь рассмешить Бога - расскажи Ему о своих планах».

По большей части наш брак был превосходным. Наша ранняя дружба дала нам легкое взаимопонимание, и секс был великолепным, в немалой степени благодаря ее атлетизму и моей новой выносливости. Мы были увлечены экспериментами, и моя склонность планировать заранее на самом деле усиливала это, один или другой из нас выбирал что-то, что мы хотели попробовать, а затем я выяснял все, что нужно было сделать, и, при необходимости, покупал, то, что необходимо. Она была в полном восторге от маленьких сюрпризов, которые я устраивал для нее.

Конечно, были проблемы. Она многого ожидала, и иногда ее беспокоило, что я этого не делал. Я был доволен своей жизнью с ней, и я не чувствовал необходимости изнурять себя на работе или в своих увлечениях ради какого-то относительно тривиального улучшения своих навыков или богатства.

Хлоя, однако, была воплощением драйва, она не соперничала с другими людьми, что было не сразу очевидно. Она соревновалась только с той Хлоей, которая была в ее собственном воображении, с той, которая всегда могла быть лучше. Я уважал это, но это означало, что иногда она могла быть переменчивой в настроении, разочаровываться в себе, когда ей не удавалось достичь цели. Временами мне казалось, что она также была разочарована во мне.

Однако такие времена были редкостью. У нас была хорошая совместная жизнь и хорошие времена. Она была амбициозной и энергичной, но нам также нравилось проводить время в тишине вместе, по вечерам, после того как мы возвращались домой с работы, после ужина и мытья посуды.

Я работал разработчиком программного обеспечения, а она была продавцом, профессии, хорошо сочетающиеся с нашими личностями. Мы обнимались на диване и расслаблялись, вместе смотрели фильмы, иногда даже просто валялись в постели воскресным утром, когда мне удавалось убедить ее заняться любовью. Но чаще всего ей хотелось ходить в походы по выходным.

Именно во время одного из таких походов я впервые по-настоящему заметил проблему. Поскольку предполагалось, что ходьба является формой релаксации, мы шли в легком темпе и наслаждались пейзажем. У меня редко возникали проблемы с тем, чтобы не отставать, а у нее таких проблем никогда не было, до того рокового дня. Хлоя почувствовала, что у нее перехватывает дыхание. К тому времени, как мы вернулись к машине, она жаловалась, что у нее устали ноги.

Оказалось, что у нее уже некоторое время случались подобные приступы, но она никогда особо не задумывалась о них, приписывая усталость тому, что она старше и у нее не так много времени для тренировок. По ее словам, это было еще недостаточно важно, чтобы поднимать этот вопрос, но я сразу же забеспокоился.

Поговорив об этом, я попросил ее записаться на прием к нашему семейному врачу на следующий понедельник. Он направил нас к специалисту, который направил нас к другому специалисту, и вот тогда мы получили то, что на тот момент было худшей новостью в моей жизни: у Хлои была редкая форма мышечной дистрофии.

Мышечная дистрофия - это не отдельное заболевание. Подобно раку, то, что мы называем «мышечной дистрофией», представляет собой ряд различных заболеваний и расстройств, которые имеют одни и те же симптомы. Это означает, что методы лечения, возраст начала заболевания, ожидаемая продолжительность жизни и качество жизни сильно различаются в зависимости от конкретных заболеваний. И когда мы точно определили, что было у Хлои, прогноз оказался не очень хорошим.

Ожидаемая продолжительность её жизни составляла, вероятно, около двадцати лет, и лишь немногие из них, вероятно, будут хорошими. Она видела бы, как ее физические возможности стремительно ухудшаются, и для передвижения сначала потребовалась бы трость, а затем инвалидное кресло. Она становилась бы слабее и быстрее уставала, пока, наконец, ее тело больше не смогло бы поддерживать свое собственное функционирование. Моя жена умерла бы от легочной или сердечной недостаточности, не дожив до сорока пяти лет.

Любой шанс на то, что у нас будут дети, вылетел в окно. Ее заболевание было генетическим, и хотя у нее было две копии гена, даже рецессивная версия означала бы, что наши дети потенциально могут быть поражены им. Её родителям посчастливилось не страдать от каких-либо заметных побочных эффектов, но мысль о том, чтобы передать это нашим детям, была просто немыслима.

Однако, даже если бы мы были готовы рискнуть, было неясно, будет ли ее организм достаточно силен, чтобы выносить и родить ребенка, если мы почти немедленно приступим к этому. И тогда мне пришлось бы полностью самому заботиться о ребенке, одновременно заботясь о слабеющем здоровье моей жены. Это просто не стоило риска, и мы решили сосредоточиться на улучшении качества ее жизни так долго, как только сможем.

Нет, у нас не будет детей, и мы никогда не увидим нашу золотую годовщину.

Это мелочи, которые часто нас губят: субмикроскопическая последовательность белков, маленькая слабость, которая росла с течением времени, семя страха, посеянное неумолимым концом.

Хлоя пыталась мужественно смотреть этому в лицо, мы оба пытались. Она не была мертва, и мы собирались прожить то время, что провели вместе, на полную катушку. Мы были молоды, но я уже спланировал наши финансовые потребности. Мы потратили немного денег на путешествия в течение нескольких месяцев, посетив некоторые места, которые она всегда хотела посетить, пока еще могла ходить. Это было чудесной передышкой от ужаса - эти путешествия в экзотические места, попытка вместить впечатления всей жизни в тот краткий отрезок времени, который ей остался.

Мы занимались любовью с частотой и интенсивностью, которые соперничали с нашим медовым месяцем, зная, что вскоре усталость и слабость украдут у нас эту близость. Мы никогда не говорили об этом прямо, но страх потерять эту часть нас задолго до того, как все случиться, засел в глубине нашего сознания.

Я обнимал ее, когда она рыдала, когда в первый раз не смогла стоять без трости, когда эти длинные, худые ноги бегуньи подкосились, когда она попыталась встать с постели холодным зимним утром. Она беспомощно сползла на пол, из ее горла вырвался страшный стон от осознания того, что она теряет контроль над своим телом и что дальше будет только хуже. Диагноз ей поставили всего три года назад.

— Пожалуйста, Нейт, пожалуйста, пожалуйста, не оставляй меня! Я не могу пережить это одна!

Она крепко прижалась ко мне, так крепко, как только могла, но ее руки уже ослабли. Испуг в её голосе разбил мне сердце.

Я пригладил ее волосы и поцеловал в макушку.

— Шшш, любимая. Шшш, все в порядке. Никогда. В болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас.

Я обещаю, Хлоя.

Это вызвало у нее новую волну рыданий, и я мог только обнимать ее, пока они не прошли. Затем я помог ей подняться на ноги.

Теперь она была прикована к ее новому, ненавистному спутнику: трости.

Через шесть лет после постановки диагноза она больше не могла работать вне дома и едва могла находиться внутри. Она переключилась с продаж на маркетинг, потому что просто не могла поддерживать тот уровень интенсивности, который был ей необходим для первого. И по более мрачной причине: она обнаружила, что никто не хочет покупать у женщины, пользующейся тростью. Имидж имеет значение, и ее имидж стал ассоциироваться с болезнью, подсознательно отталкивая ее потенциальных клиентов.

Я перешел на новую работу, по-прежнему занимаясь разработкой программного обеспечения, но в секторе здравоохранения. Я решил, что то, что я связан с медициной, дает мне больше шансов привлечь её к каким-либо новым клиническим испытаниям, а медицинское страхование в отрасли, как правило, более полное. В целом это приносило меньше денег, но не потому, что в отрасли не было недостатка в наличных деньгах, а потому, что у меня не было возможности работать всё необходимое время из-за моей занятостью поддержкой Хлои.

Наши занятия любовью сошли на нет в течение восьми лет после того, как ей поставили диагноз, а до этого она - любовь, находилась на системе жизнеобеспечения. Поначалу дело было не в том, что она была физически неспособна. Технически мы все еще могли заниматься сексом, но по мере того, как наш репертуар становился все более ограниченным, самолюбие Хлои страдало. По мере того, как ее тело менялось, она чувствовала себя все более непривлекательной, что усугубляло ущерб. Я сделал все, что мог, чтобы сказать ей, что я все еще люблю ее и считаю красивой, но этого было недостаточно.

В конечном счете, я позаботился о себе вручную и старался не расстраиваться по этому поводу. Однажды ночью, когда мы вместе лежали в постели, Хлоя спросила:

— Ты... ты хочешь увидеть кого-нибудь еще? Взять... Она издала тихий жалобный звук. - Завести любовницу?

Я бы солгал, если бы сказал, что мне это не приходило в голову. Но даже если бы мое отношение к неверности изменилось, чего не произошло, существовали препятствия, которые делали это практически невозможным. Полагаю, я мог бы нанять проститутку, но это было сопряжено со своими опасностями, меньше всего нам обоим хотелось, чтобы я получил ЗППП.

И пытаться встречаться или даже просто перепихнуться было бы бесполезно, если бы я вообще был честен в этой ситуации. Какая женщина, которая чего-то стоит, захочет встречаться с парнем, который просто ищет трах, в то время как его жена умирает дома?

Черт возьми, даже не обращая внимания на все это, физически я больше не был особо привлекателен, мои мышцы немного увеличились из-за необходимости помогать Хлое, но это не означало, что я был подтянутым. У меня были сильные, но не бросающиеся в глаза мышцы, покрытые слоем жира из-за моей неспособности выходить на улицу и заниматься спортом. Эта прибавка в весе усугублялась необходимостью готовить простые, дешевые и быстрые калорийные блюда, чтобы я мог как можно быстрее вернуться к работе или уходу за Хлоей.

— Нет, милая. Нет. Я не собираюсь так с тобой поступать.

— Но...

— Нет, Хлоя. Я люблю тебя, и я обещал оставить всех остальных. Вот что я делаю.

Она крепко обняла меня и заплакала. Мне хотелось бы думать, что это была благодарность, но, оглядываясь назад, я задаюсь вопросом, не было ли это чувством вины. Кто знает? Возможно, это было и то, и другое.

Двенадцать лет после вынесения смертного приговора Хлоя постоянно находилась в инвалидном кресле - дорогом моторизованном. Наш дом пришлось переделать, чтобы приспособить к этому. Нам нужен был фургон со специальной техникой. Существуют программы, помогающие в таких вещах, но они в лучшем случае неадекватны. Её болезнь истощала нас в финансовом отношении, и мы были заложены по самую макушку, пытаясь справиться с расходами.

Я смирился с тем, что моя жена медленно увядает и умирает, а затем мне придётся либо объявить себя банкротом, либо всю оставшуюся жизнь бороться с горой долгов, я хотел бы сказать, что переносил это стоически, что я бы заплатил что угодно, чтобы провести с ней еще один день, но я не могу. Такое медленное продвижение навстречу гибели, когда смотришь в будущее без надежды, а в настоящем мало счастья, давило на мою душу. Я делал все возможное, чтобы скрыть это от нее, быть как можно более оптимистичным, когда мы были вместе, но ночью я иногда уезжал на уединенную стоянку, где сидел один и плакал.

Это было не то, каким я представлял себе свое будущее. Наше будущее, когда мы были молоды, полны надежд и глубоко, безумно влюблены. Я все еще любил Хлою, но теперь к этому примешивалось столько чувства долга, что было трудно провести грань между тем, где начиналось одно, и тем, чем заканчивалось другое.

Я знал, что отчасти причиной того, почему я остался с ней, были наши клятвы. Потому что это было правильно. У меня было тайное, постыдное подозрение, что именно это, больше, чем моя любовь к ней, действительно удерживало меня рядом с ней. Я не хотел быть одним из тех придурков, которые бросают свою жену, когда она больна, я так много потерял из-за этой гребаной болезни, и я отказывался также терять свою самооценку.

Я знаю, что это звучит как жалость к самому себе, и так оно и было. Я должен был быть сильным рядом с Хлоей, должен был стараться быть позитивным для нее. Ее тело разлагалось ускоренными темпами, и конечной точкой этого была ранняя, мучительная смерть. Я старался помнить об этом, признавать, что мои страдания были ужасными, но что её были ещё хуже.

Хлоя превратилась из энергичной, привлекательной, спортивной женщины в, в ее глазах, прикованную к инвалидному креслу обузу для людей, которые её любили. Она принимала антидепрессанты вместе с целой кучей лекарств, которые помогали справиться с ее симптомами. Она обращалась к психотерапевту. Моя жена переживала больше, чем можно было бы ожидать от любого человека, и мне нужно было разделять все по полочкам, чтобы у меня были срывы втайне от неё. Но они все еще были у меня. Да, ее страдания были хуже, но это не умаляло моих.

Мы начали посещать группы поддержки примерно в то время, когда ей пришлось сесть в инвалидное кресло, одну для нее и одну для меня. Ее группа была посвящена общению с другими людьми, страдающими мышечной дистрофией, моя была предназначена для тех, кто ухаживает за ними. Там мы завели друзей, одни из первых дружеских отношений, которые нам удалось найти за многие годы.

В частности, мы сблизились с Дейлом и Катриной, Дейл страдал от того же типа мышечной дистрофии, что и Хлоя. Он и Катрина были женаты немного дольше нас, и они были немного старше, но они поняли на уровне, который почти никто другой не понимал, через что мы проходили.

Мы с Дейлом быстро подружились, он был разработчиком программного обеспечения, как и я, и все еще был активен, несмотря на свою болезнь.

«Эй, я годами просиживал на заднице весь день, используя только пальцы. Что изменилось?» У него было ироничное, самоуничижительное чувство юмора. Я знал, что он прятался за этим, используя это как щит от страха и боли болезни, но у всех нас были свои механизмы преодоления. Казалось, у него это получалось довольно хорошо. В течение нескольких лет он был одним из моих самых близких друзей, и самым близким, кого я регулярно видел, чем-то больше похожим на брата, чем просто на друга.

Его отношения с Хлоей отличались от моих, но, возможно, были более важными. Она почти поддалась своему отчаянию, отчаянию оттого, что она когда-либо будет тем человеком, которым когда-то мечтала стать. Он помог ей увидеть другой путь, направить свои страдания к добру.

Она обратила свою маркетинговую хватку на благотворительную деятельность, помогая различным организациям людей, страдающим мышечной дистрофией, как способ чем-то заняться и как способ восстановить себя. Больше, чем любая из моих попыток оставаться позитивной, ее дружба с Дейлом и его вдохновение были главной причиной, по которой Хлоя не впала в отчаяние в последние дни своей болезни.

Катрина и Хлоя были друзьями, но не так близки, как Дейл и Хлоя. У них было меньше всего связей. Дейл и я оба были разработчиками программного обеспечения с ботаническими интересами, Дейл и Хлоя оба страдали от одной и той же болезни, Катрина и я оба были супругами и основными - часто единственными - лицами, ухаживающими за нашими умирающими супругами. Катрина и Хлоя были просто подругами, у которых было мало общего, кроме того, что изначально свело нас вместе.

Каждый из нас привнес что-то в нашу новую дружбу: чувство юмора Дейла, которое поднимало настроение мне и Хлое, мой талант к подготовке, который помог Катрине и Дейлу найти места в их повседневной жизни, которые можно было упростить и упорядочить, напористость Хлои, которая, однажды проявившись снова, вдохновила даже Дейла. Катрина была доброй и мягкосердечной, что можно было только приветствовать, но именно ее профессия поначалу больше всего помогла нам с Хлоей. Она была массажистом, и Хлоя отчаянно нуждалась в ней.

Как упоминалось ранее, помогая Хлое, я стал более мускулистым, чем когда мы впервые встретились. Она весила чуть больше 58 килограмм, когда была здорова, но ее вес вырос до 75 из-за вынужденного малоподвижного образа жизни. Это был не совсем мертвый груз, но она мало что могла сделать, чтобы помочь, и переноска такого рода груза снова и снова, часто неправильно, прежде чем я научился правильным приемам, нанесла ущерб моей спине.

Катрина помогла устранить это повреждение с помощью долгих, иногда болезненных сеансов массажа, которые разбивали узлы в моих мышцах, после чего я чувствовал себя как желе. Она научила меня применять некоторые из тех же техник, и благодаря этим навыкам мы с Хлоей смогли вернуть себе часть физического аспекта отношений, который мы потеряли, не секс как таковой, а интимные прикосновения, которых мы оба так жаждали. Мы оба были безмерно благодарны нашей подруге за это.

Кэт помогла мне еще более личными способами, хотя и не физическими. Мы с ней засиживались допоздна, разговаривая либо лично, либо по телефону. Мы стали очень близки, не думаю, что у меня когда-либо была такая связь, как с Хлоей. Мы были двумя солдатами в окопе, стоящими лицом к лицу с врагом, которого нам никогда не победить, и пытающимися справиться с депрессией от совместной борьбы в войне, в которой невозможно победить.

У меня нет иллюзий относительно степени нашей близости: в течение нескольких лет у нас был эмоциональный роман. Мы делились с ней вещами, которые никогда не могли бы сделать не только потому, что нам больше не с кем было ими поделиться, но и потому, что мы понимали и друг друга, и нашу борьбу на уровне, который никто, даже Хлоя и Дейл, никогда не могли понять.

Много раз мы рассказывали о наших супругах, о боли, которую они переживали, и о том унизительном чувстве вины, которое мы испытывали из-за нашей обиды на них и их боли. Эгоистичный гнев из-за того, что у нас никогда не будет собственной жизни, компенсируется бессильной яростью из-за того, что у наших супругов скоро вообще не будет жизни. Голоса в наших головах, которые говорили нам:

«Никто не будет винить тебя, если ты уйдешь», в то же время зная, что мы никогда не смогли бы жить в мире с самими собой, если бы сделали это. Тот факт, что даже мысль о таком предательстве делала нас только еще более несчастными.

Мы говорили о вещах, которые никогда нельзя было сказать Хлое и Дейлу, и мы доверяли друг другу хранить эти общие постыдные секреты. Мы были, по-своему, так же неразрывно и полностью связаны друг с другом, как когда-либо были связаны с нашими супругами, и это было источником как силы, так и еще большей вины для нас обоих.

Это был эмоциональный роман, о существовании которого наши супруги знали, хотя никто из нас так это не называл. Это была любезность, которую они оказали нам, своим многострадальным партнерам. Это было одно из немногого, что они могли сделать, маленький дар надежды, чтобы облегчить наше отчаяние. В глубине души у всех нас было понятие возможности того, что произойдет, когда Хлоя и Дейл уйдут, и они поощряли нашу близость, чтобы нам было к кому обратиться в те мрачные дни.

Именно во время одной из наших ночных бесед за чашкой кофе Катрина упомянула о возможности, от которой я давно отказался.

— Если Хлоя сказала, что ты можешь найти утешение в другом месте, то почему бы и нет?

Я вздохнул.

— Потому что я просто не так устроен. Мне нужно чувствовать себя... рядом с кем-то. Перепихоны никогда не помогали мне так себя чувствовать.

Она усмехнулась, ее сапфировые глаза слегка насмехались надо мной.

— Ты хочешь сказать, что у нас нет связи? Мне больно.

— Ты знаешь, что я не это имею в виду. Я... - Сделав глоток, я собрался с мыслями, затем, взяв ее за руку, объяснил. - Ты прелесть, Катрина. Замечательная. Да, у нас есть связь. Если бы все было по-другому, я бы с удовольствием исследовал это. Но я просто не такой... Я не могу отказаться от своих клятв. Она начала что-то говорить, но я оттолкнул ее. - Да, даже если Хлоя говорит, что я могу. Я давал клятвы не только ей, но и самому себе.

Катрина печально улыбнулась, склонив голову набок.

— Ей так повезло, что у нее есть ты, Нейт. Я желаю... Я бы хотела, чтобы все было по-другому. Я устроена точно так же. Я имею в виду, Дейл предложил мне это много лет назад, но я так и не смогла найти того, с кем хотела бы быть. И теперь ты здесь, и... Она покачала головой и поднесла мою руку к своим губам. - Может быть, в другой жизни.

Мы вступали в финальную стадию болезни наших супругов, спустя пятнадцать лет после их прогнозов, и мы оба это знали. Другая жизнь могла наступить раньше, чем мы думали, но открыто признавать это было отвратительно. Я не говорю, что мы выжидали, ожидая, когда это невидимое чудовище заявит права на наших супругов, мы были просто друзьями и всегда вели себя пристойно друг с другом. Но мы также оба знали, что, правильно это или нет, но наша жизнь очень быстро изменится в скором будущем.

***************************************

А потом всё действительно изменилось, но не так, как кто-либо из нас мог предвидеть.

Произошло чудо. Технология под названием CRISPR показала большие перспективы в лечении ряда заболеваний, имеющих генетическую основу, она позволяла напрямую редактировать гены, вызывающие проблемы, по сути, исправляя исходный код организма.

Она успешно использовалась для лечения других форм мышечной дистрофии, но мы не питали надежды, что лечение достигнет даже стадии экспериментальных испытаний для типа Хлои и Дейла, пока не станет слишком поздно. Их тип был одним из самых редких и находился далеко внизу списка приоритетов.

Но, как часто бывает в современной медицине, слияние денег и власти изменило приоритеты: этот диагноз был поставлен жене вундеркинда-исследователя, сыну известного венчурного капиталиста и внучке влиятельного сенатора. С этими личными трагедиями пришло финансирование и известность, и прорыв произошел гораздо быстрее, чем кто-либо из нас мог ожидать. Были начаты экспериментальные испытания. Мое время в сфере здравоохранения и все сопутствующие связи окупились, я смог привлечь к ним и Хлою, и Дейла.

Когда я говорю, что это было чудо, я имею в виду не только то, что лечение началось так быстро. Я имею в виду, что это было невероятно эффективно. В течение месяца после начала лечения Хлоя начала работать с физиотерапевтом, чтобы вернуться к своей трости. В течение трех месяцев она научилась ходить без посторонней помощи. И через шесть месяцев она снова ступила на беговую дорожку, впервые почти за пятнадцать лет.

Выздоровление Дейла было таким же быстрым, и мы все отпраздновали нашу победу над этим призраком, который преследовал нашу жизнь в течение полутора десятилетий. Наша дружба стала еще теснее по мере того, как мы медленно возвращались в мир так, как никому из нас не удавалось годами, обедая, выпивая и танцуя, чего никто из нас никогда не думал, что мы будем делать снова.

Когда я занимался любовью с Хлоей впервые почти за десять лет, это было неуверенно и прерывисто. Я так привык к мысли, что могу причинить ей боль, когда она была слишком слаба, чтобы оттолкнуть меня, что все еще не до конца осознал, что она снова стала сильной. Но как только мы преодолели эти первые неуклюжие прикосновения, мы с головой окунулись в физическую любовь, в которой нам обоим было отказано слишком долго.

Когда мы закончили в тот первый раз, в ее глазах стояли слезы, и она прижалась ко мне.

— Я скучала по этому, так сильно скучала по тебе, Нейт. Я никогда не думала...

Она зарыдала.

— Я даже не мечтала, что мы сможем сделать это снова. Что я могла бы быть той женой, которую ты заслуживаешь. Ты... Она с любовью погладила меня по лицу.... Я бы никогда не справилась с этим без тебя. Ты был таким... Боже, детка, я не знаю, как тебе удавалось быть таким сильным. Я люблю тебя, Натан. Я буду любить тебя вечно!

Хотел бы я сказать, что мы занимались любовью каждую ночь и трахались каждое утро. Я бы с удовольствием, но реалии моих сексуальных способностей были не очень хороши. Травмы спины, которые я получил, ухаживая за ней, и тело, которым пренебрегали из-за неправильного питания и недостаточных физических упражнений, означали, что я просто не мог поддерживать тот уровень сексуальной самоотдачи, которого мы оба жаждали..

Поскольку выздоровление Хлои продолжалось, она побежала. Именно тогда мы точно узнали, сколько сил отняла у нее болезнь и как долго это продолжалось. Она была быстра, и на больших дистанциях была ничуть не менее быстра, чем в колледже. Болезнь, вероятно, поражала ее с тех пор, как она была подростком, и никто этого не осознавал, мы оба подозревали, что она могла бы стать олимпийской чемпионкой, если бы тогда было доступно лечение.

Осознание того, что болезнь украла у нее не только предыдущие шестнадцать лет, но и то, кем она могла бы быть раньше, стало ошеломляющим ударом. Для того, кто был таким целеустремленным, как она, осознание того, что у нее так долго отнимали такую возможность, только заставило ее напрячься еще сильнее. Когда это началось, я не понимал, что она начала отталкивать меня.

Хлоя начала готовиться к марафонам. Я попытался присоединиться к ней, но даже отдаленно не мог угнаться за ней. Даже до травмы спины я был намного медленнее ее, и, хотя упражнения помогали справиться с моей травмой, она все равно замедляла меня. Она переключилась на групповые тренировки.

Для неё было прекрасно заводить новых друзей, видеть, как мужские глаза смотрят на нее так, как не смотрели с тех пор, как мы были молодоженами, возможно, даже более жадно, учитывая ее тело и выносливость по сравнению с другими женщинами старше сорока.

Сумев, наконец, вновь выйти на рынок труда, она вернулась к маркетингу. За время, проведенное вдали от работы, она слегка отстала, но это была отрасль, которая развивалась гораздо медленнее, чем моя собственная. Технологии немного изменились, и техника тоже, но основные навыки за десять лет изменились недостаточно, чтобы свести на нет ее знания. Через год после того, как Хлоя впервые прошла курс лечения, она стала восходящей звездой в своей фирме.

Она была восходящей звездой и в других местах. В сообществе, занимающемся мышечной дистрофией, она считалась ярким примером того, чего можно достичь после лечения. Она была светом в конце туннеля для тех, кто ожидал одобрения регулирующих органов на экспериментальное лечение, которое она получила.

Мы регулярно получали письма от других страдающих мышечной дистрофией, рассказывающие о том, как ее история помогла им сохранить надежду на то, что их страданиям скоро придет конец, что они смогут стать теми людьми, которых у них украли. Это глубоко трогало нас обоих, и иногда я заставал Хлою плачущей за нашим кухонным столом с письмом, зажатым в руке.

Я был второстепенной звездой, стойким и вдохновляющим мужем, который провел ее сквозь тьму, но мы оба знали, что я был актером второго плана в публичной версии ее жизни. Меня слегка задело, что на меня смотрели почти как на второстепенного персонажа. Когда у нее брали интервью, я упоминался в местах, в основном посвященных тому, как я поддерживал ее или боролся за то, чтобы она получила лечение.

Если упоминались мои страдания, это всегда представлялось в таком свете, что Хлоя выглядела лучше, или, если автор был особенно умен, как параллель между тем, как страдало мое здоровье и ее. Иногда упоминалось о том, через что мне пришлось пройти или от чего пришлось отказаться, но только для того, чтобы передать общий пафос истории Хлои.

Это звучит мелочно, но так оно и было. Но я тоже страдал, и я страдал, зная, что мог уйти в любой момент, но не сделал этого. Я знал, что в основном это были приятные произведения, предназначенные либо для широкой публики, либо для товарищей по несчастью. Я понял, почему фокус был таким, каким он был, - попыткой вселить надежду. Подробное описание реалий борьбы ее мужа отвлекло от этого. Дело было не во мне.

******************************************

Она путешествовала по своей работе. Она путешествовала, чтобы выступать. Она участвовала в марафонах. Все это, кроме последнего, было оплачено ее работой или благотворительной организацией. Ее друзья из марафонских групп рассказывали об этих поездках, желая взять с собой свой талисман на удачу, мужчины, казалось, вносили наибольший вклад. Наш огромный долг означал, что не было никакой возможности мне присоединиться к ней ни в одной из этих экскурсий.

Когда Хлоя была дома, она была внимательна, но это редко приводило к близости. Теперь, когда она вернулась на 100 процентов - нет, на 110 процентов, к той версии себя, которой она могла бы быть, если бы никогда не болела, которой она не могла быть даже в молодости, - она почти не сочувствовала моим болям.

Неважно, что они были приобретены в служении ей. Не берите в голову, что не у всех из нас была генетика - за исключением одной изгойской аллели - или стремление стать звездным спортсменом. Она хотела быть на ногах и двигаться, либо в буквальном смысле снова отправиться в поход, либо метафорически попытаться наверстать время, потерянное из-за ее болезни, проводя допоздна кутежи, как двадцатилетняя.

Я понимал это, но это было не то, чего я хотел. Она чудесным образом выздоровела, но для меня не было ничего подобного, никакого экспериментального лечения, которое могло бы отменить медленную деградацию моего тела, стресс, физический труд и бессонные ночи. Ничто не могло отменить тот износ, который нанесла моему телу поддержка ее.

Я жаждал передышки после почти двух десятилетий борьбы и напряжения, из-за которых я пожертвовал лучшими годами своей жизни ради нее, пожертвовал своим шансом иметь детей и счастливый дом в обмен на... что? Жену, которой никогда не было дома? Жизнь, которая никогда не была бы посвящена мне, по-прежнему, всегда и только ей? Черт возьми, я заслужил немного счастья, и, если ее счастье не было моим, она должна была хоть иногда подчиниться моим потребностям!

Иногда она пыталась. Она не могла перестать двигаться, не могла перестать потакать этому беспокойному желанию попытаться наверстать упущенное за полтора десятилетия, проведенные взаперти в клетке из плоти. Пытаясь сделать меня счастливым, она направила это в нашу спальню. Я так долго был лишен удовольствий ее тела, и именно здесь она попыталась показать мне, что в ее новой жизни есть место и для меня, радость, которую она разделит со мной и только со мной.

Хлоя была спортивной и изобретательной, были вещи, до которых мы никогда не доходили до того, как болезнь унесла ее здоровье, и которые она давно хотела попробовать. Но даже это увеличило пропасть между нами. Ее здоровье было в порядке. Моё - нет, и это привело к разочарованию для нее, что заставило меня усомниться в собственной мужественности.

Это несоответствие усугублялось по мере усиления её сексуального влечения, как из-за нашего возраста, так и из-за ее растущей силы и выносливости. Она хотела большего, чем я мог дать, и разочаровывающие ночи, проведенные за прослушиванием того, как друг Хлои, работающий на батарейках, доводил ее до оргазма в гостевой спальне после того, как я не смог удовлетворить ее потребности, сильно деморализовали. Я, по крайней мере, заботился о себе, когда она не могла, заперевшись в ванной делая все возможное, чтобы не заставить её почувствовать боль моего разочарования в отсутствии у нас сексуальной жизни. Она не предоставила мне даже такой милости. Я не знаю, приходило ли ей вообще в голову попробовать это.

В ночь нашей двадцатой годовщины она только что вернулась из двухнедельного путешествия. Пара рабочих поездок с марафонским забегом между ними завершились выходными, которые стали источником вдохновения для людей, страдающих мышечной дистрофией... где-то там... Я давно потерял интерес к подробностям, потому что она, казалось, не была особенно заинтересована делиться ими со мной.

Но в ту ночь Хлоя была дома. Она была прекрасна. Это была огромная веха, которую мы не были уверены, что увидим, и мы оба сделали все возможное: подарки, которые мы все еще не могли себе позволить, ночь, проведенная за ужином и танцами, как она предпочитала, восполнение двухнедельной разлуки медленными занятиями любовью и энергичным трахом.

В ту ночь для меня в сексуальном плане ничего не было исключено, такое случалось редко, но она позаботилась о том, чтобы я знал об этом и воспользовался этим. Каждая дырочка, каждое желание, каждая фантазия, которой мы предавались, и несколько, на которые у нас никогда не находилось времени: она отдавала мне свое тело любым способом, который я выбирал, с энтузиазмом выполняя все просьбы. Впервые за долгое время моя жена казалась по-настоящему удовлетворенной после наших занятий любовью. Потом она лежала со мной в постели, и звуки нашего дыхания наполняли комнату. Моё было более рваным, чем у нее, к тому времени так было всегда.

— Я люблю тебя, Хлоя.

Она прижалась лицом к моему боку, поначалу ничего не ответив. Я подумал, что она, возможно, заснула, но в конце концов она сказала:

— Ты такой хороший муж, Нейт. Я надеюсь, ты это знаешь. Мне нужно, чтобы ты это знал. Я так благодарна за... за всё. Я никогда не смогла бы...

Моя жена посмотрела на меня со слезами на глазах.

— Ты заслуживаешь быть счастливым, Нейт. Больше, чем кто-либо другой. Затем она устроилась поудобнее, крепко обняла меня и начала слегка похрапывать, прежде чем я успел ответить.

Хлоя не сказала, что любит меня. Она сказала больше, но и меньше. Это беспокоило меня, но я был такой уставший и в таком блаженстве, что позволил беспокойству исчезнуть из моей головы, когда меня сморил сон…

**************************************

Утром моей жены не было.

На кухонном столе лежало письмо. На нем лежали ее кольца, под ними - пара папок. Дрожащей рукой я поднял письмо, позволив кольцам соскользнуть и откатиться в сторону, затерявшись где-то в утреннем сумраке.

«Мой дорогой Нейт,

Мне так жаль. У меня никогда не хватит слов, чтобы выразить, насколько глубоко я разочарована в себе. Ты был всем, о чем только могла мечтать разумная женщина. Более того. Намного более. Ты помог мне пережить самое худшее, что когда-либо могло случиться с человеком, и я знаю, что без тебя у меня бы ничего не вышло. Я буду вечно благодарна тебе за это.

Все это делает то, что я должна сейчас сделать, еще более чудовищным. Мне нужно уйти и снова прожить свою жизнь, только для себя. Я не могу объяснить тебе всю глубину этой потребности, Нейт. Я думала, что умру. Нет, я бы умерла, если бы ты не втянул меня в это экспериментальное лечение. Это ещё одна вещь, за которую я никогда не смогу отблагодарить тебя в достаточной мере.

Но теперь ко мне вернулись моя жизнь и мое здоровье. Я знаю, что мы отдалились друг от друга, когда это случилось. Я также знаю, что по большей части это моя вина. Но теперь я вижу возможности, которые существуют для меня, и я просто не могу провести с тобой еще два десятилетия просто из-за благодарности и памяти о том, кем мы когда-то были.

Я действительно люблю тебя, Нейт. Я всегда любила и всегда буду любить. Но я больше не люблю тебя так, как жена должна любить своего мужа, и с течением времени я начинаю обижаться на тебя все больше и больше. Я знаю, что это ужасно с моей стороны - говорить или даже думать об этом. Но это правда. Это несправедливо по отношению к тебе, но и то, что случилось со мной, тоже нечестно. И мне нужно расстаться с нашим браком, пока обида не превратила эту любовь в ненависть.

Я говорю это не для того, чтобы причинить тебе боль, но я должна сказать тебе, чтобы тебе было легче отпустить меня: до того, как мне поставили диагноз, я уже подумывала о разрыве нашего брака. Я любила тебя, но я могла видеть, что цели, которые я ставила перед собой, не совпадали с тем, чего ты действительно хотел от жизни. Когда мы узнали о моей болезни, я так боялась остаться одна, что никогда ничего тебе об этом не говорила. Это было трусостью. Я труслива. Я знаю это, это письмо еще больше доказывает это. Я даже не могу сказать тебе все это лично.

Ты идеальный муж для кого-то, Нэйт. Какое-то время ты был для меня идеальным мужем. И где-то там, ты найдешь женщину, которая станет твоей вечной любовью, которая будет идеально подходить тебе и заботиться о тебе всеми способами, которых ты заслуживаешь. Мне жаль, что это не я, как за себя, так и за тебя. Я надеюсь, ты в это веришь, потому что это правда.

Я знаю, ты, вероятно, возненавидишь меня. Я не виню тебя за это, я ненавижу себя за то, что делаю это. Но со временем, я надеюсь, эта ненависть пройдет для нас обоих. Ты заслуживаешь быть счастливым. Мы оба должны быть счастливы. Но ни один из нас не был бы таким, если бы я осталась.

Я действительно хочу, чтобы ты знал, что я никогда тебе не изменяла. Я не бросаю тебя ради другого мужчины. Я подвергалась искушению, и это искушение - одна из причин, побудивших меня переоценить и то, кем я была как личность, и то, чего я хотела от своей жизни. Это также заставило меня задуматься о том, что я могла бы честно предложить тебе. Но из всех данных тебе клятв, которые я нарушаю прямо сейчас, это не она. В этом смысле я была предана, если не сказать больше.

Пожалуйста, не ищи меня. Ты такой умный, и я знаю, что ты легко мог бы найти меня. Я не планирую прятаться. Но я устроилась на новую работу в Калифорнии, и к тому времени, как ты прочтешь это письмо, я уже буду в пути. Я взяла с собой только кое-какую одежду, горстку личных вещей и несколько сувениров о нашей совместной жизни. Я никогда не смогла бы забыть тебя, но я хочу сохранить их при себе как напоминание о замечательном мужчине, за которым я когда-то была замужем, и как напоминание себе о цене моего эгоизма. Я заслуживаю этого.

Я также знаю, что моя болезнь поставила нас в тяжелое финансовое положение. Я не уверена в какой мере, ты всегда разбирался в этих деталях. Я оставляю в твоих руках решение о том, что делать с теми активами, которые у нас остались. Я взяла две тысячи долларов из наших сбережений, чтобы начать свою новую жизнь. Все остальное - твое. Я знаю, что ты говорил о банкротстве в прошлом, если это то, что ты считаете наилучшим, пожалуйста, сделай это.

Вместе этом письмом ты найдешь как первоначальное предложение об урегулировании развода, так и доверенность, моему адвокату, которому было рекомендовано предоставить тебе все, что ты пожелаешь, и следовать твоей воле в отношении финансовых действий. Он работает на общественных началах, поэтому его время ограничено, но он поможет, чем сможет.

Я знаю, что прямо сейчас причиняю тебе боль. Хотела бы я, чтобы был другой способ. Я надеюсь, что со временем ты будешь думать обо мне с любовью. Я всегда буду так думать о тебе. Ты всегда был опорой, на которую я могла положиться. Я только хотела бы, чтобы я могла быть такой же для тебя.

С благодарностью и грустью,

Хлоя».

Навсегда не продлилось и двух лет.

Я просидел неподвижно не знаю сколько времени. Солнце стояло высоко в небе, когда я снова смог воспринимать окружающий мир. По моему лицу текли слезы, а ладони кровоточили от глубоких порезов, оставленных моими ногтями.

«Ты грёбаная сука!»

Я взревел от гнева, вставая и переворачивая стол. Как дикий, раненый зверь, я метался из комнаты в комнату, ломая все, что мог, разбивая наш свадебный фарфор, переворачивая столы и стулья, нанося новые раны своим рукам, когда разбивал рамы картин голыми руками. Когда моя энергия покинула меня, задолго до того, как ярость покинула меня, я сел на обломках нашего дома, на обломках моей жизни, и зарыдал.

К тому времени у меня было сильное кровотечение. Я не думал, что это опасно для жизни, но достаточно, чтобы я знал, что нуждаюсь в лечении. Я позвонил единственным оставшимся людям, на которых я мог положиться.

— Катрина?

Мой голос был слишком слаб, чтобы его можно было расслышать.

— Нейт? Что случилось?

— Помоги! Пожалуйста, Кэт. Помоги!!!

А потом я потерял сознание.

************************************

Я очнулся в больнице, они с Дейлом доставили меня туда. Повреждение было не слишком обширным, но мне понадобились швы. Сначала мои друзья подумали, что я стал жертвой вторжения в дом. Они полагали, что Хлоя была в деловой поездке, и кто-то вломился в дом и разрушил его. Но когда я смог говорить, я рассказал им правду.

Сначала они не могли в это поверить. Это было такое шокирующее предательство, и оно совершенно не соответствовало тому, что они знали о ней. Но как только они доставили меня домой, я смог найти письмо и конверты в мусоре, разбросанном по моей кухне.

Катрина закричала:

— Эта сука! Как она могла?!

Пока Катрина разглагольствовала и бесновалась, Дейл просто сидел со мной, тихо поддерживая меня своим присутствием.

Когда Кэт наконец успокоилась, она пошла и собрала для меня сумку, они ни за что не собирались оставлять меня одного в том состоянии, в котором я был.

Дейл отвез меня на моей машине обратно к ним домой, а Кэт осталась, чтобы привести дом в порядок. Позже она рассказала мне, что пыталась дозвониться на мобильный Хлое, чтобы высказать ей очень своё чрезвычайно сердитое мнение, но моя будущая бывшая жена уже отменила свой номер.

Я прожил у них несколько месяцев, лишь изредка возвращаясь в дом, чтобы забрать несколько личных вещей: свою одежду, компьютеры и несколько других предметов первой необходимости. Хлоя преуменьшила серьезность нашего финансового положения, я планировал поговорить с ней об объявлении о банкротстве через несколько недель после нашей годовщины, не желая омрачать празднование плохими новостями.

Когда пыль наконец улеглась, я остался без средств к существованию и с полностью подорванным кредитом. У Хлои уже была своя новая съемная квартира и служебная машина в Лос-Анджелесе, и банкротство не коснулось ни того, ни другого. Она могла бы просто продолжать свою жизнь там, вдали от меня.

Я был так растерян, когда она ушла, что даже не начал пытаться снять квартиру, прежде чем начать процедуру банкротства, переезд на новое место обойдется мне гораздо дороже, чем просто арендная плата за первый и последний месяцы и страховой депозит. Я сохранил фургон для перевозки инвалидных колясок после банкротства, и он достался семье, которая нуждалась в нем в обмен на их чуть более новый седан, и они плакали от радости. Я сэкономил им десятки тысяч долларов. Было приятно сделать что-то для людей, которые действительно это ценили.

Катрина и Дейл оба беспокоились обо мне, я бы тоже беспокоился, но у меня не хватало энергии даже на это. Я скатился по спирали в глубокую, мрачную депрессию. Ничто из этого не имело значения. Ничто в моей жизни не имело значения, ни мое сострадание, ни моя подготовка, ни самопожертвование. Моя жена выжила, я сохранил ей жизнь, отправил на лечение и оставался рядом с ней во всем, и все, что я получил взамен, было эквивалентом «ну, ты молодец», за которым последовало космическое «пошёл ты».

Находиться рядом с моими друзьями было больно. Я старался не думать о том, что могло бы быть. Не о том, что могло бы быть с Хлоей, потому что теперь было совершенно ясно, что этого никогда не могло быть. Она была слишком самовлюбленной сукой. Но когда я увидел, как Катрина и Дейл обмениваются легкими поцелуями и подмигиваниями, крошечными проявлениями привязанности между двумя людьми, благодарными за второй шанс, дарованный им судьбой, мне стыдно признаться, что я пожалел, что вместо этого не я был рядом с Кэт.

Таков был план. Это то, к чему я готовился, пусть и подсознательно. Однажды Дейл и Хлоя ушли бы, и мы с Кэт были бы вместе. Может быть. Возможно. Но сейчас этого уже не должно было случиться. Я наблюдал за второй женщиной, которую я когда-либо любил, в объятиях другого мужчины, моего лучшего друга, и не мог решить, что ранит сильнее: то, что я был один, или то, что ее не было в моей жизни.

Я пытался скрыть это, я был так благодарен им за то, что они подобрали меня и помогли в худшее время в моей жизни. Худшее время в моей жизни, забавно, что теперь это обо мне. Но они были моими самыми дорогими друзьями и понимали мое настроение. Я никак не мог скрыть от них свою боль. Я просто пытался притвориться, что это из-за Хлои. Это не сработало.

Однажды вечером мы с Дейлом были в доме одни. Он пытался отвлечь меня от моих мыслей, играя в видеоигры, теперь, когда к нему вернулись силы и контроль над моторикой, он пытался наверстать упущенное за годы беспомощности. Это был хороший способ отвлечься, так что я согласился. Но в эту ночь, как и в большинство ночей за последние несколько недель, это просто не сработало.

Он неуверенно сказал:

— Я знаю, что ты и Катрина... у тебя были планы на то, что должно было произойти после.

— После?

— Если... когда нам с Хлоей не станет лучше. До CRISPR.

— А. На самом деле, это не планы. Только... Мы не думали так далеко вперед. Просто пытались поставить одну ногу перед другой.

Он усмехнулся.

— Это сделала Катрина. Мы с ней поговорили об этом, и я дал свое благословение. Он отвел взгляд. И я не могу представить, что ты, король подготовки, хотя бы не подумал об этом.

Медленно я сказал:

— Я рад, что... что, как бы плохо все ни обернулось для меня, я рад, что вы двое вместе.

Это причиняет мне боль, но Кэт была счастлива, и Дейл был счастлив. Даже если бы я остался с сумкой в руках, я все равно не смог бы пожелать им ничего, кроме добра.

Он улыбнулся.

— Так и есть. Но... - Дейл по-прежнему не смотрел на меня. - Но предложение все еще в силе. Нет... нет... Я не могу допустить, чтобы Кэт бросила меня, но если она и ты...

Наконец он посмотрел на меня.

— Без тебя мы не были бы вместе. Без твоей поддержки мы, возможно, даже не добрались бы до CRISPR. Она умирала внутри до того, как ты вошел в ее жизнь. Я не знаю, смогла бы она остаться со мной до конца. Если бы... если бы это предложение утешило тебя сейчас, если бы быть с ней физически... Он сглотнул. Все в порядке.

Я не мог поверить в то, что слышал.

— Что?

Дейл кивнул.

— Я... Она любит тебя так же сильно, как и меня. Я знаю это. И я знаю, что... что мы оба стольким тебе обязаны. Я тоже люблю тебя, чувак. Ты мне как брат, которого у меня никогда не было. И каждое хорошее дело, которое ты сделал, делало тебя менее счастливым, и я просто... никто из нас не может этого вынести.

— Дейл, я не могу...

Покачав головой, он продолжил.

— Я не хочу знать. Я имею в виду, когда это произойдет. Я уже поговорил с Кэт, она знает, что у тебя есть мое благословение. Но я просто... не рассказывай мне об этом, ладно? Я знаю, что ты не попытаешься отнять её у меня, что...

Он замолчал, обнаружив, что ему трудно закончить предложение.

— Все в порядке. Если между вами двоими что-то случится, так оно и будет. Без тебя у нас не было бы друг друга. На самом деле это нам не повредит. Я обещаю.

Мой друг вышел из комнаты, на его лице боролись боль и решимость. Я сидел там, голова шла кругом, пока, наконец, не встал, не выключил свет и не лег спать.

Несколько недель ничего не происходило. Больше это не обсуждалось ни между Дейлом и мной, ни между Катриной и мной. Я пытался отнестись к этому как к вспышке, искреннему излиянию любви и благодарности, за которым я бы никогда на самом деле не последовал. Он любил меня достаточно сильно, чтобы предложить это, я любил его достаточно сильно, чтобы не добиваться этого.

Но эта разрядка была неожиданно нарушена рано утром в субботу. Моя спина снова беспокоила меня, это никогда полностью не прекращалось. Дейла не было дома, он уехал со своей велосипедной группой, вероятно, до обеда. Катрина видела, что я страдаю.

— Нужен массаж?

Я открыл рот, чтобы ответить, но предложение Дейла заставило меня замолчать. Кэт не делала мне массаж с тех пор, как мы с Дейлом поговорили той ночью.

Она усмехнулась.

— Это всего лишь массаж, Нейт. Это не должно быть чем-то большим.

Я покраснел, что заставило ее рассмеяться.

— Давай, ты знаешь, как это делается.

Я разделся в другой комнате, обернув полотенце вокруг талии, прежде чем забраться на массажный стол. Она вошла следом. Я лежал лицом вниз и не мог ее видеть, но я знал, что она тоже переоделась. В этом не было ничего необычного, она часто переодевалась, чтобы избежать попадания массажного масла на одежду.

Мне захотелось спать еще до того, как она начала, между лежанием так и расслаблением, которое, я знал, скоро наступит, существовала павловская реакция. Когда она втирала масло мне в спину, я почувствовал аромат, приятный цветочный аромат с оттенком сирени.

— Боже, у тебя потрясающие руки, Кэт.

Она усмехнулась:

— Просто расслабься и наслаждайся.

И я так и сделал. Она поработала над мышцами моей спины, разминая узлы и ослабляя их. Я знал, что испытываю сильный стресс, было бы трудно не испытывать его, учитывая все, что со мной произошло. Кэт делала мне массаж уже много лет, и она знала, где у меня могут быть шероховатости. Я думаю, что к концу она знала мое тело лучше, чем Хлоя, все части меня, кроме одной.

Катрина опустилась коленями мне на ноги, и я понял, что что-то изменилось. Я не сразу смог это осознать, настолько я был расслаблен и не привязан к своему телу, но потом меня осенило: ее ноги были обнажены. Не в шортах, не в штанах для йоги или спортивных штанах, а голые. От меня ее отделял тончайший, узчайший кусочек ткани, и я чувствовал исходящий от неё жар.

— Кэт...

— Шшш, Нейт. Просто расслабься. Она продолжала работать с моей спиной, а затем с руками, как будто ничего не изменилось. Я снова попытался расслабиться, попытался убедить себя, что это было не более чем то, что ей стало более комфортно со мной за то время, что мы жили вместе.

Но только когда она сказала мне перевернуться, я точно понял, что она не просто пыталась сделать мне один из невинных терапевтических массажей, которые она делала раньше. На ней почти ничего не было надето, насколько я видел, только трусики, а поверх них только короткий тонкий халатик. Он был завязан свободным галстуком, и ее пышные груди почти вываливались из него.

— Кэт, мы не можем.

Она улыбнулась мне сверху вниз, волосы цвета воронова крыла рассыпались по ее плечам, голубые глаза блестели от влаги. Ее манеры были добрыми, но настойчивыми.

— Мы можем, Нейт. Все в порядке. Я люблю тебя. Позволь мне показать тебе, пожалуйста. Ее рука зависла над моим полотенцем, я не стал ее останавливать.

Когда полотенце слетело, она усмехнулась.

— Я беспокоилась, что я просто не привлекаю тебя, теперь я вижу, что не так.

Моя рука потянулась к ее лицу и погладила по щеке.

— Нет, Кэт. Ты прекрасна. И... боже, ты такая сексуальная.

Женщина, которую я любил, которую я не должен был любить, но любил, покраснела от этого, от восхищения в моем голосе, от тоски в моих глазах. Я так сильно хотел ее.

Катрина поцеловала мне руку, затем низко склонилась надо мной. Ее тонкие пальцы сжали мой член, и голос в моей голове начал предупреждающе кричать. Она облизнула свои рубиновые губы, затем широко раскрыла их и опустила голову, чтобы увести меня туда, куда я мечтал попасть большую часть десятилетия. Мое дыхание вырывалось из груди от глубокой и искренней потребности. Я был уверен, что она доведет меня до вершин экстаза.

Я закрыл глаза, пытаясь утихомирить голоса в своей голове. Это возымело противоположный эффект. Я любил Кэт. Я так сильно хотел ее, хотел взять ее и заявить, что она моя. Но она не была моей и никогда не будет. Она принадлежала Дейлу, и я знал, что это уничтожит их, что бы каждый из них ни говорил.

Если бы все шло так, как мы ожидали, до начала лечения, я бы любил ее до конца наших дней. Теперь я знал это так точно, как никогда ни в чем не был уверен. Но этого не произошло. И потому что я любил ее, и я любил его, и я любил их--

— Нет!!!

Это было самое трудное, что я когда-либо произносил, это единственное, ужасное слово.

Она остановилась.

— Нейт?

— Нет, Кэт. Мы не можем. Я этого не сделаю.

Сев, я нежно столкнул её с себя.

— Я хочу этого, Кэт. Я хочу этого так сильно, что это причиняет боль. Я хочу тебя. Я люблю тебя, так сильно... нет, больше, чем я когда-либо кого-либо любил. Если бы... если бы все было по-другому, да, я бы...

Я усмехнулся.

— Я бы любил тебя вечно.

Из ее глаз, и без того влажных, потекли слезы - сверкающая струйка горя на этом прекраснейшем из лиц. Я осторожно вытер их.

Слово вышло хриплым от печали и неудовлетворенного желания:

— Почему?

Я печально улыбнулся.

— Ты знаешь почему.

Кэт покачала головой.

— Он сказал, что все в порядке. Мы говорили об этом. Мы любим тебя, мы оба любим тебя. Это не обязательно должно быть...

Я поцеловал ее нежно и с любовью, словно исполнившуюся мечту, затем отстранился.

— Что ты почувствовала?

Женщина, которую я любил, отвернулась, ее лицо исказилось от стыда.

— Это ни за что не сработает, мы оба это знаем.

Она закрыла глаза и с несчастным видом кивнула. Это было уже слишком. Этого было бы слишком много. Слишком много, чтобы ограничиваться только физическим. Слишком много для того, чтобы ее брак мог выжить. Она не любила меня больше, чем его, я должен был цепляться за эту веру, чтобы оставаться сильным. И я любил их обоих. Я хотел, чтобы они оба были счастливы. Что еще раз означало, что мне придётся страдать в одиночестве.

*************************************

Мы поговорили с Дейлом перед моим отъездом. Я ясно дал ему понять, что это было обоюдное решение, что мы не пошли дальше самого краткого искушения. Облегчение на его и на ее лицах показало мне, что я принял правильное решение. Они помогли мне собрать вещи в машину и крепко обняли меня, все мы едва сдерживали слезы, когда прощались. Я проклинал уроки своего отца, идиотское представление о том, что доброта ничего не стоит для тебя и стоит всё для других, поскольку оставил позади последних людей, которых любил.

Новый город. Новая работа. Новая жизнь, которая я надеялся вопреки всему, будет лучше, чем моя старая. Новое будущее, в котором от моего прошлого не останется ничего, кроме страданий из-за предательства женщины, на которой я женился, и душераздирающего разочарования из-за того, что я никогда не смогу быть с тем, кого любил.

Поскольку мне было отказано в любом другом утешении, я барахтался в никчёмности своей жизни. Первый год после моего переезда я провел, одержимый своей бывшей женой, пытаясь найти способы причинить ей боль и разрушить ее жизнь так же, как она разрушила мою, с некоторым ограниченным успехом.

Ходили слухи, что она собирается стать одним из лиц маркетинговой кампании лечения, которое спасло ее жизнь и разрушило мою. Письмо, которое она мне оставила, было распространено повсюду. Я заплатил фирме по поисковой оптимизации, чтобы быть уверенным, что оно появится в первых десяти результатах поиска по ее имени. Эта её работа так и не состоялась, и ее выступления на публике, казалось, тоже иссякли.

Однако, помимо этого, я мало что мог сделать. Я следил за новостями о ней, время от времени заглядывая в ее социальные сети. Когда она объявила о своей помолвке с венчурным капиталистом, я позаботился о том, чтобы он получил копию письма. Несмотря ни на что, они были женаты, так что это не возымело желаемого эффекта. Я с ликованием отметил, что они развелись через пару лет и что он ей изменял.

В последующие годы было какое-то жестокое утешение в том, что случившееся со мной ни в коем случае не было редкостью. Шутники называли нас вдовцами/вдовами CRISPR, группой долготерпеливых супругов, в основном женщин, которых бросили их партнеры, когда лечение вернуло им силы, утраченные годами или десятилетиями назад.

Типичный сценарий, который составлял большинство случаев, был очень похож на сценарий Хлои, что-то вроде кризиса среднего возраста на стероидах. Мужчины, которые упустили энергию молодости и внезапно получили ее копию спустя годы после свершившегося факта, массово решали отказаться от женщин, которые отдали свою молодость и здоровье, чтобы заботиться о них.

Однако, как и во многих других вещах, здесь было больше нюансов, чем в этом простом сценарии. Иногда разрыв отношений был больше похож на то, от чего страдали многие владельцы пустых гнезд, без общего врага - болезни, которая удерживала бы их вместе, они обнаруживали, что отдаляются друг от друга. Или иногда это был опекун - долгое время несчастный в их отношениях, но остающийся из чувства долга, - который решил, что он/она полностью выполнили свои обязанности.

Это стало настолько серьезным, что феномену было дано более клиническое название, и частью протокола применения различных методов лечения CRISPR было обязательное семейное консультирование. Было уже слишком поздно помочь мне, но я был рад узнать, что то, что случилось с моим браком, может быть предотвращено у других.

**************************************

Прошло несколько лет, прежде чем я снова и в последний раз увидел Хлою лично. Во время одного из моих все более редких просмотров ее страниц в социальных сетях я узнал, что у нее неизлечимый и неоперабельный рак. Я связался с ней, наконец-то нарушив радиомолчание, которого придерживался с момента нашего развода. Её ответ был незамедлительным - просьба, чтобы я навестил её за её счет.

Болезнь снова достала ее: замалчиваемое предупреждение о повышенном риске рака от CRISPR, проигнорированный постоянный кашель, крошечное черное пятнышко на рентгеновском снимке, которое росло и распространялось, прежде чем его обнаружили.

Если бы она не бросила меня, я бы продолжал следить за ней, чтобы убедиться, что она прошла дополнительные обследования, в которых нуждалась.

Теперь она умрет одинокой и нелюбимой.

Это было путешествие за тысячу миль до последней встречи, в которой она, по своей трусости, отказала мне, когда уходила. Я проигнорировал ее предложение заплатить, решив сделать это на своих условиях. Добравшись до нужного этажа хосписа, я остановился, сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и зашёл в ее палату.

Хлою было почти не узнать. Даже в худшие дни ее борьбы с мышечной дистрофией она не выглядела такой ослабленной и измученной. Смерть нависла над ней, спутник, который, я был уверен, вскоре после моего отъезда возьмет ее с собой в последнее путешествие.

— Нейт. Слабая улыбка осветила её лицо. Спасибо. Спасибо тебе... - Она закашлялась. -.. .за то, что пришел повидаться со мной. Я...

Она захрипела, потянувшись к маленькой чашке, стоявшей рядом с ее кроватью.

Я, прихрамывая, подошел к ней, опираясь на трость, дешевый, поцарапанный металлический стержень с изолентой на ручке. Моя одежда, давно вышедшая из моды, в пятнах и поношенная, свободно свисала с моего тела, и она посмотрела на меня с грустью и тревогой, когда я подошел ближе.

В ее чашке были кусочки льда, я достал один и поднес к её губам. Моя бывшая жена взяла его в рот с благодарным вздохом. Мы никогда не достигали этой стадии до того, как лечение вылечило ее, но я знал ритмы и схемы ухода в конце жизни от друзей, которые скончались до того, как чудо смогло их спасти.

Рядом с ее кроватью стоял стул, и я сел, с тихим стоном снимая напряжение со спины. Она снова заговорила.

— Я... Нейт, я твоя должница...

Тихий, хриплый шёпот, перешедший в приступ кашля.

— Я в долгу перед тобой больше, чем могу выразить словами. Но самое главное, я должна перед тобой извиниться.

Я покачал головой.

— Нет, Хлоя, ты должна вернуть мне двадцать лет моей жизни. Но, наверное, это не случиться, не так ли?

Я не потрудился скрыть свою злобу, думаю, это ее удивило. Очень больные люди редко подвергаются яду других, даже когда они этого вполне заслуживают.

Медленно заговорив еще раз, Хлоя продолжила:

— Я знаю. Если бы я могла... это сделать, я бы это сделала. Пожалуйста, поверь мне, я бы так и сделала.

— Сейчас легко говорить.

Она шмыгнула носом.

— Пожалуйста, Нэйт. Ты всегда был таким добрым. Мне нужно...

— Мне абсолютно наплевать, что тебе нужно, сука!

Моя бывшая жена слегка отшатнулась.

— Я не добрый и не сострадательный. Я больше не такой. Ты забрала мое сострадание, Хлоя, ты забрала его и убила. Ты убила меня этим.

Ее глаза увлажнились.

— Нет, Нейт, пожалуйста, нет.

Мой голос был едва ли сильнее, чем у нее, но моя ярость придала ему угрожающий оттенок.

— Да. Что, по-твоему, могло случиться, Хлоя? Ты сказала мне, что я недостаточно хорош, что я никогда не был достаточно хорош, что ты держала меня за дурака и злоупотребляла моей любовью и доверием.

Я горько рассмеялся.

— Раньше я думал, что, когда ты умоляла меня остаться, это был просто страх смерти. Но позже я понял, что это было потому, что ты бы бросила бы меня, если бы наши позиции поменялись местами, не так ли?

Она не могла встретиться со мной взглядом.

— Я никогда не была такой сильной, как ты, Нейт.

— Ты мерзкая, эгоистичная сука!

Я сделал пару глубоких вдохов.

— Когда ты вот так бросила меня, когда ты... Боже, как я ненавидел тебя. Я ненавижу тебя! Но это нечто большее, чем просто ненависть.

Она прерывисто задышала.

— Ты разрушила все хорошее, что было во мне, Хлоя. Мое сострадание? Какой в этом смысл? В мире нет ни справедливости, ни истинной доброты, или, по крайней мере, ничего такого, во что я когда-либо мог бы поверить. Как я мог доверять другой женщине, когда моя жена лгала мне двадцать лет, а потом...

Слабый ответ сорвался с ее губ:

— Я действительно любила...

— Заткнись, ты, вероломная, никчемная шлюха!

Я волновался, что кто-нибудь войдет и остановит это, мой последний момент возмездия этому демону во плоти, лежащему на смертном одре, и снова попытался восстановить свой голос.

— Твоя любовь? Все это не имело значения. Ни капельки из этого. Я женился на тебе, в верности и любви в которой был уверен, а ты - нет. Я планировал создать счастливую семью, которую мы могли бы растить вместе, болезнь разрушила эти планы. Я делал все, что мог, чтобы сохранить наши финансы во время твоей болезни, мы обанкротились. Я пытался окружить нас друзьями, которые знали, через что мы проходим, я потерял их, потому что было слишком больно находиться рядом с ними после того, как ты ушла. Я даже...

Сквозь стиснутые зубы я прошипел:

— Я даже строил планы на будущее, планировал возможность другой любви после того, как ты ушла. И даже это - даже это! - было вырвано у меня из-за этого проклятого лекарства. Лекарство, которое я нашел для тебя, ради которого я перевернул небеса и землю, чтобы сделать его доступным для тебя!

Ты выжила и предала меня.

Её муж был жив. Я не мог так поступить с ним. И вот женщина, в которую я влюбился, женщина, которую я любил гораздо больше, чем когда-либо любил тебя, навсегда осталась недосягаемой!

Теперь она открыто плакала. Она не хотела, чтобы все пошло именно так, я был уверен, что она ожидала обнаружить, что годы притупили мою боль. Что я буду кротким и добрым человеком, который заботился о ней большую часть двух десятилетий, а не этим сумасшедшим, разглагольствующим у ее смертного одра.

Я откинулся назад, слегка расслабляясь. Не по доброте душевной, а из страха, что ее сердце может не выдержать прежде, чем я успею закончить.

— Я уехал из города, в котором мы жили вместе, вскоре после тебя. Из-за тебя у меня ничего не было. Ничего!!!!!!!!! Ни любимой женщины, ни денег, ни самоуважения. Ты украла у меня все своим эгоизмом и трусостью!

Я выплюнул:

- Лучше бы ты умерла!!!

Хлоя едва смогла выдавить между болезненными вздохами:

— Пожалуйста, Нейт, п-пожалуйста, не говори так, я...

— Если бы ты это сделала, я мог бы, по крайней мере, поверить, что мои страдания не напрасны. Что они чего-то стоит! Я бы не узнал, что ты лгала мне два гребаных десятилетия! Но вместо этого... Я отвел взгляд. Вместо этого я просто тянул время, пока не умру.

Она прохрипела:

— Ты... ты никого не нашел? Я была уверена, что ты это сделаешь, что найдешь кого-то, кто тебя заслуживает. Ты был таким любящим. Ты такой красивый. Ты мог бы...

— Конечно, я этого не сделал! Как я мог бы построить любовь без доверия? Черт возьми, как я мог бы построить дружбу без доверия? И как я мог кому-то доверять после того, что ты сделала со мной? Нет, Хлоя. Единственное интимное время, которое я провел с тех пор, было со шлюхами. Шлюхами, такими же, как ты. Но, по крайней мере, я знал, что плачу за их время, и они никогда не разочаровывали меня, когда уходили.

— О, Нейт. О боже, мне так жаль, милый, я...

Мой взгляд снова метнулся к ней.

— Не смей! Ты больше никогда не можешь называть меня так. Ты не можешь притворяться, что любишь меня. Ты не должна притворяться такой печальной, как будто понятия не имела, что можешь со мной сделать. Ты эгоистична, Хлоя, и ты чудовище, но ты не глупа.

Она посмотрела на свои хрупкие, иссохшие руки.

— Я думала... Ты был так хорош. Так мил. Я думала, искренне думала, что ты... Ее желтоватые глаза неуверенно вернулись к моим. - Ты всегда был сильным. Я думала...

— Ты сломала меня. Никто не силен настолько, Хлоя. Никто.

Я с трудом заставил себя встать, при этом свирепо глядя на неё.

— Лучше бы я никогда не встретил тебя, Хлоя. Лучше бы мы так и не поженились.

Лучше бы я бросил тебя, когда тебе поставили диагноз.

— Нейт, я...

Мои слова превратилась в рычание.

— Я очень долго жалел, что не оставил тебя плакать на полу, когда ты упала в первый раз, что я не столкнул твое инвалидное кресло с лестницы, что я не задушил тебя подушкой, когда ты была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Я думаю, это то, чего ты заслуживаешь, Хлоя.

Я усмехнулся, когда она заплакала.

— Но теперь я рад, что не сделал этого. Я был неправ. Ты заслуживаешь таких страданий за то, что ты сделала со мной.

Я повернулся, чтобы уйти, и, прихрамывая, побрел к двери. Как раз перед тем, как открыть её, я полуобернулся к ней.

— Я надеюсь, ты продержишься еще немного, Хлоя. Я надеюсь, что это будет мучительная боль, которую ты будешь испытывать, отсчитывая часы. Если ты хочешь, чтобы я был счастлив, живи так долго, как только сможешь, чтобы твои страдания были как можно дольше.

Она завыла, когда я открыл дверь и вышел. Медсестра толкнула меня, пробегая мимо в сторону палаты моей бывшей жены.

Выйдя на улицу, я расправил плечи. Моя спина просто убивала меня, я сам, черт возьми, виноват в этом трюке с тростью. Спина беспокоила меня сейчас очень редко, если только я не делал что-нибудь глупое, например, притворялся калекой, чтобы свести с ума свою бывшую жену от чувства вины. Что ж, я бы больше не повторил этой ошибки.

Я бы сдал одежду в центр пожертвований, прежде чем вернуться домой. Это была моя старая повседневная одежда, которую я привык носить, когда работал в саду. Марион годами уговаривала меня избавиться от неё. Трость принадлежала моему старому соседу, но ему она больше была не нужна.

Я познакомился с Марион в группе поддержки вдов CRISPR, она мирно рассталась со своим мужем, когда они отдалились друг от друга после окончания лечения. Они по-прежнему были дружны, но искра между ними угасла, он присутствовал на нашей свадьбе пять лет назад и по-прежнему был в нашей жизни отличным со-родителем.

У меня была некоторая известность среди вдов, поскольку я был одним из немногих мужчин, чья жена бросила его таким образом, а также одним из немногих, кто так эффектно высказывал свои обиды публично. Все они справлялись со своим гневом и горечью по-своему, и именно благодаря их поддержке я нашел ту помощь, в которой нуждался. Первой из тех, кто помог мне, была Марион, сначала мы подружились, потом полюбили друг друга, когда я снова научился доверять людям.

Дейл и Катрина были на нашей свадьбе. Я не мог поддерживать связь с самого начала, это было просто слишком тяжело. Но когда я начал новую жизнь для себя, я обратился к ним. Мы с Дейлом по-прежнему вместе играли в онлайн-игры, и время от времени мы с Катриной разговаривали. Марион знала о нашем прошлом, но она также знала, что она - мое будущее. В нем не было ревности, только благодарность к женщине, которая была моим маяком в самые мрачные времена моей жизни, и к мужчине, который рискнул бы своим счастьем ради меня.

Марион и ее бывший муж завели детей еще до того, как узнали, что у него эта болезнь, его версия была рецессивной, и им повезло, что она не передалась по наследству. Тэд и Терри были замечательными детьми, они уже почти учились в колледже, и мне пришлось подавить желание сильно их избаловать. Честно говоря, я нечасто сопротивлялся.

То, что я сказал Хлое, на случай, если это было непонятно, представляло собой смесь правды, лжи и откровенной чуши. Я действительно испытывал все эти чувства по отношению к ней, эту ярость, ненависть и желание, чтобы она страдала. После того, как я уехал из города, я пытался найти психолога, который помог бы мне справиться с болью, но все они, казалось, хотели, чтобы я простил её.

Это было чепухой. Как я мог простить предательство такого масштаба? Это была не супруга, которая изменила в момент слабости или позволила своему алкоголизму или депрессии на какое-то время превратить себя во что-то ужасное. Это был самовлюбленный монстр, который украл половину моей жизни.

Нет. В конце концов, с помощью друзей из моей группы поддержки, я нашёл психолога, который понимал, что разным людям нужно по-разному справляться с таким ужасным предательством. Я не мог позволить ненависти поглотить себя, это было моей первой целью, как только я перестал изолировать себя от других.

Я хотел в конце концов снова найти свою любовь, даже если это казалось непреодолимой задачей. Я был одинок, более одинок, чем когда-либо, и я собирался что-то с этим сделать. Итак, со своим психиатром я планировал, готовился, разговаривал и работал.

Инструмент, который я нашел, который я выковал для себя с его помощью, был простым. Я слышал пословицу: «Держаться за ненависть - все равно что проглотить яд и ожидать, что он убьет твоего врага». Я не мог избавиться от ненависти, я просто не мог понять, как это сделать, и я даже не был уверен, что хочу этого.

Вместо этого я использовал мысленный образ флакона, ядовитой бутылки с зеленой пробкой, в которой я хранил свои гневные мысли о Хлое. Поначалу было трудно держать их там, хранить этот токсин в безопасном месте вдали от моей повседневной жизни. Но это простое мысленное упражнение со временем делало мою жизнь всё легче и легче, пока ненависть не выплеснулась наружу только тогда, когда я этого захотел.

И вот, наконец, я взял этот пузырек и засунул его этой суке в глотку.

Я радостно насвистывал, шагая по улице, греясь в лучах яркого послеполуденного солнца. Скоро я вернусь к своей любви и пасынкам, и мне будет легче, чем когда-либо за последние годы. Ненависть больше не нужно было сдерживать. В конце концов, она покинула меня, и передо мной открылось моё прекрасное будущее во всей красе. Я нашёл время, чтобы быть благодарным за все множество маленьких радостей в моей жизни. Иногда это действительно хорошо.